Я собираюсь вернуть тебя в церковь
Давай, исповедуйся мне, детка, это страшнее, да
Крещение в твоих бедрах, до боли
Поэтому я собираюсь вернуть тебя в церковь.
Church — Chase Atlantic.
Одинокая пустынная дорога встречала новоприбывших своей привычной тишиной. Добрый человек, подвезший их за несколько кварталов до дома, благополучно высадил женщину средних лет с пучком темных волос на макушке и двумя большими дорожными сумками, и молодого юношу, с опаской поглядывающего по сторонам. Мужчина, который их привез, улыбнулся на очередную фразу женщины и что-то ответил на ломаном английском, а потом поехал себе дальше, предварительно пожелав им хорошего новоселья. В чем парень сомневался. Они пошли по длинной трассе, а подросток все думал о той жизни, которую он оставил дома: сестры, лучший друг, последний год учебы в школе, в которой его любили и жаловали, ведь учился он довольно неплохо, по сравнению с другими, лавочка в школьном парке, любимое дерево, и кошка. Даже тональное средство молодой человек забыл купить по дороге на выезд, и теперь ему придется светить своими веснушками, такими ненавистными ему. — Ма, где здесь ближайший круглосуточный? — с надеждой спросил веснушчатый с выжжеными волосами, и это тоже он забыл сделать. Нужен был ещё тоник для волос. Хотя были сомнения, что госпожа Ли в курсе, где здесь что находится, ведь они вместе приехали только что в совсем незнакомую страну, на другой конец материка. И он был прав. Ответ прозвучал приблизительно так же: — Ликси, я понимаю, что тебе необходимо что-то купить, раз ты не дотерпел хотя бы до завтрашнего дня, но давай мы сначала придем домой, обустроимся здесь, привыкнем к новой обстановке, и тогда вдвоем уже пойдем по магазинам, — ответила с легким укором женщина, и тут же добавила. — И в добавок ни тебе, ни мне не помешает небольшой отдых, дорога была неблизкая как-никак. Ах, собственно, мы уже и пришли. За разговорами мать с сыном не оглянулись, как уже подошли к небольшому, довольно старенькому, как и все в округе Барги, дому. Госпожа Ли долго и тщательно выбирала городок, в котором они будут обитать пусть не очень долго — до поступления Феликса, но все же хотелось провести этих несколько месяцев в спокойствии и уюте. На улице стояла весна, а многочисленные растения на подоконниках дома уже успели покрыться пылью. Женщина сразу же приметила это, и пообещала себе не забыть протереть каждый листик, либо она это поручит любимому сыну, ведь они жить будут только вдвоем. Из-за процветающего бизнеса, прямо как сейчас каждое дерево и кустик, отцу просто необходимо было остаться в Сеуле, а вместе с ним и двум дочерям, ведь Оливия была ещё слишком маленькая, и только начала хорошо учиться. «Ну да, а от меня просто избавились. Лишний рот кормить все-таки…» — часто думал Ли и сейчас эти проклятые мысли лезли настырно в голову. Толком не рассматривая новое место жительства на ближайших пару месяцев, Феликс ринулся на второй этаж выбрать себе более-менее нормальную спальню. Мама тем временем неспешно начала осмотр первого. По всей видимости, она домом была более чем довольна. В отличии от сына. Открыв первую дверь от лестницы, в нос вдарил старый, затхлый запах нафталина, и Ли поспешил зажать нос пальцами, и тут же закрыл с грохотом дверь. Приблизительно то же самое его ожидало за вторыми дверьми, а за третьими ему предстояло увидеть старую, ржавую ванну с выцветшими стенами и пожелтевшим от давности кафелем. И здесь они собирались жить?! — Теперь-то мне понятно, почему цена за жилье была такая мизерная и как быстро тебе его сплавили, — с какой-то внутренней обидой сказал блондин стене, за которой мама скрылась, чтобы занести свою сумку. Свои же вещи парень не спешил раскладывать, особенно после увиденного. Интерес взял гору, такая же ли у мамы комната, и он поспешил к ней. Зайдя внутрь, он учуял отчетливый запах душистых благовоний, которые успели окутать всю небольшую комнатку. Госпожа Ли успела уже вытащить на свет Божий свои чудные иконы, которые упрямо не хотела оставлять дома, пусть они и вернуться туда к осени. Мама была слишком набожной, и фресок в позолоченных рамках было более чем достаточно, чтобы она их всех расставила на трюмо деревянного трильяжа, а некоторые на тумбочку у кровати. — Господи, мам, ты все же их взяла…— парень потер переносицу и спросил, — Но зачем-то столько? Одной средней вполне хватило бы! Например, вот той, подаренной госпожой Хан на Рождество. Госпожа обернулась на голос сына, стоящего на пороге её новой спальни. — О, сынок, обустроился в своей новой комнате? Как тебе, нравится здесь? А вещи разложил? — вопросы посыпались на бедного и уставшего парня. — Мы только приехали, какое к черту разложил?! И вообще, в какую дыру ты нас упекла, здесь рядом даже нет нормального магазина, а комнаты и ванна вообще в плесени! Чувство, что здесь никто никогда не жил. Видимо, не зря, какое-то проклятое место, да и глушь какая. Где, бля… — осекшись под грозным взглядом, парень быстро исправился. — Блин, тут нормально жить-то будем? Мать вздрогнула от такого внезапного срыва эмоций, и присела на кровать, ухватившись за сердце. — Сынок, мы с папой хотели как лучше, ты же знаешь, что мы тебя любим, и это все, — она обвела рукой пространство по кругу, — не навечно. Как только появится возможность, и при твоем желании мы вернемся в Корею. — Домой… — слабо прошептал парень. Мама же набожно начала креститься перед главной иконой и попросила его сделать то же. Таков был обычай в новом доме. Нехотя, но все же сделав это, ведь мама не отстанет, Феликс склонил голову перед лицом Бога и прошептал про себя молитву. Затем он ушел к себе, все же выбрав лучшую комнату из всех доступных, какую только можно было. Через несколько часов он спустился на кухню, где был накрыт небольшой стол в качестве ужина. Быстро поев кимбап и салат из овощей, Ли пожелал спокойной ночи матери и поспешил скрыться в своей новой спальне. Зайдя туда и плюхнувшись на кровать, не такую уж и мягкую и с потертым матрасом, блондин откинулся на подушку и взглянул в потолок. Вспоминая родные и любимые лица, парень все же попытался заснуть. На простыню падали беззвучно горячие кристаллы слез.Чистые и невинные. Сон подкрался незаметно. Take Me To Church — Hozier Весна в Италии прекрасна. В это время года утренняя служба в церкви проходит снаружи, в небольшом дворике. Сюда госпожа Ли и притащила сына, буквально одев его в «приличные» вещи, охрещенные монашескими, и сразу же за руку потянула в сторону небольшой каплицы. Людей было не очень много из-за раннего времени, но на улице во всю уже цвела жизнь. Где-то на велосипеде проехала девушка, пробежал весело пес, бабули под руку ходили в цветастых платьях, а школьники бежали на уроки. Ли не очень любил кипеть на уроках, сидя в душном классе и чуть не засыпая, пока живот не потребует еды, но сейчас он волел бы оказаться в каком-нибудь другом месте, но только не здесь, в маленьком саду при храме. Что-то сильно угнетало, внутренности холодели от какого-то внезапного предчувствия, что случиться кое-что важное. Мать же была словно в раю — крестилась, наклоняла низко голову, складывала ладони вместе и просила повторять Феликса за ней. У того не было выбора, и кое-как, небрежно, но делал то же самое, думая о покинутом доме и о лучшем друге, который почему-то перестал писать с тех пор, как блондин уехал в Баргу. Некая то ли симпатия, то ли привязанность к Хану, его другу, и не давала покоя веснушчатому. Хотелось, как в старые добрые, завалится с вкусняшками в их любимое место, поиграть в видеоигры, сходить в кино, в общем, развлекаться днями и ночами напролет. Но все закончилось, а дальше их ждет университет и взрослая жизнь. Даже по приезде уже не будет все, как прежде. С одной стороны, эта большая километровая дистанция между ними покажет, кто как дорожил этой дружбой. От долгих раздумий Феликса оторвала госпожа Ли, легонько дернув за локоть. — Пошли, нужно зайти внутрь, приветствовать нового священнослужителя. Заодно и помолимся, попросишь Господа, что желаешь, — улыбнулась женщина и поспешила с сыном внутрь, не дожидаясь его ответа. Ли уже мысленно приготовился к пыли, духоте и отвратительном запахе благовоний, которые он уже терпеть не мог из дома. Но все оказалась довольно-таки неплохо. Аккуратные мозаики и фрески, разрисованные вручную стены, иконы в деревянных рамках и свежий запах целебных трав окутали интерьер церкви, довольно новой. Прямо посередине стоял большой крест с распятием, обвешанный белоснежными покрывалами, и много свечей, зажженных по всему помещению. Здесь, на длинных холодных лавах, рядом сидели женщины с покрытыми головами, бабушки и теперь пришли Ли. — Нужно дождаться священника, прежде чем сесть, Ликс, — сказала мать, увидев, что Феликс, которому надоело уже стоять как истукан среди сидящих людей, присел на краешек свободной лавы. «Бл…» — хотел мысленно выругаться парень, но вспомнив, где он находится, не стал. Не то чтобы он боялся Бога, но ему казалось, что на своей территории преимущества у святых больше. Поэтому покорно встал рядом с матерью. Из алтаря показался молодой на вид священник. Его темные волосы были завязаны в небольшой хвостик, а передние пряди обрамляли худое и светлое лицо. Карие глаза смотрели четко, выразительно. Длинная черная одежда спадала на пол, а из ворота показался золотой крест. Ликс неотрывно глядел на этого человека, его легкая походка и непринужденные движения завораживали. «Ему бы на подиум с такой внешностью и данными, а не быть монахом при церкви в Богом забытом городке.» — подумалось подростку, и он ещё раз рискнул поднять взгляд на вошедшего. Когда Феликс поднял глаза на мужчину, ненамного старше его, то вздрогнул: тот смотрел прямо на него, совершенно не мигая. Стало немного неловко за свои мысли, а вдруг этот священник может их прочитать на его лице? Слишком уж красноречив этот взгляд. Но чего ему-то бояться, собственно? Вскоре он покинет это место. И блондин резко выпрямился, ловя зрительный контакт с служителем церкви, легонько лизнув нижнюю губу. Темноволосый мужчина, в то время запаливающий свечи у креста, когда увидел это почти незаметное движение, слегка сглотнул, пошатнув рукой, в которой держал спичку, из-за чего свеча не зажглась с первого раза. Феликс позволил себе легкую ухмылку. Что, святоша, растерялся, бедненький? А сколько же сердец ты мог разбить, будучи кем-то другим, а тут смутился от простого невесомого касания, причем не к нему напрямую. Это же не грех? По всей видимости, мужчина решил сделать вид, что ничего не заметил, и продолжил молча свою работу. Через некоторое время он вынес из-за ниши алтаря подношение и угощения, поставив их на столик у распятия. Ли вопросительно взглянул на мать. — Сегодня великий католический праздник, и мы обязаны съесть священный хлеб и выпить из кубка. Каждый из нас, и мы не исключение, — закончила госпожа, пресекая все попытки убежать отсюда, где себя чувствуешь неловко под взглядами священника, да и брезгуешь пить целой толпой с одного кубка. Но мать держала крепко за руку, сжимая чуть не до побеления, и Феликсу пришлось подчиниться. Унижаться, так до последнего. Немедленно выстроилась небольшая очередь к алтарю за подношением. Семья Ли была ближе к началу, ведь людей не было ещё слишком много, но они начали уже приходить из двора внутрь после окончания утренней молитвы. Блондин внимательно следил за каждым движением руки священника, как тот кладет небольшой хлебушек прямо в рот каждому подошедшему, как придерживает кубок, пока содержимое выпивается человеком, и как каждая и каждый благодарит его за то, что он предоставил им такую возможность помолиться сегодня, и просят у него для самого Бога, чтобы тот исполнил их самое заветное желание в такой день. «Как будто он всесильный и все всем сделает, а не выборочно…» — внутренне насмехался Феликс, но свое желание он тоже загадал, хоть и не будет его говорить вслух. Ничего не случится. Дождавшись наконец своей очереди, госпожа Ли начала разговор, ведь сын толком ничего не знает и не понимает. — Доброго нового утра, о святой отец Сэм. Я рада была придти сюда в такой великий день вместе со своим сыном, Феликсом. Мы здесь впервые, — весело проговаривала наизусть заученную фразу мать, искренне светясь от счастья, что попала в эту среду. Уж по ней-то и видно, как она счастлива сюда переехать. — Доброго и прекрасного утра и вам, дорогие люди. Сразу понял, что вы здесь впервые, ведь я знаю каждого уже очень хорошо, а таких, — тут его глаза обратились на скучающего парня рядом, — ещё не видел никогда, — закончил речь отец. Как-то двусмысленно это прозвучало, или возможно у Ли-младшего уже паранойя. Но карий взгляд упрямо не отпускал его, пока священник Сэм не отвернулся, беря угощение дня них. Сначала он угостил им госпожу Ли, которая приняла это как самую лучшую данность на земле, и затем дал ей выпить, как позже выяснил Феликс, вина. Когда очередь пришла Ли получать свою «порцию», он отчего-то заволновался. То ли думая, с чего оно, то ли это все аура святых вокруг него, или может дело было в самом монахе, стоящим прямо перед ним. Феликс стоял на ступенью ниже, но даже если он бы поднялся, то подбородком едва бы доставал плеча священника, возвышающегося над ним большой черной тенью. А до губ и подавно не достал бы. Хотя, к чему такие мысли? Может просто потому что вблизи святой отец казался ещё красивей, чем издали, и ещё больше походил на святого. Густые очерченные брови, такие же темные, как и волосы, которые без резинки наверняка были длиннее плеч. Хотелось провести по ним, проверить их мягкость и шелковистость. Ругая себя за свои же мысли, Феликс опустил взгляд ниже и обомлел: большие, пухлые натурального темно-красного оттенка губы, идеальной формы и наверняка такие же мягкие, даже мягче волос. Мысленно отвесив себе подзатыльник, Ли поспешил поднять глаза, пока священник не заметил, куда так откровенно пялился парень кто его знает сколько времени. Но тут же напоролся на вопросительные глаза отца Сэма, внимательного к этому страннику. Хотелось быстрее закончить уже и уйти отсюда без оглядки. И вряд ли Феликс осмелится хоть мельком посмотреть на церковь — не то что зайти в неё. Видимо, священник тоже решил поспешить, чтобы не задерживать очередь, уже порядком большую, и приступил к обязанностям. Мысленно помолившись, Феликс посмотрел на стоящую мать, и та безмолвно поддержала его. Набравшись немного смелости, да и что, разве он не справится с этим «испытанием», блондин уставился на руку, подносящую к его рту сладкий хлебушек. Ещё раз взглянув на госпожу Ли, когда та прошептала «не переживай», он закрыл глаза и открыл рот. На языке тут же оказался небольшой кусочек теста, тающего во рту. От неожиданности парень слегка промычал, но тут же открыл глаза, дабы проверить, не услышал ли его отец Сэм. Тот отвернулся, чтобы зачерпнуть немного вина в кубок, пряча улыбку от услышанного, и повернулся вновь. Феликс уже проглотил подаяние, но пару крошек осталось у краешка губы, что было немного неприлично. Когда позолоченный кубок оказался у губ веснушчатого, священник легонько зацепил висящие крошки одним пальцем, попутно отправляя их в рот под шокированный взгляд Ли. Посмотрев на смятенное лицо, Сэм не сдержал себя и подарил блондину свою небольшую полуулыбку. Тот жадно проследил за легким изгибом губ, ведь такое редко увидишь в церкви, да и где видано, чтобы священник так улыбался прихожанам? Феликс не заметил, как опустошил содержимое кубка, и когда святой отец убирал уже ладонь, парень в то же мгновенье высунул язык, чтобы слизать из губы остатки вина. Кончик коснулся пальца священника, и обоих словно молния прошила в момент касания. В этот раз вздрогнул уже Сэм, и кубок чуть было не ударил по зубам Ли, но тот вовремя отстранился, пальцем проходясь по тому месту, где только что был палец мужчины, и тихонечко хихикнул, будто сотворил шалость. Впрочем она удалась, и парень, невесомо поцеловав крест уже было разворачивался к выходу из церкви, но голос его матери остановил его. — Сынок, а как же поцеловать руку святого отца Сэма? Это обязательно, — напомнила госпожа Ли, и Феликс замер на полшага отсюда. Это не церковь, а сущий ад. Медленно развернувшись в ждущему его действий отцу Сэму, парень подошел, только намного ближе, чем в тот раз, и склонился к протянутой ладони. Горячие губы на мгновение обожгли фарфоровую кожу, такую прохладную и бледную, и почти сразу же отстранились. Отец Сэм было едва снова не вздрогнул из-за контраста температур, но вовремя сдержал себя. Тем временем парень уже спустился со ступенек на пол, ведущий к холу и на выход, и, увидев одобряющий кивок его матери, низко поклонился, думая про себя, что в жизни больше в церковь не пойдет. Нигде и никогда. — До свидания, святой отец Сэм, были рады прийти сюда. Надеюсь, мы ещё увидимся, — попрощалась госпожа Ли и они с сыном пошли на выход. — До скорой встречи, дорогие. Был рад познакомиться, — взгляд на Феликса, — с вами. Тот заметил и поежился. Затем, подняв голову в последний раз, посмотрел прямо в темные и карие напротив, тихо проговорив: — Не в этой жизни, отец Сэм.* * *
За скромным ужином Феликс не произнес ни слова, слабо ковыряясь в тарелке. На все расспросы матери отвечал кратко и сдержанно. Все началось с дороги из церкви домой. Он твердо пообещал себе больше нос туда не совать. Как-то хорошо жилось, пока этот священник Сэм не соизволил замаячить на горизонте. И почему госпожа Ли такая набожная стала? Если бы не это, и ноги не было бы в этом странном месте парня. Где бы они не оказались, все шло как-то неправильно, неспокойно. Блондин все ещё будто чувствовал цепкий взгляд темных глаз, будто все его нутро выворачивали наизнанку, начиняя святым и невинным. Может, это вообще не церковь, а секта какая-то? Так вот почему его душу так угнетало присутствие в том помещении. Мать пыталась разговорить Феликса, но тщетно. Скромно поблагодарив за ужин, он решил побыстрей скрыться в своей комнате и попробовать уснуть. Может, не было этого дня и ему все приснилось? Но священник не давал забывать о себе даже в мыслях, его красота так заворожила Ли, что все время возникал один и тот же вопрос — почему тот выбрал себе именно такой жизненный путь? Из всех, что предоставляет тебе судьба за одну-единственную жизнь, этот достаточно молодой ещё человек поставил крест на всем и присвоил себя божьей службе. Это конечно было достойно как минимум уважения. Но все же покоя не давало другое. То мимолетное движение, которое задело до какой-то глубины блондина, никак не удавалось забыть. Подумаешь, но если бы этот мужчина был кем-то другим, возможно, веснушчатый не обратил внимания и сейчас спал себе спокойно. Но только мысль о том, что святой отец своей оголенной кожей так чувственно коснулся его языка, все крутилась в бедной голове. Сэму то что, может это не впервые, а может кто-то и мог нарочно как-то коснуться его, в этом Феликс не сомневался. Тем более, он был более чем уверен, что священник служил в церкви немного дольше, чем можно было представить на первый взгляд. Слишком уж отточенными были каждые его движения, будто наизусть. Перевернувшись на бок, парень уставился в окно. Пусть в его комнате не было балкона, окна были на всю стену и можно было наблюдать прекрасное звездное сияние прямо с кровати. Предполагаемо в десяти минутах в том направлении находилась церковь. Интересно, отец Сэм спит прямо в ней или у него есть дом? И что он делает в такое время? Господи, снова мысли только о нем. Таинственный человек, что скажешь. Луна освещала небольшую комнату на втором этаже типичного баргийского дома, а хозяин комнаты наконец уснул; лучи касались его щек, но спал он уже слишком крепко, чтобы проснуться. И он даже не догадывался, что недалеко от этого места в уютной кровати никак не мог найти покоя молодой мужчина, который думал о страннике, поцелованном солнцем.Все, пора решиться сделать то, что должно,
Сделай это!
Не хочу больше ждать тебя,
Я не хочу больше проигрышей.
King — Years & Years
Утро наступило слишком рано для хозяина небольшого домика лесного типа. Пусть он не находился в самой рощи, но до церкви нужно было пройти по узенькой тропе, ведущей прямо ко входу. Птицы пели дифирамбы, где-то журчал маленький ручеёк — жизнь играла прекрасными красками. Потянувшись на пороге дома, высокий мужчина подошел к колодцу с чистой кристальной водой и зачерпнул себе бокал. Вдоволь насладившись прохладой и тишиной места, он завязал свои волосы и пошел собираться на службу. Скоро должна была начаться утренняя молитва, на которую так любят приходить женщины разного возраста, но брюнет ждал одного. Его. Вчера ему показалось, что парень прошептал, что больше не появится в церкви, но если судить по тому, насколько их семья религиозна, то они католики. И для них обязательно посещать церковь и каждую молитву каждую неделю в воскресенье, а точнее сегодня. Видя, как его мама вчера буквально подталкивала сына повторять за ней каждое действие, сомнений не было — она его и сегодня приведет сюда. Предвкушение от встречи слегка будоражило кровь. Особенно это ощущалось ночью, когда казалось, что парень по имени Феликс — с испанского «счастье», тоже где-то там не может уснуть из-за терзающих мыслей. Некая фантомная связь была, невидима для людского глаза. А ещё несколько смущал тот момент, когда его палец наткнулся на теплую и влажную кожу языка парня. Будучи священником и выбрав такой жизненный путь, это было недопустимо, но мужчина полагал, что это была чистая случайность. Как бы блондин не любил церковь и все, что с ней связано — вряд ли он бы осмелился сделать это специально. Сэм чувствовал себя маленьким мальчиком, вздрогнувшим от обычного прикосновения чужого тела. Придя первым к священному дому и открыв главную дверь для всех прихожан, он направился к алтарю, чтобы переодеться в мантию, ведь пришел в обычной одежде — все черное, но все же простые водолазка и брюки. Не запирая дверь, ведь никого больше в помещении не было, мужчина принялся переодеваться, оставив маленькую щель в двери. Уже сняв обувь и подцепив край водолазки, чтобы снять её, он резко остановился в недоумении. Казалось, что он почувствовал чье-то присутствие совсем рядом, но этого не могло быть, молитва только на восемь, у него было ещё минут сорок до начала; основная масса людей начинала сходится за пять-десять минут до начала службы. Откинув задние мысли, отец начал снимать верхний элемент одежды.* * *
И угораздило же Ли Феликса забыть эти дурацкие кольца в самом последнем месте на земле! И почему он вспомнил о них только на следующее утро, когда их спокойно мог кто-то украсть. Надежды на прекрасный, солнечный день разрушились с раскатом грома далеко за горами, поднявшимся ветром, полной бессонницей ночью и внезапной пропажей. С тех пор, как они с мамой сюда приехали, ни одна ночь не прошла гладко — то мысли, то священник, то кольца теперь. И вроде бы Ли уже начал мириться с тем, что они потеряны навсегда, как тут госпожа Ли за завтраком вспомнила, что сегодня воскресенье. Самый кошмарный день недели для веснушчатого и любимый мамин день, ведь они католики и обязаны прийти на утреннюю молитву, да и не только утреннюю. Каждая служба, проходящая в этот выходной, должна быть посещаема ими, и все равно, что здесь могут быть другие традиции. Хоть это и Европа, лучше Феликсу здесь не стало. Новостей от отца никаких важных, сестры безумно соскучились, а друзья поверили в чью-то сказочку, что блондин уехал навсегда, и плевать хотел. Вот только обидно было, что Хан скорее всего поверил в эту чушь, поэтому новостей от него тоже не было. Возможная симпатия к другу сошла на нет. «Ну ничего, он ещё очень скоро вернется и покажет им, что теперь он действительно плевал на таких друзей, за которыми так убивался в первый же день отъезда.» — Сынок, не поможешь мне, пока мы не пошли? Нужна твоя помощь, — попросила мать Ли, когда тот начал вставать из-за стола, поблагодарив за вкусную еду. Господи, только не пыльные цветы! — Конечно, мам, что именно? — обладав собой, спросил парень, специально смотря куда-то вдаль, будто он не парился насчет работы и предстоящего похода в церковь. К этому отцу Сэму, которому пообещал больше не заявляться туда. Выходит, Феликс проиграл ему. — Вынеси на мусор этот вазон, его уже больше не спасет ни вода, ни удобрения, — с какой-то жалостью произнесла госпожа Ли. Подумаешь, всего-лишь растение, и делов-то! — Хорошо, сейчас. А где ближайшая мусорка? А в магазин нужно? Мне все же надо купить средства для ухода за собой, — и уйти тоже хочется как можно скорее, а вдруг парень задержится и матери придется одной идти в ту церковь, и Ли больше не увидит того человека, собственно из-за которого все наперекосяк. Вроде и плохо так говорить, и заслужено ведь, потому что чувства, которые блондин испытывал рядом с ним — точно не из лучших. — Подожди, Ликси, сейчас я возьму шаль и мы пойдем вместе, — мать побежала к гардеробу и быстро вернулась назад. — Ближайшая у церкви, нам как раз туда надо. Вот же чёрт бы побрал! Феликс едва сдержался от эмоций, ведь точно получил бы кучу подзатыльников и миллион нотаций об антихристианском поведении. Неужели никак не удастся избежать этой встречи? За что Бог так издевается над ним? Он ведь не грешил… Или, может, Бог увидел вчерашнее и решил дать шанс исправить ошибку, перепросить святого отца в содеянном, покаяться в конце концов? Тогда это судьба так для него постаралась. Коротко вздохнув, Феликс взял пакет с иссохшим вазоном и первый вышел на улицу. Пока ждал мать, проверяющую все и запирающую дом, присмотрелся к народу, ходящему по улице. Так как они жили рядом с главной трассой, здесь всегда было оживленное движение, особенно рано утром. Посмотрев на наручные часы, парень увидел, что уже было десять минут восьмого. Они слишком рано вышли, а служба, как он услышал от прохожих бабушек, начиналась ровно в восемь. Но это был отличный шанс успеть, пока никого нет, и поискать чертовы кольца, которые остались в церкви. Крикнув маме, что он кое-что забыл, а она пусть не спешит и идет себе помаленьку, блондин ринулся с пакетом по пыльной дороге. Камушки так и отпрыгивали от подошв кроссовок, а собаки лаяли, но парень слишком спешил. Он хотел туда добраться быстрее священника. Почти не притормаживая, безостановочно бежал Ли из последних сил, чуть не задыхаясь, но чувствуя свежий воздух и какую-то свободу движений в бегу, он за каких-то пять минут добрался до своей цели и резко остановился, прислушиваясь. Не было ни души ещё во дворе церкви. Солнце только поднималось, бросая лучи и блики на высокие витражи, окрашивавшие стены в нежно-желтый с примесью розового шампанского, которое так любил парень. Ощущения были, словно сейчас не середина марта, а уже жаркое лето. Оглянувшись по сторонам, как будто перед преступлением, он шагнул в пустоту холла. Сначала показалось странным, что двери были открыты, но блондин тут же подумал о том, что возможно это охранник перед будущей службой отпер ворота и открыл главный вход для тех же людей, которые скоро придут. Воровато осмотрев помещение, Феликс тихо начал подниматься по ступеньках, ведущим в главный зал с лавами. Тишина была оглушительной, и как парень не старался идти максимально тихо, шаги эхом катились по всех углах. Мысленно выругавшись, и резко вспомнив где находится, Ли все же прикусил себе язык и перекрестился — обычай как никак. Пусть здесь никого нет, Бог все же всегда здесь. И сейчас смотрит на него с укором. Неслышно передвигаясь между лав, Феликс вспоминал, на какой по счету он сидел вчера с мамой, ведь скорее всего пропажа лежала на холодной скамье. Пройдя ещё вглубь, ближе к алтарю, парень остановился, присматриваясь. Солнце должно было уже освещать своими лучами полупрозрачные кольца — коричневое и белое. И тут бинго — он их нашел, причем довольно-таки быстро, что не могло не радовать. Пока есть ещё время, блондин хотел бы убраться отсюда подальше на улицу, ведь казалось, что дышать уже невозможно. Но его остановил взгляд, брошенный на алтарь, где он вчера принимал подаяние от отца Сэма. Волна воспоминаний накатила на него, и неведомый порыв заставил подойти ближе, встать на ту ступенью, где стоял священник, чтобы ощутить, какого же это ему было — возвышаться над каждым из присутствующих. Оглянув с этого места весь зал, Феликс понял, насколько он величествен и просторен. И ощущения отсюда уже были другие — высшие. Конечно, здесь нельзя было находится, но то, что он здесь был совершенно один, и интерес взял гору. Закрыв глаза, парень мечтал о родном доме и былой жизни, и уже собирался покинуть это место до молитвы, но решил ещё раз бросить взгляд напоследок назад. Развернувшись лицом к алтарю, теперь такому близкому, он приметил неимоверную красоту узоров из чистого золота, рукописание на стенах и большие красочные иконы. И дверь, куда точно не следует идти. Там находилась комната для священнослужителей, точнее для священника Сэма. Содрогнувшись от понимания, блондин уже собирался идти, но тут увидел, что эта дверь выглядела не закрытой до конца. Возможно, это был сквозняк от главного входа, но погода пока что была довольно хорошей как для ветра. Тогда что же это? Или, может, это вор? Испугавшись, что здесь есть кто-то ещё, Феликс хотел было позвать на помощь, но тут его осенило — кому нужна эта маленькая церквушка? Да и время то - утро, а не ночь, когда грабить проще. Он не знал, почему так посчитал, ведь никогда не крал ничего, но это выглядело логичным. Может, просто стоит прикрыть дверь до конца, будто так и было? Ну, мало ли, если он тут один… Нервно потеребив кольца на правой руке, Феликс медленно выдохнул и решительно направился к двери, оглянувшись при этом на вход, нет ли никого и потянулся рукой к золотой ручке, чтобы закрыть. Но тут его будто кипятком обдало и гром раскатился небом: в щели двери, пусть и небольшой, но было видно, как сам святой отец Сэм снимает свою черную, обычную водолазку, вытягивая руки вверх, и понемногу оголяя свое стройное, слегка подкаченное тело. Блондин обомлел от этой картины. Мало того что это священник, ещё и Сэм, ещё и в обычной черной одежде, которая ему очень шла, намного больше чем священная мантия, так тело его было…великолепным. Как у чертовой модели. Тот не заметил, к счастью, чужого присутствия, и полностью снял верх, отворачиваясь спиной к стоящему в ступоре парню. Священник, наклонившись вниз, аккуратно сложил одежду и взялся было за ремень, как вдруг вспомнил о своих часах на руке — дорогих на вид, что не удивительно. Феликс мельком взглянул и на свои — было уже восемь-сорок, скоро должны были прийти люди. Надо было уже бежать отсюда, когда он только заметил мужчину, но что-то не отпускало его, не давало уйти отсюда. Будто приросший, веснушчатый смотрел, как длинные пальцы подцепляют ремень часов и легко снимают их с запястья. На светлой коже остался след — видимо, она была нежной, потому что отец начал потирать это место кончиками пальцев другой руки, прикрывая глаза и немного вздыхая. Феликсу не то что тоже вздохнуть, а взвыть хотелось от отчаяния и злости за свое тело, которое его не слушалось, а вынуждало лицезреть и грехопадать. Вены перекатывались на руках, когда священник Сэм напряг их, закончив разминку, и чуть повернулся в сторону Ли так, чтобы тот успел увидеть темно-розовый сосок и линию мышц на животе, делающую его упругим, с проступающими кубиками пресса. Феликс поперхнулся от неожиданности увиденного и тут же закрыл себе ладонью рот. «Вот же чёрт!» — ругал себя блондин за такой порыв. Но как же можно было сдержаться?! Такое подкаченное тело, словно Сэм ночует не в церкви, а в качалке, очерченная талия, широкая грудная клетка, острые ключицы — и это священник! Не веря своим глазам, Феликс ещё раз заглянул в комнату, и очень вовремя — брюнет уже расстегивал молнию на брюках, приспуская их и открывая взору блондина тонкую линию боксеров, а дальше парень не стал смотреть, а кинулся на выход как можно скорее. И, конечно же, как закон подлости, когда спешишь, ты сильно шумишь, и это не обошло и его — споткнувшись о собственные ноги, он полетел прямо на ковер, скатившись из лестницы, ведущей к алтарю. И напоролся на взгляд темных глаз. — Феликс? Что ты здесь делаешь так рано, дитя? Служба только через двадцать минут? — удивлено произнес отец Сэм, выглянув из двери, уже одетый в привычную мантию. Как будто Ли буквально минуту назад не видел его голым по пояс и не заметил его атлетичную фигуру, от которой до сих пор сознание не пришло в норму. Блондин полулежал на полу, отвернув лицо от стоящего сзади священника, чтобы тот не заметил его алеющих щек, настолько было тому неловко и стыдно. — П-простите, я кое-что забыл, но уже ухожу. Извините, святой отец, я пойду на улицу… — кое-как встав, чтобы Сэм не кинулся ему помогать, ведь прикосновение рук после увиденного точно было уже лишним, Феликс низко поклонился несколько раз и почти что вприпрыжку кинулся к холлу. Но его остановили. — Погоди, figlio del sole, у меня есть небольшая просьба для тебя, раз уж ты здесь. Не окажешь мне услугу? — поинтересовался священник, поправляя ворот мантии. Господи, пусть это будет выбросить мусор! Совладав с накопившимися эмоциями и потерев ладони, убирая дрожь, парень обернулся к отцу, натягивая на лицо привычную улыбку солнца. — Смотря что за услуга? То есть, я не имел ввиду, что мне сложно, просто… — потоптавшись на месте и дернув головой, спросил Феликс, и тут же мысленно ударил себя много раз по щеке. Видимо, это все та картина так повлияла на речь. Оставалось свято верить, что отец Сэм ничего не заподозрил и не увидел его. — Я готов помочь вам, без проблем, отец С… — Просто Хван Хёнджин, — подарив солнцу свою улыбку, ответил просто священник. — А лучше просто Хёнджин. И Феликс ответил улыбкой взамен.* * *
Лето пришло на порог. Солнце, раньше нежно гладя спину и лицо, нещадно жгло нос и другие участки кожи, не покрытые одеждой. Каждый день, ровно в семь-тридцать утра Феликс приходил поливать розы и другие цветы у церкви. Тогда, в тот день, когда Хёнджин ему предложил работать садовником у него в дворе, блондин не знал, чего стоит ожидать. К чему такие любезности, неформальный тон и обращение? Может, отец на каком-то своем подсознательном уровне почувствовал, что именно Ли достоин такого уважения, что ему можно доверять. Хван очень любил розы, особенно красные, и Феликс не мог не согласиться, ведь они украшали территорию церкви и дома брюнета, который оказался довольно уютным на вид. Однажды веснушчатый побывал там, когда священник настоял на том, чтобы показать ему свою коллекцию из растений дома. Тогда блондин признался, что в их новом доме также много вазонов, и он физически не успевает за всеми посмотреть, ведь первым делом ухаживает за растениями Хёнджина. Это приятно удивило старшего, и к слову, он был ненамного старше самого парня — всего на пять лет, что слегка смущало Феликса поначалу. Но прошло почти три месяца, и Сэм вел себя совершенно непринужденно и легко, от чего было ещё лучше. Все-таки тот интересный собеседник. И босс в каком-то роде. Госпожа Ли не могла нарадоваться, видя, что её сын наконец-то привык к месту жительства и даже обзавелся полезным, по её мнению, занятием. Теперь не она его, а Феликс её тянул в церковь, пока однажды мать не сказала, сидя с ним за чашкой ароматного чая, что блондин не обязан её ждать, ведь ему нужно приходить почти на целых полчаса раньше, чем ей. И с тех пор парень рано-утром вставал, готовил себе и матери завтрак, кушал один и собирался на работу. Хван как-то предложил ему делать это не бескорыстно, а за небольшую сумму в качестве благодарности, но веснушчатый лишь отмахнулся, объясняя это тем, что ему приятно помогать добрым делом. Просто так. И он действительно не лгал. Почему-то с этим человеком наоборот, раскрывались добрые качества, на душе было тепло и солнечно, как и на улице. Барга летом была особенно прекрасной. Священник продолжал приходить во сны, но Феликс больше не боялся этого, а с интересом и неким тремором каждый раз ложился спать с мыслями о том, что Хёнджин снова ему приснится. Он чувствовал себя под покровом, плохие слова забывались, а ложь была чем-то сродни пытки, глядя в эти темные и уже притягательные глаза. Этот день — воскресенье. Снова. Уже как обычно, Ли встал ни свет ни заря, умылся прохладной водой, принял все нужные с утра процедуры и сел за стол позавтракать. Обычно ел он легкую, диетическую пищу, а так же пил черничный сок, что, как ему подсказал Хван, очень хорошо помогало улучшить зрение. Искреннее любопытство парня, когда тот заметил, как четко и далеко брюнет может видеть и улавливать мельчайшие детали, превысило вежливость, и он напрямую спросил, как же так случилось. Отвечал Хёнджин всегда честно, и в этот раз не было исключения, за что так был благодарен Феликс. Доев свой завтрак и помыв за собой тарелку, блондин поспешил обуться и выбежал из дома, вспомнив, зачем так рано встал. За мыслями и раздумьями о этом мужчине можно было совсем забыть о времени, но сейчас не хотелось впервые опоздать. Снова с разгона примчавшись к воротам, парень оглянулся в поисках священника. Сегодня блондин в честь выходного решил приукрасить свою внешность, тем более совсем недавно он освежил свои волосы тонирующим средством, которое нашла его мама в одном из супермаркетов в их городке. Что сказать, результат очень обрадовал, несмотря на ожидания, и вот Ли уже нарядился в черные брюки, свободную белую рубашку, поверх черное болеро с манжетами в виде цветов — на это Хван должен был обратить внимание, и также достал свои старые украшения, которые так ему нравились когда-то: жемчужное ожерелье, обернутое несколько раз вокруг нежной шеи, и массивные, но идеально подходящие сережки у виде крестов с жемчужинами и серебряными узорами. Глядя на себя в зеркало, он не узнавал в себе прежнего мальчишку Ли Феликса. Это был уже San Lee Felice. И теперь он уверено стоял в ожидании брюнета, зная, что сразит его наповал. Хотя, почему именно его? Наверное, Ли просто уже привык к обществу этого человека, который ему стал ближе всех людей, кроме его мамы, обитающих здесь. И вот из-за угла показалась высокая фигура мужчины — Хёнджина. Тот повернулся к нему, кивнул и взглядом наказал зайти в церковь. Блондин удивился, но последовал за ним. Сегодня он не будет работать? Ответ нашелся почти сразу, когда священник, идущий перед ним между лав, одетый как всегда в безупречное черное, что так нравилось наблюдать каждое утро Феликсу, поднялся по ступеньках к алтарю. Он направился к той самой двери и уже открыл дверь, как тут обернулся к стоящему совсем рядом Феликсу и сказал: — Подожди здесь минутку, пожалуйста. Я только накину кое-что сверху и вернусь, — легкая ухмылка заиграла на его губах, когда он увидел, что Ли уже собирается зайти за ним в комнату, и прикрыл за собой дверь. Как будто блондин собирался, конечно нет. Или, может, тот случай… И тут веснушчатый ляпнул себя по лбу. Все таки тогда Хван его заметил! Ну да, он так грохнулся на несчастный ковер, что оставил там вытертое пятно, и всячески его прикрывал, стоя на месте, чтобы Хёнджин не увидел. Предательская дрожь охватила его тело, когда Феликс представил, что святой отец мог о нем подумать, когда переодевался. Что он специально подглядывает! За этими раздумьями блондин не заметил, как начал ходить взад-вперед, прикладывая к губе палец и теребя то кольца, то часы. Ах, кольца! Священник как-то обратил на них внимание и сказал, что не прочь бы купить такие же. Но проблем было двое: они куплены были в Сеуле, а другая в том, что это выглядело как парные уже. Конечно, Хёнджин хороший человек и священник, но…кто-то мог бы это заметить. Эта тема тогда замялась очень быстро благодаря работе с цветами, что не могло не радовать. В очередной раз описав круг у алтаря, Феликс поднял взгляд на голос, которому уже обрадовался: — Я уже готов, прости, что заставил ждать. Но прошу тебя помочь мне с небольшой деталью… — разнесся голос Хвана над головой у Ли. Тот увидел мужчину у двери, придерживающего одной рукой белоснежную накидку с брошью, а другой поправляя свои и так прекрасные волосы вороного крыла. Феликса ослепило на несколько секунд от невероятного зрелища перед ним. Это был не человек, и не священник. — Oh, angelo luminoso, — это была уже одна из привычек, которая досталась ему от Хвана — говорить итальянской. Но никаких других слов больше парень найти не мог. Глядя на Хёнджина, казалось, что время останавливалось, а мир замирал, только они вдвоем здесь оставались. Этот черный принц в роскошном наряде из белой блузы с шифоном, воротником и черными парадными брюками и лакированными туфлями заставлял сердце Ли биться в ускоренном темпе. И теперь он должен ему с чем-то помочь. — Что именно я могу сделать для тебя? — тихо сказал Феликс, глядя ему прямо в глаза. Тот протянул ему накидку. — Прицепи мне её на плечи и закрепи этой брошью, Феликс. Пожалуйста, — этот тон заставлял беспрекословно подчинится и выполнить просьбу дрожащими руками. Стоять сзади этого человека было почти что как во сне, касаться его спины через тонкое одеяние, когда он ещё оборачивается и легко кивает, улыбаясь было так красиво. Улыбка у Хвана была так красива. Ли никогда не перестанет восхищаться им, его делами, красотой, жертвами, на которые он пошел. Тот путь жизни точно предназначался не для него, но восхищал парня все больше и больше. Казалось, что он скоро будет молиться больше матери. Ему. — Спасибо, — одно слово, одно невесомое касания руки в благородстве, и Феликс понял, что это уже проповедь. Этот человек станет его религией, погибелью, падением, грехом. — Дождись конца молитвы. Дождись меня, — прошептал брюнет и сжал его ладонь. Осталось беспомощно кивнуть.* * *
Ли не мог дождаться конца службы. Ещё никогда молитва не казалась такой долгой. Хотелось выругаться, но Феликс держал себя из последних сил, когда только ловил на себя взгляд Хвана. А смотрел он довольно часто, что уже казалось почти неприличным, но он тут же отводил глаза обратно, улыбаясь уголком губ, чтобы только блондин это мог увидеть. Госпожа Ли сидела рядом и не видела, к счастью, этого всего, а так же не могла прочесть мысли, которые, к сожалению уже Феликса, были в последнее время совсем беспорядочные. Причина стояла в своем светлом облике и чистым, глубоким голосом произносила проповедь, делая паузы на особенных местах, и не забывала искать среди всех людей именно его, поцелованного солнцем, самим Богом. Он был чудом, спустившимся с небес, которое так и манило к себе, словно большой магнит. За все время, будучи священником, Хёнджин не испытывал такого ещё никогда — столько разных чувств, и ментальная связь была более ощутимой, чем в первую их встречу, которую никто из них не забудет. Никогда. Время издевалось, то текло быстро, то тянулось слишком долго, испытывало их и никак не хотело добегать до конца. Оставались последние болезненные минуты, и вот уже брюнет закончил свою речь, и первые женщины кланяются и уходят, и он тоже собирается покидать помещение, кивнув блондину на выход, чтобы тот его там подождал. Феликс пошел на улицу, но какая-то его часть была расстроенной, что Хван не попросил его помочь с накидкой, чтобы уже снять её, но при людях просить о таком было бы подозрительно. Но давно ли парню неинтересно мнение людей? Госпожа Ли попрощалась с сыном и пошла с новой знакомой, сидящей рядом с ними, на рынок за фруктами и сладостями, и Феликс попросил её купить какао, чтобы испечь любимый брауни. Хотелось ещё угостить им Хёнджина, чтобы тот оценил его кулинарные способности, ведь Ли достаточно талантлив. Этому человеку он хотел показать все свои хорошие стороны, но что говорить о плохих? Об этом предстоит ещё поговорить. И вот он выходит уже, пусть без накидки, но это неважно, красота его остается, и веснушчатый впервые за сегодня видит лицо мужчины так близко — оно сияет. И отнюдь не от макияжа, а от счастья. Порой, Ли сомневался, жалел ли хоть раз священник о том, что пошел в церковь. — Я рад, что ты подождал. Пойдем? — работа не ждала, хоть Феликс сегодня и нарядный, но провести лишнее время с Хёнджином в любом виде и за грязной работой готов.Save your tears — The Weeknd
Облокотившись о столб ворот, Хёнджин наблюдал за тем, как Феликс нежно гладит лепестки кровавых роз, вытирая их от пыли, поливая водой, и иногда смотрит на стоящего мужчину, наблюдая за его реакцией, улыбается мило и продолжает свою работу. Он с такой заботой, отдачей и удовольствием ухаживал за каждым растением, что заставляло Хвана умиляться все больше. Они весело разговаривали о разных мелочах и событиях, и Ли было хорошо. До того момента, когда далекий гром напомнил о скорой грозе, а темные тучи начали накрывать небо. Блондин понимал, что до дождя ему стоит придти домой, поэтому поспешил быстрей закончить свою работу, нервно дергая лейкой. — Не спеши, и не переживай насчет грозы, можешь переждать у меня. Она вот-вот начнется, — предложил брюнет, видя отчаянные попытки парня быстрей закончить дело. Тот замер. Перспектива остаться у этого человека дома, пусть и на какое-то время, за душевными разговорами и горячим чаем показалась такой манящей, но Феликс тут же одернул себя — нечего надоедать Хвану. Он может, немного пробежавшись и успеть не намокнуть. В крайнем случае, в церкви… — Церковь уже закрыта все равно, да и к ней ещё нужно пройти, ты точно промокнешь и замерзнешь, а тогда и заболеть легко. А я не хочу терять такого садовника, — улыбнулся Хёнджин, подходя к парню ближе. «Садовника…да, конечно.» — Но потеряете, — вдруг сказал Ли, глядя на вытянувшееся от удивления лицо Хвана, и добавил, — меня осенью здесь больше не будет. Я уезжаю. — Ты… уезжаешь? — шокировано произнес брюнет, слегка пошатнувшись. Феликс это заметил и придержал того за локоть, чтобы он не упал. — Но, как… Блондину тяжело было смотреть на постепенно расстраивающегося мужчину, ведь желал бы видеть только его улыбку, стоящую всего мира, и даже больше. Сжав его ладони у своих, он взглянул ему в глаза и сказал: — Прости, что молчал об этом и не предупредил сразу. Не стоило привыкать ко мне. Я слишком привязался ко всему, к тебе, к каждому утру, начинающемуся одинаково. Это стало моей самой большой ошибкой в жизни. Я вынужден идти, через пару дней меня здесь не будет. Спасибо тебе за все, я буду помнить о твоем свете, доброте, советам, но больше я буду думать о твоей улыбке. Я ведь всегда, — положил теплую ладонь себе на сердце, — чувствовал её, когда спал, думал, ел — все время. Может, это связь, не знаю, но пообещай мне в последний раз, что никогда тень печали не набежит, — провел другой рукой по бледному лицу, — на твой изгиб губ, твои глаза, а брови никогда не нахмурятся. Обещай, Хван Хёнджин. Одинокая слеза скатилась по щеке Феликса. — Обещаю, — сиплым голосом проговорил Хван, стирая большим пальцем кристальную слезинку с веснушки парня, — но тогда и ты мне пообещай, baciato dal sole. В последний раз. Тот шморгнул носом и кивнул. — Останься со мной, как я попросил. Погода на моей стороне, — грустная улыбка вновь появилась на лице Хёнджина. — Вот и дождь пошел, — на веснушки легли первые капли.
* * *
Они просто стояли и танцевали под дождем, словно не было проблем.
Дождь лился за шиворот, одежда неприятно облепила тела, но они наслаждались этим, словно в последне.
В последний раз.
Play With Fire — Sam Tinnesz feat. Yacht Money
— Я дам тебе свою чистую футболку, и все, — сказал Хван, не обращая внимания на протесты и неловкость промокшего насквозь Феликса. — О себе лучше бы позаботился, святоша! — за возмущениями блондин пытался скрыть свое смущение от того, что одежда брюнета будет на нем. Это было очень…интимно. Но хозяин дома уже вышел к нему с черной футболкой-оверсайз, протянув её парню. — Держи, тебе повезло что я люблю носить свободные вещи, так была бы коротковатая, — возвращаясь в комнату к себе, проговорил Хёнджин. — А если бы была короткая, не дал бы? — хитрая улыбка расползлась на лице Ли, пока тот переодевался. Тот на полшага к спальне замер и, не оборачиваясь, ответил: — А это уже неважно… — просто сказал брюнет и скрылся в комнате. «Дал бы, наверное, и штаны, может…» Мысль о том, что Феликс сейчас в его домашней футболке, у него дома, и уже в его комнате, где он сидит и думает о нем, беспокоила его сердце. Оно колотилось словно сумасшедшее, пока Ли предстал перед ним, одной рукой натягивая подол футболки ниже, и смотрел сверху вниз на него своими большими глазами. От лица Хёнджина. На нем не было ничего, кроме моей футболки. Он называл все это легкомысленным, а я погружался все больше. В пучину мыслей, а меня несло уже за пределы этого мира. Ли Феликс стал моим концом. Поднявшись со своего места, я резко надавил на хрупкие плечи, заставляя опустится передо мной на колени. Он, почти не колебавшись, выполнил мою безмолвную просьбу, чему я хоть и удивился, но был безмерно рад. Подцепив аккуратный подбородок пальцем, я прошептал так близко: — Оставайся на земле, пока не заболят колени. Чужой палец опустился на пухлые губы. — Не нужно молитв, малыш, я буду твоим проповедником. И мы пали. От лица Феликса. Я не знал, не успел словить тот момент, когда мои губы оказались в плену его собственных, как он обхватил мое лицо руками, притягивая ещё ближе, ближе к его телу. Помню только, как застонал чувственно, как прохлада его тела и горечь языка обжигали меня изнутри. Я заживо сгорал от рук самого Бога. Хёнджин проводил по моим веснушкам пальцами, лихорадочно забираясь под футболку, щекоча своим дыханием где-то за ухом, опускаясь к тонкой коже шеи, играя со мной. Я хватался за его широкие плечи, оставлял беспорядочную цепочку из поцелуев, укусов на ключицах, касался такого желанного тела. Перехватив меня, Хван усадил меня на свои колени, медленно и явно наслаждаясь процессом снятия единой вещи на мне. И та была его. Я хотел помочь, хотел быстрей заполучить его всего, попробовать на вкус его сумасшествия, а он подчинялся моим порывам. Мы были частицами одного целого, дополняли друг друга и не было кого-то главного — с нами это было впервые. Исследуя все поцелуи солнца на моем теле, обхватывая губами мои соски и заключая в плен мои маленькие ладони в свои большие, сжимая порой одной рукой за моей спиной, выгибая меня натянувшейся струной — все это заставляло меня дрожать до потери пульса. В беспамятстве я оказался спиной на кровати, и Хёнджин тут же склонился надо мной. — Ti voglio bene Lixie, — и больше ничего меня не интересовало. Я всего лишь ответил ему всем, чем только мог. — E io ti amo, mio prete Ginny, — он наклонился и одарил меня ещё одним своим прекрасным, словно спелая вишня, поцелуем. Но не в губы, а в самое сердце и душу. Я отдавал себя всего, принимал его, и он раскрывал себя, так чувствительно отзываясь на каждую ласку и нежное слово. Беря его, вбирая, впитывая его дух, аромат, пробуя, чтобы все запомнилось. Когда я захотел вести, Хван придерживал аккуратно за талию, и касался везде, где только мог. Я сжимал его изнутри, прижимался ближе, чтобы наша кожа стала одной на двоих. Пот перекатывался с одного тела на другое, а этот человек был мне самым родным на земле. Я его любил, и я видел свою любовь в отражении его глаз, таких бездонных и прекрасных. Прекрасен он был, даже когда невероятно смущал своими фразами. — Даже тут у тебя поцелуи солнца, — и касался языком заветного места. — Сделай так же, хочу почувствовать тебя снова, — и я открывал доступ к шее, а его рука блуждала по позвоночнику и касалась ягодиц. — Твои стоны — чистейшая молитва, которую я читаю и слушаю, — останься со мной, — наполняя меня собой до конца, прошептал в макушку он. * * * — К черту! — выругался я, когда мы, уже порядком уставшие, но такие умиротворение лежали на кровати. Хёнджин удивленно и с небольшим осуждением взглянул на меня сверху вниз, не прекращая поглаживать мои волосы. — Я ненавидел здесь все, всех и тебя, как только ступил на эту землю. Но я обрел покой. Наверное, все случилось тогда, когда я тебя случайно увидел переодевавшимся, и да, прости за это, — посмеиваясь с его лица, признался я. — Это был такой особенный момент, немного интимный, но я бы предпочел, чтобы ты так переодевался у нас дома. И я не хочу, чтобы кто-то смотрел на тебя, видел каждый день, любовался втихую, и …— он хитро улыбнулся, поняв, что я о себе тоже говорю, — Я вернусь, обещаю. К тебе. Как только разберусь с документами, чтобы начать учебу здесь, в Барге. Тут и университет неплохой, мне как раз на хореографический. Что скажешь на это? От лица автора. Хёнджин задумался. Вся эта волокита, наверное, стоила того, чтобы Феликс наконец вернулся и был всегда рядом с ним. Но и сейчас не хотелось его отпускать. Как же он будет скучать по малышу! — Обещаешь? — с этими обещаниями нужно завязывать. Все, в последне. — Обещаю, amato. Мы встретимся снова, Когда пойдет дождь…* * *
Месяц спустя. Лето сменила осень, уже менее теплая, но тоже очень красочная и колоритная в этом городке. Хёнджин, как всегда, вышел подышать свежим воздухом, держа в одной руке ароматный кофе. Мысли не покидали его — Феликс уехал ещё тогда, когда близость между ними достигла максимальной. Они успели обменяться номерами, и каждый вечер перед сном Хван нежно разглядывал фотографии своего любимого человека, вспоминая касание их губ, маленькие руки, обнимающие его, и золотистые веснушки по всему телу. Тепло разливалось в груди от воспоминаний о лучшей ночи в его жизни, и брюнету было хорошо. Он не сомневался, что парень, как только все уладит, то приедет как можно быстрее. Так хотелось уже прижать это тельце крепко к себе и не отпускать никогда в жизни. Не в этой. Каждый день, утро и ночь Хёнджин молился. Молился так, как никогда раньше. Чтобы его angelo приехал как можно скорее, к нему, так горячо ждущему. Последний раз, когда брюнет говорил с ним, был вчера по видеосвязи в kakaotalk. Видеть безумно счастливую и яркую улыбку Феликса было лучшим подарком на земле, а любовь к нему увеличивалась с каждой секундой все больше. Они узнавали друг о друге много чего нового, понимали с полуслова и были в целом настоящими солумейтами, которых больше нет. Духовная связь ставала крепче, ощутимее, и даже Ли уже понимал, что никого никогда так сильно не полюбит. Ни за что. Он хотел сделать сюрприз, поэтому решил не писать Хвану первым, и не отвечал на его сообщения, чтобы увидеть его как можно скорее. Это немного волновало мужчину, но он знал, что блондин в надежных руках его матери, с которой у него был отдельный задушевный разговор, ведь от госпожи Ли долго утаить отношения невозможно. Она долго отказывалась принимать, сидела на таблетках от депрессии и болей в сердце, но поняла, что против чувств не сможет пойти. И дала свое материнское добро. Тем более, из взаимоотношения стали более доверительные, и у матери с сыном тоже. Все было прекрасно. Допив содержимое кружки, брюнет вздохнул, посмотрев на небо, и увидел темные тучи, которые быстро гнал ветер. Все равно они пройдут быстро, и уже собирался уходить внутрь дома, но его остановил такой уже родной и глубокий голос, от которого моментально кожа покрылась мурашками. — Tesoro! — слегка запыхавшийся парень стоял, оперевшись о забор. Длинная челка прикрывала сияющие глаза, полные любви, — Я вернулся. * * * Рука пыталась нащупать выключатель, но другая быстро перехватила её, не дав закончить начатое, и припечатала к стене. Ладони блуждали по телам друг друга в страстном танце, а губы пылко стыкались под напором безумного огня. Одежда быстро спадала из их тел, а они исследовали все поверхности в попытках найти безудержное блаженство. Каждый уголок дома запомнил существование этих двоих, которые утопали в любви. Все забытые ощущения возобновились в сто миллионов крат, и в этот раз Хёнджин позволил войти в себя, при этом контролируя процесс. Ощущение полного доверия витало в комнате, в которой в конечном итоге они оказались, и касания друг к другу в новых местах поджигали большой интерес и азарт к игре. Волосы идеально выглядели в этом маленьком кулачке, а язык искусно проводил по искусанным губам и набухшим венам. Каждая клеточка тела казалась максимально чувствительной, и их чувственный секс только подтвердил это. Последний раз дернувшись и приблизившись к высшей точке, они одновременно испустили дух. Перебирая пальцы Хвана своей рукой и лежа на нем, Феликс вдруг вспомнил: — Вот же, как я мог забыть! Сейчас вернусь за кое-чем, жди, — и так и поднялся и убежал в коридор. Интрига охватила Хёнджина, и он улыбнулся в предвкушении, что солнце ему хочешь дать. — Хван Хёнджин, я обещал тебе, что вернусь, и я здесь, перед тобой, чтобы спросить о важном. Ты примешь это кольцо в знак моей вечной и безмерной любви? — садясь на его колени, дрожащим голосом произнес блондин, протягивая коробочку с таким же кольцом, как у него — тем самым, что однажды потерял в церкви. Глаза мужчины заслезились, и тот не сдержался, и слезы покатились по светлым щекам. — Мой felicità del bambino, я всегда был твоим, и пусть это увидят небеса! — и на безымянном пальце красовалось аккуратное кольцо, а пара утонула в соленом и долгом поцелуе. Скоро на их пальцах будут ещё обручальные, а обвенчаются они в той самой любимой церкве, которая свела их одной прекрасной весной в обычном городке Барга. И все были свидетелями, а слезы счастья текли реками. — Per sempre ci apparteniamo! И ничто не могло уже разлучить их. Возможно, и в следующей жизни тоже. Я бы вечность отдал, чтобы быть твоим. Мне и секунды с тобой хватит, чтобы больше не существовать.Не отпущу тебя до заката
Говоря на разных языках, да,
Мы не наговорились, да
Не вырывай отрывки из контекста
Я знаю, это будет на твоей совести.
Я верну тебя в церковь, даже если будет больно.
FINE.