Portami in chiesa

Малыш, этой любви я никогда Не позволю ей умереть Не может быть тронута кем-то Я бы хотел взглянуть на его попытку. Infinity — James Young У Хвана был нескрытый талант к рисованию. И любви к Феликсу. Пока тот танцевал, давал выступления восторженной публике, Хёнджин читал молитвы за него, всегда верил и поддерживал своего малыша. Они часто вспоминали их первую встречу, и ту ночь, когда брюнет принял кольцо. Теперь Ли не стеснялся того, что они парные — теперь они были неразлучны самой судьбой. Бог смотрел на них с небес, освещал своими лучами, и грел теплом. Каждая картина брюнета была отдельны приятным воспоминанием, которое не хотелось потерять. Веснушчатый тоже был на них, при чем на большинстве. Если бы Хёнджин не был священником, он бы открыл свою художественную галерею — это он рассказывал любимому, сидя у него на коленях, обернутый в пушистый плед и касающийся холодным носом сонной артерии, находя успокаивающим беспрерывное пульсирование. Феликс очень ценил такие моменты, когда было так комфортно и хорошо. Порой, хотелось остановить время, застрять в вечности, стать бессмертным и сделать себя святым, но всегда живущим. Они жили в том же уютном домике Хвана на опушке дремучего леса, но он никогда не пугал блондина, в отличии от его хозяина, чем любил дразнить мужчину, а тот всплескивал руками и гонялся за маленьким чудом по их большому дому. Феликс безжалостно издевался над своим дорогим священником, а тот позже проводил с ним долгие и чувственные исповеди — тет-а-тет. Не то чтобы веснушчатый не умел бегать — он мог убежать, но момент, когда ты резко поддаешься и, сменяя тактику, выставляешь себя напоказ провинившемся ребенком, эти длинные пальцы уже сжимают твое горло и впечатывают в ближайшую стенку, и до кровати доходить не приходится. — Piccolo demone avido, этого ты добиваешься? — вперемешку с горячими вздохами, шепчет на чувствительное ушко Хван, сильней заполняя собой невинного парня. Тот всхлипывает и льнет ближе, пытаясь слиться кожей воедино. И все было благополучно. Та самая идиллия, к которой они шли месяцами, наконец-то наступила, а с ней и вновь теплая и нежная весна. День рождения Хёнджина прошел пусть и скромно, но госпожа Ли передала искренние поздравления по видеосвязи и сообщила о подарке от неё и всей семьи, который уже был на полпути к Барге. Никакие уверения в том, что это не обязательно, и скромные отказы не подействовали на непреклонную женщину. — Это не просто подарок, это нечто большее, и ты ещё не раз меня поблагодаришь, когда хоть раз его используешь. А я уверена, что не раз-таки, и Феликсу тоже он понравится, — легко подмигнула мать любимого и быстро попрощалась с ними, сказав, что должна дальше работать, ведь позвонила она прямо из рабочего места. Брюнет все думал над её словами, думал, почему его подарок понравится Феликсу, даже не так ему, видимо, и что он не раз им ещё воспользуется. Что задумала эта коварная женщина? Он понял, что плохо знает её. Странности начались после этого буквально через пару дней, когда Феликс вдруг заявил, что их обоих приглашают в Корею его близкие родственники, в том числе и сама госпожа Ли. Они же ведь только недавно разговаривали! Почему она сама не предложила это лично Хвану, если его тоже хотят увидеть? На что Ли ответил, что его примут со всей любовью, и он желанный гость. И затем успокоил душу брюнета его любимым способом, приняв его естество в плен теплого рта, заставляя захлебываться и теряться в ощущениях. Пока что Хёнджин не переживает. Пока что.                                    * * * Время на сборы пролетело быстро — и вот они уже сидят в самолете, Хван мирно посапывает и причмокивает губами на плече Феликса, а тот слушает спокойную музыку. Картина рядом с ним умиляла, и блондин старался максимально оттянуть тот момент, когда ему придется уже насильно будить мужчину, только чтобы он оставался в этой же позе и сон его не был потревожен. Вот милый стюард, видимо ещё новичок, предложил им что-то выпить, и Ли выбрал себе ананасовый сок, так же приятно улыбаясь своей светящейся улыбкой. А когда молодой парень с тележкой отошел к другим пассажирам, то блондин ощутил резкий холод прямо у его лица — это брюнет обжигал морозом нежную кожу, глядя своими почерневшими глазами в его душу. Веснушчатый поежился от невидимых мурашек, скрытых под тонкой тканью пуловера цвета игристого шампанского. — Что случилось, Gianni? Ты же только что спал, и прекрати смотреть на меня такими глазами! Меня пугает и заводит одновременно, но не знаю чего больше… — быстро протараторив, парень закрыл рот и плотно сжал губы, боясь своей резкости и чего-то фривольного. Хёнджин оскалился, а золотой крест угрожающе покачнулся в сторону Феликса. — Какими такими глазами, Lixi? Я думаю, что моя реакция обоснована, разве не так? И к тому же, меня слишком забавляет твое лицо, и твои поцелуи солнца стали ещё ярче, не заметил? — длинный палец очертил дорожку от виска к линии челюсти, а блондин судорожно выдохнул. Хван ощутил в его дыхании экзотический и узнаваемый фрукт. И невольно облизнулся — Прекрасный выбор сока, дорогой. Я бы хотел ощутить его на вкус, проверить кое что… — вкрадчиво говорил священник, тихонько шепча на ухо, касаясь губами мочки, — предоставишь мне такую возможность? Феликс сглотнул. Кадык нервно дернулся вверх-вниз, а вены медленно проступили на светлой шее. Тихий рык донесся до ушей. Это было слабое звено. Аккуратно придвинувшись, Хёнджин горячо мазнул языком прямо по пульсации артерии, прихватывая кожу, беспощадно всасывая её своими пухлыми губами, размазывая слюну. Ли крупно задрожал, и начал тяжело дышать. А ведь лететь ещё долго! Как он справится с своими ощущениями? Самолет стал очередным местом грехопадения. —Я…а, извините, — неожиданно подошедший к ним тот же стюард поклонился и быстро удалился. Феликсу тоже не мешало бы, а ещё он хотел освежится и привести себя в порядок. Точнее, его. Губы Хёнджина все ещё слегка касались раздразненной кожи, где уже красовалось небольшое, но заметное пятнышко. Черт бы побрал Хвана! — Ginny, я ненадолго отлучусь, не скучай, — и, не дожидаясь ответа, чуть не вприпрыжку понесся через ряды сидящих людей к уборной. Почти влетев в неё, свободную, к счастью, блондин запер дверь, но почему-то не на замок, и сразу же накрыл ноющий орган ладонью. Он уже порядком набух и доставлял дискомфорт, хотя штаны были достаточно свободными. Приспустив их, парень незамедлительно начал доставлять себе удовольствие, совершено позабыв, где находится и что кто-то может случайно войти. Он откинул голову на прохладную стену, прикрыл глаза, и слабый звук донесся из его горла. Как же он завелся! И как всегда не вовремя. Веснушчатый вспоминал алые губы любимого, скользящие по его изящной шее и собирающие веснушки в головоломку, и терялся в ощущениях. Неужели брюнет не спал, и так ревностно и безжалостно пометил его. Раньше младший не замечал такой тяги к укусам и засосам, но мысленно добавил это в список обожаемых вещей Хёнджина, чтобы потом отыгрываться на нем сполна. При первой же возможности. Рука не переставала двигаться, а Ли трогал себя в разных местах, заменяя свои коротенькие пальчики на длинные пальцы Хвана, которыми он мог сжать его горло, а позже нежно огладить поясницу. Казалось, что он оторвался от реальности, ибо он почти фантомно ощущал, как прикасается к нему его любимый священник, и стон вырвался с приоткрытых губ. А когда блондин наконец излился, то увидел, как Хёнджин медленно, круговыми движениями языка слизывает, змеей извиваясь и лаская уже упавший член. Тот немедленно отозвался на горячие ласки. — Mi dispiace, Ginny, ma potresti prenderlo per me? Прямо здесь и сейчас? — маленькая ручка властно подняла узкий подбородок, надавив на нижнюю губу, — Я обещаю, что мы это не забудем. Никогда не позволю. Обещаю.

* * *

Теплый прием родных Феликса Хёнджин никогда не забудет. То, как его крепко обнимала Оливия, как Рэйчел шептала тихо «спасибо» за то, что он оберегает и любит их любимого братика, как заговорщически подмигивала госпожа Ли, явно намекая на подарок, который мужчина получил на свой день рождения. Он взял его с собой на всякий случай, но ещё не осмелился открыть — неизвестность немного напрягала, но с другой стороны было страшно даже предположить, что там находится. За столом, который накрыли прямо в большой беседке на улице, было весело и приятно, а теплая и родная уже атмосфера лишь подтверждала это — брюнет здесь уже не чужой. Все былые сомнения он откинул, а каждый к нему относился с приязнью и вежливостью, а его маленький miracolo сидел рядом и сжимал ладонь своей, шепча в ухо, как сильно любит и счастлив быть вместе с ним здесь. Они были уже одним целым. Гости не собирались оставаться здесь на ночь, но госпожа Ли уверила их, что уже довольно поздно, и утром к ним приедет ещё один важный гость, и она очень хочет познакомить Хвана с ним. Ли подумал, что возможно это его когда-то лучший друг Хан Джисон, ведь их матери довольно близко общались, как и парни между собой, но она ответила, что это не менее дорогой им человек. Хёнджину уже было интересно, кто это может быть, и они согласились переночевать у них дома. Мать Феликса повела их в старую комнату сына, и они уже там расположились для скорого сна. Блондин стоял, разглядывал свое место жительства, и видеть здесь, в его родной комнате Хёнджина было так интимно, что он смущался от своих мыслей, которые опорочили его голову. Любимый человек, его муж в его старой спальне, в этой его белоснежной рубашке с закатанными рукавами и напряженными мышцами рук выглядел слишком идеально в этом пространстве, таком скромном и увешанном разными рисунками и постерами. Раньше Феликс увлекался поп-группами и смотрел аниме, даже делал небольшие наброски в черно-белом цвете, что были скорее полетом его фантазий, нежели реальностью. Зачарованный, он смотрел на каждое свое рисование и не заметил, как холодный метал коснулся его запястий. Клац, и его руки уже сковывали черные наручники, а брюнет откинул ключик куда подальше от них, и начал надвигаться на Ли, вжимая того в стену. Уткнувшись лицом в стену, он выставил напоказ свое беззащитное тело перед Хваном, и уже предвкушал следующий шаг от него, как прямо над головой у него хмыкнули. Что за странная реакция? И почему его не касаются? — Малыш, ты думал, что здесь, в твоем родном доме, в родной комнате, в родных стенах, где сейчас так много близких тебе людей, и я посмею тебя коснуться? — наклонившись ещё ниже, вжимая в стену хрипло прошептал Хёнджин, и множество мурашек, словно от первой их встречи пробежало вдоль позвоночника блондина. — Какой же ты все таки demone insaziabile… — длинные пальцы ловко накрутили мелкие пряди и натянули на себя, заставляя прогнуться в шее. — Н-но, Джин… — веснушчатому казалось, что он даже со скованными руками способен накинутся на мужа, если тот ничего не предпримет. А уже очень хотелось. Качнувшись на месте, он попытался податься назад, прижавшись к желанному месту, — я очень хочу. Помоги мне. — Шшш, тихо-тихо, amore mio, я знаю, но так ведь было бы совсем не интересно, правда ведь? А я был бы не прочь немного поиграть с тобой, — пальцы скользнули к загривку и обхватили нежную шею, — ты ведь не откажешь мне, я полагаю? Или хочешь немного боли? Я могу помучить, но вряд ли остановлюсь потом, — с неким сожалением произнес он. — Я бы не хотел… — пытался что-то сказать Ли, но из-за прикосновений Хвана и будучи прижатым к стене это было трудно. Но тот услышал. — Что бы ты не хотел, costoso? — забавляла реакция Феликса на касания, но Хёнджин решил немного дать форы и с нажимом провел ладонью вниз, к легким и округлым изгибам, где жар концентрировался с наибольшей силой. Глухой стон донесся до ушей, пока пальцы медленно очерчивали заветное местечко, не проникая глубже и не отстраняясь совсем. Игры с малышом прекрасны. — Чтобы ты не останавливался. Больше. Совсем. — и маленькое тело безжалостно опрокинули на кровать. Конечно, наручники оказались лучшим подарком на день рождения. И как только Хёнджин сразу не догадался. Медленно оголяя светлую кожу, он каждый раз припадал к ней, не пропуская ни единого участка без поцелуя, завершающегося укусом или красной меткой. Губы жадно ловили воздух, а температура в комнате подскочила в два раза. И тут все прекратилось с последующими словами: — Мое наказание — поспать со мной нагим, но в оковах. Сможешь, обещаю потом вознаграждение. Непременно. Обещаю. * * * Наступило долгожданное утро. Во время завтрака Феликс нервно ерзал на месте, потирая запястья, которые натерлись из-за длительного контакта с кожей и с-под лба поглядывал на сидящего рядом брюнета. Тот невозмутимо ел яичницу и на каждый взгляд Ли нежно улыбался. И вот как можно было долго злиться? Но блондин затаил обиду. Вчера он не получил желаемое, так ещё и всю ночь не мог уснуть из-за душащего его жара, и крепкого тела рядом, плотно обвивающего его буквально со всех сторон. Думая, что так облегчит страдания парня, Хёнджин напротив, ухудшал всю ситуацию, прижимаясь как можно ближе. Веснушчатый чуть не вприпрыжку побежал искать ключ, когда их позвали наконец на завтрак. Еле найдя, но благодаря солнцу его руки снова были свободны, а Феликс быстро умчался в ванную делать утренние процедуры. Хван лишь посмеивался с него. Неожиданно послышался вскрик госпожи Ли где-то с улицы. Счастье было слышно в её голосе довольно отчетливо. Возможно, это гость? Брюнет встал з-за стола, ведь он уже доел, и направился ближе к холлу, опираясь на косяк. Феликс, быстро допивая остывший кофе, помчался вслед за ним. И тут же замер, шокировано глядя перед собой. Перед ними стоял парень среднего роста, с лазурными волосами, завязанными в хвостик, с милой улыбкой и дородней сумкой в руке. И он был идентичной копией Феликса. * * * С появлением Ли Ёнбока все полетело к чертям. С виду милый парень, как две капли воды похожий на своего брата Феликса, он оказался тем ещё сорвиголовой и бунтарем. Даже при совершенно незнакомых лицах в виде Хвана он мог спокойно непристойно жестикулировать, водить новых и новых девушек к себе в комнату, громко материться и вовсю надоедать им с малышом побыть наедине. Их визит внепланово растянулся с приездом этого голубого взрыва, и они решили остаться до конца недели, и уже тогда спокойно возвращаться в Италию. Но Хёнджин не мог выдержать с ним и секунды. Если бы только он не был священником, это было бы проще. Но нет, этот негодяй, зная статус брюнета, наоборот, так и грозился лечь под крест. Он бы заставил его на коленях произносить клятвы на верность и раскаиваться до рассвета, до хрипоты в горле. Порой Хвану казалось, что это именно воздействие Ли так влияло на него и его чувства. Мысли дурманили. Феликс успокаивал мужчину, говоря, что тот всегда таким был, и что они совершенно разные в характерах, но на самого парня это никак не повлияет. Хитростью веснушчатый закармливал своего мужчину, на давая копнуть глубже в эту историю. Ведь тогда будет слишком много ненужных вопросов. А такой светлый человек как Хёнджин не имеет места в таком сумасшествии тайн. Тайн, покрытых временем. Но никогда не говори никогда. Когда Ёнбок ворвался в ванную, где принимал душ Хван, тот чуть не выдал себя с потрохами, но как бы он не старался спрятаться за шторкой, голубоволосый сразу понял, кто здесь находится, и громко произнес что-то о большом жезле и поспешно удалился, мельком взглянув в душевую кабину. Брюнет не мог уснуть после этого. А когда Феликс прижимался к деревянным полкам стеллажа с книгами, пока лазурный шептал ему томно на ухо, как сильно кого-то желает и о делении с братом, и упирался бедрами в живот блондина, это насторожило ещё больше. Ох, как бы хотелось тоже так прижать мерзавца и заткнуть его. Заткнуть его собой. Финальной точкой кипения стала сцена из сна, где Хёнджин стоит на коленях, крест на его груди касается влажности на Ёнбоке, а сзади его пылко берет Феликс, рыча и сливаясь поцелуем со своим братом. Брюнет много раз после этого перекрестился и почитал молитву к Богу, замаливая этот ужасный грех, который не стереть, не отмыть, не очистить. Он уже давно пал. И Бог это видел. — Малыш, когда мы уже вернемся домой? Я скучил по службе и нашему уютному гнездышку… — почти что болезненно спросил мужчина у Ли, пока тот медленно гладил темные пряди волос, пропуская их сквозь пальцы и массируя кожу головы. Тот тяжело вздохнул. — Когда ты мне пообещаешь, что перед отъездом мы кое-что успеем сделать, Ginny, — хитрая улыбка расплылась на лице блондина, и он щелкнул по носу Хвана. Он вздрогнул. Такая улыбка обычно не предвещала ничего приличного. — Сходи со мной и Ёнбоком в церковь. Здесь, в Сеуле. Обещаю, тут тебе тоже очень понравится, — последняя фраза прозвучала как-то двусмысленно, но Хёнджин этого не заметил, услышав только одно — церковь. Наконец-то он попадет туда спустя неделю! И уже все равно было, что будет дальше, он не мог дождаться следующего утра. * * * Taste. Церковь здесь отличалась от такой уже родной, места единения душ, в которой осталось сердце Хёнджина. Но она захватывала своей светлой аурой, искусными цветами и величественными картинами с изображениями святых. Здесь проводились венчания, и Ли, если бы они не были ещё женаты, с удовольствием хотел бы обвенчаться тут. Но его душа осталась в далекой, но такой любимой Барге, в которую они уже завтра планируют вернуться. Только бы пережить этот день. Последний день здесь. Рядом стоял Ёнбок, и молча глядел куда-то вдаль, где стоял алтарь, где совершались подношения, где преклоняют люди перед священником. И это был совершенно незнакомый человек, не Хван, окрещенный Сэмом, это был другой. Но Феликсу было одинаково, он держал дорогих ему людей за руки, и они улыбались. Просто так. И все было хорошо. Пока люди не начали расходится, священник не исчез в его комнате, а рука лазурного медленно вынулась из слегка вспотевшей блондина, и скользнула предательски вниз. Ли одними губами произнес «с ума сошел, только не здесь», но первого это ничуть не остановило. Его забавляло касаться длинных пальцев Хвана, охвативших талию любимого, и встречать нечитаемый взгляд темных, как ночь, глаз. Всеми силами брюнет боролся с собой, но предательские картинки сна вновь и вновь вспышкой произносились в голове, пока коротенькие пальчики уверено отлаживали уже его ягодицы, издеваясь. На давая двигаться дальше. Но вот кто-то из них явно был не намерен ждать. Резко развернувшись к Хёнджину, блондин сначала изучал его лицо, вглядываясь поглубже, и просто коснулся его губ своими. А потом утащил язык в свой плен. Как они оказались на алтарю, на повышении, никто из них не помнил. Уже не возможно было разобрать, чьи губы ты целуешь, ароматы парфюма смешались в один, из запахом сладкого греха. Брюнет лишь успел пожелать, чтобы все было, как во сне — и его услышали. Короткая вспышка боли — и Феликс уже был окутан узким теплом, а рука его сжимала субъект вожделения, тоже потребовавший внимания. Хван редко ублажал ртом, но делать это Ёнбоку казалось слишком правильным. Тот надавливал аккуратно на голову и делал нужные углы проникновения. А потом они поменялись… и лазурный ощутил узость и желанную страсть, а блондин поглаживал округлившиеся щеки любимого, касаясь губ с невесомостью. Позже было все как в белой горячке, но так по-разному, и так хорошо, что чувствительность превысила максимальную черту. Они все перешли эту черту. Вместе. И Хван сам уже похабно вторгался в чужой рот, сжимая плечи в веснушках, пока чудо пристроилось сзади к брату. Они были одним целым. Все трое. — Mia bella, я люблю вас! — резкое признание вырвалось с горла, но тут же заглушилось отчаянными поцелуями с обеих сторон. С взаимностью. Они лежали, голые, вместе, переплетаясь руками и ногами, склонив головы друг у другу, со следами греха, которые не скоро сойдут. Возможно, их заменят новые. Они посетили Эдем, и никогда не вернутся с него. Солнце одиноко блеснуло в витраж. Fine.