***
Взгляд, которым его одаривает Поппи, соглашаясь с тем, что он полон сюрпризов, вызывает острый укол стыда. Ему не требуется много времени, чтобы понять, что все знают. Поттер поделился его секретом, его сокровенной тайной, со всем волшебным миром. Даже если его не убил укус Нагини, унижение вполне еще может. Дамблдор однажды назвал его любовь к Лили "самым лучшим" в нем, но Северус чувствует внутри себя что-то злобное, мерзкое и гноящееся. Его никогда не заботило, что о нем думают другие, за исключением того, что они подумали бы, если бы узнали о его чувствах к Лили. Они бы посмеялись над ним, конечно, но, что еще хуже, они бы его пожалели. Его ярости достаточно для того, чтобы замотивировать его встать с кровати, выследить Поттера и хорошенько проклясть его. Именно так он и осознает, что у него нет палочки. — Ее забрали авроры, – с неохотой объясняет Поппи в ответ на его вопрос. Снейп чувствует, что снова выходит из себя, но она быстро оказывается рядом с ним, напоминая, что вспышки гнева не способствуют заживлению ран. Он берет себя в руки. — Почему? – интересуется Северус. — Якобы в рамках расследования, но я думаю, что это дает им ощущение контроля над ситуацией. Им не нравится, что ты здесь, и они очень хотят усложнить тебе жизнь.***
Ему чего-то не хватает, но он не может понять, чего. В глубине его сознания всплывает смутное воспоминание. Нежный голос, который будто танцует, спотыкаясь на словах. Воспоминание приятное, но почему-то оно остается для него недосягаемым. Он пытается ухватиться за те нечеткие мгновения, проведенные между сном и бодрствованием, но они остаются неуловимы.***
К нему регулярно заходит Минерва. Сначала она ужасно злится. Частично, конечно, на Северуса, но по большей части все-таки на Дамблдора. Снейп понимает, что она чувствует себя преданной и обманутой, но никак не может сообразить, почему она ему сочувствует. Он никогда не считал, что старик его использует, хотя Макгонагалл и утверждает обратное. Он часто об этом думает. У него много времени, чтобы подумать. — Если бы ты рассказал хотя бы одному человеку, Северус, можно было бы избежать столько страданий. — Все было так, как должно было быть, – твердит ей мужчина, хотя, возможно, он пытается убедить не только ее, но и себя. Минерва, как и Поппи, пытается вытащить его из кровати. Но ей в отличие от колдомедика хотя бы удается заставить его сесть и выпить с ней чаю. Она подкупает его батончиком "Mars", прекрасно зная, что он их любит. Однако к нему явно заходил еще кто-то, тот, кто оставил на его прикроватном столике сахарное перо, которое ему тоже очень даже понравилось.***
Он плохо спит; в его снах то и дело мелькают зеленые вспышки, тьма, боль и кровь. Он просыпается в холодном поту, задыхаясь в попытке поймать кислород и судорожно хватаясь за горло. Однажды он снова выныривает из кошмаров, и ему требуется мгновение, чтобы осознать, что он находится в больничном крыле, в одиночестве, хотя августовская жара довольно удушлива. Из окна над его кроватью, которое Поппи оставила приоткрытым, дует легкий ветерок и слышится смутно знакомый смех. Он словно манит его, и Северус задается вопросом, может ли это быть ее смех, той девушки, которая проникала в его сознание все эти месяцы беспамятства, и прежде, чем он успевает осознать свои действия, он встает на колени и подползает к окну, вдыхая свежий воздух, наполненный ароматами летнего зноя, раскаленной земли и множества цветов. От высоты у него поначалу кружится голова, но постепенно он привыкает и наконец спокойно смотрит вниз. Листья деревьев медленно танцуют на ветру, яркие оттенки зелени волнами кружатся перед глазами, а озеро сверкает под лучами палящего солнца. Лето, кажется, придает замку особую величественность, потому Северус всегда и любил проводить эти жаркие месяцы здесь. Смех принадлежит Минерве, Помоне и Роланде. К его разочарованию. Они сидят за столом на лужайке возле главного входа, потягивая из бокалов какой-то красный напиток, кувшин с которым стоит посередине стола. — Северус? – раздается мягкий голос, выводя его из задумчивости. Мужчина поворачивается, возвращаясь в сидячее положение. — Поппи, – произносит он в качестве приветствия. – Я… Я подумал… – он делает паузу, бросая взгляд на инвалидное кресло, а затем обреченно вздыхает, потирая переносицу. – Я подумал, что мы могли бы все-таки выйти на прогулку, – быстро заканчивает он, не давая себе шанса передумать. Поппи широко улыбается и в следующее мгновение уже помогает ему неуклюже забраться в кресло. Несмотря на свое согласие прогуляться, он все равно хмурится, недовольно ворча, что его не надо катать как какого-то инвалида. Помфри напоминает ему, что он и есть инвалид, но, конечно, если бы он начал наконец делать упражнения, он бы в скором времени перестал им быть. Но несмотря ни на что, Северус не может отрицать, что находиться за пределами больничного крыла бесконечно приятно. В привычной обстановке школьных коридоров всегда было что-то успокаивающее, и когда он прятался по углам будучи студентом, и когда, став профессором, он широким шагом патрулировал замок. Снейп с удовольствием ощущает ожидаемый озноб, когда они спускаются в подземелья, и воодушевление, когда они заходят в Большой зал. Запахи тоже вызывают ностальгию: пыльные страницы древних фолиантов в библиотеке, овощное рагу и свежая выпечка, которые добросовестные эльфы готовят на кухне. На протяжении всей жизни Северуса Хогвартс был его единственным домом. А потом он вспоминает и выбрасывает из головы эти мысли. Хогвартс лишь заманил его ложными обещаниями и поймал в ловушку иллюзий. Поппи останавливается возле главного входа и наступает многозначительная пауза. — На улицу? – наконец отваживается она. Снейп кивает. Тепло солнечных лучей на коже, ощущение легкого ветерка в волосах – все это похоже на сон. Он с наслаждением вдыхает запах сосен. Северус собирается с силами, и ему удается самостоятельно спуститься по каменным ступеням, которые ведут на лужайку перед замком, прежде чем он неохотно признает необходимость в инвалидном кресле. Поппи помогает ему сесть и везет его к коллегам, голоса которых становятся все громче. — О, Мерлин… Северус, – произносит Минерва, когда поворачивается, услышав хруст гравия. – Как чудесно видеть тебя не в постели. Присоединяйся к нам. Вина? – она указывает на кувшин посередине стола. Помона и Роланда с пьяными улыбками на лицах приветственно поднимают бокалы. — Ему не следует, – вмешивается Поппи, но подвозит его поближе к столу, и сама садится рядом. Минерва наколдовывает еще два бокала, наливает в них вино и передает Помфри и Снейпу. Кувшин снова наполняется. Северус хмурится, пробуя сладкое вино, и морщит нос, хотя вкус у него не такой уж и плохой. Особенно приятно ощущать, как прохладная жидкость мягко скользит по его пересохшему горлу. — Как ты себя чувствуешь? – спрашивает Роланда. — Дерьмово, – хрипит он, вызывая всеобщий смех. — Достаточно хорошо для поддержания привычного беззаботного поведения, как я погляжу, Северус, – отвечает Помона с таким же ироничным выражением лица, как у него. Внезапно Снейп думает о том, что при совершенно других обстоятельствах эти люди вполне могли бы быть его друзьями. И снова потерянные возможности, – вздыхает он про себя, делая еще один глоток. — Минерва говорит, ты останешься тут с нами… в обозримом будущем, – аккуратно замечает Помона. — Да? – Северус переводит вопросительный взгляд на Минерву. — Я уже объясняла, что как директор школы я предоставила тебе Схоластическое убежище. Это удерживало министерство на расстоянии, пока ты был в коме, и я намерена защищать тебя столько, сколько потребуется, чтобы очистить твое имя, – поясняет Макгонагалл. Мужчина ставит полупустой бокал обратно на стол, с трудом проглатывая то, что успел набрать в рот. — Этого может не случиться никогда, – еле слышно выдавливает он. Коллеги бросают на него грустные взгляды. Жалость. — Тогда ты можешь остаться здесь навсегда, – решительно произносит Минерва. — Ты не останешься директором навсегда, – напоминает ей Снейп. — Я не планирую в ближайшем будущем никуда уезжать. А в дальнейшем мы всегда можем удостовериться, что мой преемник с пониманием относится к твоему делу. Сочувствие – это далеко не то, что Северус хотел бы получить. Это просто еще один синоним к слову "жалость". — Могут возникнуть протесты… – неуверенно вставляет Роланда, – вы должны дать людям какое-то объяснение. — Роланда! – прикрикивает Поппи. – Ему сейчас не нужен весь этот стресс. — Она права, – ворчит Северус, кивая профессору полетов. Сейчас он жалеет, что не остался в замке. Он снова поднимает бокал вина и осушает его одним глотком, чем зарабатывает укоризненный взгляд колдомедика. — Возможно, – соглашается Минерва, – но уж точно не ценой пожизненного срока в Азкабане? После всего, что ты сделал для волшебного мира, какой будет исход допроса в министерстве? Если ты выйдешь за ворота, тебя тут же арестуют и вынесут приговор. Кому будет от этого лучше? — Я убийца, – произносит Северус, и это слово оставляет неприятный вкус во рту. — Есть смягчающие обстоятельства. — Никто не заставлял меня уби— делать то, что я сделал, и кроме слов Поттера, – он замолкает, думая о воспоминаниях и размышляя, что мальчишка мог им всем рассказать, – нет никаких доказательств, – Снейп подозревает, что Поттер не поделился всем содержанием его воспоминаний и уж точно никому их не показывал, но все это формальности. Суть в том, что они все равно знают. — Я думаю, ты скоро поймешь, что слово Поттера значит в наши дни довольно много. — Да ну? Минерва вздыхает, снова наполняя свой бокал. — Просто знай, что предложение в силе, Северус. — Я знаю, и… я подумаю, – произносит он настолько уверенно, насколько может при условии, что он уже принял решение и уже знает, что ему придется сделать. – Мы можем вернуться, Поппи? Я устал.***
После этой прогулки Помфри удваивает скорость его реабилитации. К концу недели он уже самостоятельно ходит по больничному крылу, падая обратно на кровать с ощущением, что пробежал марафон. Он проклинает ее, безуспешно хватая ртом воздух. — Тем не менее, – подбадривает его Поппи, совершенно не впечатленная его грубостью, – это прогресс. Она все чаще вывозит его на прогулку. На открытом воздухе ему дышится легче. Она подвозит его поближе к озеру, чтобы он мог опустить в воду ноги. Иногда он встает и проходит небольшое расстояние пешком; иногда он спотыкается на ровном месте или просто не может удержать свой вес, так что Поппи приходится звать Хагрида, чтобы тот усадил его обратно в кресло. Минерва сейчас занимается подготовкой к предстоящему учебному году, но периодически находит все-таки время, чтобы навестить его. Обычно их разговоры крутятся вокруг Схоластического убежища и того решения, которое он официально так и не принял. —Я все еще здесь, правда? – говорит он ей.***
К нему приходит временно занимающий должность министра магии Кингсли Шеклболт, когда получает весть о том, что Снейпу стало лучше. Его сопровождает аврор, которым, к великому огорчению Северуса, оказывается Гарри Поттер. Снейп слышит их шаги и голоса еще до того, как они появляются в дверях больничного крыла. Третий голос выделяется явным шотландским акцентом, и Северус сразу узнает тон, который Минерва приберегает для самых проблемных и беспокойных студентов. "У вас нет здесь власти!" – практически кричит она, когда двери распахиваются, и гости подходят к Снейпу, невозмутимо сидящему на своей койке. Он заверяет Макгонагалл, что все будет в порядке, и она раздраженно выходит. — Снейп, – сдержанно произносит Шеклболт. Поттер молча мнется у изножья кровати, сжимая перо и лист пергамента. Он лишь кивает в качестве приветствия. Когда их глаза встречаются, между ними что-то проходит, но лицо мальчишки остается непроницаемым. Северус чувствует, как знакомое чувство ненависти пронизывает все его естество. На секунду он задается вопросом, поделился ли бы он воспоминаниями с Поттером, если бы знал, что не умрет. Снейп первым отводит взгляд. — Я так понимаю, тебе уже лучше? – начинает Шеклболт. — Понятие "лучше" достаточно субъективно. Лучше для чего? – интересуется Северус, устраиваясь на кровати так, чтобы сидеть чуть выше. Урон, нанесенный его горлу, лишил его голос той холодной вкрадчивости, которой он мастерски пользовался на посту профессора, но хриплый тон, которым он говорил сейчас, мог быть не менее ледяным. Мужчина непринужденно стряхивает крошку с колена. — Чтобы ответить на несколько вопросов, – коротко отвечает Шеклболт. — Мы хотим знать, каким будет твой следующий шаг. — Мой шаг очевидно не будет очень длинным, – заявляет Северус. – Однако недавно мне удалось добраться без посторонней помощи аж до конца коридора, так что, вероятно, ты захочешь разместить своих авроров у школьных ворот на случай, если я планирую сбежать со дня на день. — Меня не беспокоит, что ты можешь сбежать, – Шеклболт изо всех сил пытается сохранить самообладание, подобающее министру. – Как раз наоборот. Меня беспокоит, что ты планируешь здесь остаться. — А. — Как тебе хорошо известно, здесь ты неприкасаемый. — Так и есть. — Если бы ты согласился на допрос – добровольно, – если бы ты был не против помочь нам… для тех, кто может предоставить нам информацию, предлагаются неплохие сделки с признанием вины, – объясняет Шеклболт. — Ты хочешь сказать, – недоверчиво перебивает его Снейп, потирая переносицу, – что таким людям, как Люциус Малфой, все сойдет с рук снова? – Он усмехается. – Я бы скорее предпочел взять на себя ответственность за свои действия. — Значит, ты согласишься на допрос? Северус бросает взгляд на Поттера. Почему он молчит? Почему не пишет ничего на своем дурацком листе пергамента? Мальчишка в качестве аврора приводит его в такое же бешенство, как и в студенческие годы. — Я… подумаю об этом, – через мгновение отвечает Северус, небрежно пожав плечами, уже зная, что решение принято.***
Они уходят. Шеклболт явно в ярости. Через несколько минут, когда Северус уже устраивается в постели поудобнее, собираясь вздремнуть, в коридоре снова слышатся быстрые шаги. Северус приоткрывает один глаз как раз в тот момент, когда Поттер врывается в двери больничного крыла. Он подходит к Снейпу, и их взгляды снова встречаются в молчаливом противостоянии. И снова Северус первым разрывает эту связь. — Раз вы собираетесь просто стоять там, Поттер, вы не против, если я посплю? Я устал за день. Поттер оглядывается на двери. — Я забыл пергамент, – говорит он, забирая потерю с соседней койки. Северус хмурится. Его раздражает, что Поттер специально оставил свой лист, чтобы иметь предлог вернуться, и что он, Северус, не заметил этого. Это невероятно неуклюжий трюк, который он точно должен был заметить; точно бы заметил в бытность его шпионом. — Что ж, вы нашли его, – пренебрежительно замечает бывший профессор. — М-м… послушайте, Снейп… я… – запинается Поттер. Северус резко втягивает воздух через нос. — Говорите уже. — У меня все еще хранятся ваши воспоминания, и… я никому их не показывал еще, я бы не стал без вашего согласия, но… — Но что? — Они были бы лучшим доказательством… вы бы могли даже избежать тюремного заключения, если бы мы использовали их в суде. Не совсем понимая, откуда у него взялось столько энергии, Северус вскакивает на ноги и рывком приближается к Поттеру. — Вам недостаточно того, что вы растрепали об этом всем вокруг? Вы хотите теперь еще и показать их всем? – в ярости спрашивает он. В процессе тирады он хватает Поттера за воротник, но, чувствуя, что мальчишка нащупывает палочку, быстро отпускает. — Если вы покажите хоть кому-нибудь эти воспоминания, – рычит Снейп в дюйме от лица Поттера, – меня будут судить за ваше убийство. Помимо убийства Дамблдора. — Я хочу помочь. Я… я думаю, что должен вам это, – практически выплевывает Поттер, отпихивая мужчину и делая несколько шагов по комнате. Северус потрясен тем, что Поттер не испугался, в былые времена любой студент пришел бы в ужас, даже если бы он просто посмотрел в его сторону. Но опять же, Поттер уже не студент, а Снейп не профессор, он уже не Пожиратель смерти и даже не шпион. Он успокаивается, снова опускаясь на кровать. — Вы ничего мне не должны.***
Когда в сентябре студенты снова наполняют Хогвартс, Северус становится фактически ночным жителем, наслаждаясь сном днем, а ночью перемещаясь по замку. Он знает, что только трусость заставляет его прикладывать такие усилия, чтобы избегать студентов, но одна мысль о том, чтобы посмотреть на лица тех, кого он предал год назад, наполняет его жгучим стыдом. Так что он бродит по коридорам ночью, избегая всех, кроме призраков, и постепенно восстанавливая свои силы. Вообще он всегда предпочитал гулять по замку именно в ночное время: коридоры, залитые лунным светом, прохлада камня и тишина – все это создает определенную атмосферу. Иногда он слышит голоса, эхом раздающиеся по стенам, и вспоминает о другом голосе, который пробивался к нему через глубину его сна. Голос, который подталкивал его к свету и заставлял думать, что есть что-то, ради чего стоит проснуться… Его раны потихоньку заживают. Шея и грудь все еще представляют собой месиво из сморщенной, огрубевшей кожи, на которую он вынужден с отвращением смотреть в зеркале каждое утро и вечер. Но из них больше не сочится липкий гной, и, если не считать странного покалывания, боли тоже больше нет.***
Он стоит на вершине Астрономической башни – там, откуда упал Дамблдор, – опираясь на парапет и сжимая сигарету своими тонкими пальцами. Прошло почти два года со времен битвы, почти восемь месяцев с тех пор, как он вышел из комы, и частично он уже восстановил свою физическую форму. Целители сказали, что его сила и выносливость никогда не будут такими, какими были раньше. Яд нанес слишком сильный урон организму: сердцу, легким, мышцам. И действительно, у него чаще появляется одышка, болят конечности, учащается сердцебиение. Ему придется принимать лекарственные зелья до конца своей жизни, которая несомненно будет намного короче, чем могла бы быть. Именно с этой мыслью он делает еще одну затяжку. Сегодня ему удается дойти до Визжащей хижины. Макгонагалл отговаривает его, но ему хочется – нужно – самому увидеть, где все произошло. Он прислоняется к дверному косяку у входа в ветхую комнату, уставившись на темное пятно на деревянном полу. Он совершенно не понимает, что это его кровь. Он слышал, что люди открещиваются от воспоминаний о таких травмах, но он помнит каждую минуту той ночи, начиная с мерзкого дыхания Темного лорда, когда он спрашивал про Бузинную палочку, и заканчивая внезапным пониманием, что Нагини приказано его убить, и уколом ее клыков, когда она разорвала его шею. Ему просто повезло. Вынырнув из мыслей, он осознает, что пальцы его свободной руки скользнули к шее. На ощупь кожа даже более отталкивающая, чем на вид. Минерва была права, зря он пошел туда. — Вот ты где, – раздается позади нежный, почти материнский, голос, но Снейп все равно дергается. Раньше он не страдал нервозностью, и теперь его возмущает то, как тело предает его, вздрагивая по малейшему поводу. – Прости, не хотела напугать, – продолжает Минерва, подходя ближе и на мгновение касаясь рукой его плеча. – Северус! Это не выглядит полезным! – встревоженно кричит она, замечая сигарету. — Покурить – это первое, о чем я подумал, когда вышел из комы, – произносит мужчина, зная, что ее это взбесит. Второе, – мысленно исправляет он сам себя. Первым был тот голос; больше всего на свете ему хотелось услышать этот голос снова. – А сегодня у меня наконец появилась возможность это сделать, – продолжает Снейп, но понимает, что у него нет сейчас сил спорить, так что, сделав последнюю затяжку, он перекидывает остаток сигареты через парапет. Приподняв бровь, Северус медленно выдыхает дым, словно провоцируя ее на еще одну нотацию. Минерва лишь цыкает и качает головой. — Я не скажу Поппи на этот раз, – обещает она, поплотнее закутываясь в шаль. — Виновен, – признает Северус. — Как всегда, неисправим, – Макгонагалл искоса смотрит на мужчину. — Спасибо, – усмехается он. Они погружаются в дружеское молчание; за эти годы они действительно стали друзьями. Возможно в первые дни своей преподавательской карьеры он не особо ценил ее советы и наставления, но, справедливости ради, в двадцать один год он вообще ненавидел наставления. Оказавшись между коллегами, которые когда-то его учили, и студентами, с которыми он однажды делил гостиную, Северус, как всегда, никуда по-настоящему не вписался. Минерва, однако, была настойчивой, она ловила его в уязвимые и сложные моменты, гася его ярость и поднимая его мрачное настроение своим едким юмором. У них появились добродушные шутки, отражающие давнюю борьбу их факультетов, ставки на матчи по квиддичу и здоровое соперничество с начислением и снятием очков. Между ними существовало также и неоспоримое, часто невысказанное, взаимное уважение к способностям друг друга. В последний год войны, когда он был директором, именно предательство Минервы было сложнее всего вынести; ее взгляд, когда они сражались в Большом зале, не был чем-то непривычным для него – Северус был знаком и с ненавистью, и с разочарованием, и с яростью, – но он не привык видеть все это во взгляде Минервы, направленном на него самого. — Итак, – начинает она после долгого раздумья, – Азкабан. Он кивает. — Азкабан. — Помоги мне понять твои мысли, Северус, сама я ничего не понимаю. — Говорят, сейчас Азкабан не так уж и плох. — Это все еще тюрьма. — На самом деле я просто сменю одну тюрьму на другую. В Азкабане, я отсижу свой срок и в какой-то момент меня выпустят. Здесь же, под действием Схоластического убежища, я попаду в ловушку на неопределенный срок. Это гораздо страшнее, чем Азкабан, разве ты не понимаешь? И… – Снейп замолкает, пытаясь подобрать слова, – я не хочу быть обязанным тебе… никому на самом деле. — Я… я не подумала об этом. Это бы не было как… с Альбусом. Я бы никогда не ожидала от тебя ответной услуги. Ты бы просто вернулся к должности профессора, вот и все. — Возможно, это станет для тебя неожиданностью, Минерва, но я не получаю удовольствия от преподавания. — Правда? Никогда бы не подумала, – заявляет она, вглядываясь в Запретный лес. Северус замечает, что она избегает его взгляда, и дергает уголком губ в слабой улыбке. Он вздыхает и поворачивается спиной к пейзажу, облокачиваясь на парапет и скрещивая руки на груди. — Я так устал, Минерва, – наконец произносит он. — Ужасно, неимоверно устал. Я просто вымотан. У меня не осталось сил бороться. — Тогда позволь для разнообразия побороться за тебя другим. Гарри— Он обрывает ее раздраженным взмахом руки. — От него я не хочу ничего. — Гарри хочет получить ответы, Северус, но он не хочет, чтобы ты сел в Азкабан. — Все равно нет. — Упрямый, невозможный человек! Снейп ухмыляется. Ему нравится такая оценка. Она заставляет его почувствовать себя похожим на себя прежнего. — Они считают, что у меня есть хорошие шансы на смягчение приговора с учетом всех обстоятельств. Макгонагалл смотрит на него с неопределимой печалью в глазах, которой он просто не может вынести, так что он опять отворачивается. — Такое ощущение, что ты хочешь, чтобы тебя наказали, – говорит она тоном, сочетающим в себе и гнев, и сожаление. — Ты не считаешь, что я заслуживаю наказания? — Я считаю, что ты достаточно страдал. Северус лишь усмехается и качает головой. — Я бы хотела, чтобы ты поверил мне, – продолжает она с легким испугом, – Я бы хотела, чтобы ты поверил, что достоин счастья. Он снова качает головой, и воцаряется тяжелое молчание. — Ты будешь меня навещать? – наконец спрашивает он, приподняв бровь. — Конечно, нет! – лжет она. — Я все равно пришлю тебе разрешение на посещения, – отвечает он, и затем добавляет, уже серьезно, – Я надеюсь, ты не считаешь меня неблагодарным? Я благодарен за все, что ты сделала для меня, за то, что позволила мне остаться здесь, пока я поправлялся, за время и внимание, которое вы с Поппи тратили на меня…. Я понимаю, что ты не должна была. — О, должна! – восклицает она, кажется, в гневе на саму себя. – Я подвела тебя. Сильно. С тех самых пор, когда ты был еще ребенком… Я должна была заметить хоть что-то. Северус пожимает плечами. Минерва никогда не была в списке людей, которых он обвинял в своих несчастьях. Наступает еще одно долгое молчание, и Снейп осознает, что она снова внимательно изучает его. — Пообещай мне одну вещь, Северус. — Какую? — Что, когда все закончится – твой срок, я имею в виду, – ты начнешь все сначала, начнешь новую жизнь. Он задумывается. Он так долго жил среди воспоминаний и призраков прошлого, что такая перспектива кажется просто немыслимой. Если он и пытался когда-либо представить будущее, в котором он становится свободным, действительно свободным, человеком, оно всегда было окутано непроницаемым туманом. — Я… постараюсь, – в это мгновение он говорит это искренне.***
Судебный процесс начинается в жаркий понедельник в середине июня. Минерва настаивает на том, чтобы пойти вместе с ним, и он это ценит, даже если и вслух протестует, когда они вместе проталкиваются сквозь толпу. — Подожди, – останавливает она его, когда они проходят мимо газетного киоска, прежде чем попасть в министерство через телефонную будку. Макгонагалл вытаскивает из складок своей мантии маленький кошелек и отдает 60 пенсов за батончик "Mars", который затем протягивает Северусу с кривой усмешкой, как бабушка, которая тайком скармливает сладости любимому внуку. Он берет его с тихим "спасибо" и засовывает в карман. Он боится, что его может стошнить, если он съест его прямо сейчас. Северуса предупреждали, что его дело привлечет внимание прессы, но он никак не ожидал такого количества вспышек камер и шквала вопросов, которые сыпятся на него с того момента, как он появляется в атриуме министерства. Минерва берет его за рукав и силком тянет ко входу в зал суда. Он низко опускает голову, стараясь всех игнорировать. Северус оказывается перед Визенгамотом. Они говорят, а он слушает, но такое ощущение, что слушает он из-под толщи воды. Ничто из того, что они произносят, по-настоящему не доходит до него. Против него есть только одно обвинение, нет никаких упоминаний того, что он Пожиратель смерти, кроме как в контексте его роли двойного агента, за что, как он подозревает, он должен благодарить Поттера. Они читают заявление, написанное Поттером; любые упоминания о том, откуда он знает правду, к счастью, не затрагиваются. Теперь они говорят конкретно о его воспоминаниях. Слова Поттера действительно воспринимаются просто как должное. Северус то и дело бросает гневные взгляды на мальчишку, сидящего рядом с Минервой на переполненной зрительской галерее. Северус мало что может сказать в свою защиту. Они спрашивают его, признает ли он себя виновным, и он твердым голосом отвечает им: "Виновен". За этим следует более невнятный разговор, а затем: "Мистер Северус Снейп, вы обвиняетесь в убийстве профессора Альбуса Дамблдора, в чем вы и сами признали себя виновным. Визенгамот принял во внимание все смягчающие обстоятельства, в частности показания мистера Гарри Поттера о вашей роли двойного агента. С учетом всех деталей я приказываю передать вас под стражу Отделу магического правопорядка, который будет контролировать ваше содержание в Азкабане в течение пяти лет". Он снова поднимает взгляд на зрительскую галерею и видит потрясенное выражение лица Минервы. Поттер утешает ее, и когда Северус смотрит на него, он не может вынести жалости в этих изумрудных глазах. Снейп быстро отводит взгляд и отказывается оглядываться, когда авроры связывают ему руки за спиной и выводят из зала суда. Он не вырывается и не пытается сопротивляться. Они отводят его в камеру предварительного заключения в подвалах министерства: маленькую, отделанную кафелем комнату. Там стоит койка, на которую он садится, и плед, которым он укрывает ноги. Здесь холодно, а он ненавидит холод. Он напоминает ему о подземельях. Он нащупывает в кармане уже слегка подтаявший батончик "Mars", который купила ему Минерва, и, развернув, с удовольствием откусывает, зная, что это последний раз за предстоящие пять лет, когда он ест его.