***
Все следующие дни для Эна прошли как в тумане. Каждый день для него открывался мыслью об этой горничной. Обязательно, перед самым сном, в его голову врывался этот чудный, миловидный образ больной девушки, что остался неизгладимым впечатлением на его невинной чувствительности. Оставаясь наедине, он часто вспоминал, млел моментом их поцелуя; жаркое касание чувствовалось на его губах, стоило только вспомнить о Син. В трясущихся руках, он часто мял, комкал, даже целовал её записки. Каждый раз перечитывая их, он удивлялся мастерству красноречия Син, риторика девушки производила сильное впечатление на ум парня. Для него эти две записки, были подобны священному писанию любого богослужителя, для него и был этот бог. Син – бог. Бог его бессонных мучений и страстей. Его состояние стало ещё хуже. Ежесекундно, он мучил, корил себя за то вольное допущение, за те дрожащие руки, которыми он обнял худое тело девушки. Ощущения вновь играют на его руках, Эн помнит, насколько худой и стройный стан у Син, насколько ровно и приятно он ложился в тёплый охват рук дворецкого. Не смотря на боль души, которую Эн ежедневно испытывал, он сдержал своё обещание и проводил время с Терезой. Девочка была без ума от его присутствия, что, конечно, не скажешь о других дронах. -И что она в тебе такого нашла…, – однажды сказала Джей, во время отсутствия Тессы, – ты же ничего более, чем обычный дворецкий. -Ну не знаю, – добродушно отвечал Эн на язвительность Джей, – это ты у Терезы спроси тогда. -А ты то как сам думаешь? – говорила Джей, всё так же, с холодом поглядывая на парня. -Я, решительно, ничего не хочу думать…, – и чтобы избежать неприятного диалога, Эн встаёт у окна, делая вид что всматривается в пустынные, дворовые дали особняка. -Банка с болтами: без всякой мысли, – девушка, кажется, тоже теряла интерес к общению, – без всякой идеи… Эн готов был сорваться. Но каждый раз, перед тем как он чувствует, как у него стрельнет пробка, он вспоминает о Син. И вновь, его расстроенный рассудок поражает волнительная волна, медленно переходящая в сердце, которое после начинает стучать всё быстрее и быстрее. Он забывается.***
Эн входит взад и вперёд, всё быстрее и нетерпеливее. Каждую ночь, когда мрак и молчание ложатся на большие залы особняка, где-то в дали, звонко и бойко, стучат пара маленьких ножек. Библиотека – второй этаж: вот все его ночные похождение. Словно магнитом, Эн был притянут к этим местам, единственным местам, хоть как-то напоминающим о его безумной подруге. -Почему, почему так? – бесконечно лепетал он в ходьбе, – почему-почему-почему? Поцелуй… Он ощущался как укол, как прививка, навечно привязавшая его рассудок и душу к этой страстной незнакомке. Вся его чувствительность местами меркла, и, кажется, он больше не хотел находиться в реальном мире, а просто хотел плавать во сне, в своих воспоминаниях, жить тем секундным поцелуем, что подарила ему Син. -За что… Он был в мучительном напряжении и беспокойстве и в то же самое время чувствовал острую необходимость в новой встрече. Ему хотелось увидеть, приметить хотя бы единый знак её присутствия, символ того, что она не забыла о нём; что она и в прошлом, и по сей день наблюдает за ним где-то из-за угла, поджидает момент для нового нападка страсти и любви. -Любовь… Эну было странно думать о таком высоком чувстве. То, что проецировала Син, никак нельзя было назвать любовью. Это было что-то высшее или вовсе иное, необъяснимое отношение. Исполнение долга души. Ни жалоб, ни упрека, ни боли самолюбия. Он с отвращением озарялся на себя прошлого. Особенно на то, как он позволил себе обнять девушку. То, как Эн старался её удержать, когда та начала вырваться из его слабого объятия. Эта мысль отравляла его маслянистую кровь, делая Эна угрюмым и молчаливым. Благо, он один, а значит, может быть самим собой. -Что я вообще о себе возомнил, я мерзок, я потерял голову, – Эн стучал по своей голове, несколько механизмов зашевелились, оставляя глухой, мерный звук внутри черепной коробки, – что я наделал, она, видимо, из-за этого ушла…. Весь остаток дня он был мертвецки уставшим. Дойдя до зловещей статуи рыцаря, он снова остановил свой взгляд на ночном небе. Сегодня было пасмурно, звёзды, так часто мерцавшие, были почти не видны за массивом тучных облаков. От этого унылого, облачного мрака Эну стало ещё хуже и он отвернулся. Ему до ужаса хотелось спать, но воспалённый томительным ожиданием мозг раз за разом пробуждал своего хозяина. Засмотревшись на статую, Эн скользил взглядом по массивной кирасе рыцаря, на пышной, стальной груди которого, была какая-то отметина в виде трёхлучевой звезды: круг с исходящими по три грани стрелками. Ранее Эн не встречал подобной символики. Сразу, скользнув взглядом вниз, Эн приметил, как чёрный лоскуток ткани валяется подле стальной ступни. -Резинка для волос…? Осмотрев в руках предмет, Эн помял, растянул его и уже хотел положить в карман, как вдруг его разум озарился в ярком воспоминании. -Это её резинка, она тогда так…, неряшлево…, ох…, её…, – слова опадали в сильном воспоминании. Точно! Горничная носила их на своих длинных, лучистых косах. Парень точно не мог вспомнить структуру её волос, но это не мешало ему возгореться идеей потрогать их, хотя бы на мгновение пройтись рукой по её волнистой шевелюре…. Но, увы, он уже никогда не увидит Син, чтобы реализовать своё нежное желание въявь. Он виноват. Он напугал её. -Прошу, приди ещё хоть раз, – раздавался Эн, совсем не стесняясь разбудить жителей особняка, – нг-ха, я даже имени её не знаю! Почему всё так? Это бред! Он то в ярости колотил по стенам особняка, то растирал меж пальцев свой коричневый пиджак, растирал с таким ожесточением, что сукно начинало рваться. Нет. Син не придёт. Эн заранее знал, что их встречам настал конец, и всё же не хотел этому верить. Вся его детская пылкость выходит на ковёр, Эн бросается ниц и впивается в алую ткань пальцами. Почему меня это так тревожит? Что за проклятье? Она – ведьма! Он чувствует, как не способен контролировать этот приступ, и Эн просто отдаётся слепой ярости. Он бьёт, колотит ни в чём неповинный ковёр, хочет вовсе разорвать его, но ослабевшие от стресса мышцы даже на такое не способны. Всё его существо содрогалось в страшной агонии и осознания той бесповоротной, невозвратимой потери в виде Син. -Нет, это сон какой-то, кошмар…, прошу, – дрон совсем поник, – хоть глазком, хоть краем визора увидеть…. Тебя…. Эн плачет тихо, горько, как он никогда не плакал в своей жизни. Желтые, голографические слёзки стекают на визоре. Горечь слёз сдавливает горло, всё его существо отекает в слезливом отчаянии, – и тогда Эн падает на измятый ковёр и засыпает, обессилив от гнева и грусти. … Кто ты? Почему ты так поступаешь? Ты играешь с моим сильным чувством как с игрушкой. Неужели ты это из зла? Почему меня это так трогает, так тревожит? … Дождь барабанит по стеклу. Томные, жирные капли ливня стучат до такой пары громко, что, кажется, вот-вот нанесут стеклу трещину или вовсе его разобьют. Вся это барабанная песнь понемногу будит Эна. Спросонья, он даже не может вспомнить: где находится и при каких, собственно, обстоятельствах он здесь находиться. Минутная дремота в раздумье, и Эн вскрикивает, словно сильно пораженный какой-то мыслью. Но ещё более неожиданным оказывается последующий голос: -Почему ты кричишь. Эн? Дрожащая от болезни рука поглаживала Эна по голове. Ласковая насмешка судьбы заключалась в том, что изначально Эн хотел погладить волосы горничной, но, как оказалось, вышло всё наоборот. -У тебя очень мягкие волосы. Эн – мягкий, добродушный, но очень эмоциональный мальчик. Эн – хороший мальчик. Странный говор девушки пестрил осторожной размеренностью и нежностью произношения слогов, девушка не хотела вновь напугать его, поэтому говорила очень тихо, почти шептала в область его слухового сенсора. Голова Эна покоилась на её узких, трубчатых коленках, которые то и дело подрагивали в болезнетворной конвульсии. -Ты очень яркий. Ты, Эн, как маленький костёр, стоит добавить чуточку масла, и – она начала медленно ворошить его волосы, локоны Эна вздымались и опускались подобно языкам пламени, – и возникнет огромный кострище! Огонь! Пожар-пожар! Неловкий смех. Эн уже слишком много вынес в этот день и в этот вечер и к этому, последнему неожиданному испытанию был не готов. Только мягкая улыбка блеснула на лице парня, перед тем как он вновь уснул. -Ты просто лапочка, – заботливая рука вновь прошла по голове, – нам обстоит о многом поговорить. А пока спи. Мягкая улыбка. Любовь. Я странная. Прости.***
В реальном времени, Эн выводит углём вторую ящерку.