Дьявол всегда смотрит прямо

      Дима изнемогает от ожидания, которое приходиться терпеть с самого утра, так что открывает дверь ещё до того, как Катерина успевает вытащить из сумочки ключи от его квартиры.       — Ого, — выдыхает незнакомая девушка, удивлённо распахивая глаза, — вот это сервис. Я — Лина.       Она протягивает свою руку в доброжелательном жесте. У неё тонкие запястья и татуировки на изящных пальцах. Смешные хвостики светлых волос и цветная одежда, которая хоть и выглядит странно, удивительно гармонично сочетается.       — Дима, — он чуть склоняет голову, сжимая чужую ладонь в своей руке, и даже улыбается, — проходите в дом.       Он отступает, пропуская двух блондинок. Катерина смотрит на него настороженно, всем своим видом показывая, что не простит его, если он нарушит своё обещание. Дима на это лишь усмехается — ему даже приятно, что подруга считает его буквально монстром, раз ожидает, что он нападёт на ведьму прямо с порога.       — У тебя как-то пусто, — заявляет Лина, осматривая помещение с явным любопытством, — холодом веет прям как на кладбище.       Дима не сдерживает смешка. В целом, девушка прекрасно угадывает с атмосферой. Ведь в его доме кроме живых трупов никто больше и не обитает. И ему это нравится.       — Ты прямо дома же бьёшь? — интересуется девушка, неожиданно оборачиваясь на Диму, — потому что экономнее или просто комфортнее?       Матвеев сразу понимает, под каким предлогом Катерина привела Лину к нему домой. В последние годы он серьёзно увлекается татуировками, даже работает периодически в салонах и дома у него действительно есть всё необходимое.       — Последнее. Нам в другую комнату, — говорит Дима, — у тебя уже есть эскиз?       Лина начинает возбуждённо рассказывать о том, что придумала, и без задней мысли направляется в ту сторону, которую ей указывает Матвеев. Дима кидает взгляд на Катерину, подмигивает ей, а потом вихрем срывается с места. Лина даже не успевает понять, что что-то не так, как в её изящную шею вонзаются зубы. Она тонко вскрикивает, от страха кровь разгоняется по венам. Дима крепко прижимает к себе трепыхающееся тело, прикрывает от наслаждения глаза — он чувствует, как с кровью в его организм потоком вливается чужая магия. И это слаще любых наркотиков. Сила в этой ведьме скрывается действительно огромная, она искрится на языке, пульсирует в глотке и растекается по каждой клеточке тела. Дима невольно мычит, едва заставляя себя не разодрать чужую шею и не выпить всё до последней капли. Девичье сердце так быстро бьётся в груди, что это слышится лучшей музыкой за последние годы.       Когда Лина опадает в его руках безвольной куклой, Дима размыкает челюсти и медленно отстраняется, напоследок проведя языком по всё ещё кровоточащим ранкам. Он облизывает губы и распахивает глаза, едва удерживая координацию от внезапной чёткости мира. Чистое наслаждение.       — Чуть больше двух с половиной литров, — с усмешкой сообщает он напряжённой Катерине, что всё это время смотрит за ним, — как и обещал, популяцию не сокращаю.       — Какой же ты мудак, — качает головой Катерина, а потом шумно вдыхает через нос, — где будешь её держать?       — В подвале подготовил комнату, — Дима обхватывает Лину одной рукой, а второй любовно проводит костяшками пальцев по холодной коже лица, — сейчас наложу барьер, и она не сможет там колдовать.       Катерина кивает, а потом словно неуверенно подходит ближе.       — Дай я отнесу, — говорит она, пронзив Диму своим зелёным взглядом, а потом осторожно перенимает Лину в свои руки.       Матвеев не противится этому, ведёт подругу за собой и открывает перед ней металлические двери в небольшое помещение. Дима ничего не говорит, лишь мысленно удивляется такому поведению вечно безразличной ко всем, кроме него самого, вампирше. Но это его не то чтобы сильно беспокоит — в настоящий момент его больше будоражит почти забытое ощущение силы, циркулирующей по телу. Дима останавливается перед стеной, несколько раз сжимает-разжимает кулаки, а потом делает резкое движение руками, будто хватает невидимый шар, и между ладонями тут же ощущается давление сжатого воздуха. Это вызывает дрожь по телу — он снова полноценный, снова может не только разрушать, но и создавать, контролировать.       Дима кладёт ладони на стену, прикрывает глаза и начинает читать заговор, который придумывает на ходу. За столько лет практики у него пропадает необходимость в том, чтобы пользоваться чужими наработками — теперь все его способности в его опыте.       — Прекрасно, — с трепетом шепчет Дима, ощущая расходящиеся по комнате вибрации.       Катерина тем временем осторожно кладёт Лину на раскладушку и щупает её пульс.       — Дим…       — Всё в норме, — беспечно обрывает он, — давай, выход знаешь, где. Жду от тебя сообщений.       Катерина кидает на него злобный взгляд, а Матеев с каким-то садистическим удовольствием осознаёт, что девушка ему ничего не сделает. Не потому, что не может, а потому, что просто не хочет. Как бы Катерина не пыталась доказать свою обособленность, она всегда будет возвращаться к нему.       Когда Дима слышит звук закрывшейся двери, он подходит к горизонтальному холодильнику и достаёт пакеты с плазмой и эритроцитной массой. В конце концов, он не прямо-таки и монстр — раз пообещал подруге, что не убьёт её ведьмочку, то и сделает всё, чтобы поспособствовать её жизни. Он ставит Лине капельницы в обе руки, не особо заботясь о том, что это не совсем профессионально. Но и он не доктор.       Дима ставит рядом с кроватью бутылку с минеральной водой, а потом уходит, запечатывая дверь заумной вязью магического замка.       Ему снова предстоит ждать, но это время не будет потрачено просто так. У Димы есть простой и точный, как швейцарские часы, план. У него есть ещё почти шесть часов, и потратить их Матвеев собирается с пользой.       Он поднимается в свою комнату, закрывает плотные шторы, что ни единого луча света не пробивается сквозь окна, и расстилает на полу чёрную ритуальную ткань с выведенными красным на ней узорами призыва. Дима старается контролировать своё дыхание и сердцебиение. Он чувствует, как искрится магия на кончиках его пальцев — и это ощущение его пьянит получше любого алкоголя или психотропного вещества.       Кривые, сделанные собственными руками свечи, загораются светлячками огней. Дима садится на колени и кладёт перед собой битое зеркало. Он видит, как отражается собственное лицо: ассиметричными, неправильными образами. Огонь подсвечивает бледную кожу, делая узоры татуировок на ней особенно чёткими, даже страшными. В глазах стоит сумасшедший блеск.       Матвеев прикрывает веки и начинает чётко и быстро зачитывать давно заученный текст. Сталь ритуального ножа вспарывает подушечку пальца, и Дима, не глядя, рисует на зеркале спираль.       Он замолкает. Слышит только, как стучит мёртвое сердце в груди. В груди что-то шевелится, переворачивается с трудом, царапается о корсет рёбер. И одновременно с ощутимым толчком изнутри Дима распахивает глаза — огонь танцует на лице красным. Губы словно сами тянутся в довольном оскале.       — Хозяин, — благоговейно шепчет он.       Чёрные когтистые руки обхватывают плечи Димы в отражении зеркала. Тяжесть этих ладоней тут же лишает любой возможности пошевелиться, припечатывает к месту. В затылок веет то ли холодом, то ли жаром, и одно понятно — это обжигает.       — Сколько не звал меня, — гулко, точно эхом, отзывается сущность, — я скучал по моему лучшему из детей.       — Я пришёл сразу, как смог, — отвечает Дима, наслаждаясь моментом, когда неземная мощь касается его бестелесного тела, — скоро я принесу тебе ещё одну душу.       — Давно пора, — чёрные руки скользят к шее, обхватывают её, острые когти царапают кожу, — ты всё ещё не хочешь принять моё предложение?       Его подбородок уверенно приподнимают, кадык дёргается от вспышки страха — одно лишь движение, и Дима перестанет существовать. Вот только он знает, что нужен хозяину. У них договор, что выгоден обеим сторонам.       — Нет, — пересохшими губами произносит Матвеев практически бесшумно, — я ещё не готов.       — Когда-нибудь, — задумчиво хмыкает сущность, а потом ласково отпускает, возвращая руки на плечи, — тебе что-то от меня нужно?       — Только твоё внимание, — Дима всматривается практически до боли в плотную тень за своей спиной, но улавливает лишь дрожь воздуха, словно сущность смеётся, — я вечно твой.       — Мне льстит твоя преданность, Дмитрий, — длинные пальцы залазят под горловину футболки, неживым касанием прижимаются к коже, — и я прощаю тебя за такое долгое отсутствие.       Матвеев чувствует, как узел иррационального напряжения развязывается в его груди. Дышать становится словно легче. Дима понимает, его особенность, его дар и наказание всё ещё с ним.       — А это тебе в знак моей снисходительности, — шепчет сущность на ухо, и Дима успевает разглядеть две алых вспышки в чёрных глазницах, перед тем как сотни иголок вонзаются в его тело, плавя кожу потоком чёрной энергии.       Собственный крик оглушает. Дима никогда не сможет к этому привыкнуть. Сознание меркнет.