Дьявол всегда смотрит прямо

      Первое сообщение приходит почти в пять вечера. Катерина: Я его нашла       Дима усмехается, откладывая телефон в сторону и потягивается. Он всегда чувствует особое удовольствие, когда его предположения оказываются верными. В эти моменты он ощущает себя чуть ли не Богом. Хотя, в его случае, правильнее будет сказать Дьяволом. Собственное всевластие пьянит и, как обычно бывает, толкает лишь на новые свершения.       Матвеев идёт к себе в комнату, переодевается, потом берёт из холодильника заранее заказанные продукты и спускается в подвал к Лине.       Та лежит на своей раскладушке, подложив под голову тонкую подушку, и читает «Дракулу». Когда Дима входит к ней, даже не поднимает на него взгляд, лишь лениво переворачивает страницу. Вампир с ухмылкой качает головой, ставит на тумбочку три контейнера и бутылку, а потом подходит к ведьме и становится буквально над душой, терпеливо ждёт. Ему нравится, как Лина непокорно себя ведёт — без лишней наглости, всё же понимает своё положение, но при этом и прогибаться не собирается, показывает характер.       — Тебе что-то нужно? — лениво интересуется она и поднимает свой светлый взгляд.       — Не могу тебя проведать? — хмыкает Дима.       — Не делай вид, что тебе не всё равно на меня, — Лина загибает уголок страницы и закрывает книгу, садится, подгибая под себя ноги в позу лотоса, — утром ты ко мне зашёл, пока я спала. Соответственно, сейчас тебе что-то от меня нужно.       Логично.       — Ты кто по образованию? — интересуется Матвеев.       — Хороший человек, — улыбается Лина, — а вообще, психолог.       Дима тянется за стулом, ставит его спинкой вперёд и седлает, расслабленно упираясь локтями. Хорошее настроение и предвкушение скорых приключений заставляет его чувствовать какое-то странное веселье.       — И что обо мне можешь рассказать? — он чуть склоняет голову.       Лина прищуривается, сканирует его как-то слишком цепко.       — На самом деле, я бы с тобой пообщалась в более приятной обстановке, знаешь, за чашечкой кофе на альтернативном молоке или чего покрепче, а то анализировать такого… интересного пациента, как ты, быстро не получится. А у тебя, кажется, времени не очень много.       Дима старается не показывать своего удивления, чуть улыбается.       — С чего такие выводы?       — Ты не закрыл за собой дверь, — отвечает Лина, — улыбаешься довольно, а ещё на тебе тряпки другие, не то, что утром.       — Ты не спала, — хмыкает Дима.       — А кто бы смог беззаботно спать в доме у монстра, — ведьма усмехается, — и не нужно говорить, что ты не монстр, я ещё в первый раз заметила, как тебе нравится, что я тебя так называю.       Матвеев фыркает. Девушка продолжает его удивлять. Возможно, со временем он даже сможет понять Катерину, которая беспокоится о ведьме — есть в ней что-то особенное, привлекательное даже. Но она права — поговорить им придётся в другой раз, а то, что этот раз будет, Дима уверен, ему теперь самому интересно.       — Мне нужно, чтобы ты меня оглушила, — серьёзно говорит Матвеев.       На что получает сначала недоумённое лицо девушки, а потом она начинает тихо смеяться, прикрывая рот ладонью. Лина кидает на него несколько скептических взглядов, пока Дима терпеливо ждёт, чтобы ведьма успокоилась.       — Что, прямо сейчас? — с иронией спрашивает она, — ты мазохист? И зачем тебе это? Прости, но я не понимаю твоего гениального плана.       — В соседней комнате сидит человек, — поясняет Дима, — и мне нужно, чтобы он сбежал. Думал, что сбежал.       — Та-а-ак, — тянет Лина, спуская ноги с кровати, и с хитринкой в глазах спрашивает: — а что мне помешает сбежать вместе с ним? Или рассказать, например, что это подстава? А, может, и вовсе тебя на кол, как шашлык, надеть?       Матвеев растягивает губы в злобной усмешке, лезет за телефоном и показывает фотографию, которую сделал часа четыре назад. Любая нотка веселья исчезает с лица ведьмы, светлый взгляд покрывается ледяной коркой.       — Сука, — цедит она.       — Так что ты ничего не сделаешь, — довольный Дима поднимается со стула, — ты же не хочешь найти свою дочь мёртвой? Или получать её по частям? Даже не знаю, что я с ней сделаю, если ты решишь самовольничать. Попробуешь сбежать, поиском ты дочь не найдёшь — я её хорошо спрятал.       — Где она? — Лина резво поднимается на ноги и подходит к Матвееву близко-близко, вскидывает острый подбородок, смело смотря ему в глаза, — как ты её нашёл?       — Как оказалось, Катерина очень переживает о состоянии Луны, — Дима показательно нежно заправляет выпавшие из хвостика ведьмы светлые пряди, — не вини её, она не знала, что я за ней слежу. У тебя милая девочка. Ждёт, пока мамочка вернётся из командировки с подарками.       — Где она? — снова шипит Лина, но Дима отчётливо видит страх в её глазах, а ещё желание сделать всё, что угодно, лишь бы защитить своего ребёнка.       Материнская любовь — дикая сила. И ещё более дикая слабость. На этом так легко играть.       — С бабушкой поехала в санаторий, — снисходит до объяснения Дима, — им пришли горящие путёвки. Неожиданно, правда? Старушка Люция поверила сообщению с твоего телефона, что тебе пришлось срочно уехать, а на связь, к сожалению, выйти пока не можешь. Мой старый друг за ними присмотрит, не переживай. Будешь послушной, ещё обнимешь и дочь, и мать.       Лина смотрит на него ещё несколько секунд, а потом сдаётся, делает шаг назад. Дима слышит, как сумасшедше стучит её сердце в груди. Но, нужно отдать ведьме должное, держится она до сих пор с достоинством.       — Что мне нужно сделать? — едва контролируя голос, спрашивает она.       В её глазах что-то потухает. Матвеев усмехается.       Не больше, чем через полчаса приходит новое сообщение. Катерина: Саша решил ехать сразу на поиски У тебя не больше сорока минут       Дима прячет телефон в карман — так даже лучше. Не придётся долго ждать — это уж очень он не любит.       Матвеев толкает дверь в импровизированную камеру Олега, не включает предусмотрительно свет — освещение идёт с коридора, делая в помещении зловещий полумрак. Он подходит к Шепсу — верёвки на ногах потрёпаны, явно не держат больше, но, очевидно, остаются на месте. Голова Олега безвольно свисает на грудь, дыхание у него поверхностное, частое — измученный разум явно подкидывает ему какой-то кошмар.       Дима опускает взгляд на окровавленное запястье парня. Браслет слабо вибрирует, ощущая энергетику магии, которая является для него питающей. Матвеев мягко зарывается пальцами в длинные волосы Шепса, легко массирует затылок, а потом приближает лицо и шепчет на ухо:       — Олеж, просыпайся, ты дома.       Тот резко распахивает глаза, на дне которых плещется ложно внушённая надежда. Она тут же разбивается о насмешливый взгляд Матвеева, который уже отстраняется.       — Обрадовался? — улыбается он, — как себя чувствуешь?       У Шепса измученное и осунувшееся слегка лицо: синяки под глазами, сухие губы с размазанной кровью и неряшливая щетина. Даже хочется приласкать, настолько парень жалко выглядит.       — Пить хочешь? — спрашивает Дима, тряся перед лицом Олега бутылкой воды.       — Чего ты ждёшь? — спрашивает Шепс хриплым голосом.       Логично предположить, что вопрос скорее абстрактный.       — Пока тебя придут спасать, — жмёт плечами Матвеев, — а Саша придёт, я уверен.       — Не боишься, что я откинусь к этому моменту? — усмехается Олег и поднимает руку, демонстрируя запястье, — вдруг заражение начнётся. У тебя тут вообще-то антисанитария.       — Какое упущение, — тянет Дима и откручивает крышку, — вытяни.       Шепс смотрит на него злобно, но всё же слушается, отводя руку чуть в сторону. Матвеев давит в себе усмешку, даже осторожно обхватывает чужое запястье и льёт воду на рану. Олег поджимает губы, но не выпускает и звука. Лишь смотрит внимательно, а потом дёргается, когда Дима касается воспалённой кожи пальцами.       — Не бойся, — хмыкает он и едва не смеётся от абсурдности этой фразы.       Шепс, кажется, думает так же, потому что его губы шевелятся в едва очерченной усмешке. Дима оттирает запёкшуюся кровь, на самом деле проверяя, крепко ли сидит браслет в коже. Знает, что только он может его снять, но лучше быть уверенным.       Матвеев заканчивает, а потом кидает в чужие руки бутылку. Как не странно, Олег легко перехватывает её в воздухе — реакция, что надо.       — Пей, — фыркает Дима.       Олег смотрит на него с ненавистью, определённо чувствуя унижение, но жажда сильнее — он прикладывается к горлышку, в несколько жадных глотков осушая пластмассовую бутылку.       — Спасибо не хочешь сказать? — лениво интересуется Дима.       — Много чести, — Олег выкидывает мусор на пол.       — Не отгадал ещё моей загадки? — Матвеев подходит вплотную, вклиниваясь между чужих разведённых коленей.       Он чувствует какое-то иррациональное желание быть ближе к магу. Шепс брезгливо отводит голову, морща губы, но руки предусмотрительно не поднимает с бёдер, хотя пальцы его сжимаются в кулаки. Дима интуитивно чувствует, что тот его не боится, но здраво опасается. Кажется, двое суток в одиночестве без банальных удобств сделали из него чуть более разумного мальчика.       — А ты мне разве её загадывал? — цедит Олег, смотря в сторону.       Интересно, чего он ждёт? Матвеев, едва зашёл, сразу понял, что Шепс больше не связан.       — Конечно, — хмыкает Дима, а потом кладёт ладони на чужие скулы, заставляя перевести на себя взгляд, — понял секрет круга?       Вампир снова гипнотизируется этими глазами — когда-нибудь он сможет понять, какого же они всё-таки цвета. А пока только наслаждается злостью, красивой ледяной ненавистью в них.       — Даже не знаю, — пухлые губы тянутся в ухмылке, — кажется… да.       А потом Диме в грудь прилетает волной довольно слабой тёмной энергии, и этого едва хватает для того, чтобы Матвеев отшатнулся назад. Шепс вскакивает с места, тут же покидая круг, и смотрит растеряно.       — Ты думал, этого хватит, чтобы меня вырубить? — насмешливо спрашивает Дима, но не спешит нападать.       Слышит, как Лина стоит за дверью, её сердце, точно птичка, трепещет в груди. Молодец девочка, понимает, что нападать нужно так, чтобы казалось, что Дима действительно её не замечает.       — Надеялся, — отвечает Шепс, — но это уже не важно.       На кончиках его пальцев вспыхивает голубоватый свет, но в этот раз Матвеев не даёт возможности что-то сделать — врезается в чужое тело, вбивая то в металлические стеллажи. Что-то валится на пол. Будь Олег в более хорошем физическом состоянии, он, может, и успел бы среагировать, но тут его усталость играет Диме на руку. Вампир хватает Шепса за волосы, заставляя откинуть голову, а потом с удовольствием вгрызается в мягкую шею.       Сильные руки упираются в плечи, светлая магия жжёт через чужие ладони, но Дима лишь сильнее сжимает челюсти. Он не хочет ослабить Шепса анемией, но не может устоять перед соблазном и всё же делает несколько глотков сладкой крови. Она кружит голову, и Матвеев невольно мычит от удовольствия под болезненный стон Олега.       А потом в виски словно вкручиваются раскалённые гвозди, в глазах темнеет, и Дима выпускает Шепса, хватаясь за голову. Мир меркнет. Матвеев чувствует, как падает на пол, а потом в живот прилетает ощутимый удар, который заставляет инстинктивно согнуться.       Пространство словно исчезает на неопределённое количество времени. Остаётся лишь холод и страх. В голове мелькают воспоминания далёкого прошлого: крики толпы, отблески огня, профиль матери перед смертью. Гора трупов и его руки в крови, горящая чёрным огнём деревня, голос Хозяина над ухом, когтистые руки на плечах. Потом его тащит по коридорам памяти и выкидывает в день, когда Катерина буквально держит его сердце в своих руках, а по её щекам текут слёзы. Он помнит… он тогда отключил человечность. В груди снова адски больно, словно это происходит заново. А следом появляется что-то странное, этого точно не было, но кажется, будто это тоже воспоминания: он лежит в луже крови, над ним возвышается Олег — другой, сильнее, вместо глаз чёрные провалы, а за спиной пара кожистых крыльев — взмах руки и…       Дима делает резкий вдох, хватаясь рукой за ткань футболки, и резко садится. Сердце бьётся о рёбра так сильно, будто вспомнило, что значит снова быть живым. По коже идёт мелкая холодная дрожь.       — Доброе утро, — насмешливо говорит Лина, которая стоит около него, а потом брезгливо пинает его по ноге, — долго ещё сидеть тут будешь?       — Что ты сделала? — хрипло спрашивает Дима, поднимаясь на ноги.       — Вырубила тебя, подлатала… этого, а потом отправила в путь-дорогу, — она усмехается, — тебе память отшибло? Сам ведь план действий дал.       — Со мной что ты сделала? — рычит Матвеев, хватая девушку за тонкую шею.       Он в бешенстве. Такого страха он не ощущал уже долгие годы. И это дезориентирует. Он не может бояться — он должен был забыть это чувство.       — Семейное проклятье, — бесстрашно ухмыляется Лина, а в её глазах мелькает превосходство, — сильно жахнуло? Не беспокойся, оно разовое. Люди после него умирают, тебе повезло, что ты… монстр.       Дима рычит, сжимает пальцы крепче, ощущая, как струится кровь по чужим венам. Ведьма же даже не дёргается, лишь начинает хрипеть, когда поток воздуха почти исчезает, и только тогда Матвеев отталкивает её от себя. Лина торопливо отходит от него, растирает красную кожу ладонью, закашливается, но всё так же усмехается.       — Давно он ушёл? — спрашивает Дима, старясь успокоить свой гнев, хотя бы отсрочить его.       — Минут десять назад, — отвечает Лина, — ты его по запаху крови найдёшь. Ещё бы чуть-чуть, и он бы валялся тут мёртвым мешком.       — Прекрасно, — хмыкает Матвеев, отряхиваясь, — условия те же, уйдёшь из дома…       — Знаю, — холодно перебивает ведьма, — вали уже.       Дима уже хочет уйти, но эта последняя фраза его останавливает на месте. Он делает глубокий вдох. У него мало времени, нужно торопиться, нужно сохранять и так истраченные на регенерацию силы, нужно… к Дьяволу!       Вены проступают под глазами, он вихрем оказывается около Лины, с силой толкая её в стену.       — Прости, малышка, — усмехается Дима, скаля клыки, — сама виновата.