Сотня: Перезагрузка. Часть 3. Восстановление

Кларк совсем не удивило, что она потеряла счет времени, принимая такую расслабляющую ванну, впервые за последние несколько дней. Наконец она провела несколько минут, не беспокоясь ни о чем, что могло бы произойти за пределами этой палатки, что для нее было сравни рекорду. С тех пор как блондинка вернулась к жизни, получив второй шанс и эту миссию, она стала беспокойной, и хотя это было бессознательно, она просто не могла перестать думать обо всем, стараясь учесть все, что могло пойти не так с каждым ее выбором, как это исправить, или предотвратить, если вдруг что-то произойдет, и так далее. Именно поэтому эта передышка была для нее так важна, чтобы остановиться и напомнить себе, что они сделали жизнь лучше, если и не для всех, то для максимально возможного количества людей. Кларк нужно было напомнить себе, что ей не пришлось совершать геноцид и она смогла дать большинству выживших шанс, который, как она могла надеяться, они не упустят, постаравшись извлечь из этого максимум пользы. Кларк провела в ванной еще полчаса, лежа с закрытыми глазами, прислушиваясь к окружающему миру, не думая ни о чем важном; просто давая себе отдых, который она заслуживала и в котором нуждалась, потому что она очень хорошо знала, что, хотя бой и закончился, политические танцы, которые ей предстоят, не только для своего собственного народа, но и для выживших, потребую от нее много физических и моральных сил. Остальные лидеры, безусловно, будут искать любую слабость, поэтому ей нужно было хорошо отдохнуть, поскольку ей придется показать им, что она более чем хороша в политике и она хотела, чтобы они видели это, когда она станет женой Лексы и будет помогать ей править. Кланы должны поверить, что она не только хороший боевой стратег, но и знает, как действовать в интересах всех людей как единого, целого народа, а не только своего собственного клана. Она не так хорошо разбиралась в этом, как ее девушка, но она планировала научиться, наблюдая за брюнеткой и за тем, как она поднимается над преданностью к своему клану, чтобы делать то, что правильно для всего ее народа. Что, как Роан однажды указал блондинке, было одной из причин, по которой он восхищался Лексой, как лидером, несмотря на всю напряженность и враждебность между Трикру и Азгедой. Тем не менее, Кларк быстро училась, а Лекса была терпеливой наставницей. Решив, что провела в ванне достаточно времени, а вода начала остывать, Кларк вылезла и, взяв висящее на стуле рядом полотенце, начала вытираться. Надев чистую одежду, она направилась в спальню и представшее перед ней зрелище стало для нее неожиданностью. Ее девушка, с затравленным взглядом, сидела на кровати с чашкой в руке. «Лекса, что-то не так?» — Кларк осторожно приблизилась к кровати, словно приближалась к раненому, испуганному зверю. Она не боялась Лексы; Кларк знала, что Лекса никогда в жизни не причинила бы ей вреда, но она знала, что откровенность — это не совсем то, к чему привыкла брюнетка. Титус воспитал ее так, чтобы она держала все в себе и справлялась со всем самостоятельно, потому что она Командующая и у нее должны быть ответы на все, она должна покорять мир в одиночку, не придавая никакого значения своим чувствам. И именно этого и боялась Кларк; что если она подойдет к происходящему неправильно, Лекса испугается и не подпустит, и, следовательно, Кларк не сможет помочь, поддержать или утешить её так, как той явно было нужно. Видя, что Лекса даже не взглянула на нее, блондинка рискнула и медленно опустилась перед брюнеткой на колени, и очень медленно, очень нежно коснулась лодыжки девушки и такого призрачного прикосновения оказалось достаточно, чтобы привлечь внимание брюнетки, которая, наконец подняла опущенную голову и их глаза наконец встретились. Если до этого Кларк думала, что взгляд Лексы казался затравленным, то теперь она совершенно ясно видела, что это был взгляд сломанного человека. Беспокойство блондинки возросло до небес, ей нужно было знать, что произошло за те полчаса, чтобы причинить такой вред ее любимой. «Лекса, детка, что случилось? Поговори со мной, пожалуйста», — умоляла Кларк самым мягким и нежным тоном, на который была способна, — «Я беспокоюсь о тебе». Она не хотела давить на девушку, но, к счастью, этих слов оказалось достаточно, чтобы вернуть брюнетку к реальности. Лекса закрыла глаза так крепко, как только могла, но все равно не удержала несколько предательских слезинок. Кларк хотела сказать что-нибудь, что угодно, но она знала, что Лексе самой нужно было решить, довериться ей, или нет. Кларк не могла заставить ее сделать это, поэтому просто продолжала гладить ее лодыжку в знак утешения, давая девушке понять, что она рядом и будет рядом со всем, что ей понадобится, как только ей это понадобится. «Аня…» — попыталась заговорить Лекса, но ее голос охрип, срываясь от эмоций и вставшего в горле комка рвущихся наружу слез, которые она усердно сдерживала. Все еще с закрытыми глазами она начала снова, немного окрепшим голосом: «Аня пришла сказать мне, что Титус как можно скорее требует моего возвращения в Полис. Очевидно, он считает, что либо все Горцы убиты, либо умрут в любом случае и у меня больше нет причин здесь оставаться». «Хорошо. В этом есть смысл», — Кларк, казалось, была немного сбита с толку, тем, какую это вызвало реакцию, — «Она сказала что-то еще?» «Она выразила свое недоверие к нему, когда речь зашла о тебе», — Лекса мрачно усмехнулась, прежде чем продолжить, — «И после того, как я немного надавила на нее, она, наконец, объяснила, к чему такое недоверие, сказав, что считает, что он помог Азгеде похитить Костию, будучи убежденным, что любые отношения, которые у меня есть с кем-либо, — это слабость, от которой я должна избавиться. И хотя часть меня знала, что он имеет какое-то отношение к тому, что с ней случилось, я думаю, часть меня не хотела верить, что это правда». «Но слова Ани — это, уже достаточное подтверждение», — резюмировала блондинка. Да, она помнила, как Лекса высказывала свои подозрения, что этот человек был замешан в исчезновении ее подруги, но Кларк могла только предполагать, каково это было для Лексы, когда Аня подтвердила ее подозрения, что тот, кому она так доверяла, предал ее. Кларк наблюдала, как Лекса пригубила содержимое своей чашки, ясно понимая, что там была не вода. «Я уже рассказывала тебе, что произошло в тот день?» Кларк покачала головой. Лекса, похоже, не любила много говорить о своих отношениях с Костией, тем более о том дне, когда ту похитили, что было вполне понятно, да и сама Кларк не чувствовала, что это ее дело, она хотела, чтобы брюнетка сама поговорила с ней об этом, когда будет готова. И, судя по всему, она была готова. «Это был обычный день, как и любой другой», — начала свой рассказ Лекса, — «Мы проснулись в моей комнате, позавтракали вместе, а потом разошлись по своим делам. Я отправилась на встречу с послами, она — в лечебницу, при Полисе. Она была целительницей, как и ты. Около полудня пришло известие, что старейшина из деревни неподалеку от Полиса лежит при смерти и в мои обязанности входило навестить его в последний раз, а также зажечь погребальный костер, как того требует традиция. Прежде чем покинуть город, я послала одного из своих охранников предупредить Костию, что меня не будет до конца дня и я вернусь только на следующее утро. Нападение произошло той же ночью. Она была похищена из Башни и тайно вывезена из города в Азгеду. На следующий день, когда я вернулась, Титус рассказал мне об этом и я потеряла разум. Я заставила каждого воина в городе искать ее, заставила их обыскать все вокруг, но я не смогла найти ни ее, ни каких-либо следов, которые могли бы привести к ней. Спустя неделю, когда я вошла в свою спальню, на моей кровати стояла коробка и, думаю, ты можешь догадаться, что я обнаружила внутри, когда открыла», — на последних словах голос Лексы дрогнул. «Мне жаль. Я не могу себе представить, как должно быть это было тяжело для тебя», — сочувственно сказала Кларк. «Так и было», — кивнув, продолжила Лекса, — «Я так старалась выяснить, что произошло, но свидетелей преступления так и не нашлось, но по знаку на коробке я узнала Азгеду, а позже Ниа и сама заявила о своем подвиге, иначе я бы так и не узнала, что произошло». «Тогда что такого сказала тебе Аня, что заставляет тебя думать, что Титус имеет к этому какое-то отношение?» Вздохнув, брюнетка ответила: «В тот день, когда я уехала, очень немногие знали о том, что я вернусь лишь на следующий день. Это были Костия, Титус, охранник, которого я послала предупредить Костию, и я ему абсолютно доверяю; он был ее старшим братом и очень заботился о ней, поэтому я послала именно его. Он был ее личным охранником и я знала, что он защитит ее даже ценой своей жизни, но не допустит, чтобы с ней что-то случилось. Как они узнали, что нужно напасть именно в ту ночь? Аня сказала мне, что похитители направились прямо в ее комнату, словно они заранее знали, что она будет там. И опять же, откуда они узнали, что именно в эту ночь она решила остаться спать не в моей комнате, как обычно делала, когда меня не было?» «Они бы не знали, если бы кто-то изнутри не сказал им, где ее найти», — поняла Кларк, — «И из всех людей, которые знали об этом, Титус — единственный, кто мог бы что-то выиграть, передав эту информацию похитителям», — Лекса кивнула, — «А что насчет ее брата?» «В ту ночь он погиб, защищая ее», — Кларк печально вздохнула, — «В Долине Бекка сказала мне, что Титус не был невиновен в смерти Костии, даже если он никогда не причинял ей вреда лично и часть меня знала это, но я не могла подумать, что кто-то, кому я так сильно доверяла, временами так слепо, решил вот так сломать меня. Хотя это не должно меня удивлять, в конце концов, это именно то что он попытался сделать снова, когда пытался убить тебя и обвинить в этом Мерфи». Глядя на блондинку с яростью, отчаянием, предательством, ненавистью и болью, Лекса говорила стиснув зубы: «В последний раз, когда я видела его, он был моим самым доверенным советником, а теперь, когда я вернусь, как я смогу смотреть ему в глаза и не видеть человека, который забрал Костию и пытался забрать у меня тебя? Как мне простить ему сыгранную в ее смерти роль? Как я могу снова доверять ему?» Кларк старалась предложить Лексе любое утешение, какое только могла, потому что она не знала ответа на этот вопрос. Часть ее все еще не доверяла Финну, или Беллами, но ни один из них не был ответственен непосредственно за смерть и страдания того, кого она любила; поэтому она не знала, что сказать на это. Но в этой истории было что-то еще, что ей не понравилось. «Должна сказать, я никогда не понимала, почему Ниа думала, что она может просто похитить твою возлюбленную, пытать и убить ее о потом заявить об этом, не опасаясь быть наказанной за это». Лекса понимала, почему девушке было это непонятно. «Возлюбленный рассматривается как не более чем тело, согревающее твою постель, особенно когда речь идет о Командующем. Они не рассматриваются как кто-то, имеющий значение. Единственным способом придать человеку такое значение это жениться на нем, что я и хотела сделать, но Костия всегда отвергала эту мысль, говоря, что у нас будет время подумать о таких обязательствах. К чёрной крови Командующего относятся с таким же уважением и защищают, как лидера клана и Ниа считала, что Костия знает некоторые мои секреты, но когда королева ничего от нее не добилась, ее план изменился. Ниа знала, что я люблю Костю и что ни один из кланов, кроме Трикру, не поддержал бы мое желание войны за нее. Поставить жизни воинов под угрозу ради простой любовницы было не той просьбой, которая пошла бы на пользу, но Ниа ожидала, что я сделаю это, или, по крайней мере, потребую одного боя, чтобы отомстить и если бы я это сделала, то вполне возможно, Коалиция рухнула бы. Если бы я потребовала, чтобы мы пошли на войну, некоторые кланы согласились бы, но это запятнало бы мою репутацию, запятнало бы их доверие ко мне. Их интересы были выше моих. Как я уже говорила, это Аня напомнила мне об этом, а также о том, что Костия никогда бы не захотела, чтобы я воевала от ее имени. Поэтому я позволила Нии и Азгеде присоединиться к Коалиции». «Если тебе это не позволено, зачем Титусу было убивать меня, чтобы подтолкнуть тебя к войне с моим народом? Потому что тогда я была просто твоей любовницей, как и Костия». «Это было не одно и то же по двум разным причинам. Во-первых, как я тебе уже говорила, когда я получила коробку, мой гнев остановили Аня и Густус, прежде чем я смогла сделать что-то, не думая о последствиях своего решения. Без них, как это было в твоем случае, я бы не смогла остановиться и подумать, я бы просто действовала. Во-вторых, в случае с Азгедой, между их кланом и моим существует вражда, но с другими у них есть союзы, сильные союзники, которые встали бы на их сторону, не говоря уже о том, что отомстить нужно было бы только за смерть Костии. В твоем случае моей мотивацией была бы твоя смерть, да, но остальные кланы уже жаждали крови твоего народа, после того, что было сделано с нашим, поэтому они поддержали бы меня в моей войне». Для Кларк это имело смысл. К тому моменту у Скайкру не было союзников в Коалиции, они выживали благодаря милосердию Лексы. Она была единственной, кто встал между Тригедакру и народом Кларк, иначе они воевали бы даже при живой Кларк. Единственное, чего достигла бы ее смерть, — это заставила Лексу возненавидеть Небесный Народ и желать его уничтожения; гибель Кларк была, предназначена для того, чтобы заставить Лексу согласиться с тем, чего другие кланы уже хотели от нее, а именно — уничтожить и стереть Небесный Народ с лица земли. Титус был действительно умен, подумав об этом, и все сработало бы идеально, если бы все не обернулось так, как обернулось. Видя, как это тяжело для ее девушки, Кларк встала с колен и обошла кровать, в то время как Лекса проследила за ее движением взглядом. Когда блондинка забралась на кровать, она похлопала по месту рядом с собой, и, не нуждаясь в дальнейших подсказках, Лекса поставила чашку на пол, прежде чем присоединиться, положив голову Кларк на грудь, позволяя блондинке обнять себя. Кларк пыталась показать своей девушке, что это нормально, отпускать боль, что Кларк поймает ее и будет рядом, чтобы помочь справиться с тем, что она чувствует. И это сработало. Прошло совсем немного времени, когда блондинка почувствовала, как ее рубашку пропитывает влага, а затем напряжение и дрожь Лексы, сопровождаемые тихими всхлипами. Кларк не произнесла ни слова, зная, что это не то, что нужно девушке. Что действительно было нужно Лексе, так это тишина, чтобы сосредоточиться на своих эмоциях, сбросить броню, в которой она постоянно жила, позволить себе почувствовать и справиться с болью, которую она все еще носила в себе. Их роли менялись местами и Лекса была сильной, предлагая Кларк поддержку, в которой она нуждалась, чтобы справиться со своими эмоциями, и эти моменты заставляли ее любить брюнетку еще больше; так что, получив шанс сделать то же самое для своей возлюбленной, Кларк никогда не чувствовала себя более польщенной чем сейчас, тем доверием, которое оказывала ей в этот момент Командующая, впуская ее в свою душу. Она никогда не чувствовала себя ближе к кому-то, чем сейчас, держа в своих объятиях любовь всей своей жизни. Потребовалось какое-то время, чтобы Лекса успокоилась, но чтобы она была готова говорить, потребовалось еще больше времени. Тем не менее, Кларк терпеливо ждала, проводя рукой по каштановым прядям волос, чередуя поцелуи в макушку, в лоб, все еще молча, но по прошествии достаточного количества времени Кларк поняла, что может высказать свое мнение по этому вопросу и поэтому она тихо заговорила. «Я не могу сказать тебе, что немалая часть меня не чувствовала себя эгоистичной и мстительной, и не хотела, чтобы ты избавилась от Титуса просто для того, чтобы он никогда больше не смог быть достаточно близко, чтобы причинить тебе боль, но я думаю, с моей стороны было бы лицемерием говорить это, когда я все еще была в состоянии дать Финну и Беллами второй шанс, несмотря на то, что они натворили. Честно говоря, я не знаю, что тебе сказать, Лекс, но я просто хочу, чтобы ты знала: что бы тебе не нужно было сделать, чтобы все было хорошо, я поддержу тебя на сто процентов». Глубоко вздохнув и наконец-то снова обретая контроль над своими эмоциями, Лекса отстранилась от блондинки и села на кровати, Кларк сделала то же самое. «Даже если бы не всплыла эта информация о его роли в том, что случилось с Костией, ситуация отличалась бы от тех, о которых ты упомянула, любовь моя». «Чем?» «Несмотря на то, что их преступления были совершены против моего народа, я вижу, что действия обоих твоих друзей были продиктованы эмоциями. Из того, что я знаю о Финне и из того, что ты мне рассказала, все, что произошло, вдобавок к тому, что ты пропала без вести, возможно была мертва или, что еще хуже, была ранена, все это вместе взятое привело его на грань здравомыслия, и предположение, что в твоем похищении виноваты мои люди, меня не удивляет. Что касается Беллами, то его неспособность справляться со своей болью нормальным способом, наряду с его привычкой перекладывать вину на того, кому было легче, в сочетании с чувством вины, которое он испытывал из-за того, что не смог защитить свой народ от дальнейшего вреда, стресс, который, должно быть, оказали на него события в Горе и когда лучший друг ушел только для того, чтобы остаться с его врагом, то меня не удивляет, что все это сделало его восприимчивым к кому-то вроде Пайка, который предложил ему шанс отомстить, что он ошибочно принял за правосудие, сделав это выходом для его чувств, и что, по его мнению, это было необходимо ему для искупления своих недостатков». Лекса глубоко вздохнула, прежде чем продолжить: «Ничто из этого никоим образом не оправдывает их действий и для меня они были виноваты в своих преступлениях и заслуживали любого наказания, которое я сочла нужным применить против них, но я не могу сказать, что я не понимаю что это было сделано не из-за их жестокости. В старом свете была поговорка, которую я вычитала в книге из своей библиотеки, что обиженные люди — причиняют боль в ответ. Так было в случае с Беллами и Финном. Им было больно и они не хотели быть единственными, кто это чувствовал, и в итоге выместили это на невинных людях, которые не заслуживали того, что с ними сделали. Хотя я вряд ли простила бы их, я могу признать, что это была спонтанная реакция, а не преднамеренные действия, как у Титуса. Он очень хорошо знал, что делал, когда сообщал Азгеде, как найти Костию. Он знал, что она не вернется ко мне живой. Он верил, что ее смерть — это нормально, потому что она была препятствием на моем пути, тогда как на самом деле она была препятствием на его пути. Как я могу привести тебя в Полис зная, в какой опасности ты находишься? В опасности от моего собственного учителя». Кларк мгновение наблюдала за своей девушкой, прежде чем заговорить: «И что ты думаешь сделать, Лекса? Ты планируешь убить его?» «Это был бы единственный способ наказать его за то, что он сделал и защитить тебя от всего, что он мог бы попытаться сделать. Хранители Пламени могут быть заменены только после смерти предыдущего. Вот почему Гая заняла эту должность, когда состоялся Конклав по бункеру». «Я не уверена насчет этого, Лекс. Я не особенно забочусь о нем, но я знаю, что, делая что-то подобное, ты чего-то лишишься и я беспокоюсь об этом. Он по-прежнему тот человек, который вырастил тебя и мы обе знаем, что он тебе небезразличен. Я видела тебя, когда ты умирала. Несмотря на то, что он выстрелил в тебя, я видела, что ты простила его за это. И точно так же, как ты сказала, когда ты видела его в последний раз, он был тем, на чью поддержку ты рассчитывала. Тебе не кажется, что переходить от этого к убийству немного рановато? Что ты можешь пожалеть об этом?» «Я знаю, что он вырастил меня, Кларк и я не буду отрицать, что забочусь о нем, вот почему его предательство причиняет мне такую боль. Он был моим наставником, моим учителем и поэтому я знаю его очень хорошо. Так что поверь мне, когда я говорю, что он не изменит своего взгляда на учения, которым, как он всегда надеялся, я буду следовать. Неважно, какими способами мы докажем ему, что твое присутствие рядом со мной может быть только полезным. Он не перестанет пытаться разлучить нас, даже если это будет сделано путем заполнения моего графика так, чтобы я работала над всем сразу, просто чтобы держать меня подальше от тебя». «Ты уверена в этом?» «О да, он уже делал это с Костией. Я знаю, что он забивал мое расписание так, чтобы я работала весь день и почти ее не видела». «Но со мной это точно не сработает, поскольку я буду послом и, скорее всего, буду работать вместе с тобой». «Тогда ему просто придется найти что-то другое, но он сделает это, Кларк. Это беспокоило меня, но я думала, что это безобидно. Теперь, зная то, что я знаю о его намерениях, о том, на что он способен, я не могу так рисковать тобой. Ради него — нет». «Я понимаю. Я тоже не совсем в восторге от мысли, что он будет рядом с тобой. Иногда я все еще оказываюсь в плену этих воспоминаний и мыслей о том, что он так близко к тебе, что может снова причинить тебе боль, и я все еще не могу остановить его. Это ужасно. Я знаю, что ты чувствуешь. Я не доверяю ему тебя настолько, насколько могу. Он стрелял в тебя». «Я знаю и ты была права раньше. Я действительно простила его, потому что я знаю, что это было последнее, чего он хотел, а мне нужно было, чтобы он пообещал выполнить мою последнюю просьбу, защитив тебя. И несмотря на то, что он действительно убил меня, я не верю, что мне грозит опасность и он снова сделает то же самое. Он не хочет моей смерти, Кларк. Его проблемой станешь ты и твой народ, особенно если мы добавим выживших горцев к Скайкру. Он попытается помешать мне сделать вас тринадцатым кланом, а потом, когда это не сработает, кто знает, что он сделает дальше. Найдётся достаточно людей, которые захотят твоей смерти из-за того, кем ты являешься для меня, Кларк, у меня нет никого кому я могла бы доверять, чтобы уберечь тебя. Я не могу рисковать тобой, или быть неподготовленной, как это было с Костией. Я не могу потерять тебя так, как потеряла ее», — решительно и отчаянно сказала Лекса. «Этого не произойдёт. Я здесь и никуда не денусь», — заверила Кларк. Потянувшись, брюнетка поймала руку Кларк и поднесла ее к своим губам, целуя тыльную сторону ладони и глядя блондинке в глаза, опуская все свои стены и позволяя блондинке увидеть искренность в том, что собиралась сказать: «Ты любовь всей моей жизни. Ты моя жизнь, Кларк. В любой жизни, которая у меня может быть, или будет однажды, я не сомневаюсь. Я никогда никого не любила так, как люблю тебя и никогда не полюблю. Если потеря Костии сломала меня, то потеря тебя уничтожит меня. Я не могу рисковать тобой больше, чем уже рискую и если мне нужно выбирать, кто будет рядом со мной, ты, или Титус то выбора вообще нет. Это всегда будешь ты». Даже если бы Кларк захотела, она все равно не смогла бы сдержать слезы, которые потекли по ее лицу. Как она могла сдержать их, после таких слов, исходящие из уст и сердца человека, которого она любит больше всего на свете? Не только слыша слова, но и видя правду и честность в этих прекрасных изумрудных глазах, которые блондинка обожала всем своим существом. В другой временной шкале, в течение нескольких месяцев, Кларк верила, что никогда больше не услышит голос Лексы, а тем более не сможет по-настоящему поделиться с ней любовью, которую она чувствовала, будучи слишком гордой и глупой, чтобы показать это, когда у нее был шанс и возможность. Но вся оставшаяся жизнь была отнята у нее одним выстрелом. Но теперь, вот она, прямо перед женщиной, которая завладела ее сердцем и Кларк никогда не была так счастлива быть живой, как в этот момент, имея возможность любить женщину перед ней и иметь честь быть любимой ею. Так ясно видеть чувства Лексы к ней, было необыкновенным, вдохновляющим переживанием и это тронуло девушку до глубины души. Совладав с эмоциями, насколько это было возможно, после того, как брюнетка вытерла несколько слезинок на ее лице, Кларк заговорила: «Я понимаю, что ты имеешь в виду, потому что я чувствовала то же самое. Когда я потеряла Финна, хотя у нас и близко не было таких отношений, как у тебя с Костией, но меня сломила необходимость стать той, кто убил его и потерять его из-за того, в чем, как я считала, была моя вина. После того, как я вытащила нож из его груди, все, что я могла чувствовать, — это боль, а затем безразличие ко всему остальному. Меня преследовал он и то, что я сделала, что я попыталась сделать то, что сделала ты; пыталась убедить себя, что, как ты сказала, любовь — это слабость и это срабатывало около дня, потому что потом появилась ты, заставив меня почувствовать так много, так быстро, что я едва могла во всем этом разобраться». Покачав головой, с легкой улыбкой на лице, блондинка продолжила, видя, что полностью завладела вниманием Лексы: «Я пыталась, но я не могла игнорировать то, как мое тело покалывало, когда ты была рядом, или как моя кровь закипала от желания, когда ты смотрела мне в глаза, или как сильно я хотела поцеловать тебя. Но жизнь и сделанный нами выбор, встали на пути, и я не позволила, я не смогла позволить себе по-настоящему почувствовать все, что я чувствовала к тебе, потому что я знала, что в тот момент, когда я это сделаю в тот момент, когда я выпущу эти чувства из клетки, в которую я их заключила, они поглотят меня и я никогда не смогла бы оправиться. Так что план состоял в том, чтобы оставаться отстраненной, злой, готовой забыть о тебе, но тебе не потребовалось много времени, чтобы это разрушить». Обе девушки слегка усмехнулись и брюнетка застенчиво ответила: «Прости». «Даже если бы я хотела сдержать свои чувства, сейчас я знаю и, думаю, тогда я тоже знала, что это была заведомо проигранная битва. Я просто не хотела так легко сдаваться. Но просто увидеть тебя снова оказалось достаточно, чтобы мои стены рухнули. По сей день я не знаю, как у меня хватило сил дать отпор, когда я впервые прибыла в столицу». Лекса усмехнулась, вспомнив, как разъяренная Кларк плюнула ей в лицо. Это определенно было что-то с чем-то. Кларк тоже улыбнулась, точно зная, о чем думает ее девушка. «А потом, в довершение всего ты, поняла меня и мой гнев, позволила мне ненавидеть тебя, чтобы я не ненавидела себя. Ты защищала мой народ, боролась за то, чтобы у нас было место в твоей Коалиции, рисковала своей жизнью, добиваясь справедливости, только для того, чтобы они сделали то, что сделали. Тем не менее, ты старалась изо всех сил. И я чувствовала, как день за днем мои стены опускаются сами собой, пока не началась блокада». Кларк глубоко вздохнула при этом воспоминании, прежде чем продолжить: «Это стало последней каплей. Быть вдали от тебя, Бог знает на сколько времени, не зная, увижу ли я тебя когда-нибудь снова, и если бы мы и увидели друг друга вновь, это могло бы произойти на поле боя, когда мы были бы по разные стороны баррикад, связанные нашими обязанностями. Уйти, когда мы искали способ вернуться друг к другу, после всей той боли, которую нам причинила битва на Горе, я думаю, это уничтожило все, что осталось от моих стен. В тот день, войдя в твою комнату, я просто перестала думать головой и последовала зову сердца, и это было самое прекрасное, что я когда-либо испытывала в своей жизни, и я уже знала, что так и будет. И я ушла оттуда, искренне веря, что мы найдем способ исправить этот беспорядок, и когда мы это сделаем, мне больше никогда не придется покидать тебя. А потом, когда ты истекала кровью в моих объятиях… Я…» Блондинка даже не смогла закончить предложение, подавленная болью от потери женщины, которую она любит, она могла только закрыть глаза и всхлипнуть, что побудило Лексу схватить одну из ее рук и прижать ее к груди, прямо над сердцем: «Почувствуй это, Кларк. Оно еще бьется. Мое сердце всегда будет биться для тебя. Я здесь, любовь моя. Не своди с меня глаз». Сосредоточившись на ритме сердцебиения Лексы, Кларк почувствовала, что успокаивается и сконцентрировалась на этом, но все еще не открывала глаза, когда заговорила хриплым от вставшего в горле кома: «Потеря тебя уничтожила меня. В каком то смысле, я все еще уничтожена этим. Эта рана еще не полностью зажила, даже если я знаю и чувствую, что ты жива и рядом со мной, даже если я чувствую это… — она крепче прижала руку к груди своей девушки, спрятав ладонь под футболкой, когда открыла глаза и прошептала едва слышно, — «Оно должно продолжать биться Лекса, должно. Я умру, если этот стук когда-нибудь снова смолкнет». Сказав это, Кларк опустила свои барьеры и позволила брюнетке увидеть боль, которую она испытывала от пережитой потери, что определенно разбивало Лексе сердце, так как она никогда не хотела причинять Кларк такую боль. Им не нужно было произносить никаких слов, чтобы передать свои чувства, они просто прижались друг к другу. Поцелуй начался медленно, как способ заверить их обеих, что они действительно здесь, несмотря ни на что; все еще вместе, все еще живы и что никто не отнял их друг у друга. Это помогло им почувствовать, что их кошмары так и останутся кошмарами, не став реальностью. Больше никогда. По крайней мере, они на это надеялись.