Мea máxima culpa. Nocens es

МАГДА

- Помогай! - предлагает Том, раскрывая картонную коробку и выставляя на рабочий стол стаканчики с кофе и пакетики с пончиками. - Я один не осилю. - Ты слышал такое выражение: «не в коня корм»? - интересуешься ты, скептически глядя на сочные, жирные, политые шоколадной глазурью пончики. Какая женщина не станет завидовать кому-то, кто сможет поглощать это сладкое великолепие без риска набрать пару лишних килограмм? Том может. И в этот самый момент он вгрызается зубами в румяный бок пончика, запивая эту калорийную прелесть изрядной порцией своего любимого рафа на банановом молоке, щедро политого сверху топпингом из взбитых сливок. - Не ты ли пару месяцев назад пытался посадить своего мужа на диету? - ты позволяешь себе ухмылку: разве не ты слушала причитания Торстейна Хемсворта, которого лишили сладкого? - Жнаю, жнаю, я лишемерная скошина, - рот Тома набит едой, но вы так давно знаете друг друга, вы так много пережили, так много построили вместе, что ты можешь простить ему такую мелочь, как разговор с набитым ртом. - Мне просто нужно заесть стресс, - объясняет Хиддлстон, прожевав. - Как все прошло? - интересуешься ты, с сомнением глядя на пончик, который вертишь в руке, не решаясь укусить — все-таки в последнее время твой метаболизм не так хорош, чтобы ты, закусив вот этой воздушной сладостью, не пожалела, отдуваясь за минутную слабость в спортзале. Том вздыхает удрученно. Утро у него явно не задалось, и ты знаешь, в чем причина — учительница Билли назначила его опекунам явиться сегодня в школу. Наверняка паршивец что-нибудь отчебучил. Что-то в том духе, когда он ущипнул мисс Томпкинсон — молоденькую стажерку — за попку. Уильям Мейсон — огромная любовь Торстейна Хемсворта и головная боль Тома Хиддлстона. И ты с интересом наблюдаешь эту семейную драму вот уже семь месяцев. Фонд, который курируете вы с Томом, занимался судьбой Билли Мейсона, но ты понятия не имеешь, почему твои друзья решили взять опеку именно над этим мальчишкой. Четырнадцати лет от роду, нахальный, дерзкий, вороватый — Билли отнюдь не подарок. И вряд ли семейство Хемсвортов решилось бы усыновить крошечного младенца, но мелкий бродяжка Билли… Нужно было иметь железные нервы, чтобы справляться с трудным подростком. Тем не менее, твои друзья взяли из приюта парня, и тот был не особо этим фактом доволен. - Нахер мне это надо? - вопрошал Билли, когда ты вместе с Томом и Тором приехала забирать мистера Мейсона. - Чтобы меня воспитывала парочка гомиков? А что если вы решите пялить меня по очереди? Вот же, блять, мне не подфартило! - За языком следи! - строго предупредил Торстейн, и ты удивилась тогда, зная, какие витиеватые фразочки может закручивать Хемсворт. - С нами миссис Ланге, - объяснил Тор. - Ты в курсах, что материться в присутствии леди — себя не уважать? - Леди-хреледи, - бурчит пацан, и ты видела, как Торстейн завел руки за спину, чтобы не дать им волю и не отвесить маленькому грубияну подзатыльник. Семь месяцев прошло с тех пор, и Билли Мейсон не позволяет себе изъясняться в таком духе, если ты рядом. Ты бы не ошиблась, если бы сказала, что в этом заслуга Тома. Но какая, в сущности, разница? Парень под присмотром двух замечательных людей, и порой ты радуешься, когда видишь улыбку Тома, в то время как он говорит с Билли по телефону. И ты радуешься еще больше, если замечаешь, как распирает от гордости Торстейна, когда во время футбольного матча Билли забивает гол. «Мой пиздюк!» - приосанившись, заявляет Тор и тут же просит у тебя прощения за свой французский. Сейчас же ты интересуешься, что еще натворил мелкий шалопай. Том вздыхает, вытирает перепачканные в шоколадной глазури пальцы салфеткой и рассказывает о том, как сегодня утром он краснел, как мальчишка, пока учительница Билли отчитывала нерадивого опекуна. Вчера Уильям Мейсон вздул одноклассника. За то, что тот позволил себе какую-то грубость в отношении полицейских вообще и офицера Хемсворта в частности. - Он обозвал тебя грязным педиком, Тор! - возмущался вечером Билли, когда передавал чете Хемсвортов просьбу учительницы явиться в школу. - А я ответил, что грязный педик — это он сам, и… Дальше последовала драка. И Том потратил целый вечер на то, чтобы объяснить парню преимущества цивилизованного подхода к чужой нетерпимости. - Это непросто — воспитывать детей, - сочувственно киваешь ты Тому. - А воспитывать чужих детей — еще труднее, - откликается Хиддлстон. Ты никак не привыкнешь к тому, чтобы называть его Хемсворт. Он выглядит виноватым. И ты спрашиваешь, почему. Никто не говорил, что за несколько месяцев можно переделать уличного босяка, привить ему хорошие манеры, в общем, слепить из него маленького джентльмена. Да Том и сам это прекрасно понимает. Тогда откуда этот виноватый вид? - Тор обожает Билли, - произносит Хиддлстон, с преувеличенным интересом разглядывая собственные ногти, то есть избегая смотреть тебе в глаза. - Он обожает Билли. А я… Я чувствую, что никогда он моим не станет, понимаешь? Ты понимаешь. Ты всегда все понимаешь. Потому-то вы с Томом друзья. Даже, наверное, большие друзья, чем вы с Тором. - Торстейн всегда хотел ребенка. Ты же помнишь, как он с Магни возился? Как с родным, ну! А я… Я хотел, чтобы Тор был счастлив. По-настоящему счастлив, чтобы наша семья состояла не только из нас двоих. Только я не предполагал, что не буду чувствовать к нашему… не сыну… Ничего не буду чувствовать, Магда! - Ох, Том! Ты подходишь поближе, заходишь за стол, где сидит Том, кладешь ладони ему на плечи, поглаживаешь. - Ладно! - выдыхает Хиддлстон, в ответ касаясь пальцами твоей руки. - Ладно! Я может и никудышный отец, но всегда есть Тор, верно? - Как он? - спрашиваешь. - То есть… Как там Кейси? Ты, разумеется, в курсе того, что напарник Торстейна ранен. Тебе жаль Кейси. Ты никогда не была с ним близка. Не так, как с Тором и Томом. Но тебе его жаль. - По-прежнему, - снова вздыхает Томас. - Кома. Врачи говорят лишь одно: ждите. А сколько ждать? Черт его знает! - Тор еще не вышел на след того, кто это сделал? С некоторых пор ваши с Томом разговоры не внушают оптимизма. С тех самых пор, как кто-то решил планомерно и последовательно охотиться за членами следственной группы, что много лет назад расследовала дело… Дело, в котором главному подозреваемому — отцу твоего ребенка — удалось избежать наказания. - Тор днюет и ночует на службе, - отвечает Том.- Да ты, должно быть, в курсе. Твой муж наверняка держит руку на пульсе. Это так. Виктор Ланге — заместитель министра внутренних дел — взял это дело под свой контроль. Он же распорядился было усилить твою охрану. Но с тебя хватит одного телохранителя, который сопровождает тебя буквально повсюду — даже в дамскую комнату — дабы удостовериться, что никто не собирается напасть на тебя в туалетной кабинке. - Вчера нашли еще одну девушку, - после недолгой паузы сообщает тебе Том. Он как будто решал: говорить тебе или нет. Но ты бы все равно узнала. Газетчики постарались бы. Ты считаешь за лучшее сесть в кресло — ноги вдруг становятся непослушными. Охота за полицейскими, а теперь еще эти убийства. Снова как тогда. Снова девушки в церквях. Снова… Ты даже про себя произнести боишься его имя. Того, из-за которого у тебя ноги подкашиваются. Спустя столько лет ты все еще не можешь твердо стоять на ногах, когда думаешь о Крисе Хемсворте. Но ты берешь себя в руки — раз уж ноги тебя не держат. Ты больше не та Магда Мартинссон, которую чуть было не прирезал Крисов подельник. Ты уже не та Магда, которая валялась на больничной койке — сломанная, израненная. Ты уже не та девчонка, которая совершенно не знала, как собрать себя вновь после того, как узнала: человек, которого ты любила больше всего на свете, от которого ты родила сына, оказался сумасшедшим маньяком. Ты больше не та. С того дня, как в твоей жизни появился Виктор Ланге. С тех пор ты стала целой. Ты стала храброй. Ты больше никому не позволишь себя сломать. Даже Крису. Особенно Крису. И ты произносишь это вслух: - Давай же, Хиддлс! Скажи это. Озвучь. То, что у всех на уме. - Крис… - слетает с губ Тома. И ты рада, что имя это произносит твой друг. - Тор считает, что его брат взялся за старое. - А ты с ним не согласен? - спрашиваешь ты. Ты тоже с Тором не согласна. - Давно ты знаешь? - вместо ответа на твой вопрос Том задает свой. - Давно знаешь, что Крис жив? Ты киваешь — нет смысла отпираться. Ты давно догадывалась. С тех пор, как нашла крестик Криса в своем доме в Стокгольме. Сразу после свадьбы с Виктором Ланге. Ты молчала — от твоих догадок лучше никому бы не стало. Ты предпочла похоронить ту историю на задворках памяти. Не то чтобы у тебя это получилось, но ты старалась. И ты поняла, что все старания были напрасными, когда муж показал тебе документ. Официальный документ, снимающий все подозрения с Криса, касающиеся того давнего дела. Судья подписал помилование под давлением из Ватикана. И Виктор не счел правильным скрывать от тебя такое. Это было в то время, когда Магнуса отправили в Каракас. Потому-то ты и с ума сходила, когда твой сын улетел в этот город. На встречу с отцом улетел. И у тебя не хватило мужества поговорить о той встрече с сыном. Зря ты думала, что рядом с Виктором ты стала храброй. Видимо, не всегда и не во всем. Ты и с Томом не хочешь говорить о Крисе. И не стала бы, если бы кто-то вновь не начал убивать женщин. Если бы Кейси не лежал сейчас в коме. - Крис был в Каракасе все это время, - продолжает, меж тем, Томас. - Сейчас же у Тора нет сведений относительно места его нахождения. Но Магда… Хиддлстон замолкает, задумавшись. Тебе отчего-то приятен тот факт, что Том не разделяет подозрений Тора. Ты не хочешь обелять Криса в собственных глазах. Но тебе хотелось бы этого хотеть — так, пожалуй. - Я могу быть откровенным? - наконец, Том выплывает из задумчивости. Ты киваешь. Он же знает, что если и может быть откровенным с кем-то, так это с тобой. Ты думаешь о том, что наверняка у четы Хемсвортов есть секреты друг от друга. Но у кого из супругов их нет? - Я видел Криса в Каракасе, - произносит Том глухо. - Я говорил с ним. И он… - Только не говори, что он раскаялся и стал образцом для подражания, - раздраженно перебиваешь ты. - Нет, Магда, - сокрушенно качает головой твой друг. - Крис сделал много такого, за что его, по справедливости, следовало бы закатать за решетку на подольше. Но он… И Том вновь умолкает, подыскивая нужное слово. - Но он все эти годы боролся с собой. Со своей болезнью. Со своим безумием. И если Крис о чем сожалеет, так это о том, что его болезнь навредила тебе и Магни. Ты отворачиваешься. Ты не хочешь смотреть на Тома. Нет, ты не пытаешься спрятать от Хиддлстона слезы — глаза твои сухи. Но ты чувствуешь эту противную резь в глазах — как будто бы песка насыпали. Или водой плеснули. Соленой водой. Ты не любишь море с некоторых пор. Ненавидишь просто. Его горькая соль однажды подарила тебе Криса. Она же его забрала. Сейчас ты явственно слышишь запах моря — свежий ветер, йод, ледяные волны. Ты моргаешь — раз, другой — чтобы очнуться. Чтобы понять — ты на суше. Тебе ничего не грозит. - Ты что-то чувствуешь к нему? - решаешь ты спросить Тома. Ты говоришь так, словно тебе жаль Криса. Словно ты пытаешься оправдать его. - Нет, Магда, - твердо отвечает Томас. - Я его не оправдываю. И чувствую ли я что-то?.. Он вновь умолкает, и лицо его омрачается, как если бы он вел с самим собой важный спор. Наконец, он говорит снова: - Крис… Я всегда чувствовал что-то… Я не могу найти этому определение, но если хочешь знать — это не было физическим влечением или чем-то романтическим. В нем много силы. Я восхищался этой его силой. Но она же меня пугает. Понимаешь, Магда? Ты киваешь согласно, хотя и не понимаешь, наверное. Но ты пытаешься понять. - Я знаю одно, - продолжает Томас. - Я слишком дорожу Торстейном, чтобы поддаться этой силе. Тор сделал меня счастливым. А Крис… - Он сделал счастливым хоть кого-нибудь? - зачем-то спрашиваешь ты. Какое тебе, в сущности, дело? - С Крисом рядом есть человек, - не желает врать тебе Том. - Его зовут Серхио Алварес, он влиятельная фигура в Каракасе. И он… Знаешь, он убил бы за Криса или умер бы за него сам. Но черта с два он счастлив. Нужно быть дьявольски рисковым человеком, чтобы пытаться найти счастье рядом с Крисом Хемсвортом. Вы молчите какое-то время. Том съедает еще один пончик. А ты допиваешь свой кофе, который уже успевает остыть. - Это не Крис, - наконец, нарушаешь ты молчание. - Он не любит быть предсказуемым. А что может быть более предсказуемым, чем такие же точно убийства, что и девятнадцать лет назад? - Я думаю также, - соглашается с тобой Томас. - Вот только мой муж считает иначе. Но Тор ведет следствие. Так что… - Дела объединили? - интересуешься ты. - Тор считает, что убийства полицейских, работавших по тому старому делу, и новые убийства девушек совершает один человек? - Пока сложно сказать, Магда, - пожимает плечами Хиддлстон. - Торстейн опасается, что дело полицейских у него заберет внутренняя служба безопасности, и пока этого не произошло, пытается сделать все возможное, чтобы найти хотя бы зацепку… - Но ее нет? - с сожалением уточняешь ты. - Нет, - коротко отвечает Том и принимается что-то искать в своем рабочем столе, давая понять, что говорить по этой теме больше не о чем. Ты бросаешь взгляд на часы, чертыхаешься негромко — ты чуть было не забыла о встрече. - Где же это… - ты пытаешься разгрести завал на своем столе в поисках нужных тебе бумаги. - Где же… А, вот! - Мне нужно бежать, - сообщаешь ты Хиддлстону. - Через полчаса встреча с подрядчиками. Вы затеяли строительство детского творческого центра. Театральная студия, фотомастерская, кинозал — это только малая часть того, что хочет реализовать Хиддлстон на базе центра. И ты рада ему в этом помочь. - Точно! - Том хлопает себя по лбу и тут же предлагает: - Хочешь, я поеду? - Я справлюсь, - спешишь заверить ты шефа. - Подрядчик вчера прислал смету, и я внимательно изучила её. - И? - Том заинтересованно приподнимает бровь. - И хочу сказать, что подрядчик охренел! - заявляешь ты. - Запросил за строительство столько, как будто собирается выложить стены из чистого золота. Так что у меня большое желание с этими ребятами поспорить. - Я уже заранее им не завидую, - улыбается Том, и ты исчезаешь, оставив его одного в вашем общем кабинете. Оказавшись за дверью, ты киваешь Флойду — твоему бодигарду, - и он следует за тобой безмолвной тенью. Вы спускаетесь вниз на лифте, и ты радуешься тому, что кроме вас больше в кабине никого нет. Обычно люди с опаской поглядывают на Флойда. На его двухметровый рост. На его безупречно сидящий костюм, под которым угадывается кобура. На его флегматичное выражение лица. И на витой шнур наушника, закрепленный под воротником рубашки. На парковке перед офисным зданием суета. Как и всегда в это время суток. На улице жарко, ветрено, пыльно. Ты чихаешь и тут же лезешь в сумочку, чтобы достать носовой платок. Но вместо платка тебе попадается сложенный вчетверо листок бумаги. И ты знаешь точно, что еще утром никаких таких бумаг в твоей сумочке не было. Ты разворачиваешь лист. И ты кричишь заполошно: «Флойд! Назад!» - когда видишь надпись: «Ты виновата!» Но ты понимаешь, что слишком поздно кричать и пытаться вернуться, когда… Нет, ты не слышишь полет пули — ты всего лишь улавливаешь движение воздуха. Зато ты чувствуешь, как Флойд дергает тебя себе за спину, а в следующую секунду грузно оседает к твоим ногам. Вторую пулю ты ловишь грудью. Тебе не больно — ты просто перестаешь дышать. Ты падаешь на асфальт. Ты самой себе кажешься рыбой, которую горькие волны моря выбросили на берег. Ты шевелишь губами безмолвно, беззвучно. Ты почти что не видишь ничего — в глазах вдруг темнеет. Но ты чувствуешь, как чьи-то руки касаются твоих плеч. Чья-то голова склоняется к груди, словно хочет услышать стук сердца. Словно кому-то нужно удостовериться, что ты еще жива. Ты думаешь — странно, как ты еще можешь думать? - что это Том. Кому бы еще здесь быть? Но ты не уверена. Ты ни в чем не уверена. Ты слышишь голос. Он принадлежит не Тому. Точно не ему. - Дыши, Магда! - говорят тебе. - Ну же! Ды-ши!