Мea máxima culpa. Nocens es

ТОРСТЕЙН

Твоя бессонница — твоя госпожа. Ты никогда не был любителем ролевых, не стал ты им и теперь, вот только эта сука так не думает. Ей с тобой играть нравилось всегда. И ты всегда ей проигрывал. Если у тебя под боком не было Тома. Хиддлс мог заебать кого хочешь одним своим присутствием. Тебя он поебывал время от времени — во всех смыслах этого слова, хотя позволял ты ему это редко, чтобы не входил во вкус. Так вот Хиддлс мог даже твою бессонницу задолбать, и она сваливалась скоренько так, разрешая тебе выспаться. Так вот сегодня даже Хиддлс не помогал. И твоя госпожа владела тобой целиком и полностью, хоть ты не хотел ей подчиняться. Ты хотел уснуть. Ты заебался — натурально! И ты думал, что таким заебанным ты вырубишься, едва твоя башка коснется подушки. Но хуй там плавал! Бессонница снова тобой завладела. Сначала ты ворочался с боку на бок, пыхтел, кряхтел, шептал злые матюки тихонечко, чтобы не разбудить Тома. В какой-то момент тебе обидно стало — хули он спит, а ты нет? Тебе захотелось разбудить его и трахнуть еще разок. Ты оттрахал его как следует, прежде чем он вырубился. Хиддлс даже в душ не пошел — вот как умаялся. Сказал: «Не хочу смывать твой запах». А у тебя от этих слов снова встал. От одних только слов — ну вот как у Хиддлса так получалось? Он даже не посмотрел на тебя, не коснулся, вообще ничего не делал. Он просто пизданул это — не хочу смывать твой запах, а ты уже готов на второй заход. Ты за это любил его тоже… То есть у твоего мужа было дохуя достоинств, и даже чуть больше, чем дохуя, но вот за это ты его любил в том числе — за то, что парой слов он мог заставить твой член стоять по стойке смирно в любое время дня и ночи. И этой ночью, увидев, что ты захотел его снова, Том опустился на колени. И он сделал тебе хорошо. Охуеть, как же тебе было хорошо, когда его губы упруго сжимали твой член, когда они, пройдясь по всей длине, сходились на головке, влажно причмокивая, когда его язык змейкой обвивался вокруг, когда он повторял каждую твою венку, когда Том брал особенно глубоко, так, чтобы позволить тебе скользнуть в самое горло, задевая при этом нежное нёбо. Хиддлс сосал как боженька. Ты буквально на небеса воспарял, когда твой муж делал тебе минет. Кончая, ты не прикрывал глаза. Ты смотрел — оторваться не мог — как он, усердно работая ртом, надрачивает сам себе. Как блестят влажно натруженные губы, туго сомкнувшиеся вокруг твоего члена. Как выплескивается его сперма в кулак в ту же самую секунду, как твоя выстреливает ему в горло. Как он облизывается довольно и, поднявшись, заставляет тебя вылизать его пальцы. А после Том идет в постель. Молча. Чтобы у тебя не встал в очередной раз. И не то чтобы он еще одного раза не выдержит — тебя самого на третий заход хватит вот вообще без вопросов. А просто… Хиддлс сука та еще! И ему нравится оставлять тебя чуточку голодным. Так вот Том спит, довольно во сне причмокивая — хуй его знает, что он там в своих снах видит. Тебе хочется, чтобы там, в его сне, был ты. Только ты — никого больше. И уж точно ты не желаешь, чтобы сны твоего мужа посещал этот сегодняшний хмырь. Вы встретили хмыря, когда навещали Магду. Беспокойная Томова жопа решила, что вам непременно нужно сегодня проведать Магду, и ты не смог ей отказать. Нет, ты пытался. Ты бы самим собой не был, если бы не попытался отговорить Хиддлса от этой, прямо скажем, дурной идеи. Будь твоя воля, ты бы запер Тома на пять замков и не отпускал бы его до окончания расследования. Но ты знаешь, как твой муж относится к тому, что ты постоянно лезешь его опекать. Вы даже развелись однажды из-за этого. Из-за того, что ты его этой гиперопекой задолбал вкрай. И ты вроде как усвоил урок. Потому-то ты ему и не отказываешь. И вы едете к Магде, предварительно забросив Билли к его закадычному дружку. Папаша дружка клятвенно обещает, что он глаз не спустит с пацана, а дружкова мамаша еще и покормить обоих мелких обещает, так что ваш ребенок вроде как пристроен. Часом раньше, когда ты пришел домой, Билли кинулся к тебе, как будто ты не с работы вернулся, а из вражеского плена. Он подбежал, подпрыгнул, обхватил руками-веточками, повис на тебе, как сосиска, уткнулся носом в шею и замер. И ты замер тоже, обнимая бережно, но крепко в то же время, чтобы он не соскочил. И так вы стояли, пока в прихожей не появился Том. Пока он не закатил глаза и не заявил, что для полной идиллии вам не хватает третьего. И он этим самым третьим быть согласен. И ты обнял их двоих — твоего мужа и вашего ребенка. И тебе казалось, что вот так, когда ты со всех сторон окружен любимыми людьми, даже рука, прошлой ночью простреленная, болит чуточку меньше. Тогда-то Том и заговорил о том, что хочет навестить Магду. «Это невежливо, Тор! Мы столько лет работаем вместе... Мы семья! И я не могу сидеть дома, пока она там...» Ты согласен с мужем. Но ты пиздец как не хочешь тащить его через весь Лоднон в больницу к Магде. Хотя… Какая разница, чего ты там не хочешь! Вы едете. И Билли, восседая на заднем сиденье, гордо рассказывает, что он даже и не испугался ни капельки, когда тебя ночью подстрелили. Что он, конечно, волновался — вдруг тебе руку отрежут, и как вы тогда будете играть с ним в плейстейшн, без руки? Но Том его заверил, что никто тебе руку отрезать не будет, и тогда он, Билли, совсем успокоился. Твой сын рассказывает, как он учил играть в плейстейшн Тома. И какой он, Том, рукожоп, что не сразу выучился. Пацан так и сказал — рукожоп. И ты прочел ему нотацию о вреде плохих слов и о пользе хороших. Ты, блять, пытался быть образцовым отцом. Хотя получалось на ну такое. Но ты пытался. И ты позволил бы мальчишке поехать с вами, чтобы навестить Магду… С некоторых пор Билли с Магдой вроде как стали друзьями. И это был охуеть какой прогресс, учитывая их, прямо скажем, неудачное знакомство. Но Магда умела быть терпеливой. И ей нравился Билли. Не то чтобы она хотела заменить ему мать, но она была с ним ласкова. И она… Она не сюсюкалась с пацаном. Не пыталась поучать. Но как-то оно так вышло, что в её присутствии Билли вел себя как шелковый. И ты даже немного завидовал Магде — рядом с тобой ваш с Томом сын бывал разбойником тем еще. Так вот ты бы позволил Билли навестить Магду, если бы не боялся, что её вид — больной и беспомощный — может расстроить мальчишку. Поэтому сейчас вы с Томом только вдвоем. И ты тянешься к нему, пристегнутому ремнем безопасности к пассажирскому сиденью. И ты целуешь его — ты так соскучился! Тебе хочется, чтобы он ворчал и смотрел обеспокоенно — ведь не далее как этой ночью ты пулю словил! Но он странно тих. Тебе кажется, что Том даже немного безразличен. Он не спрашивает тебя, как твоя рука. Он вообще ничего не говорит. Как будто ушел в свои мысли. - Вернись! - просишь ты мужа, трогая губами его губы. - Где ты потерялся, блять, Хиддлс? - Джек приходил, - рассеянно говорит Том. - Приносил комп. Джек Коллинз — неизменный начальник отдела расследований фонда твоего мужа. На нем проверка потенциальных усыновителей. На нем — если понадобится — судебные разбирательства. На нем — и опять же если понадобится — все проблемы с полицией, если таковые возникнут у пацанов, которых фонд, возглавляемый Томом, пристраивает в приемные семьи. Ты настаивал на том, чтобы нужный Тому компьютер привезли твои люди, но Том — упрямый сукин сын — переложил это на Джека. Коллинз… Если бы тебя попросили описать его, ты бы так сразу и не смог. Хоть и проработал в полиции хуеву тучу времени, и составить словесный портрет для тебя всегда было, как два пальца. Но тут ты фейлил. Джек был… Никакой. То есть вот совсем. Средняя внешность. Средний рост. Все такое усредненное и незапоминающееся. Вроде шатен. А может и блондин. Вроде глаза серые. А может голубые, хуй их разберет. Тебя его внешка не волновала вот вообще ни разу. Единственное, что могло бы тебя волновать, так это то, не волнует ли Джека Коллинза твой муж. Но Том любил подшучивать, что Джек давно и безнадежно страдает по Магде Мартинссон. Ты был уверен — это все чушь собачья. Такие как Джек не могут страдать. Они же такие… Усредненные. И чувства у них тоже средненькие. Какие уж тут страдания! - За каким тебе срочно комп понадобился? - спрашиваешь ты мужа, коль скоро он не горит желанием с тобой целоваться. Вы сидите в машине. И тебе курить хочется пиздец как. Но ты не станешь. При Томе — не станешь. - Помнишь? Лет пять назад… - выражение лица Тома становится задумчивым. Он смешно морщит лоб, отчего его правая бровь ломается под невозможным углом. Тебе всегда это было удивительно — вот как можно так изломать бровь? Тебе опять хочется поцеловать мужа — за то, что он такой невозможно умилительный сейчас. Но ты не целуешь. Ты слушаешь внимательно. - Помнишь, что случилось после открытия филиала в Бостоне? Ты киваешь. Не сразу, но ты вспоминаешь. Был какой-то скандал. Вроде как Том на пару с Джеком обнаружили какую-то лютую хрень. Подставные опекуны… Торговля детьми… - Вроде как кто-то брал взятки за то, чтобы приемные родители получали детей в приоритетном порядке? - И это тоже, - соглашается Том. - Но там много чего было. Усыновление за взятки — это еще полбеды… Полиция накрыла парочку публичных домов, и… - И? - заинтересованно переспрашиваешь ты вновь притихшего Тома. - Дело развалилось, - пожал плечами Том. - Кто там стоял во главе этих махинаций — черт его знает. Говорят, что ниточки шли аж к самим Дюпонам… - Влиятельные сукины дети, - соглашаешься ты. - Но тебе это дело зачем сейчас понадобилось? - Тогда к нам обратилась за усыновлением семейная пара. Американцы французского происхождение. Мадам и месье Лефевр… - Подожди… - напрягаешь ты редко подводившую тебя память. - Лефевр… Так звали покойницу. Одну из тех, что мой брательник… Того… - Анри Лефевр. Я проверил. Он был братом покойной. И он с женой обратился за усыновлением. Нам пришлось отказать. - Почему? - удивился ты. - Потому что их свидетельство о браке оказалось фальшивкой. Джек начал копать. Но ему… Как бы это сказать… Пришлось прекратить раскопки. - Чо за хуйня? - еще больше удивляешься ты. - Коллинза вызвали в полицию, и шеф лично объяснил ему, что расследование, инициированное британским частным фондом… - Можешь не объяснять. Ты в полиции не первый год служишь. Ты знаешь, что почем. Тебе прекрасно известно, как это бывает. Когда нужно прикрыть чью-то влиятельную задницу, шеф полиции вполне может надавить на кого-то, кто ведет частное расследование. Ты уверен, что Виктор Ланге — мир праху его! - делал так не раз и не два. Ты сам однажды… Да ладно! Никто не святой на самом деле! - Я просто решил тебе рассказать, - мягко улыбается твой муж. - Вдруг это поможет расследованию? Ты еще сам не знаешь, поможет это расследованию или нет. Сегодня твой племянник доложил тебе, что сделал запрос на борт круизного лайнера, на котором сейчас, как вы все думаете, путешествует мсье Лефевр. Служба безопасности круизной компании должна подтвердить, что Анри действительно находится на борту, а не просто прошел регистрацию на рейс. Магни так и сказал, что идею эту подал ему Крис. А ты же, проигнорировав старания твоего братца помочь, потребовал от племянничка телефон на экспертизу. И пока тот пялил на тебя удивленные глаза, объяснил ему, на кой ляд тебе понадобился его мобильный. - Кейси, - просто сказал ты. - За каким хером ты вызвал ночью? Той ночью, когда его подстрелили. И пока глаза твоего племянничка не стали размером с блюдце — так он их выпучил, удивившись еще больше, ты продолжил: - Кейси сказал, ты прислал сообщение. - Но я… Я не писал никаких сообщений Кейси! - в голосе Магнуса была та самая искренность, которая — как ты знал — могла быть отлично отыграна его отцом. А сын от отца… - Я должен проверить твой сотовый! - Строго заявил ты, читая явную обиду на лице Магни. Ты не хотел его обижать подозрениями. Но ты был полицейский. И твой напарник чуть не погиб от чьей-то пули. Ты не хотел верить, что пулю мог пустить Магнус. Но ты обязан был подозревать всех. Ты ненавидел себя за это. Но ты просто был обязан. - Бейтс говорит, одна из убитых сейчас девушек училась с тобой в одном классе… Ты произносишь это осторожно. Вкрадчиво. Ты не можешь игнорировать этот факт на самом деле. Хотя ты и не думаешь, что твой племянник мог организовать все эти преступления. - Я её не помню почти! - едва ли не с отчаянием выкрикивает Магнус. - Мы учились вместе около полугода. После родители перевели её в другую школу. Я. Её. Не помню. Я не дружил с ней. Не враждовал. Сколько лет прошло, дядя Тор! - Ладно, - ты дотрагиваешься до его плеча, успокаивая. Вам обоим нужно успокоиться. - Ладно. Но я должен тебя спросить. А ты должен ответить. - Я понимаю, - он глядит тебе в глаза. Серьезно так. Он правда все понимает. Хоть ему и обидно. - Я отстраняю тебя от расследования, пока не будет результатов экспертизы. А вот этого уже он тебе простить не может. Вспыхивает. Но быстро гасит гнев. Так похож на своего отца сейчас. Тот тоже мог быстро взять себя в руки, когда это было необходимо. - Не ты уполномочил меня вести дело… - Но я тебя отстраняю. Точка. Твой тон не терпит возражений. Их и не последует. Все-таки твой Магни — это не твой брат. Нос еще не дорос — тебе возражать. Он выходит из твоего кабинета, гордо расправив плечи. Ничего… Вы это переживете. А ты хочешь зайти к Крису — его перевели в изолятор временного содержания. Но ты не заходишь. Ты едешь домой. Ты так устал за этот день! Ты ранен, в конце концов. Заслужил ты хоть немного отдыха? И вот теперь вы с Томом отправляетесь к Магде. Чтобы поддержать. Чтобы ей стало хоть немножко полегче. Ты уже знаешь — Магнус рассказал ей о гибели мужа. Так разве можете вы отсиживаться дома? Хотя — будь твоя воля — ты бы так и сделал. Сидел бы дома, охраняя Тома. Но воли тебе никто не давал. Там-то вы его и встречаете. В госпитале святой Анны. Того хмыря, который когда-то — давным-давно — трахал твоего мужа. Или твой муж трахал хмыря — ты вообще не имеешь никакого ебаного желания вникать в эти подробности. - Томас! - окликает кто-то Хиддлса, как только вы выходите из палаты Магды, попрощавшись с ней, убедившись, что она более-менее в порядке. Насколько вообще можно быть в порядке после того, как на тебя свалилось все это дерьмо. Так вот хмырь окликает Тома, и он поворачивается к нему с улыбкой. - Гарольд! Они обнимаются. Крепенько так. Радостно. Хмырь целует твоего мужа в щечку. А Том целует хмыря в ответ. Испанский стыд, блять! Ты стоишь столбом, не вкуривая, какого хуя происходит. - Познакомься, - Том тянет тебя за рукав. - Это мой муж, Торстейн… Торстейн, это Гарольд… Мой… Мой давний знакомый. Ты знаешь, кто такой этот самый Гарольд. Ты как-то пристал к Хиддлсу — дескать, кто у тебя был, когда меня у тебя не было? Разговор был… Гнилой это был разговор. Но тебе надо было знать. Том и поведал тебе о своем ебаре. Гарольд Вайс. Пульмонолог. Пиздец просто. - Рад познакомиться! - На лице хмыря — холеном, ухоженном — расплывается дружелюбная улыбка, которую тебе зачем-то хочется стереть кулаком. Ведь хмырь тебе, по сути, ничего плохого не сделал. А то, что раньше они с Томом поебывались, так вы вроде как не вместе тогда были… На самом деле это не считается. На самом деле вы всегда с Томом были вместе. Пусть не рядом. Но… Вместе. Ты был у него, а он был у тебя. И никакие Гарольды-хуярольды этого не изменят. - Мы с Тором навещали нашу родственницу, - объясняет меж тем Том. - И, Гарольд! Как хорошо, что я тебя встретил! Ты хмыкаешь многозначительно и чувствуешь, как нога Тома как будто бы случайно отдавливает твою ногу. Дескать — помалкивай, Тор! Не вздумай сейчас быковать. А тебе хочется. Пиздец, до чего же тебе хочется ляпнуть сейчас что-нибудь эдакое… Чтобы этот хмырь понял, что ни хрена ему тут не рады. - Я прилетел на конференцию по пульмонологии, - радостно щебечет хмырь. - В больнице я по приглашению доктора… - Я бы попросил тебя о консультации, - перебивает твой муж хмыря. - Магда Мартинссон. У нее ранение легкого. Ты очень меня обяжешь, Гарольд. - О чем речь! - легко соглашается хмырь. И еще раз обнимает твоего мужа. И тебе подмигивает. Мудак редкостный! Всю дорогу до дома вы с мужем молчите. Ты видишь эту его ухмылочку, когда он смотрит на тебя. А у тебя внутри гаденько так. И ты сам не знаешь, на кого тебе злиться — на хмыря, который однажды пытался заменить Тому тебя. Или на самого себя — за то, что так злишься на Гарольда-хуярольда. Вы с Томом начинаете говорить друг с другом, как только забираете Билли. Он трещит что-то о том, как здорово провел время со своим другом. И Том включается в разговор. А следом за Томом и ты. И ты забываешь о хмыре. Какая разница, в общем-то? Сейчас вы приедете домой, отправите вашего сына чистить зубы и ложиться спать, а после займетесь любовью. Ты будешь любить своего мужа столько, сколько пожелаешь. И он будет любить тебя в ответ. Никто не сможет забрать у тебя это. Твое счастье. Никакому хмырю ты это не отдашь. Эта ночь — ваша с Томом. Ты берешь его, от твоих ласк разомлевшего. Ты проникаешь внутрь любимого тела, а он подгоняет тебя, подстегивает. Он тобой наслаждается может даже больше, чем ты им. Он только твой. Сейчас. Всегда был. Всегда будет. Том засыпает, утомленный любовью. А к тебе, блять, пришла бессонница. Вот что ты тут будешь делать? И ты маешься. Думаешь обо всем. О разном. О том, как обидел сегодня Магни. О том, как вы с Томом и Билли стали семьей — по-настоящему стали семьей. О Магде думаешь. О Кейси... И о Крисе. Это из-за него, из-за Криса, произошло сегодня все это — и обида Магни, и вашей семьи становление, и Магда, и Кейси. Это он во всем виноват. Но… Но разве может быть кто-то виноват в том, что сегодня твой муж и твой сын наконец-то начали общаться нормально? Разве в этом нужно кого-то обвинять? Или благодарить? Ты запутался совсем. Ты уже даже не уверен, что ненавидишь Криса так же сильно, как раньше. Тебе хочется его ненавидеть. Но ты просто устал. От этой ненависти к брату устал. И ты срываешься с места. Оставляешь спящего Тома одного, скрипя сердце. Ты знаешь — твой муж вполне способен за себя постоять. Да и ваш дом — ваша крепость. Ты сам все устроил так, чтобы ни один мудак не мог в дом забраться. Ты почти что уверен, что дома Хиддлсу не грозит никакая беда. Поэтому ты уезжаешь. Едва только часы показывают пять утра. Ты мчишь в изолятор временного содержания, где временно содержится твой брат. Ты уверен — так или иначе он оттуда выйдет. Криса трудно сдержать замками и решетками. Он тоже не спит — твой брат. Сидит на узкой койке, которую не разбирал даже. Ты смотришь на него сквозь прутья решетки, а он смотрит на тебя в ответ. Ты не боишься войти туда — в клетку к зверю… Ты ссышь на самом деле, но уговариваешь себя, что ты не боишься, нет. - Ну, что ты застыл? - усмехается Крис по ту сторону решетки. - Думаешь, я попытаюсь напасть? Сбежать? - Думаю, от тебя всего можно ожидать, - честно признаешься ты. - Тор-Тор… - качает головой твой брат. - У тебя ствол на бедре, а я безоружен… - Блять, да не пизди ты мне! - перебиваешь ты Криса и открываешь замок. Проходишь внутрь камеры. Садишься рядом с братом. Почти что его ноги своей касаясь. Вы так близко сейчас, как давно не были. И в то же время между вами столько всего, что это и пропастью назвать было бы ошибкой. В том смысле что пропасть — это слишком мало. Вас разделяет нечто большее. Нечто гораздо большее. И ты не знаешь, как преодолеть это расстояние. Ты не уверен, что и Крис знает. - Я тебя отпущу сейчас, - говоришь ты брату, не глядя на него. Прямо перед собой смотришь. В одну точку. - Хорошо, - тихо отвечает он. И пялится. Сука, пялится! Тебе боковым зрением все же видно, как он голову к тебе повернул и глядит. - Я тебя подозревал... Сегодня пришло подтверждение. Ты не отлучался из монастыря, когда была убита первая девушка. И когда подстрелили Кейси. - Хорошо, - повторяет Крис. И ты рад, что он не произносит ничего больше. - Но у тебя нет алиби на то время… Настоятель, отец Фредерико, сказал, что отправил тебя в город с поручением, и с тех пор ты не возвращался. И тут вдруг объявился в Лондоне. Где ты был? Где ты был, блядь, Крис? - Если ты проверял мое алиби, - спокойно отвечает твой брат, - то ты должен был выяснить, что я прибыл в Лондон по своим документам. Под своим настоящим именем. И ты знаешь дату и номер рейса, которым я прилетел… Я в Лондоне третий день только... - Где ты шлялся почти что две недели?! - повышаешь ты голос. - Этого я тебе не скажу, - запирается Крис. - Тебе придется поверить мне на слово, брат. Я не виновен в преступлениях, которые ты расследуешь. Я сюда прилетел, чтобы помочь… - У нас тут не братский разговор по душам! - перебиваешь ты Криса. - У нас следствие по делу. И кому верить, а кому нет, я сам решу… - Ты уже решил, Торстейн, - вклинивается в твой гневный монолог младшенький. - Ты знаешь, что я невиновен. Но ты хочешь все вокруг контролировать, в том числе и мою жизнь. Но так не будет. - Я хочу тебе верить, - сокрушенно качаешь головой ты и только сейчас поворачиваешься к брату лицом. Не то чтобы ты хотел заглянуть в его глаза… Или прижаться лбом ко лбу… Или что там еще братья проделывают, чтобы показать друг другу свое доверие. Но тебе хотелось бы этого хотеть — вот в чем дело. - Так поверь, - легко улыбается тебе брат. Взглядом цепляет. А там, в этом взгляде, столько всего! Столько… У тебя внутри от этого его взгляда все такое… Комком сжимается. Болит. Чешется. И ты отводишь глаза. Ты просто этого не вынесешь, если продолжишь смотреть. - Иди! - велишь ты Крису. - Займитесь разработкой Анри Лефевра, раз уж ты дал на него наводку Магнусу. Осторожно. По своим каналам. И чтобы ни одна живая душа... - Не учи ученого, - Крис поднимается, идет к двери. И ты его останавливаешь. Ты выдавливаешь это из себя это: - Брат! Он замирает на месте. Напряженный. Чуть поворачивает назад голову, кидает тебе тихое: «Ну?» - А круто мне твой пиздюк вчера втащил! Крис улыбается. Ты улыбаешься тоже. Своему брату в ответ.