Мea máxima culpa. Nocens es

- Лицемерный сукин сын! Паоло резко провернул ключ в замке зажигания. Слишком резко — мотор чихнул и заглох тут же. Надо было брать другую машину. Более современную. Более резвую. Пусть бы прокат и обошелся дороже. Плевать, что без пяти минут доктор медицины вроде как не собирался строить из себя богатенького мальчика. Нувориша или как там… Мамина радость, папина гордость — Паолито Алварес, он не любил выделяться среди прочих. Магнус посмеивался, когда однажды Паоло прикатил на встречу в новеньком, пусть и взятом напрокат, Пагани. Они выпили тогда по чашке кофе, и Магни все делал вид, что торопится. А может и впрямь спешил, и Паоло все казалось, что Мартинссон тяготится — и им самим, и этой встречей, и той дружбой, что Паолито изо всех сил пытался ему навязать. Магнус нервничал заметно, отбивал пальцами по столешнице неровную дробь и все посматривал на выход, как будто бы там, за дверью уютной римской кофейни его ждало избавление. От него, Паоло Алвареса избавление. - Чертов святоша! Паолито все-таки завел свой автомобиль — простой, скромный Форд, серый, безликий, неприметный. С некоторых пор он сам ощущал себя таким же, как эта тачка — сереньким и средненьким. Безликим. Алварес-младший, несмотря на сегодняшнее самоуничижение, знал — внешностью его природа не обидела. Еще не отметил он свое совершеннолетие, как успел привыкнуть к тем взглядам — ласкающим, оценивающим, восхищенным и прочим другим, означающим только одно: Паоло Алварес способен быть привлекательным для представителей обоих полов. И капелька индейской крови, доставшаяся ему от матери, придавала внешности молодого человека некоторую экзотичность, на которую покупались многие. Многие. Но не святой отец Магнус, дери его черти! Облаченный в строгий темный костюм, подогнанный по фигуре так, что Паолито всегда казалось, что еще чуть-чуть, и плотная ткань треснет, явив миру все совершенство безупречного тела Мартинссона — стройного, сильного, гибкого, - преподобный казался Алваресу чистым искушением. И что-то подсказывало Паолито — не его одного искушал отец Магнус. Слишком уж был хорош. Слишком недоступен. Слишком… - Похотливый ублюдок! Паоло не жалел грязных эпитетов, награждая ими своё личное наказание. И поделом ему! Мартинссон заслужил! Будущий доктор Алварес — ныне студент медицинского вуза — он оставил родной город, оставил отца, которому частенько бывала нужна его, Паолито, профессиональная помощь, он бросил все, только бы быть поближе к Магнусу. И вот оно чем все закончилось. Вот оно как все обернулось. Блядство! Паоло моргнул раз, другой, смахивая с ресниц едкие слезы. «Успокойся! - приказал он себе. Возьми себя в руки, тряпка! Не хватало еще разнюниться из-за этой шлюхи — преподобного Мартинссона!» Перед глазами все еще стояла картина — яркая, живая: его Магни… его нежный, солнечный Магни, ерзающий упругой задницей по рабочему столу, заваленному бумагами, обхвативший ногами талию какого-то сукина сына, который нагло выцеловывает стройную шею преподобного. И блять… Блять!!! - Грязная шлюха! - Только и смог выдавить из себя Паоло и от досады шарахнув дверью, выбежал из кабинета. - Какая же ты грязная шлюха, Магнус Мартинссон! Как же он, Паоло, так ошибся? Как мог быть таким слепым? «Любовь застит глаза», — говорил отец. Но не разглядеть похотливого ублюдка в застегнутом на все пуговички святом отце? Да пошло оно все! Алварес выкрутил руль, стартуя с места резко. Проклял чертов Лондон, запрещающий разгоняться свыше тридцати миль в час. Ну, какого хрена? Как можно тащиться с такой черепашьей скоростью? Сколько он кружил по городу, пытаясь успокоиться? Пытаясь взять себя в руки и выкинуть из головы навязчивую картинку — как его Магнус подставляет под влажные поцелуи шею, которую он сам, Паоло, вдоволь не успел расцеловать; как он изгибается плавно в руках того хмыря, что посмел так нагло ввинтиться меж разведенных ног Магнуса, как он… Да что ж такое!!! Паоло провел ладонью по лицу, сбивая с ресниц злые слезы. Хватит! Сколько можно кукситься! Сам виноват! Сам, дурак, приперся, когда тебя не звали! Он же все тебе сказал — Магнус. Он же ясно дал понять — ты не нужен. Так какого хрена ты притащился в Лондон? Какого… Долбанного… Хрена… Паоло припарковал свой Форд под мостом. Черт его знает, наверное, у этого моста было какое-то название, но Алваресу было плевать. Он не туристом сюда прилетел. Не достопримечательности разглядывать да названия запоминать. Спустившись к реке, Паоло оглянулся — не видит ли кто? Не хотелось, чтобы случайный свидетель его слабости покрутил бы у виска, глядя на то, как корежит от ревности молодого человека. Поднял с земли камень, замахнулся, швырнул в воду и закричал, выплескивая из себя обиду, позволяя ей облечься в громкое «Ааааааа!» И наклонился, поднимая еще один камень. Взвесил его в ладони, размахнулся снова, запустил — еще дальше, - и закричал — еще громче: «Сука! Сука! Сука!» А после шлепнулся на задницу, наплевав на то, что сидеть на голой земле было, мягко говоря, прохладно, подтянул колени повыше, устраивая на них подбородок, да так и застыл, чувствуя… Не облегчение, нет. Опустошение? Быть может. Он так надеялся! Глупый! Но он так надеялся, что Магнус… Что они с Магнусом… Что Паоло станет ему нужным, вот что! Что Магни позволит быть рядом сейчас, когда вокруг преподобного творится весь этот пиздец — сначала мать, затем отчим — не передать, какой это, наверное, пиздец. Он бы, Паолито, свихнулся, случись такое с его близкими. Потому-то и стремился в Лондон, к своему Магни. Чтобы тот с катушек не слетел. Оказалось, что не больно-то его и ждали. Оказалось, что есть кому утешить и приласкать. А сколько было слов — ненужных, лицемерных, пафосом отдающих! Сказал бы Магнус просто — ни за каким хреном ты мне не нужен, Паоло Алварес! И это было бы честно. Больно — но честно. А что теперь? Что же ему делать теперь?..

***

Магнус поморщился болезненно, пережидая острый спазм, после которого — он знал — последует приступ головной боли. Нужно бы заехать в аптеку по дороге домой… Вспомнил - у него больше нет дома. Сгорел, погребая под рухнувшими, обугленными стенами отчима. Нужно заехать и купить что-то от головной боли, прежде чем завалиться в теплый, радостный, уютный дом Хемсвортов, где ему гостеприимно выделили комнату. Нужно купить таблеток для себя и что-нибудь вкусного для Билли. Мальчик любит апельсиновые тянучки. Кажется, еще не поздно, и магазины работают. Он успеет, если поторопится. - Магнус… Голос Роберта Бейтса вывел его из раздумий. - Не сейчас… Прости… Хотелось как можно скорее окунуться в живое тепло дядюшкиного дома, спрятаться от собственного стыда… От больных, едва ли не проклинающих глаз Паоло Алвареса хотелось спрятаться. Наверное, лицо Паолито еще долго будет стоять перед мысленным взором, стоит только святому отцу отвлечься от чего-то важного — вот как это расследование. Стоит ему только перестать думать о работе — и он тот час же услышит его слова — обидные, но тем не менее заслуженные. - Грязная шлюха! - выкрикнул Алварес и выбежал прочь из кабинета, где он застиг Магнуса и Бейтса, обнимающих друг друга, целующихся, готовых… Неужели Магнус и впрямь позволил бы Бейтсу… Позволил бы этому случиться? Странно, когда он целовал Бейтса, преподобный Мартинссон совсем не чувствовал этого — едва ли не звериного желания подчинять и, подчиняя, причинять боль, как это было однажды с Паоло. Он моргнул, прогоняя непрошеное видение — Паолито, распростертый под ним, как он дышит, тяжело, сдавленно; как блестит в скупом, холодном, неверном свете луны его обнаженное тело, покрытое легкой испариной; как рука Магнуса скользит меж слегка разведенных ягодиц, задевая одним пальцем сжатые пока еще края входа; как капля смазки стекает вниз, к промежности — Магнус проследил ее движение указательным пальцем, задевая ногтем нежную кожу. Желание вломиться в податливое тело резко, причиняя боль, затопило сознание. Мартинссон практически не отдавал себе отчет в том, что творит, когда, не будучи в состоянии сдерживать себя, он надавил головкой на едва разработанный вход, чувствуя, как с трудом поддаются мышцы, позволяя ему проникнуть в гладкую, шелковую глубину тела Паоло. Магнус толкался, раз за разом погружаясь все сильнее и сильнее, хватался за стройные бедра Паолито — крепко, оставляя синяки, заставлял себя не слушать, не слышать, как тот просит остановиться, как он кричит, что Магнус не просто груб с ним — он почти что жесток, и этот их акт можно назвать «занятие любовью» с большой, огромной просто натяжкой. Так не ведут себя с теми, кого любят — это Мартинссон мог утверждать совершенно точно, на трезвую голову, не будучи объятым этим самым дикими, звериным почти что желанием, которое он почувствовал однажды рядом с Паолито. И все же… Магнус солгал бы себе самому, если бы сказал, что не испытывает к Алваресу вообще ничего, кроме этой дурной похоти. Святой отец истово молил Господа, чтобы тот ниспослал ему сил справиться с греховными желаниями. Он до дрожи в коленях боялся того, что росло внутри него день ото дня. То страшное, что, как Магнус был уверен, двигало всю жизнь поступками его отца. Он не желал превращаться в Криса. И потому гнал от себя Паолито — потому что когда Алвареса не было рядом, зверь не поднимал головы, дремал спокойно где-то на донышке души, и Магнус почти что забывал, что однажды тот раззявил свою пасть. Чтобы причинить боль тому, кто был Магнусу небезразличен. Потому-то и все попытки Паоло встретиться после, поговорить, попытаться понять — все эти попытки святой отец пресекал на корню. И когда Алварес-младший позвонил прошлым вечером — воодушевленный, взволнованный — когда предложил встречу: «Я полмира пролетел, чтобы тебя увидеть, Магни! Половину долбанного мира, так неужели я не заслужил получаса твоего внимания?» - даже тогда Магнус не дал слабины. Не позволил себя уговорить. Что даст Паоло эта встреча? На что он рассчитывает? Неужели Алваресу не понятно — он, Магнус, не сделает Паоло счастливым, наоборот как раз таки. И любовь эта, которую Паоло себе придумал — своего рода болезнь. Только порознь они могут излечиться. Только так. - Я не хочу тебя видеть, - ответил Мартинссон на просьбу Алвареса и нажал «отбой». Пусть это грубо, невежливо… Пусть. Это лучше, нежели он, Магнус, не сдержится в очередной раз и причинит Паолито еще большую боль. А сразу же после раздался еще один звонок. Роберт Бейтс, плохо скрывая раздражение, сообщил Магнусу, что найдено очередное тело убитой девушки. Тоже в церкви. Гори оно все огнем! Преподобный прибыл в церковь святого Фомы так быстро, как только смог, и даже вечные лондонские пробки сегодня оказались не такими уж плотными, позволив добраться до места преступления, не тратя драгоценное время. Торстейн Хемсворт был уже на месте и, заметив вошедшего племянника, поспешил встретить его сразу же на входе. - На два слова! Тор смерил Магнуса взглядом, не предвещавшим ничего хорошего — громы и молнии сулили эти глаза! - и, подхватив Мартинссона под локоток, поволок его куда-то в сторону. Туда, где их никто не мог услышать. - Ты какого хера творишь, щенок?! Голос Тора гремел, и Магнус поморщился, уже не уверенный в том, что никто их не расслышит. - Ты что, блять, о себе возомнил?! - Мы в храме Божьем, дядя, - напомнил Тору преподобный Мартинссон. Но слова его не возымели должного эффекта. - С какого хуя ты решил, что можешь действовать через мою голову, а?! Я тебя спрашиваю! Он грозно нависал над Мартинссоном — действительно рассерженный, взбешенный даже. - Ты сказал, что отстраняешь меня, но не ты поставил меня вести расследование. И не тебе меня отстранять. Все было яснее ясного. Магнус банально нажаловался. Отцу Эдуарду — директору Института внешних дел Ватикана, где служил сейчас Магнус. И который, собственно, и поручил Мартинссону расследовать обстоятельства гибели несчастных девушек, тела которых были найдены в католических соборах. Магнус пожаловался, что его пытаются отстранить, отец Эдуард подключил связи, дошло до директора Скотланд Ярда, который и спустил указание детективу Хемсворту: преподобного Мартинссона в следственной группе оставить. Легко — для Магнуса. Унизительно — для Тора. Ну да ничего. Переживет. - Я даже извиняться не стану, - покачал головой Магнус, чувствуя себя правым. - Это дело касается моей семьи. И я его закончу — так или иначе. - Стоит ли мне говорить, что я могу подозревать тебя в причастности к покушению на офицера Кейси? - скрежетнул зубами Тор. - Я не веду дело о покушении на Кейси, - напомнил ему Магнус. - Я расследую гибель женщин. И у тебя нет ни одного доказательства, что именно с моего телефона пришло то самое сообщение, которое вынудило Кейси прибыть на место, где в него стреляли. - Не делай так больше! - все еще кипел негодованием Торстейн, но Магни чувствовал — дядюшка скоро остынет. - А ты не пытайся мне помешать, - сверкнул глазами Мартинссон. «Совсем как его отец, - подумал про себя Тор, не торопясь вслух высказывать эту мысль. - Совсем как его злоебучий папаша — такой же упрямый.» - Криса видел? - спросил он вместо этого. - Видос вы в сети запилили знатный. Гребаные тиктокеры, блять! - Тор… Церковь… - поморщился Магнус. Но тот только глаза закатил, всем своим видом показывая, как достал его и племянничек, и эта темная церквушка, где сегодня был найден труп. Осмотр места происшествия много времени не занял. Понятно было — никаких следов следственная группа не обнаружит. Оставалось только плясать от самой жертвы. И когда Бейтс, сделав пару звонков и сверившись с базой данных, с удивленным видом произнес: «Ну надо же!», показывая Тору то, что он обнаружил, Хемсворт, в свою очередь, выдал еще более удивленное: «Ни хуя ж себе!», хватаясь за голову жестом почти что беспомощным. - Что такое? - непонимающе посмотрел на них обоих Магнус. - Нэнси Хилл, убитая, работала бухгалтером в Фонде моего мужа, - тихо произнес Тор, доставая из кармана смартфон. И Магнус знал, кому он собирается звонить. «Хиддлс, блять!» - Мартинссон слышал, как дядя, отойдя в сторону, тихо переговаривается с мужем. И не удивился, когда, поговорив с Томом, Хемсворт отправил их с Бейтсом в управление. - Копайте всю подноготную этой Хилл, - приказал Торстейн. - И еще… Он вдруг остановился, переваривая пришедшую вдруг в голову мысль. - Еще… Проверьте тех двоих, которых убили ранее. Есть ли связь с Фондом? - Но, дядя Тор, - осторожно произнес Магнус. - Не думаешь ли ты… Том… - Выполнять! - рявкнул Торстейн, теряя к Бейтсу и Магнусу всякий интерес, направляя его на копошившегося возле тела эксперта. И уже через час, засев за компьютеры, Роберт Бейтс и Магнус Мартинссон с удивлением понимали — их шеф оказался прав, заставив их искать связь с Фондом Тома Хиддлстона. Обе девушки — те, что были убиты ранее, выросли в приемных семьях. - Как мы упустили этот момент? - недоумевал Бейтс. - Кристина Спейси, вторая жертва… - Магнус откинулся на спинку стула, потянувшись всем телом. - Она была мулаткой, так? Я разговаривал с ее матерью — она белая, и я решил, что гены свои Кристина получила от уже пять лет как покойного отца. Мне и в голову не пришло поинтересоваться цветом кожи мистера Спейси. - Мать не говорила, что удочерила Кристину, - констатировал Бейтс. - Так же как и родители первой убитой девушки не упомянули о факте удочерения. А мы… - Мы все прошляпили, - сокрушенно покачал головой Магнус. «Хороший же из меня получился следователь! - досадовал сам на себя преподобный. - И тот факт, что это, по сути, первое мое расследование, никоим образом меня не извиняет». Роберт Бейтс молчал, тем самым подтверждая слова коллеги. Но молчание это было… Неуютным, царапающим. Роберт смотрел на Магнуса так, словно преподобный один был виноват в том, что следствие упустило такую важную деталь. - Я спрошу еще раз, - Мартинссон вспомнил, что на днях уже интересовался у Бейтса: — вам неприятен лично я? Или же вы имеете что-то против всех служителей церкви? - С чего вы взяли? - спросил Бейтс. Как-то так спросил, что Магнусу стало понятно — он не ошибся. Роберт и впрямь не в восторге от того, что ему приходится терпеть рядом святого отца. - С того, что у вас в моей компании постоянно такой вид, словно вы запачкаться боитесь, - раздраженно произнес Магни. - Когда кажется, креститься надо. Так говорят у вас? - У нас как раз-таки и не советуют креститься налево-направо, - еще больше раздражался Мартинссон. - Вы, церковники, вообще большие советчики, - саркастично улыбнулся Бейтс. - Вы так любите поучать других: как им жить, во что им верить, кого любить, а кого ненавидеть. А потом оказывается, что все ваши слова — чистой воды лицемерие. - Вы… - Магнус не нашелся с ответом. - Вам какой-то служитель церкви сделал что-то плохое? Бейтс не ответил. Вспоминая такие же вот точно, как у этого молодого священника, ярко-голубые глаза, которые он любил когда-то. Целую жизнь назад. Задолго до того, как встретил Карэн, свою жену. Тот тоже хотел казаться праведником. Хотел казаться правильным. Тот тоже смотрел вот так же ласково. И губы облизывал вот так же, как этот… Чертовы губы! Бейтс терпел. Господь свидетель - он терпел с той самой секунды, как только бросил первый взгляд в сторону святого отца Магнуса. Не позволял себе даже думать о том, чтобы... Чтобы... Роберт толкнул Магнуса к столу, заставляя того упереться бедрами о столешницу. Мартинссон моргнул удивленно, однако позволил — сам себе не отдавая отчет, почему — позволил Бейтсу оказаться близко. Слишком близко. И когда тот накрыл его губы своими, не отшатнулся. Не оттолкнул. Напротив — притянул как можно ближе, запустил пятерню в густую шевелюру Роберта, поглаживая затылок осторожно. И целовал, чувствуя, как урчит сыто зверь внутри него, наслаждаясь лаской. Это было восхитительно — целоваться и понимать, что ты не сорвешься в следующий момент. Не накинешься на партнера ненасытным зверем. Не опрокинешь. Не станешь причинять боль. Магнус позволил усадить себя на стол, заваленный какими-то бумагами. Позволил себе обхватить талию Бейтса ногами. Роберт что-то захрипел в поцелуй — Магнус не разобрал, что именно, да и наплевать было. На все на свете стало наплевать, когда Бейтс, перестав терзать его губы, спустился, не переставая целовать, вниз, обласкал языком линию челюсти, провел губами по подбородку, словно игрался, и принялся выцеловывать шею, щекоча дыханием кожу, прихватывая ее губами то и дело. Восхитительно! Так сладко! Как скрипнула дверь, оба — и Бейтс, и Мартинссон — не расслышали. И только грубое: «Грязная шлюха!», брошенное Магнусу взбешенным от ревности Паоло, отрезвило. Заставило разомкнуть поцелуй. Что он делает? С кем? Для чего? Зверь внутри усмехнулся довольно. Как будто хотел сказать: «Смотри во что ты превратился!» И Магнус не стал спорить со зверем. Действительно… Превратился...