Мea máxima culpa. Nocens es

КРИС

- Я предлагаю тебе помощь… Ты вроде как слышишь, что говорит тебе брат. Ты вроде как даже его понимаешь. Вот только поверить, принять не можешь — не помощь, а сам факт: Тор вызвался помочь. И тебе хочется верить — изо всех сил хочется — между тобой и Тором возможно что-то… Ты бы назвал это потеплением. Насколько вообще возможна теплота в ваших отнюдь не братских отношениях. Тебе в это верить хочется изо всех сил. Ты не отвечаешь ничего на такое странное, более чем странное предложение, учитывая, что во время вашей встречи в Каракасе брат грозился решить вопрос кардинально, если ты осмелишься хоть когда-нибудь появиться даже на горизонте, а не прямо так вот… Так близко. Когда между тобой и Тором расстояние вытянутой руки. И ты бы эту руку протянул, если бы не чувствовал, насколько твой жест будет… Не то чтобы неуместным, а просто… Просто ты не привык стоять с протянутой рукой. Тор же свою руку заводит за спину и достает из заднего кармана джинсов мобильный. Глядит в экран, скалится довольно. Только что пообедавшая акула выглядит куда менее впечатляюще, чем твой брат в эту самую минуту. Ты прячешь улыбку, делая вид, что зеваешь. И в следующую секунду улыбаешься следом за братом, по-акульи, когда Торстейн объявляет, что того подонка, который чуть было не отправил Магду к праотцам и по вине которого разбился Вьехо, таки взяли. Тот не смог уйти от бдительных патрульных, и парни уже везут его в управление. - Анри Лефевр? - интересуешься ты, а брат качает головой в ответ. - Хер знает. По описанию вроде не он. Документов нет при нем. - Вытряси из ублюдка все, что сможешь, - напутствуешь ты Торстейна, на что он ожидаемо огрызается: - Советы свои в жопу засунь! И покидает палату, оставляя тебя с Магдой один на один. И это тоже странно — что он не пытается тебя прогнать, учитывая тот факт, что пару дней назад грозился на выстрел не подпустить тебя к ней. - Магда! Ты оказываешься возле её кровати в ту же секунду, как слышишь короткий полувздох-полустон. Она моргает часто, открывая глаза — ты видишь, как длинные пушистые ресницы отбрасывают тени на нижние веки… Или же это темные круги, что оставили под глазами боль и усталость. Тебе хочется стереть эти следы. Ты бы её боль себе забрал, если бы только тебе было позволено. - Магда! Её язык скользит между пересохших губ, облизывает каждую. Ты знаешь, каково это — приходить в себя после тяжелых седативных. Когда глотку раздирает жажда, а во рту пустыня, когда кажется, что язык распух и как будто даже увеличился в размерах. Когда все, о чем ты можешь думать — это глоток воды. А лучше целый стакан. Просто воды. Было дело, когда ты ты за один долбанный стакан убивать был готов. - Вот, попей. Ты подносишь пластиковый стакан к её губам. Придерживаешь голову, пока она жадно пьет, обхватив твое запястье пальцами так крепко, как будто ты можешь отнять у нее этот несчастный стаканчик. - Не торопись, - ласково произносишь, давя на корню желание провести рукой по волосам, погладить нежно затылок. Она кажется тебе сейчас такой хрупкой и такой юной. Без грамма косметики, слегка дезориентированная спросонья. Тебе это все напоминает те далекие времена, когда она просыпалась, утомленная за ночь твоей любовью. Когда просила пить голосом чуть охрипшим, потому что ласкала тебя этой ночью долго и старательно. И это, должно быть, неуместно — вспоминать ваши с ней пробуждения, когда оба вы были молоды и могли любить друг друга ночи напролет — вспоминать это сейчас, когда столько лет минуло со дня последней вашей встречи… когда она давным-давно чужая жена, а ты кажешься самому себе таким древним, как то самое дерево, из которого ты однажды выточил свою верную спутницу — трость. Это неуместно. Но ты вспоминаешь. - Магда… Имя её прокатывается по языку сладостью. Ты облизываешь губы. Смакуешь. И… Отстраняешься. Ты отстраняешься, когда ловишь её взгляд — ледяной, колючий. Ты кожей чувствуешь, как эти льдинки режут, обжигая. Ты никогда не видел, чтобы она смотрела вот так. Ты понятия не имел, что она умеет так смотреть. - Зачем ты здесь? Этот вопрос ранит тебя не меньше, чем её ледяной, режущий взгляд. Голос Магды твердый и решительный, в нем нет той мягкой, терпкой, так любимой тобой когда-то хрипотцы. Это голос, привыкший отдавать приказы. Это женщина, чьих приказов мало кто мог ослушаться. Это не твоя Магда сейчас. Такую ты её совсем не знаешь. - Магни просил меня приехать… Ты не хочешь оправдываться. Ты не должен. Ты здесь, чтобы помочь. - Я не спрашиваю тебя, зачем ты прилетел в Лондон. Я знаю, мой сын решил, что он не справится без твоей помощи… Она так и говорит: «мой сын». Словно бы у тебя никаких прав на Магни нет. - Я тебя не звала… Устало откидывается на подушки. Касается пальцами обручального кольца, словно проверяет, на месте ли, не потерялось ли. Крупный бриллиант сверкает миллионами холодных брызг. Так же холодно сверкают сейчас глаза Магды. И ты думаешь о том, что глубоко внутри нее этот лёд не может растаять. Она наглотались льда тогда, целую жизнь назад, в ту ночь, когда был зачат Магнус. Ты помнишь, как вы тонули в черных водах Балтики. Как захлебывались горькой морской водой. Ты помнишь льдинки, обжигающие горло. И ты помнишь, как вы с Магдой спаслись той ночью — и это было поистине чудо Господне — что вы не утонули, наглотавшись ледяной воды. Тебе кажется — это только вчера было: маленький рыбацкий домик, потерявшийся во фьордах, пляшущее в камине пламя, его отблеск на ваших обнаженных телах. Ты распял её собой, проникая глубоко в жаркое влажное лоно. Ты двигался в ней так, как будто бы боялся остановиться. Ведь только в этом движении и было ваше спасение. Ваша с ней жизнь. И она согревалась — от того, что ты был в ней, что ты обжег её собой, что ты сам согрелся от её огня. Вы друг друга той ночью спасали. И вот сейчас она будто выточена изо льда. Будто чертова снежная королева, а ты тот самый пацан, который из льдинок выкладывал слово вечность. И ты не знаешь, как теперь её отогреть. Как вернуть ту Магду, ту девочку, которую ты любил когда-то. Когда-то она была огненная — твоя Магда. Тогда она была твоей, а сейчас потерялась. - Я должен тебя спросить… Это по поводу расследования, что ведут Торстейн и Магнус… Вот так вот. И только так. Ничего личного... лишнего между вами. Ты пришел сюда по делу. Ты вроде как следователь, а она вроде как потерпевшая. И плевать на то, что однажды тебе удалось растопить лёд. - Тогда почему здесь ты, а не Торстейн или Магнус? - Магда, пожалуйста… Качаешь головой раздосадованно. Тебя её холод изнутри выстудил. Тебе хочется засунуть ладони подмышки и там согреть. Или же хлебнуть чего-нибудь погорячее. А лучше чего-нибудь горячительного. Тебе хочется крепкой ангостуры, и чтобы Серхио ворчал, что алкоголь с твоими таблетками сочетать только псих будет. Тебе хочется к Серхио. И чтобы с ним всё было хорошо. Но ты встречаешь ледяной взгляд чужой - родной когда-то - женщины, ты смотришь, как в бриллиантовых глазах льдинки крошатся. Ты думаешь о том, когда она такой стала? Когда вместо Магды появилась королева снежная? Ты не следил за её жизнью. Не специально. Видел как-то пару репортажей с каких-то пафосных мероприятий. Что-то там с фондом Хиддлстона связанное. Магда улыбалась в объективы камер, очаровывала строгим взглядом холодных бриллиантов, улыбалась хорошо отрепетированной улыбкой. Она вся излучала уверенность и самодостаточность — эдакое воплощение успешной женщины. Да так оно и было. Под руку с мужем, изредка с Томом Хиддлстоном — само олицетворение успеха. Ты был рад за Магду. Честно — ты был рад. Ты понимал прекрасно — будь рядом с ней ты, она никогда бы не стала… Вот такой… Сильной. В себе уверенной. Та девчонка, которая любила тебя и ненавидела колокольчики (черт его знает, почему именно эти цветы она терпеть не могла) — та Магда отличалась от этой примерно так же, как скромный фианит отличается от редкого алмаза. Но ту Магду ты любил всем сердцем. Той его частью, которая не была безумием источена. - Спрашивай и уходи! Она не оставляет тебе выбора. И ты не можешь винить её в этом. Ты сам ей выбора не оставил — тогда, девятнадцать лет назад, когда она узнала, какого монстра на самом деле любила. Какой монстр любил её. - Том Хиддлстон сказал, ты была инициатором расследования в Бостоне. Том самом… - Было всего лишь одно «расследование в Бостоне», - Магда перебивает тебя раздраженно, - разумеется, я помню каждую деталь. И я помню, как нам выломали руки, заставив прекратить следствие. - Есть подозрение, что один из фигурантов того самого дела, Анри Лефевр, покушался на тебя, Магда. Что он убил Виктора Лан… - Имени его не произноси! - рычит угрожающе, и ты думаешь о том, будь поблизости что-то острое… что-то вроде скальпеля, Магда без раздумий всадила бы его тебе в горло. Однако, ты поднимаешь руки в примирительном жесте, и она успокаивается, словно и не было этой вспышки гнева. - Пару месяцев назад мы получили информацию… - продолжает она свой рассказ, и ты видишь, как мучительно тяжело дается ей этот разговор. И ты бы оставил её в покое. Но ты должен поймать того, кто устроил всё это дерьмо. Кто Магду уложил на больничную койку. Ты видишь краешек пластыря в вырезе больничной рубашки. Ты знаешь, что там, под пластырем — воспаленный, уродливый шрам, что остался после операции на легких. Ты догадываешься, как ей должно быть больно сейчас — несмотря на те препараты, которыми её пичкают. Ты опять же, который уже раз за день, хочешь забрать её боль себе. Вот только ей это не нужно. Ей нужен её муж — живой и здоровый. Ей нужно вновь научиться улыбаться. И чтобы лёд, что сковал её глаза, снова растаял. - Нам стало известно, что в Венесуэле происходили случаи, похожие на те, бостонские. Фиктивные приемные родители. Дети, которые пропадали сразу после усыновления. Полиция закрывала на всё глаза — наверняка сотрудники были в доле... Сам знаешь, как там все устроено... - Откуда информация? - Спрашиваешь ты, любуясь ею, вот такой — собранной и профессиональной. Несмотря на дурацкую больничную рубашку. Несмотря на шрам, что располосовал её грудь. «Валландер бы гордился тобой, девочка!» - с удовольствием думаешь ты, хотя и терпеть не можешь папашу Курта, а папаша Курт не может терпеть тебя. - Даже не думай, что я назову тебе источник, - качает головой, а ты не настаиваешь. Ты не полицейский. И она не под присягой. - Джек Коллинз… Глава службы безопасности фонда, должен был провести проверку… - Том Хиддлстон в курсе? - Пока нет, - отвечает Магда, и тебе кажется это странным, и ты озвучиваешь эту самую очевидность. - Было много дел, - пожимает плечами Маг… Миссис Ланге… Для тебя она — миссис Ланге, - Том зашивался с делами фонда, и мы с Джеком не хотели еще и это на него повесить. Думали — доложим, когда будем знать наверняка. - Ваш бухгалтер… Она каким-то образом причастна к новому расследованию? - Собственно, она и указала на то, что в Венесуэле что-то неладно. Обнаружила ошибку в счетах… «И её убили», - думаешь ты про себя, не решаясь сообщить о смерти сотрудницы миссис Ланге. - Крис… Твое собственное имя, слетевшее с её губ, кажется тебе незнакомым. Как будто бы Магда не тебя позвала, а кого-то другого. И ты понимаешь, к кому именно… к чему именно она обращается в тот момент, когда резко меняет тему. Магда не знает — откуда бы ей знать? - о звере, с которым ты уживаешься давно и дружно. Она понятия не имеет о второй твоей сущности, но не зря же всегда и во все времена ходили легенды о женской проницательности. Что-то ей чудилось, наверное. А может ты сам себе это выдумал — что именно твоего зверя она позвала, когда не попросила даже… приказала: - Убей его! Ты смотришь вопросительно. Не удивленно, нет. Ты мог ожидать чего-то подобного от Её величества снежной королевы. От Магды Мартинссон услышать приказ убить кого бы то ни было никогда бы не поступил. - Я хочу, чтобы ты его убил, Крис, - повторяет уже мягче. - Этот подонок… Лефевр, или как там его… Да хоть бы даже король английский — мне плевать. Я не хочу, чтобы человек, который отнял у меня мужа, продолжал жить. Я хочу, чтобы он мучился в аду… - Ада нет, Магда, - качаешь ты головой. - Ад — здесь, вокруг нас и рядом с нами. - Убей его, Хемсворт! Ты мне должен, черт возьми! Из-за тебя… - Я понял, не продолжай, - останавливаешь ты раздраженно поток слов. Ты уже задолбался выслушивать ото всех и от каждого то, как сильно ты виноват. - Торстейн… - Магда вновь смачивает языком обветренные губы, но не просит тебя о стакане воды. А ты о нём сам забываешь, убитый её просьбой-приказом. - Торстейн упрячет эту тварь за решетку. Я его знаю — твоего брата. Идеальный полицейский, черт бы его подрал. - Не знал, что в твоих глазах это выглядит именно так, Магда, - горько усмехаешься ты. - После нескольких лет службы в полиции… - Оу, заткнись, Крис! - ледяное крошево вновь звучит в её голосе, и тебе снова хочется хлебнуть чего-нибудь горячительного. А затем влить того же крепкого пойла ей в горло. Чтобы растаял лёд. - Я не могу больше… - Магда прячет глаза, прикрыв устало веки, - я просто больше не могу… Сначала ты… Потом Магнус… Теперь мой муж… - Чья-то смерть не сможет восполнить потерю… - ты сам себя в этот момент ненавидишь. Не тебе морализаторствовать. Уж точно не тебе. - Ты всю жизнь убивал по приказу, - продолжает всё тем же ледяным тоном, и тебе кажется, еще немного, и ты сам заледенеешь, замерзнешь рядом с женщиной, которую однажды любил… Которую все еще любишь, пусть чувство это истончилось со временем. Пусть твое сердце крепко и навсегда держит в своих грубых, но таких теплых ладонях Серхио Алварес, ты все равно её любишь. Ту девчонку, которая решила, что быть снежной королевой не так больно. - Прошу, Магда! - ты присаживаешься на краешек кровати, обхватываешь хрупкие плечи. Ты не знаешь, как объяснить… Как умолять её не становится соучастницей убийства. Во имя сына — вашего с ней сына, во имя того, что когда-то было между вами свято. Ты не знаешь, как удержать её от отчаяния. Поэтому ты просто целуешь. Ледяные губы, чуть шершавые от жажды, что мучает её в эту минуту. Жажда мести — сильнейшая мука. Тебе жаль, что ты не можешь забрать её себе. Она на поцелуй не отвечает. Но и не отстраняется. Терпит — будто мученица святая. И в поцелуе этом твоем нет и намека на страсть. Ничего такого нет, только лишь слабая попытка отогреть, раскрошить лёд, что сковал её глаза, и чтобы он из любимых тобой глаз пролился слезами. Так будет легче… Быть может. Потому-то ты продолжаешь. Лижешь губами губы. Настойчиво и мягко просишь впустить тебя. Магда рот приоткрывает с мягким вздохом, и ты ныряешь языком внутрь, вспоминая — или же узнавая заново — мягкую шелковистость её рта, с ума тебя когда-то сводящую. Сейчас её поцелуй горчит на губах — лекарством или горем эта женщина отравлена — тебе всё равно горько. И ты открываешь глаза, чтобы заглянуть в её. И ты всё еще видишь, какие они холодные. Словно ледяная пустыня выстилает зрачок, и ты не знаешь, как еще её согреть. Ты бы все отдал сейчас, чтобы она оттаяла. Но ей не нужно всего того, что ты готов отдать. Уже не нужно. И ты злишься — на неё, за то, что сдалась в ледяной плен, на собственное бессилие — что не можешь её из плена вытащить, на того мудака, что устроил вам обоим этот маленький ледяной ад. Но больше всего ты злишься на Господа Бога. Зачем он запрещал тебе любить её? Зачем не позволил взять её в жены? Зачем он тебя безумным сделал? Зачем позволил тебе все разрушить? Ты злишься на Бога, но ты права на злость не имеешь. Ты же сам его просил несколько часов назад, чтобы он не позволил Магде умереть. Ты сам обещался Господу, если Магда будет жить. Ты снова у Бога в долгу. Ты никогда с ним не расплатишься. - Он умрет, - обещаешь ты Магде, прерывая поцелуй. Снова глядишь в ледяные глаза. И видишь там удовлетворение. Глубокое. Как после ночи, с тобой разделенной. И она сама тянется к тебе. Сама обвивает твою шею руками. И губами касается твоих губ тоже сама. Утягивает тебя в поцелуй. Завораживает им же. И на пике прокусывает губу. Сильно. До крови. Лижет ранку, кровь твою в себя впитывает. - Он умрет… - повторяет снежная королева твои слова. И ты думаешь о том, что вы с нею только что заключили контракт. Кровью твоей подписанный.