Переплетенные судьбы

В двенадцать часов дня, когда солнце медленно поднималось к самой высокой своей точке, по дороге, ведущей к винокурне «Рассвет» пронеслась черная тень. Конь, поднял за собой столб пыли, что разлеталась в разные стороны и оседала на сочную, выросшую по пояс, траву. Человек в Сумерском одеянии, с чалмой на голове, гнал быстроногого мерина, не жалея сил. Он то и дело пришпоривал его, припустив поводья. Аделинда, завидев нежданного гостя, вдруг напряглась. Ее удивил вид спешащего всадника, закутанного в черные материи. Обычно хозяин назначал время встречи сам, для удобства графика, и очень редко кто-то просто наведывался к нему, как ни в чем не бывало. Когда незнакомец спешился, подойдя к воротам, он с призрением глянул в ее сторону и произнес: -Извести своего хозяина, что прибыл купец из лесов Авидья. Пусть назначит мне аудиенцию. Срочно. -Господин Дилюк сейчас занят. Вставайте в очередь, потому как многие вроде вас ожидают встречи с ним. Будьте любезны, сообщите свое имя, — сказала она, на что получила гневный, весьма грубый ответ: -Женщина, если будешь совать нос не в свое дело, поплатишься за это собственной головой. Мне некогда распинаться перед всяким отрепьем вроде тебя. Не очень-то любезно со стороны господина ставить таких слуг приветствовать путников. Аделинда всегда считалась частью этого дома. Еще при Крепусе ее приняли, как члена семьи, и многие, даже незнакомые люди, чувствовали это, когда смотрели на уверенное, все еще пылающее свежестью и искренней добротой лицо. К тому же, всякий, знающий нравы Мондштата, обыкновенно проявлял уважение к его гражданам, совершенно не разделяя их по статусу и состоянию, лежащему за плечами. Разозленная таким обращением, она даже не провела путника в дом. Он так и остался стоять на крыльце, томительно ожидая желанного приглашения. Но его не последовало. Когда Аделинда постучала в кабинет Дилюка и сообщила о прибывшем госте, тот ничего не ответил. Он лишь выглянул на секунду и, мотнув головой на кипу бумаг, возвышающуюся на столе, вопросительно уставился на нее. -Вас просит какой-то нахал. Говорит, что купец из лесов Авидья, но, как по мне, обыкновенный отшельник и мерзкий плут. Даже имя не соизволил мне сообщить, — объясняла она. -Нам не стоит судить наперед. Сейчас мне некогда разбираться с ним. Пусть подождет, хотя бы и до вечера. Можешь пока что расположить его на втором этаже, в гостевых покоях, — с этими словами дверь вновь была затворена, теперь уже насовсем. Ситуация обострилась. Всадник, узнав уготовленную ему участь, был готов сорваться с цепи. Он кидался на Аделинду с бешенным криком, едва удерживая себя от применения кулаков. Заходясь пеной, негодуя, он был готов на что угодно, лишь бы скорее увидеть господина Рангвиндра. Лишь спустя много попыток женщине удалось привести его в чувства, охладить пыл и наконец-таки затолкать внутрь усадьбы. В гостиной оказалось уютно. Пахло пряностями и легкой свежестью, полы были начищены до блеска, а через громадные окна в просторные комнаты заглядывало смеющееся солнце. Гостю, привыкшему находиться в пути, среди грязи и пыли, в дождь и в холод, все казалось в диковинку. Его лицо перекосило от удивления. Точно дикарь, путник разглядывал картины, висящие на стенах, и удивлялся гобеленам, очень умело сотканным, но не особо изысканным. Это порядком забавило, ведь купцы из Сумеру нередко были окружены вещами более дорогими и ценными. Аделинда следовала за ним в глубоком молчании. Сдвинув брови, она с отчаянием думала, что придется терпеть верзилу в течение всего дня. Но уже к обеду последовала чудесная новость, ставшая настоящим подарком для оскорбленной женщины. В усадьбу прибыла Ноэлль. Она давно просила девушку о помощи, ведь многие работники попросту отбыли в город, узнав о тяжелом состоянии своих близких. Все приходило в запущеннее. Нужны были рабочие руки на кухне, на складе, в саду. Молоденькие горничные, как пташки, летали от места к месту, ни за что не берясь с толком, теряясь там, где не следует. Ноэлль же, казалось, знала практически все. И как бы не было неудобно перед загруженной труженицей, вынужденной помогать еще и в лазарете окромя самого Ордена, пришлось просить ее подсобить. Девушка прибыла как раз во время. Гость, успевший обойти всю усадьбу и сильно проголодаться, настойчиво требовал горячего ко столу. Поэтому ей, не знающей о случившемся, по повелению Аделинды пришлось тотчас же запереться в кухне. Пылала печь. Воздух сделался душен и жарок. Пахло жареными пирогами и вкусным, сочным мясом с морковью. В тазу плескалась вода. Девушка оттирала медный таз, в котором замешивала тесто. Мыло плескалось в разные стороны, крошечными пузырьками взмывало в воздух и оседало на пол, впитываясь в доски за мгновение ока. На столе уже громоздилось огромное серебристое блюдо. К нему был приставлен кубок для одуванчикового вина и положены столовые приборы. Нужно было сгрузить их на поднос и вынести ко столу, когда подойдет время. Ноэлль тихонько напевала гимн Ордена. Она думала лишь о том, что нужно смазать пирожки маслом, чтоб корочка их не растрескалась, и вовремя вынуть мясо, чтоб оно не сгорело. От работы уже подкашивались ноги. Тяжелый труд делался невыносимым. Иногда земля начинала кружиться, как в центрифуге. Все кругом делалось мыльным, расплывчатым, и только тряпка в руке продолжала лежать уверенно, будто влитая. Аделинда лишь раз вошла проведать трудящуюся девушку, с ужасом про себя отметив, насколько неважно она выглядит. На душе лежало чувство вины, загладить которое было, увы, немыслимо, зная характер девушки, готовой работать и днем, и ночью. -Милая, мне так неловко напрягать тебя. Извини, что прошу о помощи. Теперь я в долгу перед тобой, — говорила она. -Сущие пустяки. Если я вам понадоблюсь, я всегда буду рядом, чего бы то мне не стоило, — отвечала горничная. Однако вскоре все было готово. Стол ломился от блюд, сочных, источающих дурманящий аромат. Бутылка вина лежала в руках Ноэлль, готовая в любую минуту перевернуться, чтоб наполнить кубок. Аделинда не стала прислуживать гостю. Это было выше ее достоинства. Ноэлль, услышав пренеприятнейший рассказ, запретила ей даже близко приближаться к гостю. Возмутительное поведение приводило в негодование. Да и прибывшему купцу, как оказалось, компания Ноэлль приходилась более по душе. Он особо ей не дерзил, как будто бы чувствуя слишком доброе, слишком душевное к нему отношение. Совесть вряд ли играла в нем, но это было не важно. Кому до этого было дело, когда над звериной бестактностью взыграла мораль? -Отличные блюда подают в этом доме. Верно, ваш господин остается доволен такой стряпней. Не то, что у меня на родине. Там таких сытных обедов днем с огнем не сыщешь, — впервые за весь день от души восхитился путник. -Оу, я не работаю здесь постоянно. Но я очень рада, что вам пришлась по вкусу моя еда. Скажите, если понадобиться что-то еще. Я с радостью принесу. Не желаете выпить чашеку чая? Я сейчас же заварю. Ах да, я испекла блинчики к чаю. Это моё фирменное блюдо, — с улыбкой ответила девушка. — Правда, мне всегда казалось, что в Сумеру отменные повара. Ваши специи просто очаровательны! Они придают блюдам целый букет необычных вкусов. Мне ново слышать, что вам приходятся здешние блюда по вкусу больше, чем те, которые можете отведать на родине. -Видишь ли, как-бишь тебя? В блюдах я ценю простоту и подлинный вкус продуктов. Все это можно найти только в кухне Мондштата. Ваши нравы в готовке такие же, как и в быту. И мне нравиться поглощать их плоды, — пояснял путник. За все это время он ни разу не назвался и не вспомнил о лесах Авидья. Ноэлль даже на миг показалось, словно он никогда и не был там. Даже цвет лица казался более бледным, чем у коренных жителей Сумеру. Она не часто встречала их, но, постоянно бывая на ярмарках, научилась подмечать такие маленькие мелочи. Так же казалось странным, что он не оброс, не смотря на дальний путь, о котором кратко успел изложить. Он не останавливался в деревнях и в Ли Юэ, а, значит, разбивал лагерь в открытом поле. Где бы ему бриться в таких условиях? Странное неверие поселилось в ее душе, но девушка старалась не подавать виду, стараясь найти оправдание всему тому, что подмечал наметанный глаз. Подозрений стало еще больше, когда незнакомец ушел в покои. Она мельком заметила его в окне, когда вышла работать на виноградную плантацию, и была удивлена, что этот Сумерец снял с головы тюрбан и распустил гладкие шелковистые волосы, упавшие на плечи. Такие прически носили лишь аристократы Мондштата, и очень редко их можно было встретить на ком-то другом. В Сумеру, к тому же, влажный климат, из-за чего у многих коренных жителей волосы принимали волнистый вид. У этого же мужчины они свисали прямыми прядями, слишком тонкими и сухими, чем можно было бы ожидать. Все это было чрезвычайно странно, но сказать об этом Аделинде она не решалась. В конце концов, Ноэлль ничего не знала про этого господина. Что, если все нормально, а она просто раздувает из мухи слона? В это время Дилюк, с усердием трудящийся в кабинете, разогнул спину. Он с недовольством поморщился на документ, требующий подписания, и отмахнулся. Нужно было брать перерыв. Глаза начинали слипаться. Ноющая голова казалась свинцовой. Уже несколько дней он не выходил из кабинета, перекусывая на бегу и лишь изредка смыкая глаз. Пару раз ему приходилось выезжать в город, чтоб свидится с некоторыми купцами, что прибывали из дальних стран совершить очередную сделку. Но все эти встречи неприятным осадком ложились на сердце. Они были пусты, однообразны и очень скучны. Дилюк даже вспомнил мысли, которые изредка посещали его раньше. «Зачем я вообще перенял дело отца?» — не раз крутился вопрос в голове. Конечно, ответа на него до сих пор не было. Вероятно, ему было просто привычно каждое утро видеть родные стены и знать, что частичка прошлого, хоть и очень хрупкая, все еще трепещет и приносит свои плоды. Будучи крупным магнатом, разъезжая по сборам, устраивающимся купцами со всего мира, беседуя на званых вечерах, он, однако, всегда стремился вернуться в дом. Очень редко принимая приглашения или вовсе отклоняя их благодарственными письмами, Рангвиндр желали лишь об одном: чтоб место, пропахшее запахом смерти, вновь наполнилось светом. Хозяин вышел из дома. Он ступил между ровных рядов виноградника, носом втягивая опьяняющий аромат. Вот чудесные лозы, принадлежащие сорту Рислинг*. Из него получаются отличные белые вина, но созревает он лишь по осени. Маленькие зеленые листья в другое время просто тянуться к солнцу, впитывая его чудотворную силу. А по другую сторону растет очень ранний виноград. Его удлиненные ягоды ромбовидной формы, темно-синие, покрытые легким налетом, напоминали о детстве. Сладкая хрустящая мякоть, по вкусу напоминающая высушенный чернослив, будоражила сердце. Правда, урожайность от этих лоз крайне низкая и всегда была такой, но какое дело до этого было истинному знатоку виноделия? Он просто любовался им из окна кабинета, и иногда выходил положить пару ягод за щеку. Путь господина пролегал все дальше. Он совершенно не желал возвращаться в пыльный кабинет, дышать в котором было нечем. Желудок проворно урчал. Хотелось просто свернуться калачиком, где-нибудь под деревом и сладко вздремнуть. О, как любил он прежде сбегать из дома, чтоб понежиться в лучах солнца после уроков! А за спиной, к тому же, был груз ответственности в виде странного гостя. Веры ему никакой не было: ей просто неоткуда было взяться. И именно это досаждало больше всего на свете. Отыскав-таки молодую березу, что когда-то давно проклюнулась между дорожек и не была выкорчевана садовником, Дилюк отклонился спиной на крепкий белесый ствол, сомкнув тяжелые веки. Пожевывая травинку, как всегда любил делать Рангвиндр старший, он задремал. Свежий ветер обдувал лицо. Откуда-то издали доносился визг садовых секаторов. Они рассекали воздух, срезая зеленые стебли. Пели наперебой птицы. Виноградные лозы шелестели свежей листовою. На душе стало вдруг спокойно, как не было уже очень давно, с тех незапамятных времен, когда трава казалась намного выше, и деревья стояли гигантскими исполинами, тянущимися к небу. Открыть глаза удалось лишь на закате. Его разбудили чьи-то шаги, что, приближаясь, сопровождались мерным щелканьем. Осмотревшись по сторонам, он остановился взглядом на знакомой фигурке, прячущейся в густой зелени. Дилюк пораженно уставился на девушку, что, вооружившись секатором, нацепив садовый фартук и потрепанные перчатки, прищипывала виноград. Зеленые веточки опадали на землю, смешиваясь с ней, теряя прежнюю сочность. Она, как бабочка, порхала перед глазами, и это удевятеряло. Рангвиндр даже не знал, что Ноэлль вызвали помогать в его собственном же поместье. Аделинда обыкновенно никогда не извещала о таких делах, да он и не спрашивал. Теперь же шокирующая правда ставила его в сомнение. Ему было жаль девушки, но в то же время нельзя было оторвать взгляд от ее фигуры, шелковистых прядей волос и вечно занятых работой, лишь на первый взгляд хрупких рук. Наконец он не выдержал. Совладав с собой, он поднялся на ноги и встал подле горничной как ни в чем ни бывало. Он положил свои руки на ножницы, останавливая работу. Девушка стояла совсем подле. Пораженная неожиданной встречей, она лишь ахнула, не произнося ни слова. Залитая солнечным светом, Ноэлль растерянно метала взгляд из стороны в сторону, не зная, стоит ли говорить вообще что-то. Но Дилюк развеял неопределенность. Уверенными движениями он сомкнул лезвия ножниц и, разглядывая срез, проговорил: -У вас недурно выходит. Но, должно быть, прежде вы никогда не работали с виноградом, потому что слишком много берете, а где-то наоборот, оставляете лишнее. -Извините, вы совершенно правы. Сегодня впервые мне приходится работать на вашей плантации. Садовника сейчас нет, поэтому некому было объяснять мне такие тонкости. Обещаю, что в следующий раз не допущу прежних ошибок, — зардевшись краской, сообщила Ноэлль. Она помотала руками в воздухе, неловко сложив их на фартуке. -Ерунда. Не берите в голову, — только и ответил мужчина, теперь уже поглощенный новой работой. Два человека стояли бок обок, усердно трудясь, но думая совершенно не о труде. Мысли их бегали где-то совсем далеко, там, где парят бархатистые облака, пахнет горчицей и поля тянуться до самого горизонта. Они молчали, и только однажды между ними свершилось подобие разговора, впрочем, не особо долгого, зато имеющего особую значимость. -Знаете, я была удивлена вашему появлению. Я даже и не заметила, что вы тут, — сказала Ноэлль, оборачиваясь к весело шелестящей кроной березе. -Для меня это непривычно. Но сегодня именно тот день, когда хочется убежать от работы. Мне искренне жаль, что, быть может, помешал своим появлением, — отвечал Дилюк. -Нет-нет, это совсем не так! Вы ведь, к тому же, хозяин этого места и в праве ходить совершенно везде. Но, сейчас вот вы помогаете мне вместо отдыха. Извините, что приходиться делать это. Все из-за моей первоначальной ошибки. Если бы ее не было… -Отставить извинения. Все хорошо. Для меня обрезание винограда — совсем как отдых. -Ох, вот как. Чудесно. Отдых нужен душе, что трудиться не щадя себя. Наверное, владеть таким предприятием очень трудно. Многие толки идут об этом по городу. Конечно, верить им лучше не стоит. Людская молва довольно коварна, но, все же, я восхищаюсь нашим Мондштатским вином. Я никогда не пробовала его, но, уверена, что оно необыкновенно. -Весьма польщен. Но пробовать бы не советовал, разумеется. Алкоголь — яд, что делает несчастным. И уж тем более он не дает расслабиться. А вам бы следовало отдохнуть, хотя бы день. -О нет! Это просто немыслимо. Дел слишком много, чтоб жить праздно. -Но о праздности никто и не говорит. Разве вы не можете взять выходной? -Выходной? Признаться, я не задумывалась об этом. Даже когда господин Кейя давал мне отгулы, появлялись те, кто нуждается в помощи. Более того, пропускать тренировки было бы просто немыслимо! Я ведь хочу стать рыцарем, а для этого нужно долго тренироваться. -Не думаю, что дело в вашей подготовке. К тому же, так вы погубите свой организм. -Что это вы говорите такое! Я довольно вынослива и привычна к труду, поэтому справлюсь, с чем угодно. Только скажите! -В этом не сомневаюсь, однако должен заметить, что для лучшей подготовки порой следует просто остановиться. Это позволяет закрепиться полученным знаниям. Дилюк посмотрел на девушку и, сорвав пару листьев винограда, заложил ей за ухо. Ноэлль, видно, задумавшаяся в край, вздрогнула, докоснувшись до яркой зелени, теперь украшающей ее голову. Яркий румянец покрыл белоснежные щеки. — Говорите, это часть тренировки, — серьезно сказала она и просветлела. — Тогда и для вас отдых тоже долен стать делом обыкновенным. А то, говорите, «не типично». Давайте пообещаем друг другу, что по другому станем относиться ко времени? Мизинцы двух людей переплелись в клятве, той самой детской клятве, которая была крепче, чем прочный канат. Они легонько улыбались друг другу, забыв про плантацию, вечер, обязанности. Все уплыло, кроме ясного и глубокого чувства, возвращающего в лучезарное прошлое. На мгновение все застыло, и только тени от проплывающих облаков скользили по земле лениво и неохотно. Аделинда, выглянув на крыльцо следом за рассвирепелым гостем, устремила свой взор на две маленькие фигуры, которые издали напоминали детские. Впервые за весь день улыбка просияла и на ее лице. Женщина вновь подумала, что в усадьбе нужна хозяйка, именно такая трудолюбивая и лучезарная, как госпожа Ноэлль. И, быть может, женившись, господин наконец-таки стал прежним, веселым и радостным, как в безоблачную юность. Она остановила рукой гостя, теперь не скрывая своего призрения к этому верзиле, и, строго глянув через плечо, произнесла: -Успокойтесь вы наконец! Будет вам встреча с господином. Потом. Сейчас у него есть дела намного важней встречи с вами, и, подозреваю, важнее всего на этом свете. … В комнате, освещенной тусклым светом свечей, собрались главные умы Ордо Фавониос. Джинн, расхаживая из стороны в сторону, заложив руки за спиной, о чем-то думала. Лицо ее было хмуро и очень темно. Шаги раздавались гулким эхом под потолком, разрезая нестерпимую тишину. Кейя, развалившись на кресле и закинув ноги на стол, привычно бубнил что-то под нос. Его слушала лишь библиотекарь — Лиза, и то из чувства жалости к покинутому всеми капитану кавалерии. -Значит вот, что ты думаешь, Кейя. Говоришь, в горах нас ожидает засада? Но почему такая уверенность? — Джинн зорко уставилась на него, пронзая взглядом до мозга костей. -О, ты сомневаешься в моих аналитический способностях? Нежели? Раньше такого и не припомню. Но, раз желаешь услышать ответ, то слушай. Заключенные очень рвутся на рудники. Во время допроса они не раз давали об этом понять. Знаешь, выражение лиц при определенных вопросах, туманные ответы… К тому же, наверняка такая облава выставит Орден в не лучшем свете. А им это было бы на руку. Раз мы уже установили, что данная операция направлена на свержение власти, значит, противник пойдет на любые меры, чтоб убрать нас с шахматной доски. Не сомневаюсь. А если, тем более, в деле замешана аристократия, то подобной исход событий весьма очевиден. Вспомни историю Мондштата, Джинн. Прием, который грозиться снова примениться, уже был использован прежде, не раз. Он отведет подозрения от жителей города. Мы ведь уже выяснили про людей в Сумерском обличие. Эти наемники родом из лесов Авидья замешаны здесь не просто так, я уверен. Многие подозрения лягут именно на них, на чужеземцев, а наши аристократы, будь они не ладны, опять сухими выйдут из воды. К тому же, из гор пришло оповещение. Странные лица стали мелькать в окрестностях рудников. Смею предположить, это не просто так. Смотритель утверждает, что они говорят на чужом языке. Думаешь, они просто так забрались в такую глушь? — Кейя с тяжелым вздохом посмотрел на девушку, что, казалось, совсем не слышит его. -Слушать вас, необычайно интересно, только вот что я думаю, мои дорогие: идти все-таки нужно. Разумеется, они нападут, но нам-то, знающим об этом, ситуация будет лишь на руку. Можно будет поймать нападающих и многое выведать у них. Кроме того, не забывайте, может случиться мятеж на рудниках. Думаю, за нашими врагами это не заржавеет. И тогда наши войска будут там очень кстати. Помнишь, мой хороший, ты говорил про аристократа с большой дороги? Так вот что-то подсказывает мне, его мы увидим снова, и в этот раз именно на рудниках. А знаешь почему? Потому что лишь один род мог связаться с наемниками из лесов Авидья, а он слишком боится потерять контроль над ситуацией, чтоб оставаться в стороне: кишка тонка, — вдруг выдвинула свое мнение Лиза. Она лениво потянулась и облокотилась на стол. За весь вечер женщина не проговорила ни слова, и было до боли непривычно слышать бархатный голосок, твердящий о действительно важных вещах, а не о глупых романах и женской чепухе, не совсем чуждой ей. -Ты говоришь о…- Джинн замолчала. Все сразу поняли, на кого намекает Лиза. Род Лоуренсов действительно собирал на себе больше всего подозрений. Воспоминания о Лессинге, что отправился в Сумеру ради восстановления чести клана, все еще не изгладились из памяти. Кроме того, нанять наемников, плохо осведомленных о знатном роде, было намного проще. В Сумеру мало кто знает про свергнутый много лет назад аристократический клан. Зная об этом, вряд ли бы кто согласился на сделку, даже за большие обещанные регалии. Слишком опасно было связываться с Лоуренсами. Те, кто был наслышан о них, всячески избегал. Ни одна бандитская шайка в округе не согласилась бы учувствовать в свержении Мондштатской власти под его командованием. Все дело крылось в изначальной повальности мероприятия. Их потом вздернут на виселице, а клан, как жил, так и будет жить дальше, чувствуя лишь досаду из-за провалившихся намерений. Собеседники молчали. Никто не мог проронить ни слова. Решение уже давно поселилось в сердце каждого, и гулко отдавалось в сознании. Нужно было действовать, как можно быстрее. -Милашки, однако, нам есть, что еще обсудить, — сказала Лиза, ловя на себе непонятливые взгляды. — Письмо. Я говорю о письме, что пока еще для вас неизвестно. Оно из поместья Рангвиндеров. Дело в том, что лицо одного из зачинщиков теперь нам известно. Будет здорово, если вы почитаете его на досуге. Уверена, это поможет делу. Милашка Ноэлль принесла его часом ранее. Она выглядела растерянной, но, как мне кажется, ей известно многое. Может быть, позже придется даже пригласить ее к нам. -С этого надо было начать! — воскликнула Джинн, и тут же кинулась к развернутому конверту. Было странно, что Дилюк вдруг решился послать письмо на ее имя. Ненависть ордена глубоко засела в его сердце, и странное, труднообъяснимое явление взволновало девушку не на шутку. Пергамент в руках зашелестел, и крошечные буква поплыли перед глазами.