Переплетенные судьбы

Прошло немало часов, прежде чем девушку отпустили. Джинн долго всматривалась в пергамент, то хмуря брови, то слегка ухмыляясь, а когда всем вокруг стало невмоготу, наконец оторвалась от тяжелых дум. -Вот что, - сказала она. - Письмо адресовано Дилюком. Он послал его почти сразу после того, как странный гость покинул усадьбу. Некий купец из лесов Авидья, называющийся Аманом, сегодня явился к нему с деловым предложением. Он почему-то хотел, чтоб Рангвиндр большую часть поставок начал переправлять в Сумеру, конечно же, через торговую базу, находящуюся у подножия Драконьего хребта. Удивительно, что никто из нас, в том числе сам Дилюк, ничего не знает про таинственный пункт, в котором товары из разных стран задерживаются на какое-то время. Ко всему прочему, не смотря на общую грубость, купец держался аристократично, даже слишком, учитывая ту неотёсанность, которую подтвердила Аделинда, поставив на пергаменте свой крест согласия. Дилюк предполагает, что Аман может быть связан с делом, которое мы ведем. Действительно, если торговая значимость города упадет, мы окажемся в настоящей ловушке. Являясь аграрным государством, находящимся в отдалении от передовых торговых путей, мы имеем огромный шанс столкнуться с новой волной бунта. К сожалению, эта персона остается весьма загадочной, но что-то подсказывает, что именно ее мы и сможем увидеть , когда поведем пленников в рудники. -Если этот Аман и вправду причастен к делу, то встретится с ним будет опасно. Судя по приложенному описанию, он довольно хитер, по крайней мере, пытается быть таковым. Назвал себя новоиспеченным купцом, однако с хорошим именем в торговой среде. Чтоб проверить это, следовало бы сразу отправить письмо в соседнее государство, но пока оно дойдет, обработается и получит ответ, время уже истечет. Говорил про выгоду подобного предприятия, грамотно просчитав кризисную ситуацию Мондштата…Единственное мне не понятно, откуда он мог прознать о ней, если приехал со стороны Сумеру, нигде не задерживаясь надолго и не контактируя с кем бы то ни было. Может, конечно, он заглядывал на свою базу, но тогда не понятно, зачем чрезвычайная скрытность. Зачем подъезжать с другого пути? – рассуждала Лиза. Она не особо была заинтересована в разговоре. Ее больше привлекало лицо горничной, уверенное, непоколебимое, но залитое краской. «Интересно, что эта милашка делала на винокурне?», - только и думала библиотекарь, оперившись щекой на руку. Ей было скучно. -Ноэлль, а что о твоих наблюдениях? Здесь братец говорит, что мы можем положиться на тебя, - вдруг встрепенулся Кея. Лицо его просветлело и ровный ряд зубов оголился в добродушной улыбке. Конечно, Ноэлль поведала все, что знала. Она изложила свою догадку, что приезжий гость как-либо связан с аристократией города, что он явно имеет выходы на местную буржуазию и наверняка засветился на винокурне не просто так. Может быть, его плохой маскарад на деле является хитрым планом. Может быть, этого человека так же подговорили. Одно было понятно – никакой он не купец из лесов Авидья, потому как даже имя свое назвал лишь господину, да и то, слишком уж по-Сумерски оно звучало. Таких, пожалуй, нынче практически никому не дают при рождении. Собравшиеся с интересом внимали рассказу, иногда останавливая его, чтоб задать вопрос, иногда уточняя что-то. Никто не желал соглашаться с простой истиной: Ноэлль была очень зоркой, кроме того, не было больше никого, кто мог бы помочь им вести дело. Лишь она, досконально помня черты лица этого человека, смола бы выделить его из ряда других. И у магистра, как и у ее подчиненных, в голове появилась странная мысль. Нужно было отправить девушку вместе с конвоем. Тогда, в случае нападения, или во время разведки, она наверняка смогла бы признать этого Амана. Он нужен был им живым, и никто кроме горничной ордена не смог бы притащить его в орден сейчас, когда рыцарей и без того не хватало. -Все ясно. Знаешь, моя дорогая Ноэлль, мне кажется, настал час, когда ты можешь показать, на что годишься. Ты идешь сопровождать заключенных на рудники, как участник разведочной операции. Никто даже не заподозрит, что мы проводим такую деятельность. Будет логично, если тебя отправят вместе с раненными пленниками, потому как работать сейчас некому. Ты должна посодействовать захвату Амана. С моей стороны будет гарантировано вознаграждение. К тому же, я рассмотрю твою кандидатуру в рыцарский отряд. Быть может, если операция завершиться успехом, получишь звание без вступительного экзамена, -Джинн улыбнулась и жестом дала понять, что заседание на сегодня окончено. Ноэлль пребывала в восторге. Она с упоением ожидала будущей миссии, ведь поручение приносило ей много полезных плодов. Стать рыцарем! Разумеется, операция выглядела нелегкой, но если она сумеет исполнить все наилучшим образом, наверняка добьется столь важной цели. Все дни до выхода она работала, как не в себе. Ее сосредоточенность и упорство , казалось, возросли вдвое, а пристрастие к новым поручением лишь увеличилось. Разве что брать их она стала больше на винокурне, у Аделинды и других горничных, таких как ленивая Моко или ее подруга. Дилюк, что послал девушку с письмом, уже перестал удивляться появлению горничной на пороге усадьбы. Ее лицо примелькалось и сделалось чем-то родным, естественным для отчего дома. Частенько дурманящие запахи заводили его на кухню. Он приоткрывал скрипучую дверь и с довольством наблюдал, как самоотверженная труженица раскатывает тесто, намывает полы или что-то стирает. Иногда ему делалось жаль изнуренных работой рук. Он заметил, что они покрыты мозолями и разъеты зельями, которые часто использовались во время уборки. Иногда хотелось и вовсе прервать ее, отстраняя от дел. Все тщетно. На любой его аргумент девушка отвечала тремя. Ноэлль оказалась глуха к доводам разума. Зато радовалась, как ребенок, когда Дилюк, просовывая голову на кухню, неловко просил дозволения попробовать кушанья, а затем благодарно кивая головой, опять исчезал. Уходя, он всегда утаскивал с собой что-то, а потом с ухмылкой слушал, как девушка заливается тихим смехом, заприметив пропажу. Вечерами, на ступеньках они нередко вели беседы. Это чудное время являлось частью данного обещания: делать перерывы в своей работе. Разговоры тянулись до самой ночи, тихие, спокойные, непринужденные. Дилюку все казалось, что Ноэлль видит его насквозь. Например, она сразу заметила, что душой он держится за прошлое, а так было нельзя. -Вы как будто и не живете вовсе. Вроде и ходите, и просыпаетесь каждое утро, даже делаете что-то, но все без души, механически, неестественно, - как-то раз заметила она, и была совершенно права. Дилюк и вправду не ощущал себя живым. Никогда. После смерти отца он вообще перестал задумываться о будущем. Что ему до него? Но теперь, спустя многие годы, в душе как-будто бы что-то зашевелилось, и старые шестерёнки вновь начали истирать друг об друга зубцы. Тот веселый ребенок, который на веки уснул в остановившемся сердце, вновь просыпался. Аделинда правильно думала, что Дилюку необходим толчок. Получив его, начав потихоньку открываться, он сделался менее мрачен, более разговорчив и изредка даже стал улыбаться. Однажды, принеся Дилюку вычищенный мундир утром, Аделнда проговорилась, что Ноэлль снова прибудет сюда, и с удовлетворением обнаружила, как краешки губ хозяина приподнялись вверх. Озорной блеск в туманных глазах зажегся вновь. Эта новость не вышла за пределы усадьбы. Даже среди служащих она распространялась вяло, как сокровенная тайна, потому как каждый боялся спугнуть это новое, до боли радостное явление. А день отбытия наконец-то настал. Усевшись на строптивого коня с лебединой шеей, горничная отдала знак чести восходящей на трибуну Джинн. Конвойные, встав по обе стороны от пленников, связанных по рукам и между собою, низко склонили головы. Первые лучи солнца припекали макушки и нагревающиеся шлемы обжигали кожу. Кругом собралось уйму народу. Горожане, от мала до велика, толпились на городской площади, наблюдая долгожданное всеми событие. Нарушители наконец будут наказаны! Чувство справедливости торжествовало. Кто-то визжал, кто-то подкидывал в воздух шапки, кто-то рыдал навзрыд, завидя в толпе будущих каторжан своего единственного незаменимого сына, брата или мужа. Толпа бушевала, волновалась, ровно как в тот день, когда магистр выступила перед ними с тревожной речью. Колонна сдвинулась с места часов в девять. За ней до последнего бежали мальчишки. Они размахивали руками, и кто-то даже кинул цветок розы Ноэлль, с удивлением поймавшей его. Родные крыши, цветочные клумбы, магазины и стены остались сзади. Метяллический лязг доспехов и шум топы заглушал собой все на свете, даже чувство робости перед тем неизведанным, которое ожидало путников. На мосту им вслед смотрел малютка Тимми. Этот юнец, подкармливающий голубей, ехидно улыбнулся, с неприязнью разглядывая пленных. Они погубили его птиц. Они должны до конца своих дней страдать в недрах клокочущей земли. Понурые пленники едва переставляли ноги. Они ступали босыми стопами по разгоряченному песку, чувствуя, как острые камни царапают кожу. Кто-то из них ныл. Но, стоило рыцарю услышать недовольные голоса, как удар плетью вынуждал вновь сжать зубы плотнее. Никто не желал испытывать боль снова. Их спины и без того были исполосованы глубокими шрамами, рубцы от которых наверняка останутся до конца жизни. Каторжан всегда видно издалека. И, если прежде они насмехались над ними, так же ликуя среди возбужденной толпы, в этот раз не имели возможности произвести и слова. Пересохшие губы даже не открывались, а желудок, прилипший к спине, неприятно урчал. Первый привал был сделан неподалёку от статуи архонтов, в Долине Ветров. Она раскидывалась до самого горизонта, сочная, цветущая, как настоящий ковер. Отведя лошадей на водопой, рыцари уселись друг против друга, передовая из рук в руки флягу с прохладной водой, сдобренной для вкуса экстрактом цветка сахарка. Пленникам перепала даже буханка хлеба. Он был черствым, созданным из муки грубого помола, но все же съедобным. А сочувствующая Ноэлль соизволила даже оставить им немного похлебки из пареной редьки. Жар был перенесен отлично. Понежившись вдоволь на мягкой траве, слегка вздремнув, конвой двинулся дальше уже под вечер, напоследок оставив пару молитв у священной статуи, что была омыта водой и почтена приношением в виде букета собранных ветряных астр. Дорога была сухой и ровной, поэтому пути ничего не препятствовало. Разве что изредка хилличурлы нападали откуда-то со стороны, но с ними удавалось быстренько расправляться. Одного из рыцарей, что был моложе и неопытнее других, оцарапало вражеским копьем, но этот пустяк мало кого волновал. Вскоре сразу с двух сторон путников начали обступать высокие скалы. Растительность почти исчезла, и сумеречное небо маячило где-то совсем далеко, узкой змейкой. Среди валунов, среди вековых обвалов, скрывающих прорубленные ходы, путники были настороже. Идти стало намного труднее, ведь дорога сделалась непроходимой. Лошадям не везде было можно пробраться, поэтому нередко приходилось спешиваться, обходя завалы. Лишь только когда совершенно стемнело, конвой опять устроился на привал. Из кустов, растущих неподалеку, был на скорую руку сооружен костер. Пламя взвилось ввысь, отбрасывая во все стороны танцующие бешенный вальс искры. На земле расстелили теплые меховушки. На костер был поставлен котелок. Кто-то курил терпкий табак, кто-то сладко дремал, подложив под щеку изуродованные шрамами руки, кто-то весело беседовал, стоя на стороже. Один из рыцарей помешивал похлебку, с интересом глядя в сторону усыпальницы. Во тьме она сияла, как яркий факел, истощающий приятное голубоватое сияние. -Говорят, в ней хранятся сокровища древних, - с завороженным видом твердил он. – Всякий раз смотрю на нее, как на сущее чудо, сотворенное Архонтами во имя своей славы. -Опять ты за своё, неугомонный! – усмехался кто-то рядом. -Э-э, это у него опять меланхолия наступает. А дашь вина, мигом забудет всякие россказни. Уже сотый раз слышу об этой его усыпальнице, - говорил другой. -Да ничего вы не понимаете! Вам бы только живот набить. А вот, скажем, Ноэлль вряд ли слышала мои рассказы. -Ну так и рассказывай ей, а не всем нам. Мы-то уж сыты этим по горло! И рассказчик, отмахнувшись от своих товарищей, повернулся в сторону девушки… -Говорят, - начал он. – Что каждая усыпальница имеет особенный ключ. Его не достать простому смертному, потому как Бог в свое время спрятал дар от любителей присвоить себе чужое. Но, если правильно помолиться, сделав ценное подношение, такое , чтоб ценнее него ничего сердцу не было, может случиться акт благословения. Барбатос одарит путника таинственной вещью, способной открыть ворота древних хранилищ. Вот только никто за последнюю сотню лет не сумел достучаться до Божественной тайны. Видимо, никто не желал ставить на кон самое важное, что только может существовать. Известное дело, что отчаянные искатели приключений считали такой реликвией жизнь, а, будучи мертвым, ключом не воспользуешься. Но легенда еще не забыта и, вероятно, будет жить столько, сколько будут стоять усыпальницы, ослепляющие пустые земли таинственным глубинным свечением. Говорят, что один такой ключик по родству передается в семье Лоуренсов. Байки, конечно, зато заставляют задуматься. Среди нх тоже были когда-то искатели приключений. Если и вправду им принадлежит одна из немногих частей Божественных драгоценностей? Это ведь что им пришлось на них обменять? Лоуренсы. Их фамилия прогремела как гром среди ясного неба. Аристократический род, что лег под подозрения у магистра, не выходил из головы. Действительно, человек, которого видела девушка у Рангвиндра, походил чем-то на выходца из этой семьи. Чем? Сказать было трудно, но его взаимосвязь с Лоуренсами казалась уж очень возможной. А здесь, как на зло, всплывает очередная легенда, связанная с древним Мондштатским родом. -Скажите, если бы кто-то из клана открыл усыпальницу, как бы это отразилось на всех нас? – спросила Ноэлль, чувствуя, что на этот вопрос ответ у рассказчика давно уготовлен. -Как, спрашиваете вы? Да просто: на несметные богатства можно выкупить весь Мондштат. И это только одна усыпальница! Стоит им только открыть ее, как власть, ушедшая в прошлом из рук, вновь окажется их. Но, хвала Небесам, этого никогда не произойдет. Все же пустым слухам лучше не верить, а то, не ровен час, потеряешь рассудок. На этом разговор был окончен. Ложась спать, девушка стала перебирать на последок все, что увидела и услышала за день. И то, какими хищными сделались выражения лиц у пленников, когда рыцарь рассказывал ей о несметных богатствах, настораживало. Как будто городская легенда и впрямь имела какой-то вес. Засыпая, девушка слышала, как поблизости что-то противно чавкает, словно какой-то здоровяк, а, может быть, и не один, проходит вброд затопленные участки дороги. Она даже представляла, как огромные башмаки засоряют в илистой жиже, оставляя на ней огромнейшие следы. От мыслей об этом дрожь пробирала до костей, но делать ничего не оставалось. В кромешной тьме нельзя шляться совсем в одиночку, а поставленные караульные наверняка контролируют ситуацию лучше. Девушка тяжело вздохнула и погрузилась во тьму. Утром, когда первые лучи солнца заалели на горизонте, и морозный воздух дохнул в лицо, колонна вновь направилась в путь. Пленники за ночь окоченели, поэтому двигались еще более вяло, чем прежде. Лошади, как казалось, тоже противились. Они дергали головами в знак несогласия и выдергивали поводья из рук. Рыцари ежились, невесело косились на горный хребет и с нетерпением фыркали. Им поскорее хотелось вернуться назад, чтоб ласковое тепло пригревало макушку, а шлем не примерзал к разболевшейся голове. Тропа сделалась узкой и вела в гору. Там, совсем рядом с холодным краем, где бушует вечная зима, находился лагерь исследователей. Это было отлично, потому как значило, что ночью они будут спать в натянутых тентах, вкушать еду, запеченную мастерами и немного расслабиться от постоянного напряжения, владеющего сердцем. Правда, затопленные участки пройти быстро не удавалось. Лошади увязали в грязи, и пленников пришлось вести в обход, по узкой тропе у одной из скал. Она пролегала в небезопасном месте, так как сверху нередко срывались булыжники. Как объясняли исследователи, это было вызвано мягкими породами, легко поддающимися деформациям. Рыцари верили на слово, хоть все же придумывали легенды о великанах, желающих изничтожить путников, позарившихся на их сокровища, некогда закопанные в земле. Вдруг командир отряда подал сигнал рукой, и конвой остановился. Всадник проехал чуть дальше, хмуро всматриваясь в землю, а затем громко, чтоб каждый сумел расслышать, сказал: -У меня для вас неприятные новости. Кто-то был здесь по вечеру и, судя по всему, это было несколько митачурлов. Обычно они не заходят в эти края, но, по всей видимости, держаться нужно настороже. Если их больше, чем один, значит, путь будет не прост. Солдаты приставили руки к голове и, отчеканив «есть», поменяли расположение. Теперь пленники находились в центре. С двух сторон их защищали всадники, а позади подгоняло несколько спешившихся рыцарей. Многие наготове держали мечи. Кто-то даже не отпускал рукояток. Движение сделалось еще более медленным и нерешительным. Однако, на удивление, ни одного хилличурла на пути не попалось. Ноэлль это не успокаивало, потому как в узком перешейке деваться им было некуда. Не научились же они лазать по отвесным скалам! И когда лагерь забрезжил на горизонте, она дала себе слово расспросить о потерявшихся хищниках у местных жителей. … Стивенс, ученый из лагеря, был погружен в книги. У его рабочего места толпилась разная детвора. Она играла в салки, изредка донимая расспросами уставшего мужчину. Ему было вовсе не до детских увеселений, и лишний шум заставлял голову расходиться по швам. Харрис, повар, усердно работающий у печи, наготавливал сытный ужин на ораву голодных, изнуренных дорогой рыцарей, нежданно нагадано нагрянувших прямо из города. Иногда он смешно ойкал, когда шипящее масло начинало бухтеть и плескаться в разные стороны. И эти его «Ойки» непременно вызывали волну смеха среди рассевшихся у палаток служащих. Ноэлль пыталась занять детей. Ученые с упованием передавали их на поруку, поспешно сбегая в свои палатки, откуда несло химическими реагентами и разными травами. Девушка плела им венки из местных цветов, играла в салки, занимала чтением книг, но мысленно бродила по гористым склонам, на которые только по вечерам удавалось глядеть опечаленным взором. Пройти оказалось не так и просто. Оказалось, что митачурлы прибыли в каньон не сами собой. На хребте начался сезон обвалов, а это значило, что огромные снежные массы вынуждали целые племена уходить на запад. Ранее обвалы были не столь сильными, и хилличурлы лишь немного отбегали от обжитых земель. Теперь же идти вперед было нельзя – опасно. Даже такой отряд, который был послан на защиту пленников, казался мал перед натиском рассвирепелых духов. Особенно исследователи боялись шаманачурлов. Эти бесовские гады разрушали им ловушки, поставленные на кабанов, даже близко не приближаясь к землям людей. Отряд не сильно жаловался на судьбу. Рыцари ели, пили, охотились на мелкую живность и даже не думали сниматься в дорогу. И когда ситуация на мгновение стала лучше, о чем тотчас поспешили всем рассказать дозорные, продолжали сидеть на месте, лишь делая вид, что собираются. Вино сразу же оказалось у них с собою. Капля терпкого напитка перепала даже пленникам, которые смаковали ей получше любого ценителя. Ноэлль негодовала. Она смиренно сдерживала гнев, продолжая баловать полюбивших ей детей, начала помогать на кухне, стоять на стороже. Про разведку, что была так необходима, пришлось на какое-то время забыть. Расстроенная горничная частенько теперь вспоминала Дилюка, который рассказывал об этой медлительности. Она вспоминала и Кейю, который, как теперь становилось понятно, ничем не отличался от горстки лодырей, кормящихся за чужой счет. Пытаясь разговаривать с командиром, она совсем скоро поняла, насколько глупо стучаться о кирпичную стену, что не думает ни падать, ни разрушаться. Командир был тверд в решении сняться в конце недели. Безумие, но ничего поделать было нельзя. Пленные начинали порой дерзить. Их никто не трогал, потому как пьяные рыцари едва ли осознавали, что несут службу, а это не их позабытые временем приятели. Ужасно. Нужно было что-то, какое-то происшествие, которое побудило бы разжиревших служащих взяться за дело. Такой случай настал. Одним вечером, часов в пять, когда рыцари трапезничали, рассевшись вокруг костров, дозорный ворвался в лагерь с вытаращенными глазами. -Митачурлы! Там митачурлы! – кричал он, размахивая руками. Паника тут же посеялась среди штатских. Дети судорожно хватались за материнские юбки, мужики брали в руки секиры и топоры. Нужно было обороняться. Видимо, снег замел любые источники пропитания, что племена решили напасть на раскинувшийся лагерь. Это объясняло так же их появление в узком перешейке. Скорее всего их лагерь теперь был разбит не так далеко от исследовательского, там, южнее, куда дозорные обыкновенно редко заглядывали. Командир отряда тут же раздал приказ готовиться к бою. Уже через минуту боевые позиции были заняты. Огромные черные верзилы в непробиваемых шкурах, с масками на голове, кидались в бой, прикрывая тело массивными деревянными щитами. Стивенс сразу предположил, что будет проще спалить их огнем. По его команде была зажжена дюжина факелов, рыцари брали их в руки и размахивали так, чтоб пустить пал. Он сумел бы остановить неприятеля на какое-то время. К несчастью, одна из палаток была сожжена. Зато в ней находилось множество реагентов, что вступили в реакцию с выделяемой теплотой и взорвались, как настоящая бомба. Ноэлль наступала. Она вспомнила все, чему училась прежде. Митачурлы из разных племен, вперемешку с обычными хилличурлами лезли через обрушенный мост, соединяющий берег с предгорьем хребта. Это было уязвимое место, и, слава Богу, льды не успело сковать, как нужно. Все-таки было лето, и быстрые потоки реки разрушали установившийся наст. Было слякотно, всюду полыхала трава, и выжженные черные пятна таращились на воюющих воспаленными глазницами. Один рыцарь по имени Гай, что до восстания стоял на охране северных ворот, перешел мост. Видимо, молодой человек предположил, что взять неприятеля со стороны тыла окажется легче. Отвлеченный на взрыв враг как раз отступил в сторону реки, оставляя проход свободным. Но Гай совсем не подумал, что в одиночку не сможет справится с нескончаемым потоком бесов. Очень скоро они окружили его, не давая возможности ступить. Слишком неопытен, слишком самонадеян оказался неподготовленный рыцарь. Благо, что Йозерф, один из исследователей, увидел это, сразу же ринувшись на подмогу. В один скачек перепрыгнув разлом, он прикрыл бойца со спины, вооруженный лишь кузнечным молотом, подобранным с земли. -Идиот! – прорычал мужчина на испуганного юнца. Бой завязался страшный. Снег вдруг сделался красным. Двое защитников лагеря сдавали позиции. Ко всему почему, Гая ранило. Его плечо напоминало жуткое месиво. Юноша даже не удосужился нацепить на себя броню. Йозерф терял хватку. Оружие было довольно тяжелым, а он отнюдь не мог прославиться мастерсвом вести бой. Благо на выручку прибежала Ноэлль. Одним ударом она повалила на землю пару хилличурлов, отрезая им путь через разрушенный мост. Щит, созданный глазом бога, на какое-то время помог бьющимся по ту сторону лагеря. Митачурлы уже прорвали оборону. Видимо, откуда-то навалили и шаманачурлы, потому что лагерь стремительно быстро начал пустеть. Ноэлль вся дрожала. Нужно было отступать, как бы не хотелось помочь бьющимся. Люди, которые были за ее спиной, стояли на грани гибели. Едва ли оставшиеся в лагере смогут сохранить себе жизни. Ее долг, как будущего рыцаря, заключался в спасении тех, кто еще мог сражаться. И она, ринувшись в сторону бьющихся, жестом указала в сторону возвышающегося хребта. Троица сорвалась с места и, отбиваясь от попадающихся на пути врагов, направилась к спасительному подножью.