༒
Однажды это перейдёт границы: и радужка, и склера почернеют. И тогда Осаму выколет себе глаза. Своими руками. Не те осложнения после нападения. Осаму правда мог ослепнуть. Но Чуя оплатил операцию. И, как говорил Дазаю, больше не употреблял. Он действительно испугался в тот день в больнице. Прошло не слишком много времени, и Осаму видел не слишком хорошо. Он сказал бы, что видел действительно плохо даже в очках, ещё очки будто приносили дополнительную боль во время ношения. Осаму вышел из комнаты и спустил ладони, держа глаза перед собой. Он пальцами нашарил замочную скважину и закрыл дверь. Проблемы со зрением привели его к обострённому слуху. И в этот раз он знал, что он стоит за спиной. Потому не поворачивался. И он знал, что он знает. — Как глаза? — Правда хочешь спросить это, после того как твои парни чем-то облили меня, Леонард? Он помолчал. — Я не хочу оправдываться. Ты знаешь, я не думал, что это ты. — Это хоть что-то меняет? Ты надеялся убить моего парня. ...и убил его дилера. — Впервые слышу. Осаму хмыкнул и промолчал. — Просто заберу свои вещи, которые попросил придержать перед каникулами, идёт? — Я уже почти забыл. — Там в основном всё легкое, поэтому раньше не нужно было. Ну, уверен, ты знаешь, что там. Проверял же. Не раз, наверное. — Только быстро, — вздохнул Осаму, снова выискивая скважину. Он оказался в комнате первым и подлетел к шкафу. Очертания таких больших штук не были проблемой. Осаму открыл дверцы с протяжным скрипом и упал на колени, торопясь вытянуть оттуда чужую сумку. Но он уловил щелчок. Он обернулся на дверь, где остановился Леонард. — Ты что сделал? — О чём ты? — улыбнувшись, Леонард прошёл в комнату. Осаму вышвырнул сумку на пол и поднялся. Он смерил его слабовидящим взглядом, после кивая на дверь: — Забирай свои шмотки и проваливай. — Торопишься куда-то? Опаздываешь? — Тороплюсь. И опаздываю. — Зачем грубишь мне? Что значит "проваливай", давай поговорим? — Нам не о чем разговаривать. — Да? А про своего парня-наркомана поболтать не хочешь? — Он завязал. Леонард склонил голову. — Такие никогда не завязывают. Так и торчат, пока в землю не закопают. — Ты не прав. Леонард хмыкнул и потянулся к Дазаю, Осаму увильнул в сторону, но Леонард просто хлопнул открытые ранее дверцы шкафа. Осаму проследил и почти выдохнул. Но Леонард схватил его за плечи, грубо вдавливая в закрытый теперь шкаф; устойчивость пошатнулась. Осаму болезненно прошипел и от хватки, и от боли соприкосновения. — Просто поразительно, насколько некоторые не умеют думать головой. Делают неправильный выбор. Осаму укусил нижнюю губу, чтобы справиться с накатившим волнением. Он старался набрать быстрый вызов кнопками на телефоне в кармане. Но Леонард вытянул его руку и забрался в карман. Забрав телефон, он смотрел прямо в глаза, и Осаму проклинал весь мир за то, что именно это он видел отчётливо. — Ты же знаешь, что очень сильно нравишься мне? Леонард размахом выбросил телефон в сторону, он разбился о стену. Осаму промолчал, он вспоминал, как следует дышать, о, чёрт, он разучился делать это... — Реально нравишься. Но я не знал, что ты такой идиот... и вместо меня выберешь грёбаного наркомана. Ты правда думаешь, что он лучше меня? — Это не взаимно, — с трудом прошептал Осаму. — Я знаю. Но... ты реально думаешь, что он лучше меня? А ты не думал, что я трахаюсь лучше? — Отвали! — Осаму едва нашёл в себе силы, это был инстинкт, он отталкивал, он вырывался... Но Леонард блокировал попытки. Осаму подался вперёд от шкафа, и, схватив снова, Леонард впечатал его обратно. Осаму прошипел и не контролировал то, как сильно поднялась его интонация: — Что тебе нужно?! — Ты. Раздевайся. Я не хотел, чтобы вышло так. Но ты вынуждаешь. Я привык добиваться. Осаму задёргался в чём-то, схожем с конвульсиями, и кричал: — Отъебись от меня! Уйди! Поехавший Леонард расплылся в улыбке, с интересом бегая глазами по лицу Дазая. — Переспим? — Нет!!! — Что значит нет? Осаму перестал рыпаться. И дышать. Лео угрожал. Осаму был идиотом. Зная всё то, рассказал Чуе, Осаму не додумался ни за что не оставаться с этим человеком один на один. Ему никогда и не хотелось оставаться с ним так. Подсознательное чувство страха, что проявлялось на ровном месте. Дурные предчувствия насчёт Лео, старательно отличающегося чрезмерным дружелюбием. Характерный треск зарядки пистолета резанул по ушам, и Осаму почти заплакал. Леонард улыбался, и сердце Дазая болело, щемило и обрывалось с сосудов вниз. Ему было страшно, чертовски страшно, страшнее, чем остаться слепым... тогда бы он хотя бы смог избежать того, что видел теперь. — Так понятнее? Я не спрашиваю. Осаму поднял трясущиеся руки наверх. Он покачал головой, не в силах говорить выше шёпота: — Пожалуйста, не надо, прошу тебя... — Ну-ка заткнись. Ты говорил, что у меня нет права оценивать твой выбор. Ладно. Но и у тебя не было права идти против моих планов. Я правда пытался добиться тебя. Не говори, что не понимал этого. Но ты же, блять, выбрал торчка последнего. Мне надоело уступать. Осаму бы поспорил... в любой другой момент, когда дуло бы не смотрело на него. Когда мысли не мешались бы криками о помощи. Леонард обвёл пистолетом поднятые наверх руки Дазая: — Думаешь, этого достаточно? — Пожалуйста... Не надо... прошу тебя, не делай этого... Леонард сказал, что не спрашивал. Леонард опрокинул Дазая на кровать. Осаму зажмурился, чтобы не видеть, не видеть этого, не видеть, он зажмурился так сильно, что в глазах рассыпалась рябь. Леонард забрался сверху и сжал челюсть, заставляя смотреть на него. Осаму статично давился воздухом. Он перевёл взгляд в сторону, откуда на него смотрела чёрная дыра — дуло пистолета. — Ладошки под голову, зайчик. — Нет, пожалуйста... — Живее, мать твою. Будучи спрятанным во внутреннем кармане, потасканное по улице оружие было холодным. Ледяным. Мёрзла кровь, не столько щека, в которую упёрлось дуло. Осаму завёл дрожащие руки наверх. Он опустил затылок на сложенные ладони. Дыхание спирало. Горло окольцовывало, мешая кадыку дёргаться. — Умница. А теперь послушай. Издаёшь один звук — я тебя грохну. Мне не принципиально, будешь ты жив или нет. Своего я добьюсь в любом случае. Уловил? Осаму медленно кивнул. Ослабевшим голосом едва выдавил: — Можно спросить? — Нет, — Лео свободной рукой перебирал пуговицы на рубашке. — Хотя... если успеешь. Видимо, пока он не разберётся с рубашкой в должной мере. Осаму шептал, не сводя взгляд с оружия: — В чём смысл делать это с человеком, который тебя не хочет?.. Леонард пару секунд выглядел задумчивым. Он даже замедлился в снятии одежды. Прошла пауза, и он ответил: — В том, что это всё ещё тот человек, которого хочу я. Осаму обречённо помотал головой. Мысли не ловились. Сердце разогналось до того, чтобы выскочить. Оголённую кожу прогладил ледяной порыв. — Твои блядские бинты... — цыкнул Леонард. — Умоляю тебя... — Заткнись! Леонард отодвигал бинты, подцепляя их не с краёв, а как пойдёт. Он разматывал и убирал в сторону. Осаму обнажался всё больше. Не по своей воле. Горячие губы прошлись следом, по свободной коже. Вызывая приступ тошноты. Каждое прикосновение казалось отметиной раскалённого железа. Дорожка уводилась вниз. Мокрые мазки между делом. Забивающий уши отзвук; Леонард чавкал отзвуками, стараясь быть шумный в дыхании. Давление тела, что насильно прижимало к кровати. Осаму отвёл взгляд наверх. Почувствовал, как мягкая кожа — ощущающаяся наждачной бумагой — изучала низ живота. И щёки намокли. Сокращения живота были успешно проигнорированы. Задыхаясь, Осаму всхлипнул. Он сжал губы в линию, чтобы его не стошнило. Он попытался сжаться телом, как только пуговица на джинсах оказалась расстёгнутой. Леонард был шумным. В дыхании, в поцелуях, что вызывали желание умереть. По венам бежал разряд. Осаму заметил за собой мелкую тряску. Он попытался угомониться, чтобы это не вывело Леонарда из себя. Но задрожал крупнее. Лязг разведённой молнии вызвал очередной приступ незапланированного опустошения слёзных каналов. Всё накопленное — на щёки. Через всхлип. Застилая глаза, его чёртовы глаза... Свободной ладонью Лео отодвинул джинсы ниже. — Нет, пожалуйста, хватит, умоляю тебя, не делай этого... Леонард вернулся к лицу рывком. Он заткнул рот ладонью и сжал челюсть до боли. До закатанных глаз, что, вернувшись, метнулись в сторону оружия. Леонард навалился. Убеждая в эрекции. Только больной может возбудиться от происходящего, подумал Осаму. Леонард и был больным, поехавшим, конченным... и вооружённым. Осаму попытался поймать немного воздуха. Нос забит от плача. Рот грубо закрыт ладонью. Потому Осаму подавился. Трижды. Он зажмурился снова и помотал головой. Руки за головой немели. Как только Осаму смог говорить, он выдавил слабое: — Больной ублюдок... Он получил удар, равняющийся силе ненависти. Что в упор не сходилось. Всхлипнув, Осаму открыл глаза. Он осознал, что удар пришёлся от оружия. И оставил в живых. — Последнее предупреждение. Церемониться не планирую. Ясно? Осаму покачал головой. Которую отбросило поворотом после следующего удара. — Ясно?! — Ясно... — Вот так, — Леонард приставил дуло ко лбу. И погладил. — Умница. Лежи тихо. Шершавая поверхность наверняка оставила след. Так же, как и крошечный выступ конструкции. Направляя дуло в лицо, Лео снова спустился вниз. Насколько положение позволяло держать на мушке, настолько Осаму и чувствовал себя заранее убитым. Хотелось умереть, умереть, ослепнуть и умереть... Рубашка была отодвинута по сторонам ещё более очевидно. Хотелось прикрыться. Оказаться где-то далеко не здесь. Но Осаму мог только половить воздух. Даже смахнуть жидкость с уголков глаз не было возможным. Несдержанная атака торса довела до приступа сокращений. Осаму не мог контролировать это. Пальцы зацепились за пояс джинсов. Грубый рывок, правда, не дал результата. Выругавшись, Лео несколько отстранился. Потянул джинсы вниз. Так же безуспешно. Припал к коже обратно. Выводя дорожку противоположно, наверх. Тычась носом. Шумно дыша. Мерзкое оцепенение сковало всё тело от пойманного губами соска. Осаму зажмурился и помотал головой. Он одними губами выругался и умолял остановиться. На деле не произнёс ни звука, пока нежную кожу продолжали тискать. Попеременно цепляя зубами. Какой-то мыслью, Осаму понимал, что боль ещё впереди. Это неприятное покалывание, разливающее внутри тела нечто ледяное — не предел. Леонард отодвинулся, почти слезая в сторону. Он повёл ладонь за пояс и пальцами обхватил член Дазая. Осаму всхлипнул; у него, ожидаемо, не стоял, и это было больно. Потому что Леонард начал движения. Он дрочил, пока Осаму зажмурился и пытался умереть, ему было больно, так чертовски больно, больше морально, но зудение вслед нарастающей ноющей боли внизу приносило дикий дискомфорт. — Я хочу, чтобы ты стонал. Осаму покачал головой. Леонард приложил его пистолетом снова, и Осаму открыл рот от боли, что разлилась по скуле. — Эй, я трогаю тебя, я хочу, что ты стонал. Он не уточнил важный момент: он трогает против воли. У Дазая и близко не было желания делать этого... Разве что, от боли. Леонард подался ближе к лицу, продолжая движения кулаком. — Живее. Осаму дрожал, он ловил дёргающуюся губу зубами и зажмурился. Он попытался выдавит из себя... что-то. Больше всего он хотел плакать и умереть, но умереть не от пистолета, направленного на него. Он хотел рыдать и умереть, но не стонать, никак не стонать... Он делал это. Голос срывался на всхлипы, выдавленные стоны обрывались дрожью, и Осаму начинал рыдать, но ему приходилось дышать быстрее, так, будто ему хоть в какой-то мере нравилось это. Ручка двери дёрнулась, и Леонард остановился. Голову повернули оба. Осаму мысленно взмолился, но..."Ты что сделал?"
Даже после проворота ключа, ручка просто дёргалась. Дверь не открывалась. Леонард усмехнулся и накрыл губы ладонью, приставляя дуло ко лбу. Он больше не ласкал его, было уже легче. Он больше не требовал стонов, можно было думать о смерти спокойнее. Осаму сбил глаза в кучу и наверх, чтобы будто проследить за дулом. Очередной припадок ручки. Но дверь не открылась. Оскар яростно постучал ладонью."Ты что сделал?"
Леонард закрылся на верхнюю защёлку. И это всё бесполезно. Осознание разбивает. Настолько, чтобы Осаму замотал головой. — Осаму? — неуверенно позвал Оскар за дверью. Осаму яростно замотал головой, проезжаясь по собственным ладоням. Леонард приблизился к лицу, разве что не вплотную. Насколько позволил инструмент угрозы. — Скажи, что всё в порядке, — прошипел он возле лица. И убрал ладонь. Осаму отчаянно смотрел на дверь. Оскар ударил ладонью по двери с громким отзвуком. — Осаму! — В-всё... всё в порядке. — Открой дверь. Осаму посмотрел на Леонарда, и тот снова шептал: — Ты занят. Пусть придёт позже. — Я занят. — Приходи позже, — прошипел Леонард. Но Осаму покачал головой, он не хотел повторять это, он не хотел, чтобы Оскар уходил, он молился. — Ты ахренел, это и моя комната тоже. Быстро открой дверь! — Ты не можешь, — подсказал Леонард. — Я не могу... — Осаму был тихим и незапланированно всхлипнул. Леонард сжал его горло, и Осаму широко открыл глаза, смотря в ответ. Леонард выглядел так, будто находился в шаге от припадка ярости. Его широко открытые глаза сверлили ненавистью, он озлобленно прошипел возле лица: — Какого чёрта ты ноешь?! Держи себя в руках! Я убью тебя, я, блять, убью тебя!.. — Ты че там, колешься у нас в комнате?.. Леонард прыснул, теряя свой запал. — Ага, — прошипел он с улыбкой. — На пару со своим грёбаным парнем-наркоманом. — Я не буду говорить это... — напугано прошептал Осаму. Леонард пожал плечом и предложил альтернативу. — Ты занят, пусть придурок придёт позже. Дословно. — Я... Я занят. Приходи п-позже... п... придурок. Леонард улыбался, скользя взглядом по лицу. — Что? — Оскар хлопнул по двери. — Живо открой дверь. Эй, Осаму, выйди из комнаты! Живо!!! — Не можешь. — Не могу... — Выйди из блядской комнаты!!! — Я не могу!!! Осаму незапланированно перешёл на крик, после он разрыдался, и Леонард накрыл губы ладонью, сильно сжимая лицо ладонью. Больше Осаму не слышал Оскара. — Ты должен был держать себя в руках... — в ухо прошептал Леонард. Осаму всё сильнее хотел умереть. Леонард увеличил расстояние, слезая. Осаму даже выдохнул, лишаясь ощущения его веса на себе. Но Леонард быстрым, не слишком слаженным из-за использования только одной руки, движением перевернул Дазая на живот. Осаму распустил руки, пальцами вжимаясь в подушку, и расплакался снова. Он чувствовал давление дула на висок. — Только пискни — пристрелю нахуй. Осаму зажмурился. Леонард стягивал джинсы вниз. Осаму дрожал и дёргался в рыданиях. Леонард забрался сверху, и Осаму мечтал умереть, он молился, он рыдал, его тошнило, он плотно сжал губы и жмурил глаза. Склонившись, Леонард ласкал ухо, Осаму дрожал, он молился оказаться мёртвым, быстро и безболезненно, прямо сейчас, просто умереть, не существовать, он молча рыдал в подушку и крупно дрожал. Леонард отлип назад, и Осаму проклял весь мир, он был полон боли, ему никогда в жизни не было так плохо, он мечтал умереть и рыдал, зарываясь в подушку. Леонард был шумным, он дышал так, будто происходящее правда его завело, он был больным ублюдком, он собирался взять Дазая против его воли, он уже был близко, он водил членом тупые, бессмысленные линии возле задницы. Осаму чувствовал это, он чувствовал влагу. Он крепче вжал пальцы в подушку и сжался, он был сжатым, и Леонард столкнулся с трудностями войти в него. Поэтому Осаму получил по затылку пистолетом. Это было больно, и он подавился воздухом, которого не хватало, которого было чертовски мало, Осаму подавился и продолжил молча рыдать, он держался пальцами за подушку, он вжимал их до побелевших костяшек. Но Леонард не бросил попыток войти. Он тягал Дазая так, как считал нужным, приподнимая за бёдра, он искал положение, чтобы запланированное получилось, и Осаму сжимался, сжимался совсем, чтобы не позволить этого, ему уже было больно, все попытки доставляли зуд и боль, но оставались тщетными, Осаму отчаянно сжимался. И вот только потому, что он был на пике своих возможностей, этот шлепок по заднице заставил потеряться от неожиданности, Осаму потерял бдительность. Леонард крепко держал его рукой и тыкался: вторая занята пистолетом. Осаму сказал бы, что должен был умереть от боли в этот момент. Он закричал и получил по голове, но он не мог сдержаться, он рыдал в голос. Дверь распрощалась с петлями, с грохотом падая на пол. Леонард громко выругался и вышел, выпрямляясь. Осаму чувствовал свободу, но не мог пошевелиться, внизу болело, он знал, что там кровь, чувствовал что она течёт... — Оружие на пол, руки — за голову. Осаму ржал. Громко. Он не шевелился и смеялся, его лицо было мокрым, он скрывал его в подушке, не разжимая пальцы, он смеялся, он так громко смеялся. — Ты сдохнешь от кровопотери в тюрьме после групповых изнасилований. Осаму продолжил ржать и замотал головой: Чуя. Это Чуя. Чуя сказал Леонарду, что он сдохнет... — Ублюдок. — Офицер, он мне угрожает, — отозвался Леонард, и Осаму слышал в его голосе усмешку. — Глаза в пол, — безразлично. Наручники гремели отзвуком, Осаму понимал, что происходит, и не мог остановиться в своём порыве. Он почувствовал лёгкое дуновение ветра: Чуя снял одеяло с кровати Оскара и накрыл его, сразу после отходя в сторону. — С-спасибо? — попытался сказать Осаму сквозь порыв. Вышло вопросительно и тихо. Сразу после послышался звук, который осталось только додумать: Чуя вмазал Леонарду по лицу. — Я превращу остатки твоей жизни в грёбаный ад. — Встретимся с тобой в аду сразу после, мудак, который избил Эдварда. — Докажи, блять. Осаму был единственным свидетелем. Леонард промолчал, Осаму слышал, как он хмыкнул, после лязг наручников, и тишина. Стало тихо, если не считать тихого, истерического смеха Дазая. — Прости, что так поздно, — услышал Осаму и открыл глаза, с трудом переворачиваясь на бок. Он давился остатками смеха и смотрел на Чую замыленными, заплаканными глазами. Ты всегда поздно, хотел сказать Осаму, но промолчал. — Я отдам все свои деньги, чтобы он промучился в тюрьме как можно дольше. — Почему ты говоришь про него? — Осаму продолжил посмеиваться, но его подбородок трясся в следующем порыве рыданий. — Почему ты говоришь про него?.. — Я не знаю, что я должен сказать тебе... — Чуя плакал только глазами, смотря в ответ, и покачал головой. — Мне так жаль, что это произошло с тобой, но я не знаю... — Скажи, что ты здесь, ты рядом, и всё будет хорошо, скажи, что ты со мной... — Я здесь, Осаму... Осаму дрожал и плакал, но улыбнулся трясущимися губами. — Как ты оказался здесь?.. Чуя приподнял брови и обернулся. Осаму тоже перевёл взгляд на Оскара и Мэтта. — Ты говорил, у него связи в полиции... у его отца, — ответил Оскар. — Я понял, что что-то не так. Номер у меня его с окончания каникул. Я позвонил, потому что знал, что так будет быстрее, но... мы всё равно опоздали... Осаму дрожал и укусил нижнюю губу, чтобы она тряслась не так сильно. Его глаза были мокрыми, лицо — тоже. Оскар вздохнул и опустил взгляд. Он мимолётным жестом указал плечом на Мэтта. — Справа человек, кстати, который искал твоего дядю. Мы знакомы. — Ага. — Это был ты? — удивлённо спросил Чуя. Осаму рассказывал ему эту историю и тоже был удивлён, только... Молчал. — Я. Не знал тогда, правда, что так... обернётся. — Он тоже пытался изнасиловать меня, — дрожащим голосом всё же сказал Осаму. И все смотрели на него. Потому он продолжил: — Не так и достаточно давно, просто... это была причина, из-за которой я не хотел его видеть... До смерти не хотел. Чуя накрыл губы ладонью и потупил взгляд, качая головой. Он не смотрел на Дазая, пока он изучал его заинтересованным взглядом. — Вы бы не начали общаться, если бы не я... — шёпотом в ладонь сказал Чуя. — Повтори нахуй. Но Чуя покачал головой и замолчал. — Ты не виноват в том, что это произошло!.. — слабым голосом Осаму попытался крикнуть. — Заткнись нахуй, чтобы я никогда этого не слышал!.. — Мне так жаль, Осаму... мне очень жаль... — Ты не виноват!.. Это не зависело от тебя, прекрати, пока я не избил тебя, в этот раз не ладонью, заткнись, клянусь, я убью тебя, если ты хоть раз подумаешь об этом!.. — Прости... — Заткнись... Не заставляй меня ненавидеть себя... Пожалуйста. Чуя посмотрел на Дазая. Осаму поломал брови, его подбородок трясся. — Не заставляй меня ненавидеть себя, не говори так, не думай так, почему ты опять говоришь о нём!.. — Прости, — Чуя наскоро вытер щёки и вдохнул, стараясь перевести дыхание и говорить ровнее: — Поехали в больницу, родной? Я здесь, всё будет хорошо.༒
Несмотря на грубости, сказанные Дазаем, чтобы он "не смел", Чуя чертовски сильно винил себя в том, что с ним произошло. Он был с Дазаем рядом по возможности, стараясь заботиться и не слишком распускать руки, чтобы не напугать. Он держал некоторую дистанцию. На сердце было тяжело, и он пока осторожно прощупывал возможность заикнуться о посещении психолога. Совсем ненавязчиво. Осаму перебрался к нему в комнату: больше не мог спать в кровати, где Леонард надругался над ним. А ещё Чуя плакал, переживая о том, как Осаму чувствовал себя во время произошедшего, и как — после. Эта волна боли накрыла Чую совсем недавно, и он заперся в кабинке туалета. От Дазая, как и от кого-либо, он скрывал свои настоящие эмоции. Что сложнее с тем фактом, в котором они теперь живут вместе. Покинув туалет, он шагал по коридору. В момент он просто обратился к телефону, чтобы как-то занять руки. Он на автомате полез читать новости, но часто поднимал голову, чтобы ни в кого не влететь, а этих возможных "кого-то" было бесчисленно много на этом этаже. Чуя листал новостную ленту и нёсся, отводя плечо назад, когда им нужно было разойтись с кем-то, кому в противоположную сторону. В момент его скорость начала падать. Он не сразу, но остановился полностью, в отличии от сердца, которое разогналось, казалось, до пределов, пока Чуя сверлил экран немигающим взглядом. Буквы начали расплываться, Чуя так и не смог понять, что произошло это из-за начавшейся тряски рук и пелены на глазах. Его крошило изнутри, он не осознавал, насколько с увиденным перекрылось дыхание. Слёз не было, никаких слёз, только... сожаления. Проходящие не обращали особого внимания, обходя с разных сторон затупившегося посередине дороги Чую, но ему вдруг показалось, будто на него смотрит весь мир. С осуждением и готовностью облепить его тело ярлыком, который на самом деле его, поистине его, он... Чуя отрицательно покачал головой и увёл взгляд в пространство, осознавая, что вот-вот перестанет стоять на ногах. Он попытался отдышаться. Горло сковывало давление. Как сужающийся круг. Как стремление задушить, отправить следом. Трудно сказать, сколько времени прошло. Чуя смотрел в никуда, когда его пальцы поползли к кнопкам на корпусе телефона. Он не осознавал этот жест, он не мог понять, принять, смириться с новостью, которую прочитал на портале. Гудки были не слишком долгими, его голос почти успокоил Чую, он был рад слышать Дазая, он почувствовал острую боль в груди, пока старался сказать это вслух, он набирал воздух в лёгкие, но давился им, оставляя слишком долгую паузу, он... Он убийца. Он просто выпалил это на болезненном выдохе. — Эдвард умер в больнице.