ID работы: 13677008

Свидетель

Слэш
NC-17
Завершён
230
автор
Размер:
520 страниц, 19 частей
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
230 Нравится 99 Отзывы 47 В сборник Скачать

19. Заново.

Настройки текста
      Это означало конец.       Причина, по которой Чуя сидел на наркотиках.       Причина, по которой Чуя приобрёл и использовал биту.       Чуя не был в себе после новости.       «Мертвецам реквизиты не нужны»       Чуя кричал и рыдал. Он стал убийцей.       И Осаму напомнил ему свои слова, в которых считал нечестным, что мёртвый Эдвард справился с задачей подсадить Чую. Эдвард умер, а Чуя неизменно сидел на наркотиках — вот, что несправедливо. Теперь в той мере, в которой абсурдно смешно — Чуя ржал сквозь плач. Но Осаму был рядом.       Они съехались уже какое-то время назад, и Осаму был уверен...       Чуя больше не употреблял. Чуя был чист, Осаму мог быть уверенным в этом. Он сопровождал его от и до, и они получали чистые результаты.       Так что. Спустя некоторое время это была его очередь становиться на путь исправления.       На собрании Анонимных Алкоголиков Осаму молчал долго. Действительно долго. Пока говорящий не обратился непосредственно к нему, и пришлось прочистить горло. Осаму подтянулся на стуле, выпрямляясь и окинул взглядом тех, кто обернулся к нему с передних мест.       — Э-э, настоящее или по паспорту штатскому?       — Как хочешь. Можешь вообще не представляться. Это не обязательно.       Собрание анонимных алкоголиков. Но некоторые говорили свои имена, и Осаму типа просто...       — Окей, — он опустил взгляд и повторно прочистил горло от волнения. — Окей. Ну, меня зовут Осаму. На самом деле. Меня зовут Осаму, и я... алкоголик? На самом деле это не совсем так...       — Конечно, — отозвался кто-то из рядом сидящих. — Тут вообще нет алкоголиков. Мы раскладываем нарды, партейку?       — Не прерывайте его.       Осаму покусал губы и продолжил после короткой паузы.       — Я... Нет, это было не так. Я пил, чтобы меня не мучали кошмары. Я плохо спал после... событий. И алкоголь помогал мне, но я также... мог пойти побегать или нахватать кучу дел на работе, чтобы вырубиться без проблем, и я действительно не так часто обращался к бутылке... — Он помедлил, договаривая: — Раньше.       — Произошло что-то, что заставило тебя пить чаще?       Осаму покивал, но словесный ответ не находился.       — Это было... связано с чем-то важным для тебя?       — Это... было связано с близким мне человеком. — Он внезапно усмехнулся, находя для себя новый вывод и незамедлительно выдавая его вслух: — Всегда.       Обе причины — близкий человек.       Оба следствия — тонуть в алкоголе.       Это было чертовски сложно. Кто-то попытался стать наставником, подобрать под крыло, но Осаму отказался, с улыбкой качая головой: в другой раз. Он ещё вернётся.       Он исправится и избавится от потребности быть пьяным.       Он исправится и... и что? Почему он пришёл сюда?       Осаму тоже задался этим вопросом, зайдя в кабинет.       Растения на подоконнике и по шкафам были длинными, их ветви и стебли тянулись ближе, и Осаму прочистил ухо пальцем, на случай, если хоть одна веточка уже побывала там. Они должны были успокаивать? Они пугают! Грёбаные тентакли...       — Чай, кофе?       Осаму перевёл взгляд. Парень улыбнулся:       — Какао?       Яду, спасибо.       Его психотерапевт только заканчивает обучение, потому Осаму совершенно растерян, как вести себя с кем-то не настолько старшим, но и с тем, кто намерен залезть ему в самую душу, вытряхивая всё, что там есть. Так что, яду, приятель...       — Чай... какой? — спросил Осаму.       — Вкусный.       Осаму поднял бровь. Собеседник чуть посмеялся, кружась с чайником:       — А так, какой хотите. Есть любой.       Яду.       — Зелёный? — Осаму ответил так, будто спросил.       — Значит, зелёный. Присаживайтесь.       — Пожалуйста, — Осаму вздохнул, проходя к креслу: — Можете не быть таким жизнерадостным? Вы меня пугаете.       — Будет лучше, если я буду сверлить вас исподлобья?       Будет лучше яду.       И уйти отсюда.       Дазая это всё уже чертовски напрягает на стадии подумать о том, что они сейчас будут обсуждать.       — К этому я хотя бы уже привык, — отшутился Осаму. Он неуверенно стоял возле кресла и кусал губы.       — Ну, это не со мной, без обид. Эй, присаживайтесь.       — Можно подушку?       Парень обернулся, отвлекаясь от приготовлений. Он легко улыбнулся и кивнул.       — Конечно.       Нет, Осаму уже может сидеть, он не использовал подушку на собрании — это было бы... странно? В той степени, в которой Осаму думает об этом.       Боли всё ещё сопровождают его, так что так будет лучше. В любом случае. Осаму нарочно сказал это, чтобы психотерапевт знал, к чему готовиться. Осаму намекнул, что, помимо прочих проблем, он пережил изнасилование. И, может быть, однажды они поговорят и об этом.       Но это не сегодня.       — Ну. Как настроение? — он устроился в кресле напротив и не обращал никакого внимания на подушку.       — Не знаю, — честно ответил Осаму.       — Вы не понимаете, что чувствуете сейчас?       — Я понимаю, что чувствую себя глупой мышью. В мышеловке. Не знаю, почему. Чёрт... Могу я позвонить своему парню?       — Вы считаете, что готовы потратить наши ограниченные часы общения на телефонные разговоры?       Осаму помедлил. Что в кружке? Зелёный чай... не яд... увы.       — Хм. Ну, может, и не стоит. Э-э... Давайте сначала.       — Конечно. С какого момента?       — С настроения, — Осаму мрачно вздохнул. Он ладонями прогладил колени и опустил взгляд, счищая с джинсов несуществующую пыль.       — Как ваше настроение?       — Чувствую себя побитым. Угу. И... вспомнил, что за подобный вопрос в неподходящее время отец мог... треснуть чем-нибудь. Ну, потому что, оказывается, очень плохое у него настроение. Ага. — Осаму усмехнулся, смотря собеседнику в глаза.       — Ваш отец часто был не в духе?       — О... — Осаму поднял брови и выдул воздух. — Часто? Скорее «всегда». Угу. Типа того. Не знаю, как это объяснить. То есть я уже сказал, но... Не знаю, насколько это понятно. Чёрт. Что я несу? Давайте заново.       — Нет необходимости. Я правильно понимаю, что вы не помните моментов, когда ваш отец был добр к вам?       — Что? Да он меня... ненавидел? Э-э... Ну, типа. Он относился ко мне... Справедливо, в принципе. Я имею в виду, так же, как я и вообще появился на свет. Угу. Как к неудачно порванному презервативу.       Осаму широко улыбнулся. Как-то неожиданно он сам завёл разговор об отце. Он уже ожидал следующего вопроса: понял принцип работы терапии.       Но собеседник улыбнулся в ответ. И молчал.       В кабинете застучали часы, отсчитывая секунды наступившей паузы. Не меняя эмоции, Осаму не выдержал:       — Почему вы улыбаетесь?       — А вы почему улыбаетесь?       Осаму ненадолго завис в глазах. Улыбка медленно таяла. По ходу понимания вопроса. По ходу размышления над этим.       — Привык. Я говорю о вещах, которые сделали мне больно. Поэтому улыбаюсь. Моя защитная реакция. Привычка.       Собеседник одобряюще покивал.       Впереди разбор ещё не одной привычки.       Это было чертовски сложно. Особенно в первую сессию.       Уже на третий раз Осаму был спокойнее. Эта встреча уже не заставляла Дазая мысленно просить яда, пусть это не значит, что он был готов к встрече абсолютно.       В тот день Чуя подбросил его на тачке, которую ему подарил отец. Прошлую он продал, чтобы оплатить операцию на глаза. Чуя подбросил Дазая, пожелав удачи, и сказал, что ему нужно куда-то заехать, но, казалось, он проболтался в этом и не планировал говорить Дазаю.       Это Дазая, несомненно, напрягло. Он размышлял об этом, пока устраивался в кресле. Он даже вытащил из кармана джинсов и перебрал пальцами медальку «двух недель трезвости», которую ему вручили на собрании.       Он изначально говорил, что его психологом должен быть мужчина. И к этому, психологу-студенту, он уже привык, так что, в целом, всё было в порядке.       Он пил зелёный чай и болтал.       — И поэтому теперь ты затрудняешься отвечать на извинения?       Осаму отставил кружку и покивал.       — Да. Знаешь, это... странно. Вообще в целом.       — Что? Отвечать на извинения?       — Угу. Как можно ответить «всё в порядке», когда извинения ничего не исправили? И когда ничего не в порядке? Что ответить? Типа... ясно? Ты извиняешься, это круто. Я тебя понял, чувак.       — Что бы ты хотел услышать в ответ на извинения, после того, как накосячил?       — Я бы хотел знать, что я прощён.       — Не сложно, да?       — Сложно. Это в случае, если я прощён.       — А если нет?       Осаму помедлил. Он смотрел в глаза психологу и усмехнулся, опуская взгляд. Он покивал.       — Я понял.       — Ты простил своего парня?       Осаму хотел ответить сходу: если бы я его не простил, он бы не был моим парнем! Но он остановил себя от этого и решил задуматься. Каждый раз всё зависит от вопроса. И от его формулировки. Это может показаться странным, если не вдаваться, но Осаму не может не вдаваться. Вдаваться — это в его характере на непоколебимом уровне. Спросите Дазая — «господин барыга».       Осаму не успел ответить, когда на телефон пришло сообщение.       Он прочистил горло и извинился, потянувшись к столу. Он изучил экран, и внутри заклокотал ком, сжавший и горло, и слёзные каналы, и лёгкие.

Чуя Мой мужчина<3

Я сорвался.

      Осаму смотрел на экран, не в силах сдерживать слёзы. Да, он написал, он признался, но, чёрт возьми, неужели всё это было зря?! Неужели весь пройденный путь ничего не значил?!       Осаму просил его лечь на реабилитацию. Чуя заверил, что завяжет сам, и какое-то время это шло удачно. Всё было хорошо. Какое-то время. Только какое-то время.       Осаму отвёл взгляд в сторону, рассматривая растение на подоконнике, которое, казалось, залезло в его ухо тогда, в первый день посещения.       — Я пытался, — дрожащим голосом сказал он. — Я правда пытался...       — Осаму?..       — Прости, — он поднялся и собрал свои вещи, направляясь после к выходу: — В другой раз.       Они съехались.       Так что на автобусе Осаму добрался до кампуса и вернулся в свою комнату. В их с Чуей. Он треснул по двери, откидывая её, и прошёл.       Чуя не обернулся. Он стоял возле окна, ладонями опираясь на подоконник.       Осаму захлопнул за собой дверь, чтобы очевиднее выдать своё присутствие.       Чуя обернулся через плечо. Виноватым он не выглядел, скорее на его лице вовсе не было эмоций, он просто смотрел, смотрел своими чёртовыми болтами, закрывающими голубизну глаз почти полностью!       Он вздохнул и отлип от подоконника.       — Привет.       — Какого чёрта, Чуя?       — Давай я спрошу то же самое? Я не просто так сорвался.       — О-о... — Осаму подавился воздухом и смочил губы. — Конечно, у тебя есть веская причина! Пока я таскаюсь по собраниям, как алкоголик, и делаю всё, чтобы окончательно простить тебя, ты ищешь причины продолжить вмазываться. Круто. Ахренительно. Молодец, давай в том же духе.       — Притормози и посмотри на это, — Чуя прошёл к кровати, подбирая лист, который понёс Дазаю: — Смотри.       Осаму принял выписку с результатами анализов и опустил взгляд. Чуя вернулся к подоконнику, но встал лицом к Дазаю и скрестил руки на груди.       — Ты сказал, что у тебя с тем парнем из клуба ничего не было. А после этого мы дважды занимались сексом. Ты даже взял меня! И что? Думаешь, я должен был поверить, что у вас ничего не было? У меня начался зуд, и я проверился.       Осаму нахмурился, читая результат из клиники. Но на Чую он поднял ошарашенный, удивлённый взгляд. Когда до него дошло то, что не дошло до Накахары.       — Ну-ка тормози. Мы с тобой всегда трахаемся с защитой. Мы ни разу не делали это без резинки, у тебя даже в тачке, в бардачке...       Чуя нахмурился и промолчал.       — А у меня с тем парнем правда ничего не было, и я это знаю, — Осаму сократил расстояние, но только на шаг. Он наставил на Чую палец свободной руки, ошеломлённо продолжая: — А раз ты подхватил венеричку...       Чуя отвернулся к окну.       — То ты трахал кого-то другого... без резинки...       — Стой. Нет. Я был уверен, что это от тебя...       — Но я чист, — Осаму потеряно усмехнулся, сканируя Чую. — И у меня с тем парнем ничего не было. И... У нас с тобой не было очень давно... потому что я больше не могу после того, что сделал... после того, что он сделал. Мы не трахаемся с тобой с того времени... Мы не спим, потому что меня изнасиловали, и ты изменил мне!       Вывод Осаму сложил быстро, просто не планировал кричать так громко и не ожидал, что расплачется снова.       — Ты... Ты изменил мне... Ты трахал кого-то без защиты и подхватил венеричку... Но ты думал, что это от меня, и... сорвался. Вау. Я не могу поверить!       — Осаму...       — Пока я унижаюсь на собраниях АА, говоря, что я спивался, пока я хожу к психологу и глотаю колёса, выписанные психиатром... пока я пытаюсь выбраться со дна... Ты изменяешь мне и обнюхиваешься снова. Ты понимаешь, что это значит?..       — Осаму, — Чуя прочистил горло, но неизменно не переводил взгляд. — Я просто напился. Я... не помню тот вечер.       — Ты? — Осаму нахмурился и растеряно усмехнулся. — Ты же больше не пьёшь?       — Не пил! — Чуя крикнул и развернулся к Дазаю; его глаза были широко открыты: — Не пил! Не пил, пока ты не начал таскать бинты по всему телу, пока тебя не изнасиловали, пока ты чуть не лишился зрения и пока я, чёрт возьми, не был убийцей!       Он кричал, и Осаму молча смотрел в ответ, ломая брови и не пытаясь убрать влагу с щёк.       — Я человека убил, придурок!!!       — Я... Я знаю, — Осаму пожал плечом.       — Нет, ты не знаешь! Ты и представить не можешь, что я чувствую!       — Ты изменил мне... — Осаму покачал головой. Он будто совсем не слышал, что кричал Чуя.       — Я убил человека!       Осаму сократил расстояние, и Чуя поднял взгляд.       — Ты не пытаешься понять меня, — Чуя покачал головой; его глаза тоже были мокрыми. — Ты не пытаешься понять, что я чувствую, зная, что Эдвард умер.       — Ты тоже понятия не имеешь, что я чувствую, зная, что мы не трахались после того, как меня изнасиловали, и ты изменил мне. Ты напился и изменил мне?       Чуя зубами поймал нижнюю губу и какое-то время молча смотрел в ответ.       — Я не знаю. Я очень сильно напился и... не помню, что произошло.       — Но венера не от меня.       — Но... но...       — И ты снова вмазался, — Осаму покивал, это не было вопросом. — Ты знаешь, как я устал?       — Это всё происходит из-за смерти Эдварда... Я убийца, не будь я убийцей, клянусь, Осаму, я бы не стал пить, и я бы ни за что тебе в своём уме не...       — Ты изменил, — перебил Осаму. — И нет, дело не в нём. Дело в тебе. Дело в том, что я устал таскать наши отношения на себе. Это каждый раз твои оправдания. Неизвестные, попросившие помощь в делёжке грамм, клиенты, теперь Эдвард... Ты оправдываешься этим всем и, клянусь, меня это заебало...       — Осаму... — Чуя прерывисто вдохнул и смочил губы. — Не бросай меня. Я не смогу без тебя... Я... Я не выдержу без твоей поддержки...       — Почему я должен поддерживать тебя после того, как ты мне изменил?       — Я бы никогда не сделал этого в своём уме...       — Я не изменял тебе, даже когда мы расстались, — Осаму шмыгнул носом и усмехнулся. — Я просто сказал, что люблю тебя, и не смогу заняться сексом с кем-то другим. Я тоже был пьян. Но я не сделал этого.       — Осаму, я не помню тот вечер, тот момент — тем более...       — Результат твоего зуда вспомнит за тебя.       Чуя покачал головой.       — Я не могу поверить. Я бы не сделал этого...       — Хватит оправданий. Я устал. Я очень устал. Мне надоело.       — Не бросай меня, пожалуйста... Как бы ты себя вёл, если бы... убил человека? Ты же знаешь, что я не хотел этого... кому, как не тебе, знать...       Осаму отложил лист на подоконник и двумя ладонями поймал лицо Накахары. Он смотрел в глаза, от которых почти не осталось голубого оттенка, и он понял, он понял так, как решил озвучить.       — Я понял. Мне понравился другой человек. И ты таким больше не являешься.       — Осаму...       — Я понял, что жил воспоминаниями и мыслями, что однажды всё снова будет так. Но ты каждый раз подводил меня. Мне нужно смириться, что так больше не будет никогда. Так, как когда ты совершал поступки, когда заставлял верить тебе, не напрягаясь в этом... так больше не будет, до меня наконец-то дошло...       — Не бросай меня, — Чуя плакал.       Осаму хотел улыбнуться ему, но дыра в сердце свербела и гудела, и он смог только приподнять уголок губ, пока подбородок трясся. Он покачал головой, продолжая:       — Я устал цепляться за тебя и просить не делать мне больно. Тебе было недостаточно, сколько бы боли ты мне не причинил. Ты обещал мне, когда я чуть не ослеп, ты обещал, чтобы мы снова были вместе, ты обещал, чтобы я прощал тебя... Но это всё были пустые обещания, мы снова здесь.       Чуя молча покачал головой.       — Ты так и будешь делать мне больно, пока я живу надеждами и воспоминаниями.       — Пожалуйста, дай мне последний шанс...       — Нет. Я больше тебя не прощу. Я устал. Мы не будем вместе, ты не хочешь исправляться.       — Я пытаюсь!       — Не заметно, — Осаму покачал головой и отодвинулся.       Он отпустил Чую, чтобы протереть намокшие щёки.       — Осаму, пожалуйста... — Чуя подался вперёд, отчаянно стремясь за вниманием, он плакал, но ему нечего сказать.       — Даже не пытайся. Я устал. Я чертовски сильно устал, это конец. Выйди из комнаты, я соберу вещи.       — Нет! Я никуда тебя не отпускаю!       — Угу. Давай, примени ко мне силу. Как избил уже однажды, как меня уже насиловали, как бил меня отец, давай. И даже это я тебе простил. Так что... Выйди из комнаты, я не хочу тебя видеть, но мне надо собрать вещи.       — Нет, я никуда не уйду!!!       — Выйди из блядской комнаты!!! — Осаму закричал, но сбавил обороты: — Видеть тебя не могу.       Чуя смотрел в ответ, его губы дёргались, но ему нечего сказать, нечего сказать, разве что попросить ещё один шанс.       Но Осаму больше не даст ни единого.       Это прогремело, и дальше им не по пути.       Это означало конец.

      И заново.       Медалька двухнедельной трезвости помогла Дазаю открыть бутылку. Он пил из горла.       Отказ от алкоголя был прописан в выписке. После операции на глаза следовало отказаться от спиртного, чтобы избежать осложнений.       Но уже похер.       Он заливается.       Заново.       Он дёрнулся от пакета с мусором — не разобрал, что это. Издалека. Зрение садилось стремительно, а пока он не расстаётся с бутылкой ждать улучшений и не приходится.       Осаму спустился и подошёл к парковке.       И заново-заново-заново...       «Предложишь отцу хлопнуть себе по голове?»       «Я ничего не видел, клянусь!»       Заново.       Обратно в ту яму, выход из которой оказался невозможным.       Осаму потупил возле парковки совсем недолго — он двинул куда-то, просто куда-то, чтобы не стоять на месте.       Он добрался до коробки, и это был следующий укол совести. Они были здесь, Осаму повернул не туда, не должен был тот разговор выйти в иллюзию, в которой он верит Чуе, и однажды у них всё будет хорошо... следовало сразу понять, что им с этим не справиться.       Осаму отвернулся, отпивая из бутылки с переливающимся отзвуком. И пошёл дальше, мотаться по территории кампуса, чтобы что-то делать, так, как привык, и эти сессии с психологом...       Бессмысленно.       Он снова здесь.       Он смотрел на дерево рядом с корпусом, крышу которого справедливо зовут...       Чуя опрокинул бутылку возле губ, чуть сбавляя шаг, но не останавливаясь. Немного ранее он шлифовал ноздри и чесал нос. Но почему-то теперь обнюханные глаза не скрывали внутренней боли. И почему-то болело, болело сильно, сильнее, чем без наркотиков...       Чуя будто всё понял внезапной вспышкой. Отравленный организм травил дальше; водка обожгла горло. Ветер трепал расстёгнутую чёрную куртку и рыжие волосы. Чуя зажмурился и всё же остановился, внюхиваясь в запястье руки, держащей бутылку. Содержимое булькнуло от движения, переливаясь сплошным пузырём.       Чуя нюхал, но почему-то было больно. Почему-то никакой эйфории или хотя бы спокойствия на смену раздавленности не пришло. Внутри образовалась дыра. Свербящая, скулящая по прошлому, когда всё было или ещё хотя бы могло быть хорошо.       Чуя размышлял о том, насколько бесповоротно запутался. Всё было не так, совсем не так, когда Осаму нашёл его. Осаму, фигурально, поймал его и тянул за плечи. Тогда, казалось, всё можно было исправить.       Только больше Чуя ему не нужен. Больше Осаму не будет рядом, Чуя понимал это.       От этого становилось холоднее. Обжигающая жидкость не согревала.       Чуя не мог изменить ему...       Или?       Он так же заливался в баре, в одиночестве, перебирая в голове мысли. О падающем зрении Дазая, о его шрамах, о том, что с ним сделал Леонард... И о том, как Чуя стал убийцей.       То есть, он действительно напился, он не помнил, чтобы изменял Дазаю, но если результат дал ответ, который никак не может соприкасаться с Дазаем...       Чёрт.       Неужели это стало последней ошибкой?       И заново.       Чуя обнюхался сразу, как решил предъявить Дазаю за венерическое заболевание.       Но он не мог подхватить его от него...       И заново. Чуя обнюхался и после его ухода.       Больше его ничего не держало.       Чуя подумал, что последнее Рождество праздновал с Дазаем, и это заставило зацепиться за сознание. Чуя хотел бы найти Дазая и поблагодарить за всё, что он для него делал. Осаму правда пытался. Осаму выбился из сил, и его можно понять.       Чуя сделал три глотка подряд.       Осаму больше не подпустит его ближе. Больше ни разу. Грабли надоедают, вскоре прыгать на них не находится ни малейшего желания. Последний шанс, последний шанс, самый последний, даже не произносимый вслух как таковой...       Чуя усмехнулся и затушил сигарету. В груди протяжно заныло. Осаму давал ему столько шансов. И Чуя проебал каждый. С уже привычной, выученной небрежностью.       Не так сложно наловчиться делить граммы. Не так сложно врать в глаза после нескольких месяцев зависимости. Не так сложно давить чужие чувства, когда желание перестать чувствовать чудовищную ломку склоняет послать к чертям всё и всех.       Это страшно. Страшно, когда мозг перестаёт быть хозяином поступков, скуля о дозе. Всё, что ему нужно в этот момент — повторение.       Забить, заглушить, спрятать боль.       Но что-то пошло не так. Снова.       И заново.       Они не справились.       Чуя сломался окончательно и знал об этом. Обнюханный до нулей, он понимал, что больше ему не к чему стремиться. Хотя бы потому, что он не хочет больше пытаться, хотя бы потому, что Осаму больше не посмотрит в его сторону, хотя бы потому, как сильно отчаялся на самом деле.       Чуя вспомнил, как провёл его в первый раз. Он признался, и Осаму, бросив ком подкупленной бумаги, ушёл. Чуя бросился догонять его, но врезался...       «Ты тоже меня прости, блять, да что со мной не так...»       Заколка.       У неё была такая заколка.       Чуя подумал в тот момент, что она слегка странная. Но не понимал, почему задумался об этом.       Теперь он знал.       «Дверь на крышу закрыта, да?»       И её можно взломать такой же заколкой.       Замедленные движения пальцев путались от наркотического и алкогольного опьянений, заколка выпадала на паркет, и Чуя ругал весь мир.       Чуя открыл тяжёлую дверь со второго раза и вышел. Ветер бил по щекам с той яростью, какой стеснялся, пока Чуя глушил себя в алкоголе.       Открытое пространство опущено в тьму. Там, где-то внизу, ещё горят фонари. Наверняка они могли бы сопроводить Чую. Ему, правда, схватившемуся за ограждение, как-то плевать на это.       Оказавшись по другую сторону ограждения, Чуя вцепился в трубу до напряжения суставов; сухожилия вспухли. Чуя резко вдохнул, удивлённо уставившись перед собой. Будто только что обнаружил себя здесь.       На крыше самоубийц. По ту сторону ограждения.       Чуя опустил взгляд, едва различая очертания. Ладони крепче вжались в трубу, что отделяла его от падения. Чуя перевёл дыхание, снова смотря прямо.       Там, внизу, ещё мелькал свет — блики уличных фонарей.       Чуя перемотал в голове ту точку, когда невероятно отчаялся впервые. И ему было, куда пойти с этим.       «Да. Я помогу тебе» — сказал Осаму и протянул руку.       Если тебе это будет нужно, — не сказал, но хотел бы иметь в виду Осаму.       Тогда жалюзи и чуть задёрнутые шторы поделили комнату на две полосы. Осаму был обласкан лучами солнца и тянул руку Чуе, скрывшемуся в тени.       "Я помогу тебе"...       Там, внизу, ещё мелькал свет.       ...на дерево рядом с корпусом, крышу которого справедливо зовут крышей самоубийц.       Он искал... типа, белку. Снова излить ей душу, как когда понял свою влюблённость в Чую.       Но не в этот раз. Он вздохнул и посторонился, но взгляд зацепился за движение дальше одной из рассматриваемых веток, и Осаму посмотрел на крышу рядом стоящего корпуса.       Он застыл на мгновения. Он был не в силах дать себе возможность на предположения. Он вытянул телефон, чтобы воспользоваться приближением происходящего.       Зрение падало, и теперь он не считал свои глаза говорящими истину. Он был слабовидящим, различая теперь только силуэты и подсказкой сильного приближения камеры на телефоне он понял...       Он закричал просьбой остановиться. Он кричал так громко, как мог. Он бы не успел подняться следом. Он бы не успел.       И заново.       Он закричал просьбой остановиться.       Но Чуя, казалось, его не слышал.       Там, внизу, ещё мелькал свет. Тьма снова скрывала Чую за собой, на этой стороне, без возможности выбраться. Тьма засасывала его, как тогда, если вернуться в начало...       Там, внизу, ещё мелькал свет. Может быть, там он наконец-то будет счастлив.       И заново.       «Да, я помогу тебе».       На свет, как мотылёк.       Чуя остался держаться за ограждение одной рукой. Теперь смотрел спокойнее. Это не было тупиком. Это было выходом. Единственным, раз Осаму больше ни за что не будет рядом.       Тяжёлый взгляд голубых глаз выдавал степень опьянения. Тьма, его тьма, скрывала Чую на высоте.       Там, внизу, ещё мелькал свет. Чуя был пьяным и спокойным, когда чуть оттолкнулся рукой. И разжал ладонь.       Там, внизу, ещё мелькал свет. И Чуя полетел к нему.       Осаму кричал и плакал, он знал, что не успеет, он был пьян, снова пьян, он был слабовидящим, но всё равно видел, это повторяется, всё повторяется.       Из стеклянных карих глаз лились реки, пока Осаму бесцельно кричал в никуда, в пустоту, и заново-заново, боль окончательного решения, страх за будущее, неизвестность, вопросы родителей, заново, заново, заново, встреча на парковке, съёмка избиения, зал суда, зал суда, съёмка, встреча на парковке...       «Поболтать можем?»       «Я помогу тебе»       Он не смог.       Он не должен был влюбляться в него. Это всё было ошибкой. Неисправимой теперь.       И заново       Зал суда, съёмка видео, встреча на парковке...       Он гладил его по волосам, которые так любил при жизни, когда сказал, что любит.       Те же волосы, в которые Осаму запустил пальцы с мыслями выдрать со скальпом...       Чуя был без ума от этих волос, он был глупым, когда внюхивался в них со странным, милым шумом, он был влюблён в каштановые волосы, он был влюблён в Дазая.       Он был странным, когда вёл себя, как пёс, но он был готов выгрызать глотки за Дазая. Он был милым, когда лип с предложениями. Он обнимал и говорил, он плакал, прижимался ближе, он был влюблён в каштановые волосы, он был жив, и они пытались стать сильнее вместе.       У них не получилось.       И заново — Осаму пьян.       И заново.       Зал суда, съёмка видео, встреча на парковке... отчаянный прыжок с крыши.       Его звали Чуя, и он полетел на свет, что ещё оставался для него. И у всех его отчаянных поступков был...       Свидетель.
Отношение автора к критике
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.