She seemed dressed in all of me
Stretched across my shame
All the torment and the pain
Leaked through and covered me
I'd do anything to have her to myself
Just to have her for myself
Now I don't know what to do
I don't know what to do
When she makes me sad
Slipknot — Vermillion. Pt 2
У самого края деревья расступались, оголяя небольшой участок желтоватого склона, покрытый низкой подсохшей травой. Ветер неласково трепал облетевшие ветви, на которых ещё виднелись последние скукоженные бордовые листья, и любой новый порыв грозил отнять их и унести прочь. Сакура стояла, растерянно наблюдая, как с шершавым шелестом они срываются с ветвей и улетают в сторону пробуждающейся деревни. Внезапно заметив, что уже рассвело, девушка аккуратно вынула из кармана небольшой походный бинокль, поднесла к глазам и стала наблюдать, как медленно, но верно, подобно рабочему волу, Коноха поднималась и встряхивалась от беспокойного сна. Утренние огни постепенно тускнели в рассеивающихся сумерках, гасли одно за другим маленькие невзрачные оконца, закопошились тёмно-серые фигурки людей: тут и там торговцы открывали свои лавочки, рабочие на строительных лесах пили утренний чай, школьники спешили — кто в академию ниндзя, кто на обычные занятия, — а рядовые шиноби деловито проходили по кварталам с плановыми проверками. Всё будто бы шло своим чередом, в привычном Сакуре порядке. Тем не менее она никак не могла привыкнуть к этой Конохе, где всё казалось незнакомым и далёким. Ребёнком она не чувствовала тяжести послевоенных будней — когда во всём царит тревожная суета, витает в воздухе, словно газ, заполнивший комнату, где достаточно одной искры, чтобы всё полетело к чертям. В детстве её мир был цветным, с розовой ароматной весной, с пёстрой осенью с запахом хурмы и свежей выпечки, с ласковой снежной зимой в вязаных рукавицах и душным летом, утопающем в тёплых дождях. Но сейчас весь этот мир заполнил сплошной серый во всех его оттенках, не цвет, а так — полутон. Поджав губы, Сакура опустила бинокль и спрятала озябшие руки в карманы плаща. На сердце было тяжело. Она уже не помнила толком, с каких пор это чувство не отпускало её: то ли всё началось ещё до войны, то ли после. Или вовсе год назад, когда она безрассудно согласилась отправиться в прошлое, ведомая желанием сбежать от непонятной, тоскливой новой жизни. Щеки коснулось что-то холодное. Девушка подняла лицо вверх, сощурившись от слепящего глаз платинового неба, и замерла в ожидании, для верности протянув ладонь вперёд. Ничего. Сакура вздохнула и убрала руку в карман плаща. Без дождя весь её план рушился. На возвращение осталось чуть больше месяца. Всего лишь месяц до того дня, когда Карасуки уже не сможет переправить её обратно в будущее. Но хотела ли она возвращаться? С губ слетел тихий натужный вздох, точно ещё один лист сорвался с ветви и унёсся вдаль. Уже почти месяц каждое утро, свободное от заданий, она приходила сюда, стояла и думала, какое решение ей принять. Она понимала, что рано или поздно ей придётся поставить точку. Забыть прошлую жизнь и остаться здесь, где она наконец почувствовала себя значимой? Или вернуться и стереть из памяти этот год, вычеркнуть из воспоминаний их с Какаши отношения и сделать так, чтобы он сам захотел забыть о ней раз и навсегда? Последняя мысль отозвалась холодом в животе и сдавила горло. Внешний мир уже не интересовал Сакуру, хмуро буравящую взглядом черный клок облысевшей земли, разрытой её ботинком; сапог вгрызался в землю, вторя её желанию докопаться до ответов внутри себя. «Нет, останусь ещё. Ещё один день…» — решила она и подняла взгляд. Солнце понемногу проглядывало сквозь серую пелену, но не грело, только резало глаза светом, впитывающимся в мелкие, почти не заметные капельки тумана в воздухе. — Ты не пришла на общий сбор. Суровый голос из-за спины застал Сакуру врасплох. — Совсем вылетело из головы, — девушка тут же совладала с собой и обернулась, за год притворства она отлично научилась скрывать свои эмоции. Какаши нахмурился. Аканэ сдержанно улыбалась ему, её глаза смотрели прямо на него, но сама она была где-то далеко, не здесь. Не с ним. Какаши сморгнул и отвёл взгляд. — Не делай так больше. Наши… — «отношения» — не смог выговорить парень, — личные дела не должны влиять на обязанности. Сакура уважительно его слушала. — После случая с Итачи многие мне не доверяют, я не хочу, чтобы у команды была ещё одна причина сомневаться в капитане. На заданиях эти раздоры могут стоит жизни. — Извини, — девушка склонила голову набок и медленно заскользила взглядом по его серьёзному лицу. Она не любила эту маску. С нею он до невозможности напоминал ей одного человека, который остался в другой жизни. Сакура приблизилась и опустила лёгкие пальцы на темно-синюю ткань, закрывающую часть лица парня. Он замер, вытянувшись под её неожиданным прикосновением, только открытый серый глаз продолжал пристально следить за каждым движением. Палец мучительно медленно заскользил по скуле, нежно царапая кожу ногтем, и, едва столкнувшись с краем маски, резким движением сорвал её вниз, к шее, открыв невозмутимое лицо, совершенно бледное в свечении прозрачного тумана. Как оно было красиво. Девушка приблизилась вплотную, почти что коснувшись носом его щеки, и провела по ней мягкой ладонью, жадно впиваясь глазами в прекрасные черты. Её дыхание участилось, ей вдруг захотелось ударить его, чтобы по сухим губам потекла красная кровь, ухватиться за растрепанные волосы, чтобы он стиснул зубы, с шипением сдерживая боль. Во взгляде опасно колыхнется ярость, но он не ударит в ответ. Пока она не велит ему. Какаши накрыл её ладонь своей. — Аканэ, — его шёпот скользнул по её чёрным волосам, оставляя влажный след, — скажи мне, в чём дело? Сакура отняла руку и шумно выдохнула, подавив желание прижаться к его груди. — Скажи мне, что ты не исчезнешь, как Итачи. Что мне никогда не придётся охотиться за тобой. — А если придётся, что, убьёшь меня? — серьезно спросила девушка. — Замолчи, — прошептал Какаши, схватив ладонью её подбородок так, что губы складками собрались между большим и указательным пальцами. Он сжал зубы и впился в неё стальным взглядом, под светлой кожей на острых скулах ходили желваки — он злился оттого, что совершенно ничего о ней не знал. Какаши видел её полупустое досье, когда она попала в их команду: краткое описание внешнего вида — рост 166 сантиметров, вес 47 килограммов, группа крови 0, стихия земли, кожа светлая, волосы короткие, чёрные, глаза зелёные; а также основные боевые и медицинские навыки. Ещё было пару строк о том, что она прошла проверку Ибики, и он не нашёл ничего подозрительного, однако, её происхождение и настоящее имя неизвестны. Только позывной — Аканэ. Какаши не мог сказать, почему даже при всей скудности доступной информации он доверял ей. В том, что у неё хватало тайн, он был точно уверен, как и в том, что у неё есть веские причины не раскрывать их даже ему. Когда он смотрел в её глаза, он знал наверняка — память осталась при ней, но о её прошлом никогда не расспрашивал. Только однажды спросил про имя, но и его она так и не назвала. И почему-то именно в этот момент он ощутил настоящий страх. Будто должно было случиться что-то, что перевернёт его мир с ног на голову. А он не будет к этому готов. Какаши приказал себе не думать. Он закрыл глаза и поцеловал её. Жадно, глубоко. С упоением вдыхая её запах и позволяя себе хотя бы ненадолго забыться. По животу Сакуры разлилось тягучее тепло. Он так редко целовал её, что от неожиданности она едва не потеряла равновесие. Какаши целовался не так, как она. В его поцелуе всегда было что-то животное, инфернальное, а с ним вырывались все его подавленные, потаённые желания. Вот, каким он был на самом деле — так подумала Сакура, когда впервые ощутила эту скрытую силу, и полюбила это чувство. Ей, однако, не с чем было сравнивать. До него она по пьяни целовалась только с Ино лет в восемнадцать, губы подруги были мягкими, но властными — не оставляли ей ни единого шанса показать себя, всё внимание она забирала себе. Поцелуи Какаши давали простор для творчества, они направляли её, определяли ритм, распаляли воображение. Но когда целовала Сакура, это всегда было нежно, внимательно, каждое касание было вдумчивым, особенным, запоминающимся, ей нравилось представлять, что она целует в последний раз. Наверное, когда ты в Анбу, а вокруг война, в этом есть смысл. Уже пару недель Сакура избегала его, пусть это и было сложно, особенно если вы в одной команде, а ты — единственный ирьёнин, способный продержаться в бою дольше пятнадцати минут и не стать обузой. Им приходилось едва ли не по несколько раз в месяц сражаться бок о бок. Она не глядела ему в глаза, когда вправляла торчащее из-под разорванного в клочья жилета сломанное ребро, когда справлялась со смертельными ранениями по артериям, но дрожь в окровавленных руках всякий раз выдавала её с головой. Почти ничего из того, что они говорили друг другу, уже не имело никакого веса, только прикосновения и взгляды всё ещё что-то значили. — Не надо, — Сакура вдруг отпрянула, выставив перед собой руку, так, что грудь парня слегка упёрлась в широко раскрытую ладонь. — Аканэ… — Хватит. Рука медленно заскользила по плащу. — Нет, не хватит, — Какаши перехватил её запястье в воздухе и слегка подтянул к себе, поймав неуловимый взгляд циановых глаз. — Я не прошу тебя изливать мне душу, посвящать меня в тайны… Я лишь хочу знать, что изменилось. Парень запнулся, былая твёрдость покинула голос, и он осторожно добавил: — Между нами. Сакура мягко высвободила запястье. — Я ухожу из Анбу, — первое, что пришло ей на ум. — …Ты думала, я буду тебя останавливать? Какаши заметно расслабился, но тревога никуда не ушла. В глубине души он прекрасно понимал, что это далеко не всё. — Конечно, без тебя Анбу придётся несладко, все уже привыкли, но будет даже полезнее, если ты начнёшь обучать ниндзя-медиков в деревне. — Нет! — отрезала она, загнанная в угол собственной беспомощностью и бессмысленностью всех этих фраз. Сакуре хотелось провалиться сквозь землю. Она понимала, что её неопределенность, её молчание и холод, порой неожиданно сменяющийся заботой и нежностью, которую она не могла, а иногда эгоистично не хотела сдерживать, приближали этот разговор. Но что ещё ей нужно было сделать, чтобы заставить его разочароваться и никогда больше не вспоминать о ней? Чтобы потом, когда она исчезнет окончательно, он не мучился догадками, не искал её и не ждал её возвращения. Одна только мысль о будущем, которое его ждёт, вызывала в Сакуре отвращение к самой себе. — Я люблю другого! — в отчаянии выпалила девушка. В её голове возник образ Саске, и она тут же густо покраснела, опустив глаза. Какаши не поверил бы её словам, если бы это не было правдой, пусть и отчасти. Он хорошо видел по лицу — она не врала. — Хорошо, — он натянул маску, сложил руки в карманы и посмотрел мимо неё, туда, где за холмами в низине копошились далёкие крохотные фигурки муравьёв, живущих сложную человеческую жизнь. — Какаши… Он перебил её: — Выполнишь последнее задание в составе команды, и я отпущу тебя, — обойдя девушку, парень остановился у обрыва. Натужно-протяжный, истеричный порыв ветра вгрызался в его плащ и трепал пепельные волосы. Секунды напряжённого молчания относили их всё дальше друг от друга, словно поезда, со свистом разъезжающиеся в противоположные стороны. — Миссия — рейд на одно из убежищ Орочимару в Звуке, выступаем завтра в шесть утра, — на одном дыхании пояснил Какаши, когда ветер наконец стих. — Ты пропустила сбор, поэтому остальную информацию получишь уже утром по ходу дела. Парень повернулся, скользнув по ней холодным взглядом, расслабленный, безразличный, будто это не они, а кто-то другой только что плавился в поцелуе под одиноким облетевшим деревом. — Нет, так не пойдёт. Отправляйся в казармы, найди Тензо, пусть достанет карты и расскажет подробно. Сакура механически кивнула. Какаши замолчал и ещё на пару мгновений задержал взгляд на её лице. — Отдохни как следует. Убедившись, что его слова дошли до девушки, он не прощаясь шагнул за край обрыва и растворился в объятой туманом серой роще у подножия холма. Мышцы на ногах Сакуры дрогнули — её тело, будто привязанное к нему длинной верёвочкой, едва не рванулось с обрыва вслед за ним. Девушка зажала рот рукой и беззвучно разрыдалась. Она добилась своего — всё закончилось. Больше не надо испытывать вину, не надо думать о том, сколько страданий принесёт её самое идиотское в жизни решение — позволить себе сблизиться с человеком, которого она должна была оставить навсегда. «Какая же ты дура, Харуно…» — опустошенная, она опустилась на землю под деревом. Слёз уже не было, в душе Сакура бодрилась, мол, всё сделала правильно. Вот только лучше не становилось. Она подняла заплаканные глаза — первые крупные капли дождя ударили по стволу дерева и через мгновенье превратились в ливень. «Дождь!» — обрадовалась девушка, подскочив от возбуждения. Она порезала ладонь кунаем, положила кровоточащую руку на землю, а сложенные вместе указательный и средний палец второй поднесла к лицу, приготовившись призвать артефакт Ооцуцуки: «Уйду сейчас, и он больше никогда меня не увидит!» Но что-то во всём этом было не так. Сакура опустила руку и замерла, пустым взором буравя вибрирующую лужицу воды под ногами. Она почувствовала себя обиженным ребёнком, который поругался с родителями и захотел отомстить, сбежав из дома, чтобы его хватились, напугались и раскаялись в том, как плохо с ним обошлись. Ещё это задание. Он будет ждать её завтра. Он надеется на неё. А вдруг что-то пойдёт не так? Последняя мысль отозвалась тревогой где-то в желудке, под солнечным сплетением. Перед глазами промелькнули воспоминания о страшной ране, которую получил Какаши во время последней миссии, и её собственные руки по локоть в его крови. Сакура отогнала пугающие образы: она решила, что остаётся, потому что хочет побыть с ним хотя бы ещё немного, а вовсе не из-за того, что чертовски боится за него. «Последнее задание, и всё», — она тяжело вздохнула и выпрямилась. Сил идти к Тензо сейчас не было. Она решила, что сначала заглянет в свой маленький домик на окраине Конохи, который снимала у одной крестьянской семьи. По дороге Сакура представляла, как примет душ, почитает что-нибудь из припасенных ею материалов по медицинским исследованиям из секретных архивов Анбу, а затем поспит часок-другой и только потом, после обеда, пойдёт к Тензо. Однако, как только девушка вошла в пустой дом, его стены будто разом повисли на её плечах, сил хватило только чтобы доковылять до кровати. Сакура не раздеваясь рухнула на постель, как кусок розового тунца на подушку из риса; тёмная, со свинцовым тучами, залепившими окно, комната обернулась листом нори вокруг её тела. Девушка была бы рада просто закрыть глаза и забыться, но вместо сна она невольно погрузилась в воспоминания о своих первых днях в команде Ро.