“и меня прикроют друзья (не лги)
я собой прикрою своих (беги)”
Сон у Никиты был какой-то непонятный, душный, тяжелый. Он пару раз вздрагивал, открывал глаза и вновь, как будто не мог этому противостоять, падал в сон. Он вероятно был болен, уж слишком легко он одевался в холодную ноябрьскую погоду. Но все это было как-то неважно, теперь всё казалось каким-то неважным и лишним. Теперь его мысли были только об одном: он свободный и независимый, ведь так? За окном шёл мелкий снег, который таял, стоило только коснуться дороги, и превращал тротуар в грязное месиво. Но что-то было не так, именно в эту ночь он чувствовал что-то другое. Это нечто разрывало на части и дарило успокоение одновременно, а возможно это всё болезнь. В своём состоянии он не мог понять что это; его бросало то в холод, то в жар, а сон приобретал какой-то психоделический характер. Он точно сходит с ума, но он теперь свободный. Ему снится, что он идёт по парку, ноги его словно отлиты из свинца, нужно было прикладывать огромное количество усилий, чтобы двигаться. А дорожки все уводили его куда-то вглубь, стараясь запутать. Но сойти или повернуть обратно он почему-то не мог. Постепенно фонарей становилось все меньше, а асфальтированная дорожка превратилась в какую-то лесную тропинку. — Ну, что же ты, птенчик? Куда ты бежишь? — внезапно раздалось у него в голове, словно это сказали прямо у самого уха и он знал, кто это говорит. Несмотря на некую нежность в голосе, Никите хотелось бежать и не оборачиваться. Однако, как это всегда бывает, во снах бег получается совсем не как в реальности; это вызывало лишь смех. — Неужели я настолько тебя пугаю? Но Никита старался приложить все оставшиеся силы, чтобы добежать до единственного источника света, что виднелся так далеко. Промокшая от пота футболка прилипла к его телу, дыхание сбивалось, а по лицу начали бить ветки встречных деревьев. Это уже давно был не парк, а скорее всего чаща леса с жутким буреломом. – Не хочешь развлечься? Это всего лишь потребность! Я скоро буду! Мне позвать ту девчонку? – раздавалось из темноты сотни голосов, с каждым разом они становились всё громче и громче. Ноги его путались и в какой-то момент он все же упал, сил подняться уже не хватало и Никита хотел было закрыть глаза руками, но внезапно закричал. По рукам его ползли сороконожки, их с каждой секундой становилось все больше и он чувствовал телом, что они везде: в волосах, в ботинках и возможно даже под кожей. Голос его осип или ему просто выключили звук, что опять же бывает во сне. Он уже сдался, перестал брыкаться и лёг, чувствуя всем телом этих маленьких тварей и холод мокрой травы. Никита не видел, но знал что он рядом. Наблюдает за ним с ближайшего дерева и смеётся над его слабостью и страхом. — Nu pierde echilibrul… — повторял Никита и даже не осознавал: вслух ли он говорит? Это было и не важно, сейчас все было неважно. Свободный ли он? Он забывался и уже совершенно ничего не понимал. И единственное, что хотелось это поскорее проснуться и убежать куда-нибудь. — Ты в бреду!.. — раздалось где-то совсем возле уха, словно звук шёл из-под земли. Что-то коснулось лба Никиты, влажное и холодное. Лес поплыл перед глазами и его уносило куда-то далеко: там где спокойно, там где тепло. Глаза он открывать не спешил, боясь что увидит всё тот же лес и его. Он не свободен – он зависим. Внезапно для себя он понял, что рядом слышны чьи-то шаги — воры! Ну кто ещё может ходить по его квартире? А может и маньяки! В голове все ещё пульсировало лишь одно слово: бежать. Он резко поднялся и открыл глаза: за окном уже было темно и только лампа освещала небольшую комнатку. Это была его комната и было совершенно не похоже, что здесь его ждал убийца или кто-нибудь ещё хуже. В кресле, что находилось рядом с компьютерным столом, кто-то вздрогнул и повернулся к Никите. — Живой что ли? — тихо спросил очевидно только проснувшийся Юра, даже при таком поганом освещении его лицо как будто дарило спокойствие и умиротворение, даже какое-то тепло. — Ты где так наклюкался? Ответа не было, Никита как потерянный смотрел на Юру и пытался понять: это продолжение сна? Он посмотрел на собственные руки, они были чистыми и без признаков наличия какой-то живности — значит сон кончился? Или это ловушка его сознания? Или он уже окончательно сошёл с ума? Юра не смеялся, ему до сих пор было немного страшно и он просто наблюдал за Никитой, повисла напряженная тишина и только редкие звуки за окном её прерывали. — Ты зачем пришёл? Неужели я неясно выразился, что не хочу иметь больше ничего общего с тобой? Мне надоело. — вдруг строго и неожиданно злобно спросил Никита, его тело даже на секунду парализовало от резко нахлынувшей агрессии, которую контролировать уже не было сил. Юра продолжал молчать и даже как-то слишком спокойно осматривал лицо Никиты: он читает его насквозь, он знает. Он все прекрасно знает.***
Юра никогда не испытывал к кому-то привязанности, ему это было не нужно по одной простой причине: в чем смысл? Зачем заставлять себя быть с каким-то одним человеком, ведь это скучно и сложно. Даже долгое общение по душам один на один ему очень скоро надоедало и он спешил закончить этот диалог. К тому же это существенно упрощало ему жизнь: легко прекратить общение с человеком, легко рассказать незнакомцу даже самое сокровенное. Легко — главный девиз по жизни, ведь зачем все усложнять? У него не было постоянного круга общения, лучших друзей и лучших подруг. Не было и любимых мест, фильмов и книг, но его это никогда не смущало. Зачем верить и любить что-то, а потом разочаровываться — это сложно, а значит не подходит. Но сейчас было что-то другое, совсем другое. Получив последнее сообщение от Никиты он уже три дня не мог понять что с ним происходит. Все планы его шли наперекосяк, а привычные дела уже не приносили того удовлетворения, что раньше. Но это всё было временно – уверял он самого себя. — На самом деле мне все равно, — перебил Юра одну из своих знакомых, которую сам спросил о Никите. Он даже не понял зачем он это сделал, но это было неважно. Захотел и спросил — это же не значит что-либо. Его часто шатало из стороны в сторону: ему хотелось встретиться с Никитой и все обсудить, но и не хотелось иметь с ним ничего общего. Ведь они не пара, ни друзья, ни родственники и выяснение любых обстоятельств это сложно, а значит не нужно. — Бред, все это такая бредятина — говорил он поднимаясь по лестнице к квартире Никиты. Юра пришёл сюда не выяснять отношения, а потому что его попросили принести лекарства. — И почему я должен это делать? В такую непогодь только у меня что ли дел нет? К его удивлению дверь в квартиру Никиты не была закрыта, что заставило его сильно перепугаться. Коридор встретил его перегоревшей лампочкой и невыносимой духотой, свет горел только на кухне, но там была лишь груда каких-то медикаментов. — Как можно не иметь дома аспирин? Ты что в пещере живёшь? — весело спросил Юра, но ответа так и не последовало. Никиту он нашёл в ужасном состоянии, он съежился от озноба, а одеяло лежало на полу. Очевидно ему снилось что-то неприятное: лицо его исказила гримаса страха и он что-то тихо бормотал. Внутри Юры всё неосознанно сжалось, словно он увидел маленького котёнка под дождём. — Всё нормально? — спросил он и тут же удивился глупости своего вопроса, коснувшись лба. Ему возможно в первый раз было страшно за какого-то человека и появление этого чувства как-то выбило его из колеи, руки его слегка затряслись. — Блять, что ж делать-то? Он с трудом переодел на Никите футболку, которая была настолько мокрая, что можно было выжимать и с ещё большим трудом заставил его разжать рот, чтобы принять таблетку. Пришлось даже немного убраться, вероятно Никита болел уже пару дней и совсем запустил свою комнату, уборкой Юра хотел отвлечь себя, заставить себя не смотреть на такого Никиту. Сложно. Все совсем не так как должно быть. Наконец температура сбилась и с каждой проверкой становилась все ниже, да и сон Никиты стал явно спокойнее. Но страх совершенно никуда не уходил, а лишь заставлял Юру чувствовать эту неприятную смесь ощущений и эмоций. Смотреть на Никиту, на эти безвкусные обои и потолок в советскую клеточку. Гадко и противно, но нет выхода. Вариант уйти от сюда и оставить всё как есть – Юра даже не рассматривал. — И когда он все это сменит? — спросил Юра у тишины, совершенно не надеясь на ответ и только сейчас, в полном молчании, он смог распознать, что говорит Никита. — Что же тебе такое снится, что на румынском решил заговорить? Бесы какие? Юра, ещё пару раз померив температуру и сменив в последний раз холодную тряпочку на лбу Никиты, устало сел в кресло и практически тут же уснул.