Lost and Burned

Она была такая маленькая. Ей повезло, что у меня было хорошее настроение. Она прибилась ко мне ещё около заправки. По ней было видно, что не местная: ухо ободрано, на носу шрам... И шла она как-то криво-косо. Мне даже подумалось, что она больная. Но она потёрлась о мои ноги и все опасения как-то отошли на второй план. Я присел рядом на корточки, наклонив голову к плечу. В темноте мне плохо удавалось её разглядеть, помню, что она была белая. Быстро и уверенно поставив лапы мне на колено, она потянулась мордочкой у моему носу. Я наклонился. Нос у неё был розоватый, мокрый и шершавый. Я тихо усмехнулся, осторожно потрепав за грязноватым ухом. Шерсть на нём слиплась, была измазана чем-то серо-тучным, оставшимся разводами на моих ладонях. В ответ на мою ласку она замурлыкала, ткнувшись головой мне в грудь. Уходить не хотелось. Я уселся на бордюр, перекрестив ноги. Она прыгнула и села рядом, помигав жёлтыми глазами. Я раньше отмечал, что Тим был похож на кошку: молчал, шипел, спал... Но эта была другой. Она умела мурлыкать. Я снова неумело погладил её по шерсти, глянув вперёд. Перед нами было поле. Длинное и широкое, с высокой желтоватой травой. За спиной была заправка, которой никто не пользовался уже лет пять. Стёкла её были побиты, стены изрисованы, место, где раньше парковались машины, теперь было утыкано полуразвалившимися чёрными мангальчиками. Дороги сюда видно уже не было, она тоже стала частью поля. Я нахмурился, серьёзно глянув на кошку: — Ты как тут очутилась? Она свернулась калачиком, упершись спиной мне в бедро. Ветерок колыхал мои волосы, зарывался в них пористыми ладонями, лез под одежду. Я положил голову на колени, снова погладив её. Моя новая машина стояла чуть поодаль. Я вышел сюда, в поле, чтобы выкурить свой трофей, упаковку красного винстона. Тут она и подбежала, приветливо мяукнув. У неё торчали рёбра и слезились глаза. Я не знал, что с ней теперь делать. Тим не разрешит взять её в берлогу. Посмотрит на меня так, словно я совсем ему чужой, кивнёт на кошку, потом на дверь и вернётся к своим делам. — Подожди меня немного, ладно? — вздохнул я, привставая с бордюра. Кошка тоже встрепенулась, заволновалась вся, начав судорожно биться у моих коленей. — Да успокойся ты! Жди. Я быстро пошагал к машине. Она бежала за мной. Хотелось шикнуть, чтобы ждала у заправки, но вдруг мне подумалось, что это может её напугать, и она совсем уйдёт, спрячется в поле и будет жёлтыми прожекторами глядеть, как я уезжаю. Когда здесь ещё люди вообще появятся? Её же не найдёт тогда никто... Я открыл дверь около пассажирского сидения, и на меня сразу полетел тучный труп с перерезанной глоткой. Едва я успел его поймать, как руки, перестав меня слушаться, разжались, и мужик полетел вниз, звонко стукнувшись головой об асфальт. По серому камню к моим ботинкам побежали капли крови. Я отпрыгнул от него, тихо выругавшись. Кошка смотрела на всю эту картину с неподдельным интересом, но ближе ко мне уже не подходила. Усевшись на противоположной стороне дороги, она немигая косилась на труп, усиленно мотая пушистым хвостом. Я подумал пару секунд, а затем, ухватив тело под плечи, не без усилий стал тащить его в сторону поля. Тут она и подбежала и, выпустив длинные, острые как бритвы когти, наскочила на труп, вцепилась ему в живот, тормоша футболку и кожу. Уже спустя мгновение кошка впилась зубами в расцарапанную плоть, и, помогая себе задними и передними лапами, жадно пробиралась к заветному мясу. Вся морда её была теперь в крови, взгляд стал совсем хищный, дикий. Ей богу, словно я рысь какую подобрал, а не милого домашнего пушистика! Я заворожённо наблюдал за её движениями и мне, если честно, казалось, что проворачивает она такое уже не в первый раз. Слишком уверенно она на него бросилась. Убийцы мало отличаются от животных, повадки у них схожие, лица, движения... Их можно классифицировать по одной схеме. Чёрт, а может зоологией заняться... Истерично попрыгав по ещё кровоточащей дыре в животе мужика передними лапами, кошка ухватилась зубами за оторванную, брызжущую кровью часть кишечника и, поразмышляв секунду-другую, гордо выставила хвост трубой и подбежала ко мне ближе, бросив новый трофей у моих ног. Я усмехнулся, поднял почти не обглоданный, явно предназначенный мне "лакомый кусочек" и пару раз подкинул его в ладони. Кошка снова склонила бошку в бок, глазами следя за моими действиями. Разочаровывать её не хотелось, потому я быстро затолкал презент себе в глотку, отчаянно пытаясь его не жевать. Моя довольная спутница мявкнула что-то и вернулась к трапезе. Вкуса я почти не почувствовал, но блевать меня понятуло знатно. На глазах моих выступили слёзы, стоило мне проглотить трофей. Я машинально потянулся к отобранной у моего ужина пачке, быстро закурив. Сигаретный вкус быстро перебил солёный привкус мягкого склизкого органа. Я мокро прокашлялся и сделал новую тягу. Наконец моя спустница насытилась. Усевшись недалеко от тела, она, благоговейно прищурив глазки, стала облизывать красноватые лапки. Я кинул наполовину нескуренную сигарету во влажную траву и, кинув на кошку долгий взгляд, потащил растерзанный труп к гроту. Он был всего метрах в десяти от этой убогой пародии на дорогу, но как же тяжко мне дались эти десять метров! Два раза я сам едва не рухнул на землю. В следующий раз определённо нужен будет кто-то более тощий... Уложив тело у самого края, я отряхнул испачканные в крови, слюне и песке ладони друг о друга. Достав из кармана нож, я сделал несколько длинных и точных надрезов между его рёбрами, выпуская в мир остатки воздуха вместе с трупным запахом. Этот запах, кажется, въелся уже в мои джинсы, кофту, разум, потому как сильного отторжения не вызвал. Давно уже не вызывал. Последние месяцы мне самому стал интересен предел моих блевотных возможностей. Что ж, пока что заставить мой живот неприятно свернуться заставляла только мысль о поедании чужих экскрементоы. Остальное уже потихоньку входило в норму. Сложив нож на его законное место, я прикрыл левый глаз, прицелился и, взяв небольшой разбег, с силой толкнул наш с людоедкой ужин ногой в спину. Труп затрясся, как клубничное желе, и, не без пары показательных секунд упрямства, рухнул в воду, быстро уносимый подводным течением куда-то в самую свою глубь. Я усмехнулся, пнув ему вслед пару камушков, разлетевшихся облачком из песка и пыли. Когда я вернулся, кошка уже сидела около машины. Бело-красная, как мухомор, и до неприличия довольная, она ждала моего разрешения. Я приподнял её за рёбра и усадил на пассажирском сидении. Сам же сел за руль. Эта машина была чуть больше, чем я рассчитывал изначально, но за последние пару часов езды я неплохо успел привыкнуть к её габаритам. Повернув ключ, я перекинулся через своё сидение, поглядев на дорогу через заднее стекло. Чисто. Это скорее уже была привычка: "Всегда проверяй. Даже если уверен." — меня этому научил Тим. Нет, он не вбивал в голову мне это правило, не заставлял ему следовать под страхом расправы, но раз за разом наблюдая его предосторожности по поводу и без, я невольно перенимал их. И, не стану врать, пару раз это даже спасло мне жизнь. Равершувшись, я нажал на газ, и мы поехали вдоль поля по полуразрушенной дороге. Я то и дело поглядывал на заинетересованно выглядывавшую в окно спутницу. И куда же мне её деть? Мысли о приюте отпали сразу же: я понятия не имел, где таковой находится. Бросить её на нашей улице? Тоже не вариант: я не вынесу этого длинно-осуждающего жёлтого взгляда, который будет сопровождать меня всякий раз, стоит мне будет покинуть затхлую берлогу... Я ехал, почти не разбирая дороги, колотя пальцами по склизкому рулю с красными вкраплениями какой-то там кожи. Мимо меня летели фонари, высокие, тощие, мигающие... Они стыдливо склонили головы, и мне приятно было думать, что сделали они это из-за меня... Но 32-м по счёту фонаре я обыскал бардачок, вытащив оттуда какие попадутся ценности. На 45-м обшарил сумку нашего плавающего в гроте ужина. На 57-м поймал на себе взгляд её жёлтых прожекторов... Она была такой красивой... И фигурка у неё была такая утончённая, нежная, смелая... В каждом её движении я улавливал что-то новое от её характера, что-то успел выдумать и сам. У неё, наверное, были котята. Четверо, пожалуй. Может светленькие, может тёмненькие... Где они? Может она бросила их у заправки? Я бы, думаю, не удивился. Мсительная она была, беспринципная и гордая донельзя, знала, сучка, насколько прекрасна, и пользовалась этим как могла. И мной она пользуется — я знал. И всё равно вёз её. Вёз в никуда, наполненное такими же гордецами и предателями, как и она сама. Она улыбалась, не шибко, видимо, расстроенная таким исходом. На плюс-минус 86-м фонаре я уже держал плечом телефон, прижатый к уху. Звонил на номер с именем "Мигель". Я так долго думал, как бы записать Тима, чтобы получилось не мерзко и не банально (я, дурак, тогда ещё думал, что ему будет до этого дело), и записал как "Мигель". Просто Мигель, почему нет? Похож он на Мигеля. Я бы так его, наверное, и назвал, будь я его родителем. Назвал и утопил бы к чёртовой матери. Наверное. Я не решил ещё до конца. Гудки прервались едким шебуршанием. Я, наверное, его разбудил. — Слушай, Тим, а нам кот не нужен? — я говорил быстро, словно связь вот-вот отрубит, да и, пожалуй, слишком громко: я и сам неплохо так испугался собственного нервного голоса. Тим, видимо, не сразу понял, что я вообще несу, посидел немного, похмурился, а потом быстро и тихо отчеканил голосом настолько прокуренным, что я еле разобрал его слова: — Тебя хватает. И он сбросил трубку. Я устало вздохнул, поглядев на свою спутницу. Она сделала вид, что ничего не слышала. Она даже не посмотрела на меня, уткнувшись своей самой невинной мордочкой в окно! Но я не обиделся, честно. Слишком уж она была красивой... *** Я вышел из машины и захлопнул дверь. Ветер дул мне в уши, кидал в глаза песчинки, и я несчадно тёр их, пока на ладони моей не начали оставаться разводы моей собственной крови. Красный кусок металлолома медленно катился с пирса в воду, готовый вот-вот повторить судьбу своего хозяина. Я закурил. Курить не хотелось. Я щурился, плевался и кашлял, ни на миг не спуская глаз с машины. Клянусь, я слышал, как она кричала. Она была не из глупых — довольно быстро сообразила, что к чему. И когда машина начала наполняться водой, она уже не надеялась на спасение. Она кричала для того только, чтобы я понял, в какой именно миг она захлебнётся. Скоро крик сменился визгом, а тот уже начал прерываться усиленным сиплым дыханием. Я стоял как вкопанный, зная, что физически не мог слышать этого, но, чёрт возьми, слышал. Я слышал каждый её вздох. Их было ровно 17. Ни больше, ни меньше. Крыша погрузилась под воду и всё стихло. Трава щекотала щиколотки, лёгкий туман прятал от меня берег. Не могу вспомнить, как я дошёл тогда до берлоги. Помню, что Тим так ничего и не спросил.