Lost and Burned

В берлоге было сегодня на удивление шумно. Я никогда раньше не видел у Тима гостей, кроме меня он никого не подпускал настолько близко. Иногда мне даже казалось, что логово его — настоящий капкан, попав в который, никогда не выберешься. Брайан умело обходил все шипи и голодные зубы. Он раздражал Тима, я видел это, но Брайан этого кажется не замечал в упор. Он ввалился к нам ночью, грязный и, кажется, пьяный. Я ухватился за нож, но Тим неслабо пнул меня в грудь, призывая успокоиться. Мутновато-голубые глаза незваного гостя округлились, стали большие как велосипедные шины. Он скорчил шокированную гримассу, которая больше походила на инсульт, схватил себя где-то в районе сердца и ахнул: — Тим, ты совсем тараканов травить перестал? Я возненавидел его с первой секунды, в тот самый миг, как он открыл свой поганый рот. Кулаки мои сжались, я хотел грызануться в ответ, но Тим лишь фыркнул, хрипло пробурчав: — Меньше вопросов. Мне стало даже обидно, что Тим так быстро показал этому человеку свой голос. Хотя на Брайана это, кажется, не произвело никакого впечатления. Я почти давился, всё тело чесалось и ныло, но Тим держал меня как на поводке. Шум усилился. Брайан смеялся, лязгал тарелками, ругался, бил кулаком о стол, хлюпал, чавкал, и подливал себе какого-то алкоголя, настолько мерзкого, что даже сидя в другом конце комнаты я поймал несколько рвотных позывов. Свет был слишком яркий, Тим никогда не включал его так ярко раньше. Я как вампир шипел и прятал лицо в тряпьё, корчился и выл. — Серьёзно, когда ты его подобрать успел? — облизнув испачканные в масле и жире пальцы спросил Брайан, затем этими же пальцами почесав свою щетину. Тим глянул на меня. В свой ответный взгляд я вложил всю накопившуюся за последний час мольбу, почти истошный крик, взывающий к заражённому обитателю берлоги: "ВЫСТАВЬ ЕГО ОТСЮДА". Тим не понял. Или сделал вид, что не понял, и пожал плечами. — Пару месяцев назад. И Брайан мерзко пошутил, после этого громко икнув. Меня аж передёрнуло, я вскочил с дивана и, игнорирую тимовское "НЕТ", с кулаками полетел на гостя. Он оказался сильнее, чем я думал. Бровь заныла, я снова заскулил, а он залаял мне на ухо заливистым смехом, держа за руки. Стул с грохотом упал на пол. Оставшуюся часть вечера я провёл на балконе. Невелика потеря, тем более, что Тим меня сюда старался не пускать. Из кухни шёл свет, отражающий мне в окне, как на экране, всё происходящее в комнате. Я отворачивался, то и дело прилипая глазами к банкам и коробкам. Пыльные и древние, они составляли мне долгожданно молчаливую компанию. Я тогда ещё плохо понимал Тима. Я думал, что он откроет дверь и выпустит меня. Руки и ноги начинало сводить от холода, и я выглянул в окно. Снега ещё не было, но земля уже была серой и пахла керосином. Деревья качались на ветру, создавая жилки на стекле. Людей на улице не было. Я прикусил губу, считая фонарные столбы. Со стороны кухни снова донёсся смех Брайана, я закатил глаза, упираясь головой в стену. Руки ещё болели, а назойливый стук костей лез в уши, не давая покоя ни минуты. Пальцы мои сжимались и разжимались. Чего я сейчас хотел? В тепло. Но не на кухню. В комнату? Но там нет её хозяина... Мне захотелось взвыть, мне захотелось взять нож и пырнуть кого-нибудь в живот. Кровь такая тёплая... к ней быстро привыкаешь. Привыкаешь к запаху, цвету, вкусу, привыкаешь к тому, что её бывает много, привыкаешь к тому, что она накрепко въедается в ткань. Но к её теплу мне привыкнуть ещё не удалось. Раз за разом я запускал озябшие руки тёплому телу в живот, зарывался в чём-то горячем, текучем и пахнущем, и закрывал глаза, питаясь им. Нащупывая печень или почку, склизкую и мерзкую, как мои мысли, я быстро выдёргивал их, откидывая прочь. Я всегда тормашу тела, какими бы красивыми они ни были. Сам не знаю, зачем... Вскоре я начал шариться по банкам. По большей части они были пустые, в нескольких обнаружилась плесень или отсыревшие сигареты. Но в одной я нашёл, помимо прочего бесполезного мусора, касету. Я осторожно прошёлся по её прямоугольному корпусу пальцами, смахивая пыль. На ней не было подписей. Тим вообще редко что-то подписывает, и это сильно усложняет мне обитание в берлоге. Что-то мне сейчас подсказало, что мне не стоило эту кассету находить. Навязчивая идея о том, чтобы узнать, что на ней, невольно обосновалась в голове, занеся туда свои чемоданы и сумки, словно намекая "я тут надолго". Проигрывателя у меня не было, потому, с мыслью, что про неё нужно не забыть, я кинул касету. обратно в банку, поставив её на законное место в самом двльнем углу деревянного шкафчика. Кажется, я подцепил занозу, пока делал это. Я ойкнул, схватившись за плец. По ладони быстро прокатилась капля крови, я склонил голову к плечу, стараясь её рассмотреть. Она текла медленно, плавно, словно улитка по листу дерева, а я прищуривался вссильнее, стараясь высмотреть её усики-глаза... но вместо них, я увидел в ней отражение собственно глаза и отшатнулся. Это было так неправильно, так горько на самом кончике языка! Нет-нет-нет, я ждал вовсе не этого! Воздуха вдруг стало слишком мало, словно он весь напрочь замёрз вокруг меня, пространство схлопнулось, стук прекратился... В следующий же миг я как умолишённый барабанил руками в стекло, что-то мыча себе под нос, я кричал, срывая горло, разбивал кулаки в кровь, в каждой капли которой я снова увидел бы собственный образ. Я уже не видел того, что было за стеклом, я не видел того, что было у меня за спиной, я вновь и вновь видел своё отражение, и что-то внутри сжималось и гудело. Дверь балкона щёлкнула и открылась. Я бросился, буквально упал Тиму на шею, сам не понимая, что вообще творю. Я был словно одержим, вдыхая запах его сигарет, которыми пропахла красная рубашка, чувствуя всем телом его теплою... и всё растворилось, и жужжание лампочек, и скрежет труб, и голос Брайана, и такие ненавистные маленкие зеркальные "я"... Удар пришёлся мне в грудь, выбивая напрочь весь воздух. Я упал, ударившись боком о холодную плитку балкона, с ужасом уставившись на своего спасителя. Последнее, что я увидел, были покрасневшие карие глаза, почти физически резанувшие мне по горлу, и я уже чувствовал, как холодная кровь хлестала во все стороны, окрапляя мою одежду и волосы. Я не мог сделать вдох. Дверь с шумом захлопнулась. Тим запер её на замок. Я быльше не мычал, не выл и не дёргался. Я сидел, подпирая стену, и слушал, как стучат кости. Обняв свои колени, я завалился на здоровый бок, прикрыв глаза. За окном капал дождь, стекая по стеклу кровавыми каплями. Шкаф глядел на меня сверху-вниз, тёмной тенью стелясь по полу. И во взгляде его отражалась железная воля, которую мне, кажется, никогда не понять, никогда не сломить... Я снова потянулся к касете, но пальцы мои слишком окоченели и напрочь не хотели разгибаться. Рука замерла, так и не дотянувшись до шкафа и, обессилев, рухнула на пыльный коврик. Я свернулся на нём калачиком, поджимая к груди босые ноги. Свет на кухне погас.