Серебряный конверт\The Silver Envelope

Толпа волшебников и ведьм в напудренных париках высыпала в холл, их голоса перекрывали друг друга, когда они обсуждали обед и памятки. С раскрасневшимся от победы лицом Гермиона начала собирать свои вещи, чтобы присоединиться к ним. Они сделали это. Визенгамот одобрил её закон, самый первый законопроект, предложенный ею. Ей пришлось внести поправки в разделы 14 и 19, чтобы получить все необходимые голоса, но по большому счету это была огромная победа для благополучия эльфов в целом. Несколько сотрудников министерства подошли пожать ей руку, прежде чем покинуть комнату, включая самого министра магии Кингсли Шеклболта. Он добродушно подмигнул ей в знак поздравления. Когда Гермиона вышла из лифта в главный зал министерства, оглушительный рев торжества чуть не сбил её с ног. Репортеры, сотрудники министерства, сторонники Г.А.В.Н.Э. и множество самих эльфов пришли, чтобы лично услышать результаты сегодняшнего слушания. Её немедленно втянуло в толпу, подпитывая бешеной энергией их коллективной победы. Как и следовало ожидать, все сторонники, казалось, принесли с собой дополнительные пары носков, чтобы помахать ими над головами, отчего в воздухе повис веселый разноцветный вихрь. Камеры щелкали и дымили. Гермиона почувствовала, как от её широкой улыбки у неё сводит щеки. — Гермиона! — позвал знакомый голос. — Ты сделала это! — Гарри! — воскликнула она, позволяя сжать себя в объятиях. Джинни тоже подошла, чтобы обнять её, широко улыбаясь. — Мы сделали это! — крикнул другой голос. Рон шагнул вперед и заключил её в такие крепкие объятия, что она сбилась с ног. Вспыхнуло несколько камер, запечатлевших момент между ними. Когда он опустил её на землю, то притянул к себе, крепко держа за плечи, и крикнул громче: «Мы сделали это!», подняв кулак в воздух. Толпа вокруг них снова взорвалась, и на них дождем посыпались радужные носки. Она узнала ещё несколько лиц в толпе. Директор Хогвартса Минерва Макгонагалл хлопала неподалеку, а в дальнем углу она заметила Хагрида, который кричал громче всех и размахивал красным шерстяным чулком размером примерно с ванну. Несколько человек начали указывать ей встать на приподнятый бортик фонтана в центре зала, призывая произнести речь. Она так и поступила. — Сегодня, — громко сказала она, сделав паузу, чтобы дать толпе немного успокоиться. Репортеры придвинулись поближе, водя перьями по пергаменту в ожидании её слов. — Сегодня исторический день для волшебных существ во всем магическом мире, — сказала она, снова сделав паузу под громкие аплодисменты и ропот по всему залу. — Закон «О гражданской ассоциации восстановления независимости эльфов» — это работа многих невероятных людей и волшебных существ. Однако я хотела бы выразить особую благодарность... Её голос надломился. В зале стало очень тихо, пока они ждали, когда она продолжит. Гермиона с трудом сглотнула, затем попыталась снова. — Особую благодарность Добби, самому храброму эльфу, которого я когда-либо встречала и который был вдохновителем этого поступка. Если бы Добби был здесь и видел это, он был бы вне себя от радости, узнав, что его собратья-эльфы теперь, как и он, свободны от порабощения, — сказала она, не сумев сдержать дрожь в голосе. Откуда-то поблизости донесся голос Гарри, поддерживающего её. За его словами последовали аплодисменты, и в воздухе взметнулось еще больше носков. К Гарри присоединились ещё несколько человек, и по залу разнесся хор криков, призывающих Добби. Сглотнув слезы, Гермиона продолжила. — Каждое волшебное существо заслуживает уважения и свободы, и сегодня мы сделали большой шаг в этом направлении, — за этим заявлением последовало ещё больше одобрительных возгласов. — Мисс Грейнджер! — раздался голос из первых рядов толпы. Брюнетка в ярко-красной мантии выступила вперед, держа наготове большое перо. Гермиона сразу узнала её, но та всё равно представилась. — Джоанна Уолкрофт, репортер Ежедневного Пророка. Не могли бы вы рассказать нам подробнее об изменениях, которые были внесены в закон до его принятия? Правда ли, что эльфам за их работу будут платить меньше, чем волшебникам? Ропот и перешептывания последовали за вопросом Джоанны. Гермиона изо всех сил старалась сохранить нейтральное выражение лица, когда отвечала. — К сожалению, 14 раздел закона, в котором говорилось, что магическим существам, нанятым волшебниками, должна выплачиваться заработная плата, сопоставимая с той, которую зарабатывают волшебники, был исключен из окончательного положения, — сказала она. Больше в воздухе не размахивали разноцветными носками. — Значит, теоретически кто-то мог бы нанять эльфа для работы за один сикль в месяц? В конце концов, это намного лучше, чем прямое рабство, — многозначительно спросила Джоанна. Проклятия всплывали в голове Гермионы, каждое из которых были уродливее предыдущего. Конечно, Джоанна спрашивает только о минусах законопроекта. — Хотя сегодня мы добились огромного прогресса, — дипломатично ответила Гермиона, — это правда, что это еще не полная победа. Многое предстоит сделать и ещё больше законов предстоит изменить. Вы можете быть уверены, что я никогда не сдамся в борьбе за равные права для всех волшебных существ, и с помощью всех присутствующих здесь сегодня мы продолжим эту работу. Это только начало. За этим заявлением возобновились хлопки, топот и свист. Выглядя подавленной, Джоанна снова растворилась в толпе репортеров. — Я бы очень хотела, чтобы вы все послушали двух невероятных эльфов, которые храбро поддерживали этот закон с самого начала, Игнома и Кричер, — сказала Гермиона, протягивая руку, чтобы жестом подозвать эльфов в толпе. Она спустилась вниз, пожав обоим эльфам руки, прежде чем они заняли её место на краю фонтана. Поскольку это не прибавляло им роста, репортерам, стоявшим впереди, пришлось опуститься на колени. Кричер произнес длинную и сиплую речь, поблагодарив каждого члена Г.А.В.Н.Э. Рядом с ним стояла Игнома, не по годам развитая юная эльфийка, одетая в крошечный розовый костюмчик, и она лучезарно сияла. Она присоединилась к ним несколькими годами ранее после того, как нашла щедрого работодателя. Гермиона привыкла во многом полагаться на её помощь, пока они вели кампанию по принятию закона. Игнома заслужила всё то внимание, которое ей сегодня уделяли.

***

К тому времени, когда Гермиона обнаружила, что возвращается в свой кабинет на четвертом уровне, она пожала сотни рук и сделала десятки фотографий. Рон чмокнул её в щеку на прощание, пообещав продолжить праздновать, когда она вернется домой. Гарри и Джинни ушли вместе с ним, держась за руки и произнося поздравительные слова. Когда дверь её кабинета закрылась и на неё навалилась тишина, Гермиона внезапно почувствовала головокружение. Облегчение от того, что закон прошёл, вкупе с тем фактом, что она почти ничего не ела весь день из-за нервов, заставляло чувствовать себя изрядно измотанной. Она плюхнулась в кресло, гадая, не припрятаны ли у неё ещё какие-нибудь закуски в одном из ящиков стола. Раздался легкий стук в дверь, и Гермиона пригласила посетителя войти. Вошла Игнома, всё ещё лучезарно улыбаясь и держа в руках большой серебристый конверт. — У Игномы для вас письмо, мадам, — пропищала она, кладя его поверх аккуратной стопки бумаг на столе Гермионы. — Спасибо тебе. Это ещё одна записка от твоего таинственного работодателя? — спросила Гермиона, беря конверт. — Да, мадам, — ответила Игнома, подмигнув. — Он заезжал сегодня ненадолго. Хотел выразить свою поддержку и убедиться, что вы это получите. Почти четыре года назад Г.А.В.Н.Э. получил своё самое первое благотворительное пожертвование, его даритель предпочел остаться анонимным. Это был тот день, когда Игнома появилась на пороге дома Гермионы, одетая в приличный костюмчик и предложившая помочь её делу. Каждые несколько месяцев Игнома приходила в её офис с серебряными конвертами, точно такими же, как этот, адресованными «Обществу содействия благосостоянию эльфов». В них всегда был банковский чек Гринготтса, предоставляющий 150 галеонов её организации. Этот благотворитель, которого Гермиона так и не имела удовольствия поблагодарить лично, был во многом причиной того, что закон был принят сегодня. — И он все ещё не соглашается встретиться со мной? — без особой надежды спросила Гермиона. — Боюсь, что нет, мадам, — ответила Игнома с лукавой улыбкой. — Но я передам ему вашу благодарность. Весело помахав рукой, Игнома вышла из кабинета Гермионы и закрыла за собой дверь. Она осторожно просунула нож для вскрытия писем в верхнюю часть конверта, разрезав плотный серебристый пергамент. Когда она заглянула внутрь, бумаги там не было. Ни записки, ни банковского чека — ничего. Сбитая с толку, Гермиона снова подняла глаза и ахнула. Сотни цветов различных оттенков лаванды, фиалки и яркого золота заполняли её кабинет. Бархатцы, лаванда, желтые розы, лилии, подсолнухи, фиалки и многие другие цветы цвели повсюду вокруг нее, наполняя её маленький кабинет своим прекрасным ароматом. Казалось, они вырастали из каждого шкафа, из каждого уголка на полу, из каждой стопки бумаг. Несколько пучков взбирались по стенам, украшая даже углы потолков. Удивленная, она снова посмотрела на конверт. На этот раз внутри оказалась карточка. Она вытащила её, обнаружив только одно слово, написанное изящным почерком. Поздравляю. Широко улыбнувшись, Гермиона сделала глубокий вдох, вдыхая прекрасный аромат. Пожертвования всегда были подарком судьбы, но это... это затронуло что-то в её душе. В миллионный раз она пожалела, что не может поблагодарить этого человека лично. Дверь распахнулась. — Гермиона, я забыл, ты... Рон резко замолчал, оглядывая её кабинет. Сердце Гермионы упало. — Что... всё это значит? — медленно спросил Рон, оглядывая все эти цветы. — Ты помнишь того анонимного благотворителя, о котором я тебе рассказывала? Он прислал все это в качестве поздравления, — непринужденно сказала она, отчаянно надеясь, что он думает не о том, о чем она подумала. — Этот богатый придурок? Тот, кто продолжает присылать тебе деньги? — сказал Рон. Гермиона попыталась, чтобы её голос звучал спокойно. — Он не присылает мне деньги, Рон. Он отправляет это в Г.А.В.Н.Э.! Он щедрый анонимный благотворитель организации — я даже никогда с ним не встречалась. Рон оглядел комнату, подозрительно нахмурившись. Гермиона нервно сглотнула, ожидая, когда упадет бомба. И она не заставила себя долго ждать. — Видишь, Гермиона. Это то, о чем я говорил. Я знаю, что ты мне лжешь, — сказал Рон, и мускулы на его челюсти запрыгали от гнева. Гермиона старалась дышать ровно. — Рон, не сейчас. Мы можем поговорить об этом, когда я освобожусь... — И когда это произойдет? — крикнул Рон. — Посреди ночи? Опять? — Муффлиато, — прошептала Гермиона, указывая палочкой на дверь. Остальным сотрудникам министерства не нужно было знать о её личных проблемах. Рон проигнорировал её, продолжая повышать голос. — Все эти поздние ночи, Гермиона! Все эти секретные совы, которые ты продолжаешь получать! — Я работаю, Рон! И это фирменные совы Министерства — они только для сотрудников! — А теперь комната, полная цветов!— Рон, казалось, больше не слушал её. — Ты думаешь, я глупый? Ты думаешь, я не понял, что происходит? Гермиона закрыла глаза, борясь со слезами. — Ничего не происходит, Рон, — сказала она. Фраза вышла измученной из-за чрезмерного употребления. Рон уставился на неё, трясясь от гнева, ожидая, что она скажет что-то ещё. Гермиона могла только стоять, опустив глаза, с дрожащими руками, сложенными на груди. Когда Рон заговорил снова, в его тоне звучала тихая ярость, от которой у неё по спине пробежали мурашки. — Я собирался подождать, прежде чем сделать это. Я не собирался делать этого сегодня. Я хотел, чтобы у тебя был свой момент, — он вздохнул, его челюсть задвигалась. — Но я вижу, что ждать бессмысленно. — Ждать чего, Рон? — спросила Гермиона дрожащим голосом. Он вытащил что-то из кармана своего плаща и показал ей. Это был маленький пузырек с прозрачной жидкостью, закупоренный пробкой. С ужасом Гермиона сразу же узнала его. — Веритасерум? — спросила она, затаив дыхание. Рон повертел в руках пузырек. — Я хочу, чтобы ты это выпила, а потом сказала мне, что ты мне не изменяешь. Это единственный способ вернуть доверие к тебе. Рон поднял голову в ожидании. Гермиона ошеломленно рухнула в своё офисное кресло. Молчание между ними тянулось так долго, что Гермиона начала сомневаться в течении времени. Может быть, ей это приснилось. Может быть, она проснется, и Рон снова станет нормальным. Не эта параноидальная, ужасная версия, с которой она сейчас говорила. Хуже всего было то, что даже если бы она захотела, она не смогла бы принять зелье. Не потому что она изменила — это было не так. Но потому что она знала, что он спросит её о той ночи, когда она ушла в разгар спора с ним. В тот вечер, когда она пошла выпить в бар. В ту ночь, когда она открыла свою душу из всех людей Драко Малфою. Если он узнает об этом, то не будет иметь значения, что она ему не изменяла. Это было бы достаточным предательством. Приняв решение, она встала. После ещё одного мгновения молчания она нашла в себе силы сказать то, чего так долго боялась. — Нет. Он уставился на неё, ярость пульсировала в венах на его лбу, ожидая, как будто она изменит свой ответ. Она этого не сделала. — Значит, это все? Нет? — спросил он. — Нет, — повторила она. — Если ты мне не доверяешь, Рон, тогда, боюсь, я не смогу продолжать отношения с тобой. Он открыл рот, чтобы начать говорить, но с Гермионы было достаточно. Она взмахнула палочкой в воздухе, выкрикнув при этом «Силенцио!». Крик, который Рон собирался издать, застрял у него в горле. Он посмотрел на неё с таким потрясением и яростью, что она едва узнала его. — Ты сказал достаточно, Рональд. Теперь моя очередь говорить, — сказала Гермиона, снова усаживаясь в кресло. С обеих сторон цветы ласкали её руки, давая ей необходимую поддержку. Её голос был на удивление ровным, когда она заговорила снова. — Я не изменяла тебе, Рон, даже не думала никогда об этом. Я говорила тебе это снова и снова, но ты меня не слышишь. Единственная ошибка, которую я допустила, заключалась в попытке убедить себя, что отношения с тобой важнее моей работы. Но, честно говоря, — вздохнула Гермиона, оглядывая свой кабинет, — это не так. Люди зависят от меня. Тысячи волшебных существ зависят от работы, которую я выполняю каждый день. И я не могу вернуться домой к кому-то, кто считает, что он должен быть важнее этого. Рон выглядел опустошенным. Это было последним ударом: подтверждением того, что он не так важен, как её работа. Он обвинял её в том, что она ставит работу на первое место, в том, что она недостаточно заботится о нем, почти на протяжении всех их отношений. Когда это не помогло вернуть её домой раньше, он прибегнул к обвинениям в изменах. На данный момент их доверие было подорвано безвозвратно. Гермиона заканчивала все это раз и навсегда. — Я съеду с квартиры, — продолжила Гермиона. Не желая смотреть на бывшего парня, Гермиона предпочла уставиться на серебристый конверт на своем столе. — Я немного побуду с Джинни и Гарри. Может, навещу родителей. Но с меня хватит, Рон. Я расстаюсь с тобой. Глухой звук удара прозвучал в тишине кабинета так, словно взорвался фейерверк. Гермиона вскочила со своего места, когда до её ушей донесся звук удара кулака Рона о стену её кабинета. Она быстро сняла заклинание Муффлиато и отправила записку, вылетевшую, как ветер, за дверь. Охрана прибудет через несколько мгновений. Рон продолжал носиться по её кабинету, срывая цветы со стеблей. К его ярости, все они мгновенно отрастали снова, такие же совершенные, как и были до этого. Это привело его в слепую ярость, и он начал снова срывать цветы и швырять их по кабинету, на ходу врезаясь в картотечные шкафы и стопки пергамента. Как раз в тот момент, когда Гермиона собиралась применить к нему Петрификус Тоталус как для его защиты, так и для своей собственной, в комнату ворвалась охрана. Волшебники, одетые в серые министерские плащи, набросились на Рона, используя свои волшебные палочки, чтобы удержать его. Крики начали вырываться у Рона, когда действие заглушающих чар начало ослабевать. — Гермиона, прошу тебя, не делай этого! Один из охранников снова заставил его замолчать. Мужчина повернулся к Гермионе, заметив её потрясённое выражение лица и влажные от слёз щеки. — Вы в порядке, мисс Грейнджер? — спросил он. — Да, спасибо. Ему уже пора, — сказала она. Её голос очень тихим. Она не могла смотреть на Рона, который, она чувствовала, испепелял её взглядом, пока он стоял рядом с другим охранником. — Да, мисс. Мы проводим его, — сказал охранник, и они вывели Рона из комнаты. В тихой, наполовину разрушенной комнате Гермиона опустилась на пол. Паника подкралась к её горлу, попутно сжимая сердце. Ей потребовалось мгновение, чтобы выровнять дыхание, подтянув колени к груди. Вокруг неё, среди перевернутых шкафчиков и вороха пергамента, стояли совершенно невредимые цветы, безмолвно поздравляя её с двумя победами. В углу Гермиона заметила что-то блестящее. Она сунула руку под пергамент, который частично скрывал его, и подняла. Пузырек с сывороткой правды. На мгновение она подумала о том, чтобы разбить его вдребезги, но сдержалась. Вместо этого она сунула пузырек в карман. Никогда не знаешь, когда тебе может понадобиться немного сыворотки правды. Гермиона поднялась с пола. Взмахнув волшебной палочкой, она навела порядок в своем кабинете. Пергаменты слетелись обратно в аккуратные стопки, кусочки стены снова встали на место, плавно стирая свидетельства гнева Рона на неё. Гравитация, казалось, действовала на неё особенно сильно. Она медленно опустилась на свой стул. Ей нужно было подумать. Ей нужно было с кем-нибудь поговорить. Её мысли сразу же обратились к Джинни, однако она была сестрой Рона, и хотя Гермиона была уверена, что Джинни встанет на её сторону, она не хотела вносить раскол в семью Уизли. То же самое относилось и к Гарри, который теперь был такой же частью семьи, как и любой из детей Уизли. Мысль о том, чтобы довериться своим родителям, в данный момент вызывала тошноту. Их отношения изменились с тех пор, как Гермиона нашла их и сняла с них чары памяти. Признаться в том, что у неё были проблемы в отношениях с двумя людьми, которых она когда-то так основательно предала, было невозможным для неё. Гермиона расхаживала по своему кабинету, заламывая руки. Конечно, она знала, с кем хочет поговорить. Но было бы неправильно втягивать Малфоя в эту неразбериху. Они разговаривали всего один раз несколько недель назад. Не то чтобы они были настоящими друзьями. Кроме того, она и так уже причинила Рону столько боли сегодня вечером. Идти за его спиной жаловаться на него самому нелюбимому человеку в мире казалось плохой идеей. Выругавшись, Гермиона откинулась на спинку стула, чувствуя себя застрявшей. Это всегда было проблемой в отношениях с Роном. У неё не было никого, кому она могла бы по-настоящему довериться, по крайней мере, полностью. Когда возникали проблемы, Гермионе каждый раз приходилось решать их в одиночку. Это изолировало её, и ей казалось, что она хранит какую-то ужасную тайну от всех, кого любит. Глубоко вздохнув, Гермиона приняла решение. Она вытащила листок пергамента и начала искать чей-то адрес.