1 | Ода Сакуноске/Дадзай Осаму. Попытка самоубийства.
7 августа 2023 г. в 15:00
С бортиков ванны сбегает смесь воды и густой крови, будто тонкие дорожки соревновались друг с другом, кто же скорее дотечёт до пола. На белоснежном кафеле красуются бордовые разводы. Промокшая насквозь ткань рубашки противно липнет к изувеченной навеки коже, но сейчас это — меньшее, что волнует. Единственная не сгоревшая лампочка тускло, печально освещает холодного оттенка лучами комнату, воздух в которой, пропахший железом, слезами и болью, противно бил в нос.
Сакуноске, конечно, знал, что Осаму занимался таким, но младший после этого выглядел как-то… легко, что ли? Постоянно улыбался, мог даже пошутить насчёт своих порезов. Но сейчас подросток вёл себя совсем по-другому, особенно если учесть то, что впервые остановился он не по своей воле.
Градом льются слёзы; из обкусанных в кровь губ вырываются несдержанные рыдания, отчаянные слова извинения и другие несвязные, обрывающиеся фразы, в то время как Осаму напуганно тычется лицом в чужую грудь.
— Ода… саку… я… извини… п-прости… я…
Ода тяжело вздыхает. Он не говорит банальные «тише», «спокойно», «всё хорошо», неосознанно соскальзывающие с уст многих в такие моменты. Нельзя затыкать. Нужно дать выплеснуть такое. Ничего не хорошо. Вместо этого он лишь нашёптывал:
— Я здесь, мальчик мой… — губы и кончик носа прижимаются к слипшимся каштановым волосам, из-за чего рубиновые прядки надоедливо падают на лицо, — я здесь.
Такая картина, разумеется, приводит старшего в шок. На запястье — множественные глубокие порезы, истекающие кровью. Он, когда вытаскивал уже чуть ли не отключившегося парня из горячей воды, разрывался, что же делать: успокоить или разобраться с ранами. Видимо, эмоции пройдут со временем, поэтому он одной рукой аккуратно подхватывает дадзая под зону подколенного сгиба, а другой — прижимает, легонько давя между лопаток, к своей груди, тепло проговорив:
— Пойдём обработаю.