5 | Достоевский Фёдор/Сигма. Doll AU.
2 декабря 2023 г. в 15:00
Сигма не знает, что из себя представляет страх, каково это — ощущать горькую обиду, беспомощное отчаяние, как можно делать что-то по своей собственной воле, да и даже никогда не думал о том, что такое вообще возможно. Всё, что он делает, ощущает, словно является частью негласной программы, которой так безжалостно управляет Фёдор. Достоевский хочет, чтобы Сигма боялся, — он боится, сам того не осознавая и не понимая, что такое на самом деле не является нормальным состоянием. Хочет доверчивого повиновения, детской наивности, слепой тяги, жалкой зависимости от него — пожалуйста. Кукла ведь не наделена разумом, поэтому речи о непокорности, даже о самой мутной мысли об этом, идти не может.
Фёдор — тот ещё любитель создавать множество «живых» кукол, вот только тянулись их дни сразу же после создания не то чтобы уныло. Пусто. Бессмысленно. Все они в лучшем случае пылились где-то в тесной кладовой, если не оказывались равнодушно проданными иным бездушным коллекционерам, готовым за очередную очаровательную безделушку швырять на стол несметное количество пачек денег. Но Сигма действительно был особенной куклой.
— Мальчик мой, — елейно пропевает завороженный внешним видом «игрушки» Достоевский, ласково расчёсывая её волосы. Сигма отличался тем, что был единственной куклой, волосы которой были настоящими, а не синтетическими, оттого и до блаженства мягкими. Настоящее сокровище, — ты даже не представляешь, как я ценю тебя… Ты должен быть благодарен за мою безграничную любовь к тебе, одному единственному, уникальному…
И он, повинуясь, был благодарен, душевно не понимая, каково это, но постоянно щебетал об искренней признательности своим ещё не до конца сформировавшимся, однако уже нежным, пусть и порой слегка поскрипывающим, голосом. Такое стало самой любимой мелодией. Как же Фёдор жалел о том, что его платиновые глазки не наделены той самой живностью, увидеть которую было заветной мечтой хозяина. И он постарается всеми силами осуществить это. Сделать Сигму самой лучшей куклой.
— Умничка, — едва шевеля губами, шепчет рядом с искусной имитацией ушка Достоевский, после немного нехотя отстранившись. — А теперь открой-ка ротик.
Так много удовольствия от работы над куклой, тем более настолько реалистичной, Фёдор и правда никогда не получал. Даже занудный процесс окрашивания языка, впервые выполняемый столь трепетно и детализировано, оказался уж очень затягивающим. Вот только…
Кто знает, будет ли такая любовь вечна? Что если она рано или поздно прекратится, и Сигма окажется так же брошен, как и все его предшественники? Ощутит ли он хоть что-нибудь впервые сам, не по заданной программе, а по своей воле?