Disconnect

Обе головы Денали прятались за плотной завесой туч, и казалось, что поверх чёрных макушек елей нет и никогда не было никаких гор. Но Мэрилин знала: она там, и она ждёт её. Гора зовёт к себе свистом ветра над белоснежными хребтами и каким-то загадочным гулом, который будто идёт из гранитных недр. Гора зовёт её на прогулку. Впрочем, хотелось бы Мэрилин верить, что это на самом деле будет прогулка, а не путь сквозь ледяной ад в один конец. Анкоридж был той ещё задницей, а Талкитна — дном этой задницы. Впрочем, за пару минут до полуночи у Мэрилин появилась надежда, что её всё-таки занесло в какой-то иной продолговатый проход. Например, в сумеречный тоннель, в конце которого внезапно замаячил тёплый свет. Придорожный бар с красноречивым названием «Бивак» выглядел как простая хижина, и это отчего-то добавляло ему привлекательности этой ночью. Мэри ДиСтефано догадывалась, что это, возможно, единственное на десятки миль вокруг место, где можно что-то съесть и выпить. Первым, что услышала путница, когда толкнула дверь, стала китайская речь. Бойкая и беглая, и даже если переслушаешь одну и ту же фразу десять раз — всё равно не воспроизведёшь даже примерно. Китайцы за угловым столиком были, как она и ожидала, гулями. Вроде как они в своё время оказались в американском плену, а потом пришла война, но на этот раз ядерная — и снова сделала их свободными, взяв взамен гладкую кожу. Неподалёку от китайцев за длинным шестиместным столом сидели пятеро мужчин в меховых анораках — маунтинмены. Их шапки и рюкзаки были кучей сложены у бревенчатой стены, а на лбах у каждого виднелись темные очки с боковыми шорами, посаженные на резинки. Эти ребята батрачили на меховые компании, и Мэрилин понимала: проводниками не пойдут. Невыгодно. Это в столице шкуры никому и даром не нужны, а здесь, на Аляске, за них, если верить местным, даже дерутся на рынках. Внутри пахло выпивкой, соленьями и мокрым мехом — такой же запах исходит от собаки, когда та бегает вокруг тебя с сырыми боками. Мэри оставила лыжи у двери, по соседству с чужими, словно на парковке, и осмотрелась в поиске места. — Свободных столов нет, — обратилась к ней тучная женщина, которая рубила мясо за прилавком. — У стойки сядешь? На даме было старомодное красное платье со слишком откровенным вырезом. Он, впрочем, был вовсе не обязателен для привлечения публики — люди всё равно шли бы сюда, как минимум от безысходности. Мэри кивнула, пнула огромный рюкзак под высокий барный стул и ловко вскарабкалась на него. Женщина тем временем сполоснула руки в металлическом тазу с тёплой мыльной водой и подплыла к бару, виляя рыхлыми бёдрами. — Меню перед тобой. Свистни, как определишься. Мэри стянула с рук варежки и опустила взгляд на засаленный лист бумаги. Только теперь она заметила, что правую его сторону занимали иероглифы. — Всё то же самое, только для комми, — пояснила женщина, будто спиной учуяв замешательство гостьи. — Я думала, вы так уже давно не говорите, — произнесла Мэрилин, снимая с шеи жёлтый шарф, который стал мокрым от растаявших снежинок. — Что именно? — Всё эти «комми», «красные»… Женщина обернулась через плечо и наградила девушку ехидной улыбкой. — Дак я же не со зла. Они парни неплохие. Но кто же виноват, что комми? В меню были совсем уж дикие вещи: холодный сливочный крем с шапкой из красной икры, грибной чай, стейк из толсторога с рад-тимьяном, мактак и мороженое из оленьего жира с ягодами. Из того, что не заставляло глаза лезть на лоб, оставались только беличьи сухарики. Правда, на попытку их заказать хозяйка сморщилась и намекнула, что есть в «Биваке» сухарики — это «как наслаждаться горным воздухом через жопу». На этажерке за стойкой стояло старое радио в округлом корпусе. Только оказавшись в паре шагов от него, Мэри наконец услышала, что оно работает, и бодрый голос ведущего зачитывает прогноз погоды: — …поэтому в Анкоридж ясная погода придёт ещё не скоро. Снежный буран продолжит бушевать до полудня, так что проверьте, хорошо ли вы законопатили окна. А теперь — ночные новости! Меховая компания «Пойнт Маккензи» объявила о поиске добровольцев в связи открытием сезона охоты на белого яо-гая. Требования к кандидатам: опыт длительных походов, умение обращаться с оружием и горячее желание идти вверх по карьерной горе! К другим новостям… Мороженое выглядело явно симпатичнее, чем звучало его название. На вкус оно оказалось кислым — может и к лучшему. Кислятина заглушала привкус жира, а вот растекающееся по языку сало пришлось глотать, борясь с желанием выплюнуть адский фиолетовый десерт под стойку. — Нравится? То-то же! — подбадривала женщина, попутно повторяя заказ какого-то китайца. — Самобытно, — пробормотала Мэри, заставляя себя жевать, — но мне, пожалуй, хватит местной еды. А где тут можно кости бросить, а? Ну, отель какой, или хоть койка в углу? — Здесь? Прямо в Талкитне? — удивилась женщина. — Да прямо тут, напротив, у старой эскимоски. Её всамделишное имя никто не может запомнить, и мы зовём её просто Ада. — Сколько за ночь? — Да крышек десять. В наших краях больше брать — это грех. — А долгосрочная аренда есть? — спросила Мэри. Она подняла стакан с пряным пивом и взболтала содержимое, отчего мутные специи оторвались от дна. — А ты что, собираешься пробыть здесь долго? Девушка сделала ещё один, последний глоток пряного пива, и, немного помолчав, выдала: — Да. Я хочу взойти на Денали. Женщина вдруг изменилась в лице, и новое выражение — удивлённое, словно бы даже с нотками возмущения — застыло на нём. Зал тоже на несколько секунд погрузился в тишину… а потом пьяный смех какого-то бородача громыхнул в правом углу. К нему подключились другие: кто-то мерзко гыгыкал, словно прыщавый подросток над похабным анекдотом, другие заливались так протяжно, что со стороны можно было принять это за зевок. — Вот умора! — Ха-ха-ха, господи, ну и мочит бабьё! — Вон даже комми ржут, глядите быстрее, мужики! Нихрена не понимают, а им смешно! У-ха-ха-ха! Мэри коротко взглянула на женщину за стойкой, надеясь, что хотя бы та её не высмеивает. Но красное лицо толстушки тоже тряслось от хохота. — Ну и скажешь ты, девка! — провизжала та, вытирая слюнявые губы. — Ой, скажешь тоже! В общем приступе нездорового смеха никто не заметил, как дверь в бар с тихим скрипом открылась, и худая высокая фигура ступила на порог. Но вскоре какой-то китаец, привычно вертя головой, бросил взгляд на вход. Он тут же стал тормошить соседа, тот — своего соседа, и столы перестали хохотать, вместо этого перейдя на странный шёпот. В полной тишине высокий человек сделал шаг вперёд… и Мэрилин поняла, что это не совсем человек. Это гуль. Он был одет в грязный хлопчатобумажный спортивный костюм, на груди которого можно было разобрать четыре буквы. «Си-си-си-пи? Это что ещё такое? Какие-то конкуренты Волт-Тек?» Из-под иссохших лоскутов кожи на голове пробивались пряди золотистых волос. Ещё ясные, не помутневшие глаза под низкими бровями смотрели вперёд, куда-то поверх барной стойки, а рот пошевелился, будто гость что-то пробурчал себе под нос. Остановившись в центре зала, он обратился к бородачу — тому самому, который засмеялся первым минуту назад. — Чего за клоунада тут происходит? И этот акцент, чертовски странный, резкий — Мэрилин уже где-то подобное слышала. «Пр-р-р-раисходит». — Да вот, — оживился бородач и протянул гулю руку, — девка, видать, шутником хорошим себя возомнила. На Денали, говорит, полезет. Медленно, будто он ступал по дну озера, гуль повернулся в сторону Мэри. Та осталась сидеть как сидела — не хватало ещё ежиться и пятиться. Одного повода для насмешек им мало, что ли? — Такие шуточки побереги для сопляков-ровесников, — хрипло сказал гуль. — У подножия гор про горы не шутят. — Я не шучу, — сказала Мэри, стараясь держать спину прямо. — Вот как… И на кой тлен тебе лезть на гору? — в голосе гуля не было искреннего интереса, зато было желание поставить её в неудобное положение. — Я… — отчего-то под взглядом незнакомца Мэри растерялась, и все заготовленные заранее фразы расползлись по сторонам, оставив на языке только невнятные оправдания, — э-это дело принципа. Я люблю восхождения. И уже поднималась на Митчелл совсем недавно. Мэрилин врала: на аппалачский Митчелл она так и не взошла. Но она обошла половину Америки, она пряталась от погони в скалах, переплывала бурлящие реки, ночевала в лесу, где любой другой отложил бы гору кирпичей от страха! Она не кто попало, чёрт побери! И вместо того, чтобы повышать тон, под конец своей реплики Мэри ударила пяткой по термосу, что торчал из её брошенного на пол рюкзака. Мол, погляди: я путник, и я тоже кое-что умею. Сельских жителей, которые и носа не суют за пределы штата, можно попытаться обмануть. Так она думала, пока гуль не заговорил снова. — Ага, поднималась она. Ты свои сказки детям малым расскажи. У тех, кто восходит по-настоящему, а не на словах, на загорелой роже белые пятна вокруг глаз, а твои зенки, небось, и высоты-то не видали. Сначала научись ставить палатку в снегу и хоть раз переживи в ней шторм — а потом о горах мечтай. А пока допивай свой ромашковый чай и иди спать, девочка. Бородач за его спиной снова прыснул: — Ой, а-ха-ха! А-ха-ха-ха! — А ну, уступи место, — толстуха вдруг вдруг дёрнула Мэри за плечо и кивнула на гуля, — и не пререкайся с ним больше. Девушка подчинилась. Качать права неизвестно где — себе дороже. Их много, а она одна. Пока одна. Позорно спрыгнув со стула и взяв в руки рюкзак, она присела на крайнее место за стойкой и отвернулась, давая понять, что не претендует на дальнейший разговор. — Ну что, Анатолий, светлого? — дружелюбно начала женщина. — Да, бокал, как обычно. И вяленой рыбы. Толстуха с тоской вздохнула. — Ой, так её нет, Толя. Не сняла ещё с верёвки предпоследний улов. Зато строганина есть. Сухарики беличьи с орегано вон остались. Гуль поморщился. — Неси что есть. Мэри пыталась поймать момент и выцепить женщину, чтобы та снова дала ей наводку на Аду, но толстуха была полностью во власти разговора со своим хмурым гостем. ДиСтефано пару раз глянула на других мужиков в баре — те вернулись к попойке и болтовне, но разговаривали но как-то опасливо, будто однажды таинственный Анатолий наорал и на каждого из них. К счастью, гуль в деле культуры питья был краток: как только его бокал опустел, он бросил крышки на стойку, развернулся и молча вышел, впустив в душное помещение порыв морозного ветра. Мэри почувствовала, как ей вдруг стало легче дышать. Вскоре бар начал пустеть, и только китайцы удивительно долго торчали за своим столом, оживлённо споря о чём-то. А может быть это был вовсе и не спор, просто люди они такие. Громкие. — Без показухи тебе неймётся, да? — снова принялась доставать девушку толстуха. — Я не шутила, — тихо отозвалась Мэри. — Мне правда хочется взойти. — Ты не знаешь, о чём говоришь, девчонка, — женщина навалилась на стойку, и её огромная грудь вывалилась вперёд, напоминая браминий зад. — И не знаешь, с кем иногда тебя сталкивает жизнь. Иди-ка за мной. Да оставь ты манатки свои, никто их тут не тронет. Женщина «поплыла» куда-то к стене, и вскоре Мэри заметила, что там есть дверь. За ней обнаружилось достаточно просторное помещение с огромным столом, больше похожее на кабинет. — Тут не всегда работал бар. Когда-то это место было базой рейнджеров. Прямо за этим вот столом альпинисты собеседовались с работниками национального парка, чтобы получить пермит — разрешение на восхождение то бишь. Зажёгся свет, и девушка смогла рассмотреть небольшую ширму в углу, из-за которой выглядывал каркас узкой кровати. Женщина, судя по всему, жила прямо здесь, в окружении макетов гор, высоких полок с книгами и висящих тут и там чучел животных. — Подойди сюда. Теперь они стояли возле карты мира. Самой загадочной карты для всех, кто был рождён уже в новой, послевоенной Америке. Далёкие континенты с их причудливыми очертаниями казались чем-то вроде облаков на небе — они просто были, и никто не собирался достичь их всерьёз. Поверх карты на канцелярских кнопках «сидели» фотографии гор. — Америка разве не только Канаду аннексировала? — удивилась Мэри, когда не рассмотрела линии границ между странами на континенте. — Это не политическая карта. Её тут для ребят из «Клуба семи вершин» повесили. До войны было много смельчаков, которые хотели залезть на самые высокие горы на всех континентах. Вот, смотри — это Эверест. А вот это Аконкагуа. Наша Денали чуть-чуть пониже. Вот Килиманджаро. Надо же, как назвали, а? У нас в баре мужики как перепьют, так давай соревноваться, кто выговорит! Чего я тебе ещё не показала? А, вот массив Винсент, а вот тут гора Косцюшко. Кроха совсем. А тут Эльбрус. Эх, постоянно его фотография падает, потому что Толя то и дело снимает её с доски. А потом толстуха сделала то же самое — сняла фотокарточку и взглянула на два белоснежных пика, красивых и правильных, будто один из них был отражением второго. — Толе оставалась одна вершина, всего одна до вступления в «Клуб семи». Наша Денали. Он много лет этого ждал, но на Аляске одиннадцать лет шла война. Потом наши наконец дали комми под сраку. В Анкоридж снова начали летать самолёты, и в мае семьдесят седьмого на одном из них и прибыл Толя… Она рассказывала это так, будто помнила сама, хотя помнить однозначно не могла. Лицо женщины смягчилось, и было трудно поверить, что совсем недавно она властно согнала девушку с места в лучших традициях дедовщины. — А потом что? Война? — Война осенью случилась, а Толе ещё в мае не повезло. Но это уже не столь важно. Всё равно он на Денали так и не взошёл. Вот и живёт с тех пор здесь, на углу, в старой пекарне, и смотрит каждый день на свою невзятую вершину… Но у него за плечами другие горы. Много. Тебе такие и не снились, дурочка. Поэтому в следующий раз, если встретишь его, сделай одолжение — не будь выскочкой, ладно? А теперь скажи, тебе ещё нужна старуха Ада? Могу проводить тебя и попросить её дать тебе одеяло потеплее. Мэри прислушалась: снаружи усиливался ветер, и от его траурных завываний безумно хотелось зарыться в то самое одеяло потеплее и спать, прижав колени к груди. Но слова Анатолия холодили внутренности, как сквозняк: «Сначала научись ставить палатку в снегу и хоть раз переживи в ней шторм». — Завтра, — бросила Мэри, застёгивая куртку, — всё завтра. И девушка, подцепив рюкзак, выбежала на улицу, где ветер уже трепал верхушки елей и незваным гостем бросался на двери и окна одиноких построек. Бывшая пекарня нашлась быстро — над крыльцом ещё можно было разглядеть огромный пончик, который раньше вращался вокруг своей оси и светился. К счастью, площадка напротив постройки оказалась большая и ровная, поэтому Мэри, бросив рюкзак под дерево, принялась вытаптывать снежный пятачок. Уложить лапник с первого раза не вышло — он то и дело разлетался, и пришлось умело переплетать ветви, чтобы в итоге получить «ковёр». Колышки, которые Мэри с собой таскала, мало подходили для снежных ночёвок, поэтому в ход пошли лыжи и лыжные палки. Палатка тоже норовила улететь, но каким-то чудом Мэри справилась и с ней. Осталось малое — расположиться внутри и сделать что-то с адским холодом, который за полчаса едва не пошатнул стремление устроить перфоманс под дверью альпиниста.