***
Люси МакКриди не любила Гердершейд. С эстакады, которая ещё лежала бетонной лентой на огромных серых опорах, иногда падали тяжёлые серые глыбы. И если в том, что Дункан не станет рисковать собой, она была уверена, то за Джуди нужно было следить ежесекундно. Девушка выглянула в окно. Около соседнего дома суетилась Сьерра Петровита. Она развешивала на порядком провисшей бельевой верёвке свои пожелтевшие майки, половина из которых были с символикой Ядер-Колы. Иногда одежды было так много, что верёвка висела почти у самой земли. Как-то раз Роберт сочувственно обратился к соседке и спросил через весь Гердершейд: «Сьерра, хочешь натяну!» Блондинка тогда вдруг раскраснелась, прижала ладони к лицу, а потом неделю пыталась флиртовать с Робертом, от чего даже он выпал в осадок. Люси долго удерживала себя от ревности. Она просто не могла представить себе какую-то иную жизнь, кроме той, где она и Роберт были одним целым. По крайней мере, до недавнего времени. — Роберт что-то совсем редко стал появляться дома, да, Люси? — спросила Сьерра. Девушка задумалась. Если уже и соседи это замечают, то значит её тревога не напрасна. — Он хочет купить нам новый дом, — сказала Люси и провела рукой по цветку в горшке. Выглядел он неважно, как и всё в Гердершейде. — Поближе к Вашингтону небось? Выйди на крыльцо, поболтаем! — позвала Сьерра, и Люси закрыла окно, чтобы не создавать сквозняк. Когда миссис МакКриди шагнула на крыльцо, Сьерра уже протягивала ей бутылку Ядер-Колы. — Так что, куда хотите двинуться? — спросила соседка тем самым голосом, которым принято выпытывать сплетни. — Я не знаю, — честно сказала девушка и поправила шаль на плечах. — Но я давно хочу уехать. — Ясно. Неделю назад смылись Дулитлы, теперь вот ты со своим Бобби. Однажды в Гердершейде останемся только мы с дочерью. — И Рональд, — отметила Люси, намекая на ещё одного местного, который уже много лет безуспешно пытался женить на себе Сьерру. Петровита была способна справиться с чем угодно без мужчины, кроме одного — рождения детей. Именно с этим ей несколько лет назад «помог» какой-то заезжий торгаш, будто назло несчастному Рону. Дочь Сьерры была так сильно непохожа на Джуди, что издалека игра девочек напоминала встречу ночи и дня: темноволосая дочь Барри словно старшая сестра опекала крошку Дороти, которая восхищённо пялилась на неё почти безбровыми голубыми глазами. В моменты, когда они устраивали свой задорный девичий шабаш во дворе, Дункан исчезал с игровой площадки — не дай бог, чтобы соседские парни увидели его с песочным куличиком! И всё-таки он помнил о своём братском долге и следил за девчонками, сидя на покосившемся крыльце их дома. С одной ему ведомой тоской за детьми иногда наблюдал и Рональд. Ларена, кажется, вовсе не смущало то, что в случае женитьбы на Сьерре он станет папашей для чужого ребёнка. Совсем как Роберт. Вот только отцом Дороти был хотя бы торговец, а отцом Джуди… Нет, это уже неважно. Люси каждый день вглядывалась в лицо дочери, и искала там ту жуткую улыбку, тот безумный взгляд, ту ухмылку, но не находила. Сьерра знала её историю и часто говорила: «Бог миловал, Люси. Она вышла вся в тебя». Люси не понимала, кем в таком случае должен быть бог, чтобы ради его милости женщине предстояло побывать в настоящем аду. Аду, который она, к счастью, уже не могла вспомнить в мелочах — всё расплывалось в её сознании, жуткие подробности теряли очертания, становясь тенью тех страшных месяцев. Люси потрясла головой, сбрасывая наваждение. Сьерра даже не заметила её замешательства, делая один глоток газировки за другим. — Рональд не знает, чего хочет, — надула губы Сьерра, косясь на дом своего воздыхателя. — А ты? — без подвоха спросила Люси. Петровита помолчала несколько секунд, будто прямо сейчас пыталась понять свои желания. — Я хочу надёжности. Романтики. Постоянства. Уверенности. Но Ларен нравится мне как друг! Пустые беседы стали такими привычными, что Люси могла предугадать каждый ответ Петровиты. Это считалось у них почти ритуалом — сидеть вот так на крыльце и обсуждать брак Люси и «тотальное безбрачие» Сьерры. Правда иногда жена Роберта ловила себя на мысли, что это как-то… странно. В мире наверняка было много вещей, которые можно было обсудить, но повестка дня всегда оставалась одной и той же: Рональд, Роберт, суп из тошки, каша из картошки и всё в таком духе. Хотя, нет. Иногда к ним присоединялись неудачливые в браке соседки и начинали коллективно мечтать: «Я как-то раз была в Ривет-Сити. Девочки, какой у них сексуальный шериф!» «У Алистера Тенпени, говорят, одна только кровать размером с центральную площадь Гердершейде! Представляете?» «А ты прыгнуть что-ли захотела туда, Камилла? А-ха-ха!» «А пусть бы и да! Если тебя привлекают махинаторы вроде Чокнутого Вольфганга, то это только твои вкусы!» «Можно подумать, Чокнутому Вольфгангу нужен кто-то из вас!» «Тебя послушать, ты к своим похождениям и старейшину Братства Стали приплетёшь!» После этой фразы скамейка грянула смехом, на фоне которого кто-то мечтательно вздохнул. Нет, точно не Люси — она почему-то прекрасно осознавала, какой бездонный кратер простирается между Братством Стали и полумёртвым Гердершейдом.***
В тот вечер, когда Дункан снова остался за старшего вместо отца, он первым почуял неладное. Впихнув Джуди в дом, мальчик запер дверь и потянулся к оружейному шкафу. Папка начал стрелять в десять, а Дункан обскакал родителя на год. — В чём дело? — спросила Люси, откладывая в сторону недочищенную морковь. Сын посмотрел на неё слишком по-взрослому, но в силу возраста не смог утаить от матери своего испуга, как обычно делал МакКриди-старший — Сектанты. Они приближались с севера — кучка из троих взрослых и ребёнка, которого несмотря на рост нарядили в такой же как и у спутников нелепый балахон «в пол». Ткань волочилачь по грязи, и ниже колен у каждого из сектантов уже давно образовался застывший глиняный шмат. Роберт научил Люси бояться их, даже если те улыбались и манили в свою сторону, вертя добрыми книжками в руках. Пришельцы на первый взгляд не выглядели опасными. Женщина, дряхлый старик, очень худой и явно слабый мужчина и девочка чуть старше Джуди. Соседи заблаговременно заперли свои дома, и только малахольная Сьерра пялилась на незнакомцев, словно не понимая, кто это. Старик, который казался совсем древним, шагнул к Петровите и начал её о чём-то расспрашивать. Какое-то время они разговаривали, а потом сектанты двинулись к дому Дулитлов, ещё не утратившему признаки обжитости. Пока Люси думала, чего те хотят, Дункан закинул винтовку за спину, распахнул дверь и кинулся к незнакомцам. — Не подходите к нашим домам! — крикнул парень, и его голос будто слегка надломился в этот момент, выдав первые мужские нотки. Старец обернулся первым и наградил мальчишку благостной улыбкой. Но за серыми кустистыми бровями почти не было видно его глаз, а именно они могли рассказать об истинной цели этого дружелюбия. — Теперь это наш дом, сынок. Смелость парня, кажется, вдохновила и Рональда Ларена. Тот вышел на улицу с ножом в руке, что выглядело как-то нелепо — Чего вам нужно? Оставьте нас в покое! Старик раздосадовано развёл руками. — То же самое я сказал в нашей общине, пока нас ещё не выставили за дверь. Всего лишь покоя, мой брат. Покоя, — хрипел старик, оглядывая хижины Гердершейда. Уже через пару минут на улицу высыпали почти все жители, и Люси, строго наказав Джуди не спускаться с кровати, тоже сунулась наружу. — … в общине запрещено лечение. Любое… А мой муж… Он что, должен был просто умереть? — незнакомка отбивалась от упрёков, пока мужчина почти висел на её плече. А девочка, что крутилась рядом, даже не выглядела растерянной — кажется, она уже привыкла к разговорам на повышенных тонах и склокам. — А чего вам нужно в доме Дулитлов? — Мы его купили. Очень дёшево, — пояснил старик. — На большее денег у нас нет, мы и так отдали последние сбережения. — Так вы сектанты?! Вы из Апологии? — Мы ушли из общины. Пришлось уйти. Мы больше не… не они. — Проповедовать тут собрались?! — Никаких проповедей, сын мой. Просто дайте нам войти в дом, и мы не будем мешать ни тебе, ни твоим соседям. Солнце уже клонилось к закату, а толпа всё ещё стояла вокруг пришельцев, не выпуская их из плотного кольца. Но постепенно крики утихли, сменившись спокойными вопросами, а кто-то даже предложил бывшим сектантам воды. Бывшим ли? Что-то странное было в облике новых жителей Гердершейда. В том, как мягко старик отвечает на укор. В том, как обессилевший светловолосый мужчина гнётся к земле, поддерживаемый своей женой. В том, как девочка выглядывала среди толпы Дункана, словно только его считала достойным внимания. Сын вернулся домой, когда на посёлок уже опустились сумерки. — Как думаешь, — спросила Люси, — они опасны? — Не знаю, мам, — ответил он, снова ставя винтовку в оружейный шкаф и запирая его от загребущих рук сестры. — Они не проповедовали, ничего не просили, просто хотели, чтобы их оставили в покое. Но отец всё равно бы сказал, что нам надо быть внимательными. — Это правда. Как плохо, что его нет рядом. Пойду запру ставни. — Я сам, — сказал Дункан, и прежде, чем она успела его остановить, выскочил на улицу.***
Люси ожидала, что ночью в посёлке что-нибудь случится. Что загорится соседский дом, с улицы начнут доноситься проповеди сектантов, но ничего этого не было. Была лишь тихая лунная ночь, уже по-осеннему холодная, прозрачная. Дункан спал на матрасе недалеко от входной двери. Женщина много раз убеждала парня, что он может простудиться, но мальчишка был непреклонен: отец тоже всегда спал рядом с дверью, чтобы в случае чего первым схватить винтовку. Зато Джуди словно птенец сопела под толстым одеялом, которым её можно было накрыть хоть в четыре слоя. Просыпалась Люси рано, ещё до рассвета, и обычно сразу шла в подвал, где лежали в прохладе ящики с овощами. Отрезала кусок от тыквы и возвращалась на кухню, варить сладкую кашу, слушая радио на минимальной громкости. Шум винтов в седьмом часу утра оказался громче, чем обычно во время облётов. На этот раз конвертоплан летел намного севернее башни Тенпенни, а значит и от железной дороги. Люси отложила готовку, сполоснула ладони и вышла на улицу. Машины Братства были так близко, что уже не казались просто точками над горизонтом. Можно было рассмотреть чёрные корпусы конвертопланов и даже блеск восходящего солнца на густом слое краски. Люси даже показалось, что она видит бортовые номера машин. Она не знала, почему её так восхищают эти стальные птицы. Шумные, огромные, они почему-то приковывали к себе её взгляд, гипнотизировали плавным ходом под облаками. Роберт ревностно охранял Люси от всего, что «было создано для войны». Может быть, думал, что её это пугает, но оно не пугало. Оно влекло. И в этом Люси МакКриди со стыдом признавалась только самой себе. Не скажет же она среди местных женщин во время перемывания косточек, что хочет увидеть Столичную пустошь с борта конвертоплана. Засмеют. Но пора было возвращаться на кухню — в то место, откуда не выветрился стойкий запах пряных трав и где каждая вещь была для Люси такой знакомой и почти родной. Даже одни и те же песни по радио почему-то не надоедали. Они лишь дополняли привычные утренние ритуалы девушки — готовку, стирку, долгую уборку, результат который никогда не сохранялся надолго. Потому что… Шмяк. Люси вздрогнула и обернулась к источнику звука. В тени высокого холма за хижиной чья-то фигура прилипла к кухонному окну, почти заслонив его своим телом. Скрипнули рамы, стёкла задребезжали. Девушка осмотрелась в поисках ножа, совсем как Рональд несколько часов назад. Лишь приглядевшись она узнала его. Пришелец выглядел скверно: щёки прилипли к зубам изнутри, глаза потускнели, а сам он едва шевелил ногами. Для Апологии Распада он был отработанным материалом. Телом, которое уже умирает и не должно быть исцелено… но от чего? Его глаз Люси не рассмотрела, но весь силуэт мужчины так и источал мольбу. Он просил об участии, будто на улице царил лютый мороз, а он стоял на снегу босиком. И мычал, он всё это время жутко мычал, как брамин с зашитым ртом. Серое пятно замызганной ткани подлетело к нему почти бесшумно. Жена — женщина лет сорока с сальными медными волосами — рванула его на себя, и слабое лёгкое тело поддалось, не оказав никакого сопротивления. — Ты болен, — как мантру повторяла она, таща мужа за собой. — Ты болен. Болен. Болен. Ты. Просто болен. Люси ещё долго сжимала в руках нож. Что-то ненормальное пришло в Гердершейд с сектантами.