Disconnect

Шесть лет назад — Почему ты мне помогаешь? От простого, но внезапного вопроса Мэгс замерла. Её бледные, почти восковые ладони лишь крепче сжали автомат. Красный лак пришлось стирать наждачной бумагой, и от этого пальцы стали некрасивыми, будто обглоданными, и со стороны казалось, что ногти ей просто вырвали. — Мы друзья, — ответила Магнолия через пару секунд. Херня на толсторожьем масле. Не были они друзьями. Другом снайпера был, например, Джон — уж он точно не мечтал его трахнуть, как Мэгс. И от мыслей о её болезненных и невзаимных чувствах парню становилось мерзко на душе. Мэгс заслуживала большего. Она вполне могла позволить себе выбирать: сортировать мужчин, как туфельки, принимать знаки внимания и отпихивать ухажёров острым каблуком в грудь, когда те прилипали к сцене. Но она выбрала любить МакКриди — человека, который был болен другой женщиной. Тоже синтетической, но, чёрт возьми, такой не похожей на Мэгс! — Ты ведь не обязана, — сказал он и помотал головой. Девушка кивнула: да, не обязана, и прекрасно понимает, что он тоже ничем не будет ей обязан. Даже если ради вежливости пообещает таковым быть. — Я хорошо здесь ориентируюсь. Без меня тебе будет… сложно. Слова о Фар Харборе как будто разбудили стрелка: он огляделся и в который раз поёжился от того, насколько плотным был туман вокруг. Словно это и не туман, а живое, дышащее кольцо бескровной плоти, которое постепенно сжимается, готовое напасть на добычу со всех сторон и лишить её последней надежды в этих полумёртвых лесах — солнца. Пока оно светило, Роберт был относительно спокоен. Он искал след Барбары больше месяца. Замучил расспросами всех, до кого мог дотянуться в Бостоне. Джона, который ни черта не знал. Ронни, которая ни черта не знала. Бобровых, Кейт, прибацанного Тома… Но зацепки нашлись у Дьякона. — Ты сама как думаешь… А вот этот вопрос Магнолия предвосхитила. Так или иначе, но он постоянно интересовался её мнением, а порой даже предчувствием, будто у неё оно было более точным, нежели простая людская чуйка. — Я не знаю, жива ли она, МакКриди, — честно сказала Магнолия. — Правда. — Но как думаешь… Есть же шансы… — Шансы есть у всех, МакКриди. Ему показалось, что она собиралась продолжить фразу, но девушка больше ничего не сказала. И всё-таки что-то горькое лежало на её губах, будто привкус неприятного поцелуя, и Роберт это чувствовал. На самом же деле она была готова сказать о своих шансах, но поняла: это неуместно. Настолько, что даже её цинизм такого не допустит. — Просто верь в лучшее, Роберт. Если не верить, то можно вообще не действовать. — Да как-то это всё… неправильно, — сокрушался он, осматривая подозрительно тихий лес. — Она ведь даже не помнит этого места. Не знает, как здесь выживать. — У неё должен работать инстинкт самосохранения. Уверена, что она была очень… осторожна, — аккуратно проговорила девушка, и МакКриди был безумно благодарен ей за эту совершенно банальную поддержку. Подземка не считала Акадию чем-то «своим» и уж точно не лоббировала её интересы. Но тропинка туда всё равно ревностно охранялась, а иногда и сознательно запутывалась. Если кто-то вынюхивал выходы к ней — Дездемона должна была про это знать. А теперь агентурные сводки безучастно читал Дьякон. Нашлись странности: две женщины приплыли на Фар-Харбор и тотчас ломанулись сквозь чащу искать Акадию. Не по протоколу, а значит и не через встречающего. Как-то бездумно и нелепо, будто они вовсе не осознавали, где оказались Потом на связь из Тупика вышли Энн и Донни. Папку с делами они притащили с собой как бы невзначай, но именно это и позволило прикинуть хер к носу. Агенты показали Дьякону фотографии женщин-синтов, которые просили у них помощи «ещё по весне», а тот принёс их МакКриди. Роберт, который тогда уже почти висел на стойке в Бобровском баре, схватил в руки две неяркие карточки и едва не взвизгнул. На снимках были Ева и… Барри. Его солнце, измученная и уставшая, с сомкнутыми веками лежала около автодока. Проклятое фото словно отпечаталось в его сознании, мерцало там каждый раз, когда он закрывал глаза. Требовало действовать. «Ты же хочешь увидеть её глаза снова, МакКриди? Хочешь, чтобы они взглянули на тебя, как раньше?» — ныло что-то в глубине души, и Роберт был готов завыть вслед за этим зовом. — Мне оставаться здесь или встать с другой стороны? — спросила Магнолия, перебив этот бормочущий невпопад внутренний голос в его голове. МакКриди оглядел тропу. Та петляла, огибая холмы и деревья, и утекала в туман тонкой бежевой ниточкой. Настоящий ад для снайпера. — Да, — пробурчал он. — Что «да»? — немного возмущённо спросила напарница. — Идти или оставаться, ЭрДжей? МакКриди потряс головой, пытаясь вернуть самообладание. От того, верны их догадки или нет, зависела жизнь Барбары. Если, кончено… — Давай на ту сторону. И по возможности уйди немного вперёд. На случай, если мы с железкой его упустим. Магнолия едва успела скрыться за холмом, как справа от МакКриди раздался механический, но всё равно нарочито галантный голос: — Я фиксирую движение, сэр! — Кодсворт, твою мать, блять! — шикнул Роберт. И плевать, что матерью Кодсворта был какой-нибудь тучный семьянин-механик. Просто эту груду металла не научили быть тихой и незаметной, вот что! Робот пригнулся, как только мог сделать это мистер-помощник — сложил манипуляторы и убавил мощность двигателя, опустившись ближе к жухлой траве. Этот стальной придурок сразу узнал МакКриди, когда тот заявился в лавку Брукса. Упрашивать его о помощи даже не пришлось — едва услышав имя Барбары, Кодсворт сам примкнул к небольшому отряду с материка. Свою помощь предложили даже в Акадии, но Роберт выбрал вариант «взять патронами» — на бойцов эти синты похожи не были, а где Барбара — не знали. Брукс сказал, что не видел её уже несколько месяцев — с тех самых пор, как она уплыла в шторм. Старик Лонгфелло пробурчал примерно то же самое, а потом приложится к бутылке. Капитан Эйвери сослалась на слухи о двух беглянках в окрестном лесу и подарила МакКриди электрический фонарь — и тот ему чертовски пригодился. А потом в поле зрения попал этот деревенщина... — Цель безоружна, сэр, — подсказал Кодсворт и снова замолчал, пока снайпер не лягнул его ботинком. Местный шёл по тропе, перекинув холщовый мешок через плечо. Он не спешил — очевидно, не боялся вернуться домой уже затемно. — Этот? — шёпотом просил парень у робота. — Да, — ответил он, ничуть не сомневаясь в давно не калиброванных датчиках. Труп Евы они нашли неделю назад. Она лежала на берегу крошечного болота, недалеко от одного из домиков трапперов — её даже не пытались утопить. Роберт знал, что патронов у него впритык, но кинулся грудью на один из тех холмов, что были поудобнее, да и выкосил лесных каннибалов к чертям. Потом он почти час рылся в грязном, пропахшем тиной доме, вываливал на пол варёную человечину из кастрюль, вглядывался в глазницы черепов, плавающих в бульоне, выплёскивал ненависть, разбавленную страхом, орал на уже мёртвых трапперов. Орал так, что Мэгс пришлось дать ему пощёчину. Только тогда он понял, какую глупость творит, и заткнулся. Барбары, или чего угодно, что могло быть связано с ней, в хибаре не было. Но она была на острове. Он это чувствовал. Иногда внутренний мандраж был настолько силён, что казалось, будто во всём виноват туман. Был бы способ разогнать эту удушливую густоту, и он увидел бы Барри совсем рядом, но Роберт не мог. Не знал как. Не умел. И когда в очередной раз он сидел в баре и метил носом в стакан такой же мутной как и сам туман браги, за столик подсел Брукс. «Роберт, к Тедди Райту заходил деревенщина». Да плевать ему было, кто и куда заходил. Из граненого стакана на МакКриди смотрело жуткое бельмо безумия, и он играл с ним в гляделки. Смалодушничал, говорил себе МакКриди. Он мог тогда остановить это безумие в Институте, мог начать пальбу, пусть даже сам словил бы пулю. Но если это давало Барбаре хоть мизерный шанс… «Роберт, с ним что-то странное…» Всё здесь было странным, чему удивляться? Одежда покрывалась плесенью, а люди всё равно кутались в неё. Они спали на подушках, внутри которых рос грибок. В их обуви хлюпала вода, но они, кажется, принимали этот звук за плеск волн. Больные ублюдки на больной земле. «Что именно?» Кажется, это Мэгс попыталась всё-таки поговорить с местным торгашом. Может быть, у них сложится? Магнолия заслуживает кого-то хорошего рядом с собой... Но только не этого очкарика, который даже слово «трах», наверное, не сможет произнести. Снайпер усмехнулся, и спутники с укором глянули на него. Чтобы не оправдываться, он просто не стал поднимать на них глаза. «У него никогда не было жены. Вообще никогда. Никого из близких». Сейчас бы Ронни рядом. Почему-то Роберту было приятно с ней разговаривать — она слушала его, слышала, словно бы даже понимала. Наверное поэтому он пару недель назад едва не разревелся у неё на плече, и вся «Скамья запасных» это видела. Ронни отругала… да какой там! Она его люто отхуесосила! Дала по ушам, облила дерьмом, а потом отвела за угол и сказала: «Всё понимаю. Но на людях сюсюкать тебя не могу. Пошли покурим». Он хотел бы сейчас снова сесть напротив неё, чтобы затянуть какую-нибудь минитменскую песенку. «Руки фе-е-ермеров крепко сжима-али приклады винто-о-овок! Эхо выстрелов долго греме-ело по бе-елому све-е-е-ету!» Во всё, блять, горло, до хрипоты! «Он спрашивал, что нужно дать женщине, чтобы она… скинула». Мэгс замолчала, что-то обдумывая, а потом её лоб изрезали глубокие морщины негодования. Только позже Роберт поймёт, что она уже тогда уловила страшную суть этих слов, зато он тормозил, как последний кретин. Но взглянув в огромные глаза Магнолии он перенял её страх. Страх, который для неё как синта всегда был смешан с ощущением собственного бессилия и неполноценности. Материнский страх при полном отсутствии шансов стать матерью. «Мэгс.. объясни мне», — попросил он, хотя не был готов к её ответу. И она как могла объяснила.

***

Люси МакКриди не любила Гердершейд. С эстакады, которая ещё лежала бетонной лентой на огромных серых опорах, иногда падали тяжёлые серые глыбы. И если в том, что Дункан не станет рисковать собой, она была уверена, то за Джуди нужно было следить ежесекундно. Девушка выглянула в окно. Около соседнего дома суетилась Сьерра Петровита. Она развешивала на порядком провисшей бельевой верёвке свои пожелтевшие майки, половина из которых были с символикой Ядер-Колы. Иногда одежды было так много, что верёвка висела почти у самой земли. Как-то раз Роберт сочувственно обратился к соседке и спросил через весь Гердершейд: «Сьерра, хочешь натяну!» Блондинка тогда вдруг раскраснелась, прижала ладони к лицу, а потом неделю пыталась флиртовать с Робертом, от чего даже он выпал в осадок. Люси долго удерживала себя от ревности. Она просто не могла представить себе какую-то иную жизнь, кроме той, где она и Роберт были одним целым. По крайней мере, до недавнего времени. — Роберт что-то совсем редко стал появляться дома, да, Люси? — спросила Сьерра. Девушка задумалась. Если уже и соседи это замечают, то значит её тревога не напрасна. — Он хочет купить нам новый дом, — сказала Люси и провела рукой по цветку в горшке. Выглядел он неважно, как и всё в Гердершейде. — Поближе к Вашингтону небось? Выйди на крыльцо, поболтаем! — позвала Сьерра, и Люси закрыла окно, чтобы не создавать сквозняк. Когда миссис МакКриди шагнула на крыльцо, Сьерра уже протягивала ей бутылку Ядер-Колы. — Так что, куда хотите двинуться? — спросила соседка тем самым голосом, которым принято выпытывать сплетни. — Я не знаю, — честно сказала девушка и поправила шаль на плечах. — Но я давно хочу уехать. — Ясно. Неделю назад смылись Дулитлы, теперь вот ты со своим Бобби. Однажды в Гердершейде останемся только мы с дочерью. — И Рональд, — отметила Люси, намекая на ещё одного местного, который уже много лет безуспешно пытался женить на себе Сьерру. Петровита была способна справиться с чем угодно без мужчины, кроме одного — рождения детей. Именно с этим ей несколько лет назад «помог» какой-то заезжий торгаш, будто назло несчастному Рону. Дочь Сьерры была так сильно непохожа на Джуди, что издалека игра девочек напоминала встречу ночи и дня: темноволосая дочь Барри словно старшая сестра опекала крошку Дороти, которая восхищённо пялилась на неё почти безбровыми голубыми глазами. В моменты, когда они устраивали свой задорный девичий шабаш во дворе, Дункан исчезал с игровой площадки — не дай бог, чтобы соседские парни увидели его с песочным куличиком! И всё-таки он помнил о своём братском долге и следил за девчонками, сидя на покосившемся крыльце их дома. С одной ему ведомой тоской за детьми иногда наблюдал и Рональд. Ларена, кажется, вовсе не смущало то, что в случае женитьбы на Сьерре он станет папашей для чужого ребёнка. Совсем как Роберт. Вот только отцом Дороти был хотя бы торговец, а отцом Джуди… Нет, это уже неважно. Люси каждый день вглядывалась в лицо дочери, и искала там ту жуткую улыбку, тот безумный взгляд, ту ухмылку, но не находила. Сьерра знала её историю и часто говорила: «Бог миловал, Люси. Она вышла вся в тебя». Люси не понимала, кем в таком случае должен быть бог, чтобы ради его милости женщине предстояло побывать в настоящем аду. Аду, который она, к счастью, уже не могла вспомнить в мелочах — всё расплывалось в её сознании, жуткие подробности теряли очертания, становясь тенью тех страшных месяцев. Люси потрясла головой, сбрасывая наваждение. Сьерра даже не заметила её замешательства, делая один глоток газировки за другим. — Рональд не знает, чего хочет, — надула губы Сьерра, косясь на дом своего воздыхателя. — А ты? — без подвоха спросила Люси. Петровита помолчала несколько секунд, будто прямо сейчас пыталась понять свои желания. — Я хочу надёжности. Романтики. Постоянства. Уверенности. Но Ларен нравится мне как друг! Пустые беседы стали такими привычными, что Люси могла предугадать каждый ответ Петровиты. Это считалось у них почти ритуалом — сидеть вот так на крыльце и обсуждать брак Люси и «тотальное безбрачие» Сьерры. Правда иногда жена Роберта ловила себя на мысли, что это как-то… странно. В мире наверняка было много вещей, которые можно было обсудить, но повестка дня всегда оставалась одной и той же: Рональд, Роберт, суп из тошки, каша из картошки и всё в таком духе. Хотя, нет. Иногда к ним присоединялись неудачливые в браке соседки и начинали коллективно мечтать: «Я как-то раз была в Ривет-Сити. Девочки, какой у них сексуальный шериф!» «У Алистера Тенпени, говорят, одна только кровать размером с центральную площадь Гердершейде! Представляете?» «А ты прыгнуть что-ли захотела туда, Камилла? А-ха-ха!» «А пусть бы и да! Если тебя привлекают махинаторы вроде Чокнутого Вольфганга, то это только твои вкусы!» «Можно подумать, Чокнутому Вольфгангу нужен кто-то из вас!» «Тебя послушать, ты к своим похождениям и старейшину Братства Стали приплетёшь!» После этой фразы скамейка грянула смехом, на фоне которого кто-то мечтательно вздохнул. Нет, точно не Люси — она почему-то прекрасно осознавала, какой бездонный кратер простирается между Братством Стали и полумёртвым Гердершейдом.

***

В тот вечер, когда Дункан снова остался за старшего вместо отца, он первым почуял неладное. Впихнув Джуди в дом, мальчик запер дверь и потянулся к оружейному шкафу. Папка начал стрелять в десять, а Дункан обскакал родителя на год. — В чём дело? — спросила Люси, откладывая в сторону недочищенную морковь. Сын посмотрел на неё слишком по-взрослому, но в силу возраста не смог утаить от матери своего испуга, как обычно делал МакКриди-старший — Сектанты. Они приближались с севера — кучка из троих взрослых и ребёнка, которого несмотря на рост нарядили в такой же как и у спутников нелепый балахон «в пол». Ткань волочилачь по грязи, и ниже колен у каждого из сектантов уже давно образовался застывший глиняный шмат. Роберт научил Люси бояться их, даже если те улыбались и манили в свою сторону, вертя добрыми книжками в руках. Пришельцы на первый взгляд не выглядели опасными. Женщина, дряхлый старик, очень худой и явно слабый мужчина и девочка чуть старше Джуди. Соседи заблаговременно заперли свои дома, и только малахольная Сьерра пялилась на незнакомцев, словно не понимая, кто это. Старик, который казался совсем древним, шагнул к Петровите и начал её о чём-то расспрашивать. Какое-то время они разговаривали, а потом сектанты двинулись к дому Дулитлов, ещё не утратившему признаки обжитости. Пока Люси думала, чего те хотят, Дункан закинул винтовку за спину, распахнул дверь и кинулся к незнакомцам. — Не подходите к нашим домам! — крикнул парень, и его голос будто слегка надломился в этот момент, выдав первые мужские нотки. Старец обернулся первым и наградил мальчишку благостной улыбкой. Но за серыми кустистыми бровями почти не было видно его глаз, а именно они могли рассказать об истинной цели этого дружелюбия. — Теперь это наш дом, сынок. Смелость парня, кажется, вдохновила и Рональда Ларена. Тот вышел на улицу с ножом в руке, что выглядело как-то нелепо — Чего вам нужно? Оставьте нас в покое! Старик раздосадовано развёл руками. — То же самое я сказал в нашей общине, пока нас ещё не выставили за дверь. Всего лишь покоя, мой брат. Покоя, — хрипел старик, оглядывая хижины Гердершейда. Уже через пару минут на улицу высыпали почти все жители, и Люси, строго наказав Джуди не спускаться с кровати, тоже сунулась наружу. — … в общине запрещено лечение. Любое… А мой муж… Он что, должен был просто умереть? — незнакомка отбивалась от упрёков, пока мужчина почти висел на её плече. А девочка, что крутилась рядом, даже не выглядела растерянной — кажется, она уже привыкла к разговорам на повышенных тонах и склокам. — А чего вам нужно в доме Дулитлов? — Мы его купили. Очень дёшево, — пояснил старик. — На большее денег у нас нет, мы и так отдали последние сбережения. — Так вы сектанты?! Вы из Апологии? — Мы ушли из общины. Пришлось уйти. Мы больше не… не они. — Проповедовать тут собрались?! — Никаких проповедей, сын мой. Просто дайте нам войти в дом, и мы не будем мешать ни тебе, ни твоим соседям. Солнце уже клонилось к закату, а толпа всё ещё стояла вокруг пришельцев, не выпуская их из плотного кольца. Но постепенно крики утихли, сменившись спокойными вопросами, а кто-то даже предложил бывшим сектантам воды. Бывшим ли? Что-то странное было в облике новых жителей Гердершейда. В том, как мягко старик отвечает на укор. В том, как обессилевший светловолосый мужчина гнётся к земле, поддерживаемый своей женой. В том, как девочка выглядывала среди толпы Дункана, словно только его считала достойным внимания. Сын вернулся домой, когда на посёлок уже опустились сумерки. — Как думаешь, — спросила Люси, — они опасны? — Не знаю, мам, — ответил он, снова ставя винтовку в оружейный шкаф и запирая его от загребущих рук сестры. — Они не проповедовали, ничего не просили, просто хотели, чтобы их оставили в покое. Но отец всё равно бы сказал, что нам надо быть внимательными. — Это правда. Как плохо, что его нет рядом. Пойду запру ставни. — Я сам, — сказал Дункан, и прежде, чем она успела его остановить, выскочил на улицу.

***

Люси ожидала, что ночью в посёлке что-нибудь случится. Что загорится соседский дом, с улицы начнут доноситься проповеди сектантов, но ничего этого не было. Была лишь тихая лунная ночь, уже по-осеннему холодная, прозрачная. Дункан спал на матрасе недалеко от входной двери. Женщина много раз убеждала парня, что он может простудиться, но мальчишка был непреклонен: отец тоже всегда спал рядом с дверью, чтобы в случае чего первым схватить винтовку. Зато Джуди словно птенец сопела под толстым одеялом, которым её можно было накрыть хоть в четыре слоя. Просыпалась Люси рано, ещё до рассвета, и обычно сразу шла в подвал, где лежали в прохладе ящики с овощами. Отрезала кусок от тыквы и возвращалась на кухню, варить сладкую кашу, слушая радио на минимальной громкости. Шум винтов в седьмом часу утра оказался громче, чем обычно во время облётов. На этот раз конвертоплан летел намного севернее башни Тенпенни, а значит и от железной дороги. Люси отложила готовку, сполоснула ладони и вышла на улицу. Машины Братства были так близко, что уже не казались просто точками над горизонтом. Можно было рассмотреть чёрные корпусы конвертопланов и даже блеск восходящего солнца на густом слое краски. Люси даже показалось, что она видит бортовые номера машин. Она не знала, почему её так восхищают эти стальные птицы. Шумные, огромные, они почему-то приковывали к себе её взгляд, гипнотизировали плавным ходом под облаками. Роберт ревностно охранял Люси от всего, что «было создано для войны». Может быть, думал, что её это пугает, но оно не пугало. Оно влекло. И в этом Люси МакКриди со стыдом признавалась только самой себе. Не скажет же она среди местных женщин во время перемывания косточек, что хочет увидеть Столичную пустошь с борта конвертоплана. Засмеют. Но пора было возвращаться на кухню — в то место, откуда не выветрился стойкий запах пряных трав и где каждая вещь была для Люси такой знакомой и почти родной. Даже одни и те же песни по радио почему-то не надоедали. Они лишь дополняли привычные утренние ритуалы девушки — готовку, стирку, долгую уборку, результат который никогда не сохранялся надолго. Потому что… Шмяк. Люси вздрогнула и обернулась к источнику звука. В тени высокого холма за хижиной чья-то фигура прилипла к кухонному окну, почти заслонив его своим телом. Скрипнули рамы, стёкла задребезжали. Девушка осмотрелась в поисках ножа, совсем как Рональд несколько часов назад. Лишь приглядевшись она узнала его. Пришелец выглядел скверно: щёки прилипли к зубам изнутри, глаза потускнели, а сам он едва шевелил ногами. Для Апологии Распада он был отработанным материалом. Телом, которое уже умирает и не должно быть исцелено… но от чего? Его глаз Люси не рассмотрела, но весь силуэт мужчины так и источал мольбу. Он просил об участии, будто на улице царил лютый мороз, а он стоял на снегу босиком. И мычал, он всё это время жутко мычал, как брамин с зашитым ртом. Серое пятно замызганной ткани подлетело к нему почти бесшумно. Жена — женщина лет сорока с сальными медными волосами — рванула его на себя, и слабое лёгкое тело поддалось, не оказав никакого сопротивления. — Ты болен, — как мантру повторяла она, таща мужа за собой. — Ты болен. Болен. Болен. Ты. Просто болен. Люси ещё долго сжимала в руках нож. Что-то ненормальное пришло в Гердершейд с сектантами.