XXXIX — вовеки
18 августа 2017 г. в 21:18
Джоанна была не права. Он их не… он их не бросил.
Финник ощущает себя дурачком, когда смотрит на свои руки, смотрит на ладони, словно хочет обнаружить какой-то изъян. Скоро он облачится в специальную форму для вылета. Он уже попрощался с Энни и с Джоанной: сюда их не пустят так или иначе. Тут испытательный полигон Тринадцатого, военная база, на которую вход посторонним лицам запрещен. А может, просто Койн не хочет, чтобы он… в общем, ну это все.
Финник поднимает голову и смотрит на себя в зеркало. И что все эти идиоты находили в нем? В глазах постыдно светятся слезы. Действительно, умница. Нашел время. Только порыдать тебе и осталось, правда, Одэйр?
Ты только подумал о том, какое решение принял? Хорошо подумал? Об этом не спрашивали его ни Джоанна, ни Энни, он сам себе задает этот вопрос. Знаешь ли ты, что ты делаешь, Одэйр? Будешь ли ты доволен, если тебе скажут, что из-за исполнения своей прихоти ты их больше никогда не увидишь?
Финник отрицательно машет головой — не хватало еще начать разговаривать с самим собой. Все это: странное и долбанное ощущение конца, оно вцепилось в него мертвой хваткой и не отпускает. Помнишь, что тебе говорил отец? Удивительно, что в такое время ты вспоминаешь именно его, но помнишь ли ты, что он говорил? Что достается в основном только главным героям. Что их друзья, тоже израненные, так или иначе выживают. Это постыдные мысли, но Финнику они почему-то помогают.
Мужчина смотрит на дверь и дергается, стоит ему услышать знакомый голос. Будешь ли ты готов принести в жертву Китнисс и Пита? Так ли хорошо вы дружите? Так ли хорошо общаетесь?
Одни мысли моментально сменяются другими, привычными и куда более легкими. Он будет должен быть рядом с Сойкой-пересмешницей до конца и защищать её. Как ни странно, но в последнее время без символа революции не идут. А Китнисс стала символом сопротивления, и все, что им надо сделать — отчаянный рывок.
Финник переодевается. Стаскивает с себя серую тунику, стаскивает с себя серую футболку — привычную одежду Тринадцатого дистрикта, меняет её на темную форму под горло. Он ненадолго останавливается, чтобы посмотреть на небольшой кармашек, расположенный чуть ниже плеча. Если наклонить голову и повернуть её вправо, то он достанет губами до этого кармашка. Там пока ничего, но Бити рассказал ему, что именно будет в их костюмах и как они смогут себя защитить. Но Финник…
Мужчина делает глубокий вдох и смотрит на ноги, облаченные в темные брюки. Удобные, они ему как раз, что странно, ведь сейчас форму под заказ не делали никому, кроме Китнисс. Это Китнисс — звезда и эмблема революции, все остальные тут так, для галочки.
Или нет. Если честно, он точно не знает.
Финник оглядывает небольшую комнатушку, в которой он пока один. Это ненадолго: солдаты, что отправятся с ними, тоже будет переодеваться именно тут, но сейчас они слушают указания Койн. Еще несколько минут, и пустые стены заполнит бесцветная и пустая болтовня насчет исполнения приказа президента. То есть, ему осталось совсем немного с собой наедине. И это будет последним разом, когда он может привести мысли в порядок, перед… завершением? Что за глупость, Финник? Не находишь?
Губы Энни очень вкусные и мягкие. Он помнит это благодаря тысяче поцелуев, что они разделили. Вопреки стереотипам и традициям, поцелуй на свадьбе не был самым лучшим в их жизни. Он подарил своей жене поцелуи куда лучше, когда их оставили одних, уже после свадьбы, о которой Креста, теперь уже Одэйр, мечтала. И это так… странно. Понимать, что можешь не вернуться, вспоминать, каковы её губы на вкус, какая у неё кожа. Глупо и странно. И лишь немного, совсем чуть-чуть нормально для остальных людей.
Финник знает точно: он не хочет умирать. Ему еще жить и жить. Ему еще надо успеть слишком много сделать. И если смотреть на будущее путешествие не как на самую опасную аферу в его жизни, а как на очередную главу, то можно и смириться. Он обязательно вернется. Они обязательно увидятся. Обязательно…
Его прерывает резко открывшаяся дверь. Одэйр часто моргает, чтобы непрошенные слезы тут же исчезли. Еще чего не хватало. Командир может снять его с задания, когда увидит, что он разводит неблагодарные нюни.
Но есть то, что Финник боится хранить в своей памяти, то, чего он страшится. Это случилось сегодня, и мужчина не знает, как именно он может к этому отнестись. Одна часть души говорит ему не обращать на все это внимания, другая же требует определенной ответной реакции, и он не знает, что может предоставить своей голове. Он вообще ничего не понимает из того, что произошло, и зачем она это сделала. Зачем долбанная Джоанна Мэйсон приподнялась на цыпочки и поцеловала его, просто провела по его губам своими.
Наверное, так надо было. наверное, он должен к этому уже привыкнуть — к их странным отношениям и…
Господи, что же ты несешь, дурья твоя голова! У тебя ведь есть жена!
Но так вы и не делаете ничего плохого. Это просто… дружеское. Прикосновение, которое могут позволить друг другу только Финник и Джоанна. И больше никто.
Мужчина ощутимо вздрагивает, стоит ему вспомнить вкус губ Джоанны. Он успел его распознать и впитать в себя частичку даже за ту короткую секунду. Лес у Джоанны в крови. Она пахла сыростью и спиртом — привет из медотсека. И это даже страннее, чем-то, что он стоит тут и думает о своей возможной кончине. Они… друзья? Кто они?
Джоанна сказала ему вернуться к ней. Лупанула по плечу, буркнула что-то там про удачу, а потом поднялась на носочки и оставила на его губах короткий поцелуй. Сразу же ушла. Что это, мать его, должно значить?
А ведь он никак не отреагировал. Не оттолкнул от себя, как должен был, не… он ничего не сделал.
«Ты нужен мне. Ей. Всем нам. Не забудь, пока будешь кривляться перед камерами», — проскрипела Мэйсон и хлопнула его по плечу. А он только теперь вновь увидел, что она крошечная, как и его Энни. И что её тоже нужно защищать, вот только не так, как Креста. Что Джоанна и сама по себе может замахнуться и сломать обидчику нос, расцарапать лицо, откусить ухо. Она была похожа на ребенка из леса, воспитанного дикими зверями, умеющими говорить.
И он это принял.
Он вернется к ней и к Энни. К ним обоим.
Финник касается пальцами своих губ и выдыхает. У него есть задание, которое надо выполнять, и сейчас не время думать о том, что именно несколько часов назад сделала Джоанна Мэйсон, волосы которой уже напоминали ежик. Не время. Он подумает об этом позже. Да, наверное, просто позже.