Оставаясь тлеть

      Она спит и ест, ест и спит, пока что не ходит на тренировки, не пускают. Финник непонятно где, далеко, дохрена далеко, сказала бы Джоанна, если бы её спросили честно. И от него нет ни одной весточки, ни одного сообщения. Конкретно о нем. Конечно, понимает сразу же Мэйсон, Одэйр — это вам не прославленная Китнисс Эвердин. Может, он пока что и живой человек, но его жизнь и наполовину не так важна, как жизнь её. Возможно, если бы Джоанне было бы по барабану на Финника, она бы приняла и поняла.       Эвердин — лицо революции. Многие люди поднимают оружие из-за неё, из-за веры в символ. Что будет, если у них этот символ отнять? Суматоха, неразбериха. Кто-то попробует занять место Китнисс, но упадет, не рассчитав запросов ждущих от него решительных действий людей. Китнисс уже заслужила свою армию поклонников своими Играми, и спорить тут было глупо.       Она спит.       Ест.       Ест.       Спит.       Ничего нового не происходит до тех пор, пока им с Энни вдруг не начинают сообщать информацию. Да еще кто-кто, сама Койн. Поначалу Джоанна относится к этому скептически, но позднее вслушивается в каждую фразу, хотя вида не подает. Зачем это надо? Кому? Бедняжка Креста, без памяти влюбленная в своего мужа, та самая Энни, за которой Финник просил её присматривать — вот она, стоит рядом, ожидает каждой новости и иногда трясется. Джоанне хочется начать долбить кулаками по полу и по стенам, наорать на Энни и сказать ей, чтобы перестала бездумно смотреть себе под ноги.       Энни не понимает и толики тех чувств, которые одолевают Джоанну.       «Все нормально. Они расположились в том районе, где не идут боевые действия. Снимают ролики».       На кой хер и кому сдались те ролики? Джоанна не знает, но машет на это рукой — раз люди смотрят, значит, эффект есть. Долбанутый Бити, прикованный к инвалидному креслу, до сих пор что-то там химичит в своей комнате, балуется с переключателями и выходит оттуда довольный, будто бы у него снова начали работать ноги. Хотя Джоанна видит, что Бити не сильно расстраивается по этому поводу. Он больше и больше напоминает ей робота без определенных чувств, с минимальными знаниями о человеческой природе.       Они с Энни завтракают в столовой, когда девушка вдруг отвлекается от употребления пищи и смотрит на Джоанну. Мэйсон такой расклад дел не устраивает. Она и так худая, как щепка. Джоанна ненароком вспоминает жалобные писки, преследовавшие её тогда во время плена в Капитолии. Крик Пита и писки Энни. Наверное, такое будет сниться до конца дней и не захочет уходить из памяти.       — Ты чего?       — Не хочу, — хмуро отвечает Креста и складывает руки на поясе, совсем как маленький ребенок.       — Охренела? Я тебя сейчас измажу этим пюре с клеем. Давай ешь быстрее, — зло шикает на неё жительница Седьмого, осматриваясь по сторонам. Еда в Тринадцатом — больная тема для абсолютно любого. Кому-то слишком много, кому-то не хватает, но часто встречающаяся закономерность: всех от неё тошнит. В том числе и Джоанну, которая старается протолкнуть кусок странного предмета, похожего на мясо, в горло.       — Да иди ты.       Энни получает в ответ развевающиеся крылья носа Джоанны, её злые глаза, а потом сглатывает. С такой Мэйсон лучше никому не спорить, целее будете.       — Ладно-ладно, хорошо.       И вообще, почему этот долбанный Одэйр вознамерился уйти? Ничего, что у неё тут как бы небольшие… проблемы? Она думала идти с ними, но кто знал, что все обернется именно так. Теперь Финник оставил Энни на Джоанну, доверяя ей больше, чем себе, что жительницу древесного дистрикта не совсем прельщало. Какой-то частью своей избитой души она любила Энни, правда любила. Хотела защищать её и успокаивать, гладить по волосам и желать спокойной ночи. Но другой частью Джоанна ненавидела её за то, что вместе с ней ей может быть еще больнее. Она ведь… не совсем нормальная. Она не может нормально реагировать.       Мэйсон тут же дала себе пощечину в своей голове. Да как ты можешь такое думать? С Финником ничего не случится, все будет нормально. И мозг верил этой информации, потому что знал о подготовке Одэйра, знал о том, на что готов этот мужчина, чтобы вернуться к себе домой. Его дом был там, где была Энни. Финнику, если честно, скорее всего и насрать было, куда именно идти. Цель заключалась в спасении и отмщении за Энни. Мужчина понимал, что такого шанса ему не представится, но он лично хотел казнить мучителей Креста и Мэйсон.       Он обещал это Джоанне после того, как они вдвоем узнали, что в отряде ей места не нашли.       — Финник ведь вернется? Правда? — Энни правда ведет себя как ребенок, которому руки чешутся влепить по харе. Джоанна разъяренно вдыхает и выдыхает, вспоминает советы своего бедолаги-мозгоправа и пробует им следовать. Не получается. Злость никуда не уходит, она лишь накапливается, выливается за край и затапливает, душит девушку. Как черная вязкая субстанция. Как смола, деготь.       — Думаешь, он от тебя куда-то денется? Вернется, темноволосая, конечно вернется.       Кажется, Энни успокаивается. Удивительно, но и Джоанна следом тоже приходит в норму. Она понимает, что в этом странном треугольнике, который даже не любовный, так, херовый какой-то… она лишняя. Просто потому, что Финник и Энни сильно подходят друг другу. Они похожи на единое целое, чего у Джоанны никогда и ни с кем не будет. И от этого хочется выть во все горло. Неужели она не заслужила обычного человеческого счастья и спокойствия? Неужели кто-то там наверху не мог оставить ей Монтэга?       Джоанна вообще не уверена, умеет ли любить. Но то, что она привязывается и защищает до последнего вдоха — это девушка знает точно.       — Живот перестал болеть? — нарушает она сложившуюся между ними с Энни тишину. Так и чокнуться можно, если слушать постоянно целое ничего. В голове начинают звучать другие странные голоса.       — Да, все нормально.       Джоанне хочется вырваться на волю, убежать от этих клеток и наконец перестать бояться. Хочется того, чего она никогда не получит. Она хныкает и трясется, когда видит много воды, её колотит. Последняя тряпка. Даже Энни, и та как-то нормальнее реагирует на все вокруг.       Мэйсон узнает, что послезавтра её допускают в залы тренировок. Её гордости и радости нет предела, она даже не пытается скрыть это. Из-за чувств, переполняющих её, Джоанна даже Энни обнимает, и та довольно хихикает, целует подругу в нос и подпрыгивает на месте. Мэйсон всеми силами пытается не обращать внимания на этот цирк, в конце концов, командованию не нужны никакие случаи выхода из себя.       Она ждет.       В четко назначенное время она поднимается на нужный этаж, проходит проверку и идет стрелять из автоматов. Именно туда её направил главный, сказав, что ей надо продемонстрировать, как общаться с оружием. Две из десяти целей Джоанна поражает сразу. Третью немного погодя. Четвертой залепляет в пузо, пятой простреливает шею.       Еще бы и руки не тряслись, было бы вообще шикарно.       Девушка проводит на испытаниях половину дня, после чего спускается вниз к обеду.       И там узнает новость, которая очень сильно выбивает её из колеи. Кто это вообще… кто до этого додумался? Мэйсон ищет глазами Хеймитча, Койн, кого-то из главнокомандующих, но не находит. Смотались, черти. Но честное слово, кто додумался до такого, что они решили учудить в этот раз?       — Я за него рада. Может, ему будет там лучше, — бросает осторожно Энни, отпивая воду из стакана.       Мэйсон кивает, не переставая думать о своем. Пита Мелларка отправили на секцию к Китнисс и Финнику. Пита отправили к Китнисс, и учитывая, как он к ней относится, можно ждать всего, чего угодно.       Это существенно подрывает её веру в победу. Существенно может подорвать безопасность Финника в том случае, если он решит кого-то из них защитить. Одэйр же ведь такой, он долбанный мессия, должен всех защищать. Джоанна выдыхает и проглатывает ломтик черствого хлеба.       Лишь бы все было хорошо.       Финник, пожалуйста, пусть все будет хорошо.