Оставаясь тлеть

      Прошло достаточно много времени с тех пор, как они приехали домой, и он смог вздохнуть спокойно. Под ногами – родная земля, в лицо дует приятный морской ветер, но вот только сам Финник знал – после того, как он выйдет из поезда, ничего уже не будет прежним. Что он мог называть «прежним» раньше? То свое непонятное состояние, когда каждый раз, прибывая из столицы, он вез вместе с собой два небольших гроба? Да, пожалуй, это был самый понятный и нормальный ход событий. За столько лет Одейр уже привык проделывать дорогу от вокзала к Деревне Победителей и обратно. По сравнению с другими трибутами-победителями, в Капитолии он был частым гостем. Его участие требовалось при съемке каких-то непонятных глупых передач, в каких-то напыщенных приемах. Его снимали для журналов и представляли важным людям. Мальчик-звезда. Юноша со сломанным сердцем и с вечной милой улыбкой на лице.       Президент Сноу всегда был хорошим предпринимателем. Если трибут приносит приличную сумму в казну, то почему бы тогда не «выжать» с него по максимуму?       Оказываясь дома, Финник чувствовал себя грязным. Он был еще ужаснее, чем тот своенравный и самодовольный маленький Одейр, который думал, что он действительно уникален и коренным образом отличается от всех остальных людей. Финник был весь в чужих прикосновениях, и как бы он ни старался смыть эту грязь со своего тела, ничего не выходило. Никто не мог помочь ему, никто не понимал. Отец парня умер в начале этой весны. Мэгз, его добрая и маленькая Мэгз, слишком сильно переживала за своего трибута. Она словно была ему второй матерью, она приглядывала за Финником еще до его рождения. И Мэгз не смогла вынести так много боли. Одно дело, когда ты беспокоишься о самом лишь себе. Трибут не должен иметь никого, к кому бы он мог привязаться – растоптанное сердце кровоточит сильнее, чем обычно. Какой бы машиной для убийств ты ни был: если они найдут твое слабое место, они изорвут твою душу в клочья. У Мэгз был инсульт, после которого она потеряла способность говорить. Насовсем. Конечно, капитолийские врачи с улыбками на своих глупых лицах пытались дать утешительные прогнозы, но он уже устал во что-то верить.       Он не может так больше жить. Стоит довериться одному, как сразу же следует предательство.       А как же Джоанна?       Воспоминание о «коллеге» из древесного дистрикта заставляет его улыбнуться на одну лишь секунду. В этот раз Джоанна снова вернулась домой с двумя гробами за спиной. Но она не относится к этому так, как относится Финник.       Порой он бы хотел быть похожим на неё. После смерти того Монтэга она стала просто невыносимой. И непробиваемой. Они не могли её ранить – просто способов не было. Капитолию оставалось лишь подобраться к девушке напрямую, но для этого были нужны веские причины.       Каждый раз, возвращаясь с очередных Голодных Игр, он чувствовал вину. Две или три недели. Потом появлялись проблемы посерьезнее, но Одейр никогда не забывал о тех, кто когда-то доверился ему. Парень прекрасно знал о том, какие вообще бывают трибуты – злые, невоспитанные, не имеющие ни малейшего понятия о субординации. Паренек из Восьмого, помнится, на прошлых Играх трехэтажным матом покрыл своего ментора. Прямо в прямом эфире. Когда-то Финник внимательно изучил бы его поведение и взял «ход» на заметку, но не теперь. Странно – Игры изменили его, как и любого другого человека, принявшего в них участие, вот только в лучшую сторону. Или это были не Игры, а… она?       Энни вот уже дней пять не выходит из своего дома, а он не решается пройти сотню метров и постучать в высокую крепкую дверь. Девушка может попросту не пустить его – будет хорошо, если она вообще откликнется на стук.       Креста сказала ему, что очень занята. Финник прекрасно знает, чем именно.       Прижав коленки к груди, она лежит на полу и бездумно водит кулачками по прохладному паркету. Раньше она и мечтать о таком не могла. Энни боится своего нового дома, парень еле уговорил её остаться в Деревне Победителей, а не возвращаться в свою старую лачужку. Её бы туда попросту не пустили: как только победительнице было выделено одно из пустующих зданий в богато отстроенной деревне, покосившийся домик заняла другая семья. Креста об этом не сказали.       Ей вообще ничего не сказали.       Никто и не предполагал, что она сможет выйти с арены. Финник надеялся вытащить её, ему даже согласилась помочь Джоанна, но… знай Одейр, каким способом Энни сможет выйти с арены, он бы попросил убить её в первую очередь.       Самодовольный эгоист.       И ты еще называл себя сильным, Финник Одейр? Несколько недель назад ты замирал в ужасе от одной мысли о том, что скоро ты её потеряешь. Теперь же ты готов смотреть на её смерть, лишь бы не видеть Энни такой.       Потерянной.       Раздавленной.       С разорванной на кусочки душой.       Ненормальной.       Он никогда не подумал бы, что его слова на самом деле окажутся правдой. Называя Энни чудной, он представлял пятилетнего ребенка в теле семнадцатилетней девушки, но никак не человека, имеющего психические отклонения. На самом деле, Финник долго не мог понять, что случилось с Энни на арене 70-ых Голодных Игр. Может, в этот раз она обманула его и решила применить тактику Джоанны? Притвориться слабой?       Одейру верилось в это с трудом. Его Энни не такая. Она слишком наивна и проста, чтобы думать о таком сложном и трудновыполнимом плане.       Его Энни?       Она никогда не была твоей, Финник. Доверчиво обнимала и слушала всю твою нелепую болтовню, позволяла оскорблять себя, а потом сразу же прощала – ты ведь не виноват, что стал таким. Это все они, Капитолий, Сноу и забава, где один ребенок убивает другого. Если бы ты рос при живой матери, окруженный любовью, ты бы стал именно таким, каким и должен быть.       Креста не видела в нем недостатков. Наверное, она считала, что перед ней стоит ангел, спустившийся с небес – настолько зачарованно она на него постоянно смотрела. После того, как девушку вытащили с арены, её глаза блуждали по израненным рукам, по пальцам ног, по белому потолку, но не по лицам окружающих её людей. Она вела себя так, будто очень-очень сильно устала и не видела рядом с собой никого. Ни на что не реагировала. Даже на боль. Именно тогда кто-то из капитолийской свиты и выдал ту самую прекрасную мысль, за которую и был удостоен уничтожающего взгляда Финника. Победитель хотел ударить паренька-идиота, но вокруг было слишком много людей. Если сейчас в сумасшествии обвинят и его, то жизнь трибутов-победителей из Четвертого дистрикта будет просто замечательной.       Вспоминая о словах того молодого капитолийца, напялившего на себя белый халат, Финник вздрагивает.       «Покажите ей ту сцену еще раз».       «Покажите ей сцену».       «Покажите».       Ту, где один из трибутов обезглавил другого? Именно ту, где Энни оказалась вся в чужой крови, пока голова мертвого ребенка подлетела к её ногам?       Хорошо, что в помещении рядом с ними тогда не было Джоанны. Она бы не постеснялась выбить кое-кому челюсть.       Давно они с ней стали такими милыми друзьями?       Одейр не любит это слово. Друзья. Парень не знает, что это вообще такое. То, что он испытывает к Креста, едва ли можно назвать дружбой. Это – болезненная необходимость, будто Энни – какая-то важная часть его организма. Будто без Энни он не сможет дальше жить, потому что не будет справляться и начнет медленно умирать.       У него нет друзей. Он не знает, каково это – дружить. Он всю свою жизнь пользовался людьми, им пользовались. Взаимовыгодный обмен. Ни о каких теплых отношениях даже думать не приходилось.       Кто ему Джоанна? Союзница? Возможно. Самое ценное его сокровище при сопротивлении существующей власти, при неподчинении верховному правительству. Джоанна – самый верный и самый надежный партнер. Они поддерживают друг друга до тех пор, пока живы.       Одейр помнит, как она шипела и умоляла его сесть назад на свое место. Ситуация повторялась, вот только теперь вместо Джоанны испуган был Финник. Вместо Монтэга была Креста. Вместо сдержанной опеки ментора он показал свое негодование. Конечно, нужные люди это увидели. Они знают про него и Энни, про то, что новая победительница важна ему.       Теперь у них есть целых два рычага давления на запутавшегося в собственной жизни Финника – Мэгз и сумасшедшая девушка.       Она ведь была нормальной, самым идеальным созданием в этом мире, пока они не разрушили её. Они виноваты. Они ответят. Придет время, и им станет так же больно, как больно сейчас ему.       Легкая ручка касается его затылка и зарывается пальцами в его волосы. Быстро отстраняется, а потом появляется вновь, поглаживая его по голове.       Теперь она никогда не назовет его «мальчик». Не сможет ответить и успокоить его лишь одним своим голосом. Капитолий решил отобрать у него все, а то, что он не желает отдавать, Капитолий заберет силой.       - Не это ты ожидала увидеть, когда встретила меня в поезде. Тогда, после Жатвы. Спросила мое имя, оказывается, зная меня еще до моего рождения…       Старушка приземляется на рядом стоящий стул и участливо смотрит на своего трибута. Теперь он победитель. Теперь он важен всей стране – просто кто-то использует его, а кто-то прислушивается. Абсолютные психи в столице тоже не все, кто-то сохранил остатки разума и все еще пытается сделать этот мир хоть чуточку лучше.       Мэгз не собирается отрицать или подтверждать его слова. Она пришла к своему мальчику для того, чтобы тот выговорился, чтобы понял, что он не один. А Финник держится из последних сил: ему сейчас очень тяжело, но он не должен предаваться отчаянию. Не должен. Может, все-таки есть какой-нибудь выход?       Он ничего никому не должен.       Одейр поднимает голову и встречается взглядом с Мэгз. Пронзительные бирюзовые глаза неестественно блестят. Старушка начинает аккуратно гладить мальчика по спине, но её действия не успокаивают его. Он качает головой, сначала будто подтверждая для себя свое же утверждение, а потом все резче и сильнее. Он не может справиться.       Он сейчас взорвется.       Мэгз замирает. Нет, нет, только не надо. Зачем, Финник? Не надо.       - Они, - выдавливает он еле слышно. Одейр не испытывал такого даже после того, как на него кричал отец. Старый дурень покричит и уйдет, а сейчас никто не мог никуда уйти. Сейчас все вынуждены оставаться на одном месте и пытаться доживать свои дни.       Из его глаз текут слезы. Мэгз поднимает вторую руку, чтобы вытереть мокрую дорожку с его лица, но Финник останавливает женщину. Он вынужден дать слабину именно сейчас, пока его видит тот человек, которому он целиком и полностью доверяет. Он крикнет один раз, но его крик разнесется по всему дистрикту, а потом сольется с дневным шумом.       - Они забрали её у меня, - отчаянный, срывающийся на шепот, голос Финника, всегда такой чарующий и приятный, сейчас похож на сиплый стон раненого зверя.       - Они забрали… - слезы текут по нежной коже щек и капают на рубашку, на пол, на стол, на руки Мэгз.       - Они все у меня забрали.       Эти минуты слабости будут скрыты плотной дверью его огромного дома. Об этих слезах будет знать лишь его ментор, заменивший ему мать.       Как бы он хотел, чтобы та светловолосая женщина с выцветшей фотографии отца сейчас оказалась здесь и обняла его. Он никогда не узнает, что это такое – прикосновения родной матери.       Шум моря заглушит даже самые громкие и хриплые его возгласы.