Благословение небожителей: правдивая история почти Непревзойдённого демона

Он бегом поднимался на гору Тайцан, радуясь, что благодаря его силе, тело крестьянина стало куда более выносливым, чем прежде. На плечах у него, вцепившись в мех на воротнике, сидел мелкий прилипучка, и радостно повизгивал на поворотах. -Гузцы, голову! Они пригнулись, и нырнули под низко растущую ветку. Мальчика этот манёвр развеселил, а Ци Жун разозлился. Но ругаться не стал, чтобы не сбивать дыхание. Бегал он превосходно, даже с пятилетним ребёнком на шее. Надо было спешить. Ещё не хватало припереться в усыпальницу после царственного брата. Наконец, когда до развалин храма Хуанцзи, где в молодости Се Лянь занимался самосовершенствованием, оставалась всего пара десятков ли, он остановился, швырнул Гуцзы в траву, и упал на четвереньки, пытаясь восстановить дыхание. Отдышавшись, он вытащил из рукава флягу с водой, и одним глотком выпил почти половину, а остатки протянул Гуцзы. -Пей, наказание, пока не передумал! -Спасибо… Мальчишка взял флягу обеими руками, и начал пить, запрокинув голову. Ци Жун смотрел, как дрожит тонкое цыплячье горло, и искал в себе желание сжать его, чтобы сломать мелкой обузе шею, и поужинать как приличный демон, но так ничего и не нашёл. Идея сожрать мальчишку уже не казалась ему такой уж гениальной. Пока они шли к горе, Гуцзы, который сперва ни в какую не хотел от него отцепиться (несмотря на то, что его «отец» плевался зелёным огнём, матерился похлеще сапожника, и вообще вёл себя странно), а потом, сам того не подозревая, получил статус сухпайка, начал ему нравиться. Демон уже выяснил, что мальчику было пять лет, мама у него умерла, а отец, судя по всему, оказался той ещё скотиной. Сам же малыш оказался на удивление смышлёным и послушным, особенно когда не ныл и никуда не лез, и Ци Жуну пришлось включить его в свой первоначальный план. Сама мысль о том, что он вот так внезапно обзавёлся сыном, казалась ему странной, но ему льстили искренняя любовь и восхищение Гуцзы, с которым тот смотрел на него, и слушал разные истории, которые Ци Жун, давно забывший все сказки, которые читал в детстве, рассказывал ему на ночь. Заполучив такого старательного слугу, князь демонов решил, что пока можно перебиться и обычной едой. Вспомнив о еде, он вытащил из рукава несколько пирожков, которые накануне спёр вместе с флягой из какой-то лавки, где торговали одновременно едой и посудой, и начал жевать, глядя на закатные облака, хорошо видные с горы. Гуцзы протянул ручку, чтобы тоже взять пирожок, но Ци Жун звонко шлёпнул по ней своей ладонью. -Куда? -Отец, я тоже хочу кушать. Пожалуйста, можно мне пирожок? Ци Жун презрительно фыркнул. -А кто сказал, что красть еду нехорошо? Значит, и есть её не тебе! Раз такой правильный, вали в лес, и сам добудь себе пожрать! Глазёнки Гуцзы, и без того кажущиеся большими на круглом личике, заблестели от слёз, а губы поджались и задрожали от обиды. -П… П… -Пэ, пэ, что «пэ»?! — сердито передразнил его лазурный демон.- «Прости»? Сначала ляпнешь, а потом просишь прощения! В твоём возрасте давно пора начинать думать головой, а не только в неё жрать, мелкий ты… Он хотел сказать ещё что-нибудь обидное, но посмотрел на ребёнка, который уже начал беззвучно плакать, и замолк. -Ладно…- он потёр виски, и тяжело вздохнул.- В конце концов, ты не виноват в том, что маленький и тупой… Ай, блять, хорош реветь уже, ешь давай! Нам надо торопиться, если мы хотим успеть до того, как солнце сядет… И нос вытри! Гуцзы послушно вытер рукавом потёкший носик, и схватил пирожок. -А зачем мы идём на гору? — спросил он с набитым ртом. Ци Жун задумался. Технически, приёмыш тоже мог считаться членом семьи Сяньле, и раз уж ни он сам, ни его царственный брат, не успели озаботиться женой и наследниками, даже такой внук будет лучше, чем никакого. Он в два укуса схомячил последний пирожок, и сказал: -Навестим могилу твоей бабки. Перекусив, они быстро добрались до развалин храма. Увидев, что отец собирается спрыгнуть в глубокий высохший колодец, на дне которого еле виднелся какой-то зловещий мусор, Гуцзы испугался, и расхныкался. Не тратя времени на угрозы и увещевания, Ци Жун схватил его в охапку, и сиганул вниз, прямо в ледяное затхлое колодезное нутро. В отличие от мальчика, он знал, что всё это было лишь иллюзией, созданной для того, чтобы отвадить случайных путников, и не боялся, что что-нибудь себе сломает. А даже если и сломает, то быстро восстановится. В отличие от регенерации небожителей, у демонов, даже почти Непревзойдённых, она была в разы мощнее. Там, где Се Лянь пролежал бы без движения неделю, его двоюродному брату хватило бы и трёх дней. Не выпуская из рук хнычущего ребёнка, он носком тапочка нажал на несколько камней в стене, и присел перед открывшейся в стене потайной дверцей, раздумывая, как лучше поступить: пустить мелкую обузу вперёд, или ползти самому. Потом поставил мальчика на ноги, и подтолкнул к мрачному тёмному туннелю, из которого веяло могильным холодом. -Давай, ползи. Тут недалеко. -Я НЕ БУДУ!!! Гуцзы, и без того напуганный прыжком в страшный колодец, отшатнулся от прохода, и бросился к отцу, намертво вцепившись в него руками и ногами, так сильно, что Ци Жуну показалось, что у него хрустнули рёбра. Он покачнулся, и сел на пол, прочертив ладонью по стене, в попытке остановить падение. Во время вспышек гнева, Ци Жун полностью оправдывал своё прозвище Лазурного Фонаря, потому что его глаза начинали светиться, а тело окутывалось зелёным огнём. Конечно, в его прежнем воплощении это смотрелось куда эпичней, но и в нынешнем пугало не меньше. Конкретно сейчас он был просто в ярости. -ТЫ ОХРЕНЕЛ?! Засранец ты трусливый, скулишь и скулишь, как слепой щенок! Сейчас же отцепись от меня! Не будешь слушаться, сожру тебя заживо, как тот демон, без перца и соли! От неожиданности Гуцзы разжал объятия и тоже сел на пол, трясясь от ужаса. -Вот прям щас и начну, давай сюда руку, все пальцы пооткусываю, если не прекратишь реветь, и не начнёшь слушаться! Ну, живо! Он схватил мальчика за руку, и сделал вид, что хочет укусить его. Гуцзы зарыдал. -Отец, не надо, пожалуйста, я больше не буду! Его жалкий вид немного отрезвил демона. Ци Жун понял, что перегнул. Если мальчишка чокнется от страха, будет обидно. Он перестал светиться, и отпустил мальчика. -Делай, что говорю! Давай, руки в ноги, и пополз! ЖИВО! Давясь слезами, Гуцзы послушно пополз в темноту. Ци Жун пополз следом, запоздало выдохнув зелёный огонёк, чтобы осветить туннель. Если бы он полез вперёд, мальчишка наверняка так и остался бы в колодце, скуля от страха, и размазывая сопли по лицу, либо застрял где-нибудь в середине, без надежды на спасение. Развернуться в туннеле, при всём желании, было невозможно. Он наградил сына парой ускоряющих шлепков, и буркнул: -Давай, шевелись, недалеко уже. Я тоже боюсь. Он не страдал клаустрофобией, но в узких замкнутых пространствах ему всегда становилось не по себе. Вскоре туннель закончился, и они оказались в гулкой пещере. Ци Жун выдохнул ещё несколько десятков огоньков, осветивших убранство пещеры, и два каменных саркофага, на крышках которых лежали блюда для подношений с давно засохшими фруктами. Увидев, что новых подношений никто не приносил, племянник государыни Сяньле тихо вздохнул. С того раза, как он наведывался в гробницу, прошло много сотен лет, и подношения, которые он, в память о той немногой заботе, что дала ему тётка, честно принёс с собой, всё ещё лежали на месте, а значит Се Лянь сюда вообще не приходил. Впрочем, сейчас положить тоже было нечего. Зато за его ногу цеплялся пятилетний сопляк, зовущий его отцом. -Вытрись.- велел он Гуцзы, осторожно сдвигая крышку саркофага короля Сяньле.- Иди, поздоровайся с двоюродным дедом. Да не трясись ты, мать твою! Нету там ничего страшного. Благодаря зачарованным погребальным одеждам, труп отлично сохранился, не выказывая никаких признаков разложения. Конечно, если их снять, мертвецы, которым было гораздо больше чем восемьсот лет, мигом рассыпятся в прах (это Ци Жун однажды уже проверил на практике), но раздевать короля в его планы не входило. Всё ещё дрожа от страха, Гуцзы подошёл к гробу. Ци Жун подхватил его под мышки, и приподнял, давая возможность заглянуть внутрь. Малыш ожидал всего самого жуткого, начиная от скелета, и заканчивая разлагающимся мертвецом, но в гробу лежал красивый пожилой мужчина с благородным и умиротворённым лицом, облачённый в богатые одежды. -О… Закрыв саркофаг, и приведя его в порядок, демон открыл второй, вынул оттуда погребальные одежды тётушки, и осторожно сложил их на пол, а потом вгляделся в прах, густо рассыпанный по каменному дну гроба. Прах слегка мерцал в свете огоньков, будто в него подмешали алмазную крошку. Значит, его собственный прах, который он смешал с прахом тётки, доверив ей самое ценное, что у него было, цел. Цель достигнута. Что делать дальше он пока не знал. Осмелевший Гуцзы подошёл, подпрыгнул, чтобы заглянуть в саркофаг, и удивился: -Отец, а почему здесь песочек? Где моя бабушка? Ци Жуна пробило на нервный смех: -Знакомься, сынок, этот «песочек» и есть твоя бабушка. -О! А почему… -Потому! Будешь задавать столько вопросов, язык отвалится. Гуцзы, ты… Ты на кой хрен это на себя напялил-то? Пока он разглядывал прах, Гуцзы натянул на себя саван, и выглядел теперь очень комично. Он и сам не мог объяснить, зачем это сделал. Ци Жун уже хотел рассмеяться, и отобрать последнее имущество тётки обратно, но услышал, как в туннеле что-то шуршит. И похолодел. «Как это называют, родственное чутьё? А, не, это у близнецов… У, сук, что делать-то?» -Так, обуза, слушай сюда.- он опустился перед мальчиком на колени, и схватил его за плечи.- Помнишь монаха в шляпе доули, который всех спас? -Который ругался с красивым демоном? -Да, его. Это очень плохой человек. Он ненавидит твоего папку, и обязательно захочет причинить мне вред. Минимум, что он сделает, это изобьёт меня до кровавой рвоты. Понимаешь? Нам с тобой надо спрятаться, пока я не придумаю, что делать. Глазёнки Гуцзы снова налились слезами. -Агаааа… -Умничка! И не бойся, бабушка не кусается! С этими словами, он взял дрожащего от страха мальчишку на руки, и осторожно уложил его в тёткин гроб. Прикрыл ему лицо погребальным пологом, чтобы мелкий не надышался прахом, и задвинул крышку саркофага, оставив небольшую щель, чтобы эта большеглазая пискля могла свободно дышать. Потом стянул с манекена фестивальное облачение Се Ляня, в котором он изображал воина, радующего богов, запнул тряпичную куклу в тёмный угол, оделся, взял меч, встал на место манекена, и мысленным усилием заставил огоньки погаснуть. В усыпальне снова воцарилась тишина. Ци Жун очень надеялся на то, что это просто какой-то полудурочный расхититель могил, которого можно будет с удовольствием слопать, а перед этим зарубить, отведя душу, а потом вместе с дражайшей обузой найти себе новое пристанище, и спокойно пожить ещё хотя бы пару лет. Раз уж на его шее повис ребёнок, к которому он не испытывает отвращения, этим стоит воспользоваться. Может, ему удастся воспитать мальчишку, и он больше не будет одинок… но об этом лазурный демон старался не думать. Нельзя ни к кому привязываться. Никогда. Он уже один раз попробовал. Было ОЧЕНЬ больно. И ещё больнее было разочаровываться в объекте своей любви и восхищения. Повторять это снова он не хотел. Ненависть и боль и так преследовали его всё посметрие. В туннеле послышалось шуршание, потом через прорези в маске он увидел, как в усыпальне зажёгся огонёк, уже обычный, а не зелёный, кто-то знакомо прошлёпал по полу, и присел у одного из саркофагов. Ну да, так он и думал. А когда в тишине усыпальницы зазвучал голос Се Ляня, окончательно убедился в своих предположениях. Ци Жун и Се Лянь состояли в кровном родстве, и оба были последними представителями рода Сяньле. Все прочие либо умерли своей смертью, либо скончались от поветрия ликов. Логично, что кроме них двоих никто не знал о храме и уж тем более об усыпальнице государей Сяньле. И вообще вряд ли кто-то из смертных людишек помнил, что раньше было такое государство. Про себя Ци Жун пообещал, что если они с Гуцзы выберутся отсюда живыми, то он расскажет ему про всё. И про маму, и про отца-хуилу, и про двоюродных бабушку с дедушкой, и про царственного брата. И про славное царство Сяньле, и даже про… всё то, что последовало за вознесением его дражайшего брата. Он был уверен, что малец воспримет это правильно, а не так как Се Лянь, и остальные. Некоторое время Се Лянь говорил с тёткой, жалуясь ей попеременно на свою судьбу, самого Ци Жуна, и всё происходящее в мире. А потом Гуцзы не выдержал близкого знакомства с бабкой, и заскулил. Лазурный демон, всё это время терпеливо изображавший манекен (мало ли, царственный братец наговорится, и уйдёт) мысленно шлёпнул себя по лицу. Он предполагал подобное. Но чтобы в самый ответственный момент… «Терпение, терпение, он не виноват, что маленький и тупой…» В конце концов, в его возрасте другие дети ведут себя ничуть не лучше. Он пытался успокоиться, уговаривая себя не принимать опрометчивых решений. В глубине души, брата он всё-таки любил, а приёмыш вообще не виноват, но понимал, что из-за захныкавшего мальчишки их маскировка вот-вот полетит к чертям. Возможно, даже в Призрачный город. А что, он бы показал Гуцзы Призрачный город, даже если ему не удастся надрать зад Хуа Чэну, мальцу там наверняка понравится. А похавать ему можно будет взять с собой… Из размышлений его вытащил страшный грохот. Будто его дражайший братец со всей дури ёбнул по крышке саркофага, раздолбав камень в мелкое крошево. И следом раздался отчаянный крик Се Ляня: -Где моя матушка?! Что ты сделал с телом моей матушки???!!! ОТВЕЧАЙ!!! Этого лазурный демон стерпеть не смог. Он покрепче сжал меч, и неслышно сошёл с постамента. Он не испытывал к Гуцзы никакой любви, и часто еле сдерживался, чтоб не рявкнуть на ребёнка, когда тот излишне его доставал. Но он не мог позволить, чтобы ещё хоть кто-то кричал на этого мелкого гремлина, кроме него!!! «Да как он смеет!!! Как он смеет повышать голос на МОЕГО ребёнка! Он… он же мой! МОЙ!!! МОЙ ГУЦЗЫ! МОЙ…» Он подумал об этом раньше, чем сделал шаг с постамента и подумал что-то ещё. Мысли о том, что Се Лянь смеет кричать на его ребёнка, пусть даже и доставшегося ему так внезапно, затмили всё, что было после. В голове Ци Жуна было только одно: заткнуть, и съебаться. Любой ценой. Просто вырубить кузена, схватить скулящего мальчишку, и бежать, пока не кончится дыхание, а там уже подумать. С этими мыслями, он шагнул к Се Ляню, и занёс меч над его головой. Правда, уже через секунду он валялся на полу, обезоруженный и побитый, а Се Лянь, который ничего не соображал от горя и гнева, наносил ему удар за ударом. Будь это его прежнее тело, он бы и выдержал, ухохатываясь над братом, но сейчас он был простым смертным, и в полной мере ощущал на себе всю боль от ударов, которыми, не скупясь, награждал его Его Высочество наследный принц. Ещё и Гуцзы, который, видя, что его отца лупят почём зря, кинулся ему на помощь. Ци Жун всерьёз опасался, что обезумевший кузен навредит и мальчишке, который уж точно был ни при чём. Поэтому он заорал, как безумный, принявшись нести такую отчаянную и оскорбительную чушь, что Се Лянь вообще позабыл обо всём на свете. «Не бей дитё, бей меня…» -Ха-ха-ха, мой царственный братец, неудачник, какой же ты неудачник!!! От ударов кружилась голова, он не справлялся с наносимым новому телу уроном, но смеялся в голос, крича: не больно, не больно, совсем не больно!!! -Наконец-то, показал своё истинное лицо! Разве есть в этом мире ещё кто-то, кто знает тебя лучше меня?! Нет! Ты надел маску жалкого бездомного пса, на которого может наступить кто угодно, но я-то знаю, что в душе ты всё то же лживое высокомерное чмо! Должно быть, сейчас, когда я назвал тебя неудачником, ты до смерти ненавидишь меня, а? Признай, это задело тебя, задело, задело!!! Признайся, скажи это, пойми, что все эти столетия мне ТОЖЕ было больно!!! -Или ты скажешь, что этот человек ни в чём не повинен, поэтому ты меня не тронешь? А ну-ка?! Позволь узреть, как ты поступишь!!! «Не трогай ребёнка, убей это тело, ну же, ай, да не суйся, ты…» Он и орал только потому, чтобы отвлечь брата от Гуцзы, который вцепился ему в ногу, умоляя незнакомца перестать избивать его отца. Ещё не хватало, чтоб этот психованный в приступе гнева покалечил мальчишку! Даже если он изобьёт его до кровавой рвоты, тело этого недоумка, папаши Гуцзы, не особо пострадает, а дальше демоническая регенерация сделает своё дело. Вот только сам малыш Гуцзы об этом не знал, и едва не лишился чувств от ужаса. Ор в усыпальне стоял такой, будто они пришли на базар, сраться с торговцами за скидку в полторы монеты. Стыд, да и только. И уж Се Лянь должен был это понимать. -Никчёмное создание!!! Клинок, который его царственный брат занёс над сердцем чужого тела (Ци Жуну оно тоже было чуждо, но что ж делать) просвистел в нескольких сантиметрах от плеча крестьянина, и вонзился в каменный пол. Искры от удара разлетелись брызгами. Чувствуя одновременно облегчение и отчаяние, Ци Жун завопил, заходясь истерическим хохотом: -Ты просто никчёмыш! Так и знал, что у тебя рука не подымется! Как бы я тебя ни оскорблял, что бы ни делал, стоит мне приставить нож к чужому горлу — и ты уже опускаешь руки. Лицемерное трусло! Какое из тебя божество? Как ты вообще живёшь на свете?! К его удивлению, Се Лянь успокоился. Он ещё пару раз влепил ему по роже, стащил с него одежды воина радующего богов, обмотал своей психованной лентой по имени Жое, пригрозил сплавить родственничка прямо в лапы Хуа Чэну, и слегка остыл. Ци Жун выдохнул. Он до одури боялся паршивого пса Хуа, который уже не раз ворошил его логова, заставляя бедного князя демонов отстраиваться в новом месте, но крайней мере, малец сейчас в безопасности, а о большем ему сейчас думать не хотелось. Дражайший братец так отлупил его, что рот демона наполнился кровью. «Всё-таки задел внутренние органы. Сука, блять. Хорошо хоть, не сломал ничего». Он неловко сплюнул, ощутив, как струйка смешанной с кровью слюны ползёт к уху, и кое-как перевернулся на бок, чтобы было удобнее. Бедняжка Гуцзы, видя, что злой монах наконец отстал от его родителя, подполз ближе, и принялся гладить демона по голове. Тот уже привык к прикосновениям мальчишки, и поэтому больше не дёргался. -Отец, ты в порядке? Тебе очень больно? Его голосок так дрожал, что сердце лазурного демона опять кольнуло какое-то странное и неприятное чувство. В конце концов, малец не виноват, что оказался между двумя взрослыми, которых раздирает давняя и взаимная обида. Он растянул рот в улыбке, стараясь, чтобы она вышла хоть немного ровной из-за нанесённых увечий, успокаивающе сказал: -Умница, сынок. Не волнуйся, папа в порядке. Ну, иди, помоги собрать бабушку. И тут же, не желая дать Се Ляню понять, что с ним происходит, зашёлся истеричным хохотом. Незачем ему знать, что произошло между ним и мальчишкой за это время. «Вот так, значит, царственный братец? Припёрся в мой дом, приволок с собой Хуа Чэна и сопляка Лан Цяньцю, всех расшугал, всё сломал, и ещё права какие-то качаешь? Вот так, значит, да? Можешь попрощаться со своей спокойной жизнью. Я тебе такой скандал учиню, волком взвоешь! Отыграюсь на тебе за все годы, что ты меня игнорировал!» Гуцзы послушно подошёл к Се Ляню, который теперь старательно сгребал рассыпавшийся прах своей матери обратно в разбитый гроб, и включился в работу. Ци Жун облегчённо сплюнул, и закрыл глаза, чувствуя, как его мышцы сдавливает лента-оборотень. Что бы ни произошло дальше, сейчас у него есть время отдохнуть. Несмотря на протест с обеих сторон, им с Жое пришлось очень близко познакомиться. Опасаясь, как бы его упрямый братец, который, несмотря на все ухищрения и угрозы, не хотел вылезать из тела крестьянина, не сбежал и не отчебучил чего-нибудь особо опасное для окружающих, Се Лянь велел Жое охранять его, а если попробует сбежать, повесить на какое-нибудь дерево в роще, подышать свежим воздухом и угомониться, что в скором времени и произошло. Оказавшись в плену у брата (да ещё в какой-то халупе, которую он с какого-то перепуга называет монастырём), Ци Жун почти всё время орал, то изрыгая проклятия, то прося отпустить его, то просто ругаясь. Больше-то делать всё равно было нечего. Бедняжка Гуцзы, который не понимал, за что его отцу причиняют такие страдания, чуть не плакал от страха и обиды на этого молодого монаха в шляпе доули, но спорить с ним боялся, и только время от времени просил того пощадить отца. Впрочем, даже связанный, Ци Жун умудрялся чудить.