Благословение небожителей: правдивая история почти Непревзойдённого демона

Не секрет, что Хуа Чэн люто ненавидел Ци Жуна. Этот чёртов демон, бывший князь Сяньле, чуть не прибил его тогда, когда он был ребёнком. Ненависти к четвёртому Бедствию добавляло ещё то, что, похоже, тот даже не подозревал, что паршивая псина Хуа и тот ребёнок, над которым он поиздевался при жизни, один и тот же человек. Теперь же к этому "коктейлю" добавился новый ингредиент. Гуцзы, этот маленький мальчик, которого Ци Жун зачем-то (явно ведь не из жалости) забрал с собой, и который теперь ни в какую не желал отлипнуть от лазурного демона, упрямо зовя его отцом. Генерал Хуа был довольно разносторонним демоном, и умел много чего, разумеется, если дело не касалось каллиграфии. Но он даже предположить не мог, что будет вынужден стушеваться перед ребёнком. Обычным, живым, мать его, ребёнком, маленьким глупым мальчишкой с нелепым хвостиком, перевязанным обрывком изумрудной ленты, такой же, как у чёртова демона, и огромными карими глазами. Несмотря на то, что Ци Жун вёл себя как Ци Жун (разве что, людей не ел), малыша это совершенно не волновало. Он не обращал внимания на странности, появившиеся у его родителя после бегства из логова Лазурного Фонаря, с удовольствием играл призрачными огоньками, и, раскрыв рот, слушал все его дурацкие истории, похоже, совершенно не задумываясь о том, почему его отец, простой крестьянин, которому было не больше двадцати (а на рожу, и того меньше), говорит о дворцах и прочей древней ерунде. Чёрт возьми, рядом с ним ещё двое взрослых, которые куда добрее и лучше этой зеленой твари, а Гуцзы сторонится их, насуплено глядит исподлобья на молодого монаха и его друга в красных одеждах, поджимает губки, точь-в-точь как Лазурный Фонарь в ночи, и совершенно не идёт на контакт. Зато от Ци Жуна его не оторвать, а тот и рад, скотина такая, что кто-то слушает его брехню. Помимо того, что обычно нервный и дёрганный лазурный демон, который любые прикосновения воспринимал как акт агрессии по отношению к своей призрачной тушке, совершенно спокойно позволял мелкому на себе виснуть, только время от времени покрикивал, чтобы тот не тыкался ему в рожу, он весьма успешно с ним справлялся, хотя с живыми детьми до этого никогда дела не имел. Конечно, Гуцзы очень послушный мальчик, и всегда делает, что просят, но прислушивается исключительно к Ци Жуну. Хуа Чэна аж дёргало, когда мальчишка всякий раз сначала косился на отца, и только заручившись его молчаливым одобрением, соглашался с тем, что ему говорят Лан- и Лянь-гэгэ. И как только этот недоумок сумел так привязать к себе ребёнка?! Красный демон решительно не понимал, почему так. Возможно, даже слегка ревновал малыша к Лазурному Фонарю. Не, ну а чо он? Хуа Чэн же круче! У него есть Эмин и бабочки. И ещё он красивый. И не орёт. И зелёным не светится. Одновременно с этим, он побаивался Гуцзы, особенно после того, как ему пришлось провести с мальчиком почти целый день. А возможно, причина крылась как раз в том, что ни Се Лянь, ни он сам, особо не представляли, что делать с этим большеглазым ребёнком, который не ревёт и не куксится только тогда, когда находится рядом с зелёной тварью. Князь демонов с неудовольствием понял, что его пугают детские слёзы. Наблюдая такое поведение паршивой псины, Ци Жун откровенно торжествовал. Он тоже не понимал, почему мелкий так к нему цепляется (давайте по чесноку, на месте мальчишки, он сам от себя уже давно бы свалил), но, чёрт возьми, это было приятно. Ощущение того, что тебя любят, что ты нужен кому-то, дарило лазурному демону куда больше радости, чем предсмертные стоны и страдания его жертв. К тому же, этот ушлёпок Хуа сам раньше детей видел только на расстоянии, а у него уже восемь сотен лет дома натуральный детский (с)ад, спасибо неугомонным близнецам, мать их так, обоих, по очереди, а если ещё Гуцзы добавится, то это будет вообще пиздец, нет, он никогда не поймёт тех, кто добровольно заводит себе кучу детей, они же потом вырастают, и дом превращается в дурдом, неее, этому демону троих бесенят будет достаточно, лишь бы свалить наконец отсюда. А ещё, обнаружив такую позорную слабость у хвалёного Непревзойдённого, Ци Жун понял, что может позволить себе безнаказанно его изводить, ха! В самом деле, нет же ничего такого в том, чтобы как бы невзначай предложить Хуа Чэну чем-нибудь занять ребёнка, пока его папка приходит в себя после очередной "воспитательной беседы". Лазурное Бедствие мог бы, наверное, бесконечно смотреть на три вещи: огонь, воду и эту вот мимолётную панику в глазах Хуа-Хуа. Се Ляня такое молчаливое противостояние демонов очень веселило, особенно в свете того, что Ци Жун, хоть и ломал комедию, усиленно делая вид, что ему плевать на ребёнка, никому его не доверял, предпочитая справляться со своим подобранным сыном пусть и неуклюже, но самостоятельно, либо же с помощью Жое. Шёлковая лента, к некоторому огрчению Его Высочества, похоже, казалась лазурному демону более подходящей нянькой, нежели царственный брат. Впрочем, не так давно Ци Жун решился наконец немного довериться Се Ляню, и начал иногда отсылать Гуцзы к нему, когда хотел побыть в одиночестве. Правда, уже через полчаса малыш начинал скучать и проситься обратно к отцу. Се Лянь так и не смог выяснить у него истинную причину такой ревностной привязанности к вздорному демону. Обычно Гуцзы объяснял своё желание тем, что с папой теплее и интереснее. Глядя, как большеглазое чудо устраивается на коленях Ци Жуна, скрываясь за широкими рукавами его ханьфу, как птенец в гнезде и, замерев от восторга, слушает очередную историю, которых у лазурного Бедствия за эти восемьсот лет скопилось дофига и больше, или играет с призрачными огоньками, принцу нет-нет, а хотелось к ним присоединиться. Но не плюхнешься же вот так просто рядом, со словами "я тоже хочу послушать". Такой финт можно провернуть с кем угодно, но не с его кузеном. Минимум, чего он в таком случае добьётся- озлобленного молчания, и вспышки лазурного пламени в глазах демона. Конечно, большую часть времени Ци Жуна мотало между "что этот гремлин вообще здесь делает" и "не сметь трогать МОЮ мелочь", но Се Лянь не мог не отмечать, что то, что он поначалу воспринимал как "игру в семью", на его глазах понемногу перерастало в нечто большее. И всякий раз это большее разбивалось об очередную угрозу сожрать мальчика заживо, без соли и перца. Едва заметив на лице Ци Жуна то самое зловещее выражение, с которым он угрожал съесть Гуцзы в своём логове, сердце Се Ляня сжималось, и ему приходилось напоминать себе, что его кузен- хитрая и жестокая тварь, давно потерявшая все моральные принципы и рассудок, и эта привязанность к ребёнку моментально пропадёт, стоит подвернуться удачному стечению обстоятельств. Обычно после такого демон снова сидел связанным, и косился на царственного брата, как на придурка. Хуа Чэн, впрочем, не оставлял попыток подружиться с Гуцзы, хоть и не знал, зачем ему это, собственно, надо. Будь тот ребёнком гэгэ, разумеется, он бы из кожи вон вылез, чтобы завоевать его доверие, но мальчишку притащил Лазурный Фонарь, так что Собирателю цветов, казалось бы, не должно было быть до него никакого дела. И всё же, Хуа упрямо пытался расположить к себе это большеглазое наказание, то ли для того, чтобы насолить тупице Фонарику, то ли чтобы создать себе ещё больше проблем. И, как обычно, получилось второе. В тот злополучный день Эмин, в очередной раз заскучав, спрыгнул со стола, пользуясь тем, что Хуа Чэн увивается вокруг монаха в белых одеждах, хозяина его заклятой подружки Жое. Его уже давно интересовала колоритная парочка, состоящая из вредины Фонарика, с которым у хозяина были какие-то свои тёрки, и маленького ребёнка, который всё время вертелся рядом с ним. Если лазурного демона он знал уже давно, то человеческий детёныш его очень заинтересовал. И сабля и мальчик всё бросали друг на друга любопытные взгляды, и, в итоге, Эмин не утерпел. Хозяин, конечно, опять его куда-нибудь швырнёт, а если не швырнёт? В конце концов, Ци Жун периодически защищал его, как и Се Лянь сейчас, стоило хотя бы попытаться. Ци Жун заметил, что лежащий на столе Эмин куда-то делся, но значения этому не придал, решив, что тот потерял Жое, и отправился на поиски чёртовой ленты. Не в меру любопытный клинок его особо не пугал, если не находился в руках Хуа Чэна, так что мозг демона отметил, что опасности нет, и выкинул исчезновение сабли из головы. А потом что-то ткнулось ему в руку. Ци Жун посмотрел, взвизгнул, и едва не взбежал на потолок. Рядом с ним, покачиваясь на острие лезвия, стоял потеряшка Эмин. Блестящий красный глаз его хитро щурился. -У, сссууук...- лазурный демон шустро отполз на заднице, подальше от страшной сабли и поближе к приёмышу.- Гуцзыыы! Ну-ка, прочитай по глазу, чё ему надо?! Гуцзы внимательно вгляделся, и серьёзно ответил: -Чё-то не читается. Он подошёл поближе и протянул ручку, чтобы потрогать чудесный артефакт, который сам прискакал к нему знакомиться, но едва коснулся пальцами эфеса, как сабля вдруг отлетела куда-то в сторону, а Гуцзы едва успел отдёрнуть руку, чтобы не разбить ладошку о носок чёрного сапога с серебряными подвесками. Вспискнув, и задрожав от страха, малыш поднял голову, и увидел нависшего над ним Хуа Чэна. Долгую секунду он таращился на гэгэ в красных одеждах, а потом пронзительно взвизгнул, и заревел, прижимая ручки к груди. Ци Жун тоже не ожидал подобного, и только поэтому не среагировал раньше. Зашипев, как разъярённый кот, он схватил трясущегося от страха мальчишку, сгрёб его в объятия, спрятав за широкими рукавами ханьфу, и вперился в мерзкого пса самым яростным взглядом, каким только умел. -Ёбу дал, ублюдок одноглазый?!- рявкнул он, вскакивая.- Хоть иногда соображаешь, что делаешь? Мелкого мне покалечить хочешь? Давно пиздов не получал?! Хуа Чэн, похоже, сам не ожидал подобного. Он так привык осаживать Эмина, который упрямо льнул к гэгэ, как дурак ведясь на простую ласку, что не подумал о том, что Гуцзы тоже захочет его потрогать. И теперь, глядя на залитую слезами мордашку мальчика, который буквально прилип к лазурной твари, понял, что едва налаженный хрупкий мостик между ним, и этим большеглазым ребёнком, окончательно рухнул. Пожалуй, это был первый (и единственный) раз, когда генерал Хуа был готов искренне извиниться перед тупицей Фонариком. Чёртов демон, которому, казалось бы, не было дела до мальчишки, которого он зачем-то потащил с собой, буквально кипел, готовый спалить всё, что попадёт под руку, и, заодно, сгореть сам. Вокруг его головы вспыхнули призрачные огоньки- тревожный знак для любого, кто хоть немного знал Лазурного Фонаря в ночи. -НЕ ХОТЕЛ?! ТЫ?!!! НЕ ХОТЕЛ???!!! У, СУК!!! Услыхав звуки драки, Се Лянь поспешил в дом, решив, что Ци Жун, как обычно, что-то ляпнул, а Сань Лан, как обычно, оскорбился, и полез бить демону лицо. Он ожидал всего, чего угодно, но не того, что предстало его взору. Хуа Чэн, одной рукой держа Ци Жуна за ворот ханьфу, второй пытался оторвать ему голову, а лазурный демон брыкался и визжал, вцепившись ему в волосы с такой силой, что уже успел выдрать несколько прядей. Принц натурально наблюдал драку двух Бедствий. -Немедленно прекратите!- воскликнул он, выпуская Жое, и спешно раздумывая, кого из этих двоих будет разумнее связать, а кого просто удержать за шкирку. Выходило, что сидеть связанным придётся Сань Лану, потому что, взбесившийся кузен драл его за волосы хоть и со всей силы, но одной рукой, второй крепко прижимая к себе скулящего от страха Гуцзы. Се Лянь так пока и не решил для себя, чего в его поведении было больше- собственнического эгоизма, или простой привязанности к ребёнку. Но ведь и Сань Лан всеми силами пытался подружиться с мальчиком, пускай и безуспешно. Нет, однозначно, случилось что-то из ряда вон. Не зная, как призвать к порядку князей демонов, он выкрикнул первое, что пришло в голову: -Если не угомонитесь, я... я заставлю вас играть в слова! Хуа Чэн ничего не понял, но замер, отпустив противника, и обдумывая сказанное. Зато Ци Жун сразу сообразил, и, ойкнув, со всей силы пихнул чёртову красную псину, отчего тот, наконец, сел на пол, и, вместе с ребёнком, отпрыгнул за спину царственного брата. -Не-не-не, у меня и так память херовая!- выкрикнул он ему прямо в ухо.- Нафиг! С прислугой своей такое проделывай! Со мной не надо! Его Высочество похлопал себя по уху, выбивая из него вопль лазурного демона, и повернулся к нему. -Что случилось? Гуцзы опять напугался? -Что случилось?- Ци Жуна трясло, а в глазах его всё ещё полыхал зелёный огонь.- Я тебе скажу, что случилось! Этот кретин опять пнул свою дебильную саблю, и едва не сломал мальчишке пальцы своим ебаным сапогом! Усмири свою паршивую псину, или я за себя не ручаюсь! Сколько можно?! Если ему так всралось подмазаться к МОЕМУ ребёнку, пускай завязывает его пугать! Это пиздец! Его Высочество строго посмотрел на вскочившего на ноги Хуа Чэна. Князь демонов имел такой смущённый и глупый вид, что, будь обстоятельства иными, ему захотелось бы рассмеяться. Но сейчас чуть не пострадал маленький ребёнок, и Се Ляню было совсем не до смеха. -Сань Лан... Оставив Се Ляня разбираться с Хуа-Хуа, Ци Жун вышел на улицу, рявкнув, что если к ним хоть кто-то сунется, он откусит ему башку. Хорошо, что царственный брат наконец приструнит этого ублюдка, но находиться рядом с ними обоим Ци сейчас было невмоготу. Только они устроились под любимым деревом, как в траве что-то зашуршало, и на колени к всхлипывающему Гуцзы заползла Жое. *** Гуцзы рыдал в голос, прижимаясь к избтому в кровь отцу. С тем, что его родителя постоянно лупят, малыш кое-как смирился, в конце концов, несмотря на все увечья, тот всегда хитро подмигивал ему, и уверял, что с ним всё в порядке. Сейчас его огорчило совсем другое. Противный Лан-гэгэ снова швырнул на пол свою чудесную глазастую саблю. Это он уже из ругательств отца понял, что клинок, висящий на поясе Сань Лана, сабля, такая же живая, как Жое, и от этого было ещё больше обидно. Почему он её так сильно не любит, она же ластится к нему, как он сам льнёт к отцу, и отец всегда улыбается на это, обнимает его, как может, и целует, пускай и вечно при этом ворчит, но он же видит, что ему нравится. Малыш не выдержал такой несправедливости, и зарыдал, по привычке цепляясь за воротник ханьфу родителя, полностью уверенный, что он отлично понимает причину его слёз. Этот страшный красный гэгэ запретил чудесной сабле играть с ним, почему, им бы было сейчас очень весело! Уууу!!!... Тихое-тихое "сук" так и просится сорваться с губ, но он понимает, что следом получит головомойку от отца, и просто громко рыдает от обиды. -Почему ты опять плачешь? Хуа Чэн беспомощно уставился на единственного в комнате, кто хоть что-то понимал в детях. На Лазурного Фонаря. -Чего он плачет? -Лан-гэгэ ударил волшебную глазастую саблю.- флегматично перевёл рыдания приёмыша Ци Жун, наклоняя голову, и потираясь носом о макушку плачущего мальчика.- Лан-гэгэ не любит волшебную глазастую саблю и не даёт мне с ней играть. Лан-гэгэ плохой. Отец, въебьи Лан-гэгэ. Он поднял глаза на обалдевшего демона. -Не, серьёзно. Чё ты его постоянно швыряешь-то? Если б Эмин умел плакать так же, как эта пискля, он бы давно тебя в своих слезах утопил. Хватит его шугать, пусть поиграют. От тебя не убудет. Хуа Чэн моргнул. -Ты... просишь... чтобы я... -Да, ДА, МАТЬ ТВОЮ, я ПРОШУ, прикинь, сука, ПРОШУ, чтоб ты наконец перестал хуярить свою ебучую саблю об пол по любому поводу, и дал ей уже поиграть с моим ребёнком! Что этому демону ещё сделать? Отбить сотню земных поклонов, и сказать "пожалуйста"?! Хуа Чэн обнаружил себя с занесённой для удара рукой, уже готовым влепить этой зелёной мрази так, чтобы тот восстанавливался до следующей луны, но его остановили крики Ци Жуна. Мерзотный демон просит его не бить Эмина, и дать детям поиграть? В памяти Непревзойдённого всплыли давние воспоминания. Мертвенно-бледное лицо, одновременно до ужаса испуганное, и до ужаса же наглое, и двое демонят в зелёном, носящиеся вокруг. Он даже хватиться не успевает, как лишается своей верной сабли: ею завладевает один из свиты ненавистного жалкого демона, этого проклятого бывшего князя Сяньле, так похожего на его драгоценного Бога. Мелкая девица в нарядном халате и шапочке, над которой горит безвкусный призрачный огонёк, умудрилась спиздить его оружие, пока её господин нагло трындел, не затыкаясь, и жрал его фрукты, и погналась за вторым, мальчишкой, отличимым от неё самой лишь узором на рукавах и воротнике халата и числом кос под шапочкой. "Лин-ди, стопэ-стопэ-стопэ!!!" Рука Непревзойдённого непроизвольно опускается, а перед глазами стоят юный демон, так похожий на своего прекрасного брата, бесявые призраки, и резкие слова: "Да не ссы ты, они у меня спокойные. Это я буйный. ЧАНЧУНЬ!!! Убью, нахер!" Тонкая рука в бронзовом наруче ловко хватает за шкирятник ругающегося на чём свет стоит мальчишку, а нога в чёрном сапоге выдвигается за секунду до того, как мерзкая девчонка теряет равновесие, ловя её практически над полом. -У, сук! Чунь-Чунь, засранка, угомонись! Хватит гонять брата! Сожгу обоих!!! -Ты же на самом деле знаешь, что делать с детьми. Лазурный демон мотнул головой. С чего Хуа вдруг решил, что он что-то понимает в детях, он нихера не понимает в этих детях, просто... помнит. Помнит себя, живого, дышащего, это мерзкие, тяжёлые воспоминания, но они помогают хоть немного заботиться о Гуцзы, потому что они пример того, как делать НЕ НАДО. Но этой паршивой псине это знать не обязательно. -Я ебу что ли, чё с этими детьми делать? Просто действую от противного.- фыркнул он.- Разрешай Эмину иногда с ним играть, вот и всё. Твоя сраная сабля такая же мелкая и тупая, как этот ребёнок. Он ожидал новых побоев, но Хуа Чэн молча стоял, и, вроде как, над чем-то раздумывал. Чё за фигня? Он же буквально только что оскорбил его ненаглядное оружие, но этот сукин сын не поднимает на него руку, хотя раньше его даже Се Лянь не останавливал. А потом красный демон снял с бока свою ебучую саблю, и протянул её Гуцзы. Вот так просто отдал её в ладошки ребёнка, под пристальный взгляд лазурного демона. -А что у нас на ужин?- спросил он, садясь за стол, и наблюдая, как испуганная мордашка Гуцзы становится восторженной. Эмин, похоже, тоже был вполне счастлив, чего нельзя было сказать о его владельце. -Рис и овощи. -Нее, я хочу свиную зажарку и суп с рёбрышками. Ци Жун закатил глаза (в очередной раз), поднялся, и снял со стены сковородку, а потом сунул её под нос бесявому сородичу. -Чем пахнет? Хуа Чэн нехорошо сощурился, но, на этот раз, решил спустить. Чёртов Фонарик и так взвинчен из-за вчерашнего, с него станется приложить его сковородой по роже. Разумеется, он отлично понимает, что потом снова будет избит до кровавой рвоты, но это будет потом. Соблазн уебать ненавистного врага куда выше. Ещё и перед Гуцзы теперь никак не оправдаться. Ну не хотел он навредить мальчишке, так получилось... -Пиздюлями...- вздохнул он, понимая, что его претензии совершенно не к месту. В монастыре Водных каштанов придерживались негласного правила "хочешь жрать- жри булку, не хочешь булку- не хочешь жрать". Конечно, выёбываться он может сколько угодно, но рис и овощи от этого мясом не станут. -Ещё раз спрашиваю: рис будешь? -Буду...