Благословение небожителей: правдивая история почти Непревзойдённого демона

Убедившись, что всё в относительном порядке, Ци Жун поплотнее закрыл дверь кухни, отнёс Гуцзы обратно в кладовку, и, с тихим вздохом, сполз на пол. Жутко утомительный день. Как вчера. И как позавчера. И как поза-позавчера тоже. Будь с ним его свита, было бы гораздо легче. Впрочем, сейчас это лучшее, чем он располагает. На тупость призрачных болванов и обслуживание ветхого дома жаловаться бесполезно. На капризы Гуцзы, тем более. Ну хоть, постояльцы ведут себя тихо, даже Цоцо, который снова втихушку пробрался к шкафу с мясом и методично уничтожал всё, до чего мог дотянуться, и это было хорошо. Была только одна проблема. Фу Яо обмолвился, что видел на дороге группу изрядно потрёпанных даосов, которые причитали что-то про смертельные фрикадельки и чокнутого монаха, из чего лазурный демон заключил, что Всевидящий глаз и его товарищи повстречались-таки с Се Лянем, и тоже стали жертвами его убойных блюд. И теперь эта орда тупиц, похоже, направляется к его постоялому двору. Прикинув, сколько человек было в отряде, и тихо посмеиваясь, Ци Жун быстренько сообразил что-то наподобие рагу из чьей-то отрубленной головы, и стал ждать гостей. Вот будет хохма, когда эти придурки, мнящие себя профессиональными борцами с нечистью, сожрут человеческое мясо, и даже не поймут, что у них в тарелках. Где-то к середине ночи, убедившись, что Гуцзы в относительном порядке, и впихнув в него очередную порцию таблеток, он уселся у печки, прихватив с собой один из отложенных трупов. Уж на что его слуги тупые, но пару часов без контроля выдержать могут, и пока всё тихо, можно наконец поесть. Когда, судя по возгласам, к нему припёрлась не мышонок, не лягушка, а неведома зверушка, в смысле, то ли женщина, то ли обряженный в женское ханьфу мужчина, он недовольно дёрнул ушами. Когда в обеденный зал ввалилась толпа громко жалующихся монахов, он заметно напрягся. Когда приседающие от страха перед суровым начальством болваны доложили, что гостей не устраивает еда, в тарелке волосы, а стаканы грязные, он разозлился, и, как с ним обычно бывало, на нервной почве, наготовил целый праздничный стол, не забывая поносить тупых слуг всевозможными словами. Эту его особенность, кстати, особенно высоко ценил Черновод, который любил заглядывать к лазурному демону, и сметать всё, что не было похоже на мясо. Понадеявшись, что хоть сейчас от него отцепятся, и, заодно, не разбудят Гуцзы, он вернулся к прерванной трапезе. А потом услышал голос Се Ляня. Похолодев, Ци Жун заметался по кухне, спешно скидывая в рукава всё, чем можно было по-быстрому накормить ребёнка. Нет, нет, ну почему, ну за что... Дальше начался сущий хаос. С какого-то момента демону начало казаться, что всё, что происходит вокруг- одна из бредовых галлюцинаций, которые преследовали его, пока ему не удалось взять себя в руки и немного осадить ту безумную кровожадную тварь, которая родилась из того, что осталось от трупа бывшего князя Сяньле. Сначала чёртовы монахи всё-таки прочухали, что поданые им блюда это нифига не курица, потом наверху загрохотало, а потом в кухню ворвался Се Лянь, почему-то обряженный в женское ханьфу, и, как обычно, крича, что Ци Жун хочет съесть ребёнка; избил его, зачем-то запихнул ему в рот тесак для мяса, а потом принялся вытаскивать из кладовки мирно спящего Гуцзы, походя упрекнув кузена, что тот, оказывается, до сих пор не сожрал мальчишку лишь потому, что больные дети невкусные. Потом они оказались на улице, вместе с перепуганной Лань Чан, прижимающей к себе недовольного Цоцо, и Фу Яо, который бросал на демоницу очень странные взгляды. Приглядевшись к смывшей боевой раскрас женщине, Ци Жун внезапно признал в ней девушку, которую хотели сосватать Его Высочеству Сяньле до того, как он вознёсся. Он слышал, что у бедняжки была очень незавидная судьба, и очень удивился, поняв, что приставучая проститутка из Призрачного города и та боевая мадама- одно и то же лицо, о чём не замедлил оповестить окружающих. В чрезвычайных ситуациях у него всегда отключались мозги, отчего он принимался нести всякую чушь. А потом он увидел, что под деревом сидит Хуа Чэн. Точнее- его мини-версия. Перед ним, на траве, стоял игрушечный домик, собранный из золотых листочков. С подобным конструктором раньше очень любил играть Се Лянь. -Э, бля!- завопил он, отпихиваясь от бросившейся в его сторону Жое.- Алё! Всевидящий глаз, тут вообще-то Хуа Чэн сидит, поднимай жопу и иди лови, чо застыл, шляпа усатая?! Лань Чан спешно подхватила на руки захныкавшего Гуцзы, которого Се Лянь просто сгрузил на землю, даже не попытавшись положить мальчишку подальше от скандалящих взрослых. Это немного успокоило демона. Пока мелкая пискля находится у неё, ему точно ничего не грозит. Мини-Хуа окинул творящееся перед ним снисходительным взглядом, и толкнул одну из пластинок, обрушив игрушечный домик. Глядя, как крыша постоялого двора, будто замедленная каким-то заклинанием, падает, подминая под собой стены и тупящих монахов во главе с их самонадеянным предводителем, Ци Жун ощутил, как внутри него что-то обрывается. Это не было похоже на то, что он испытывал всякий раз, когда ублюдочный Собиратель цветов разрушал его очередное логово. Это было гораздо хуже. Сейчас, ради своей жалкой мести и желания выслужиться перед обожаемым божеством, он не просто уничтожил очередное пристанище лазурного демона. Он разрушил их с сыном дом. Он разрушил их надежду на спокойное и надёжное будущее. Сломал, как что-то совершенно неважное. Жое, казалось, пребывала в не меньшем шоке. Чувствуя, как ошарашенная лента сползает с его рук и рта, он метнулся к Лань Чан, и схватил сына, крепко прижав его к себе. Со стороны это, наверное, выглядело так, будто он пытается отгородиться ребёнком, но у него не было времени, чтобы выбирать красивую позу. Фу Яо орал на Лань Чан, называя её почему-то Цзянь Лань, Лань Чан визжала на Фу Яо, называя его почему-то, Му Цином, шайка Всевидящего глаза пыталась вылезти из-под обломков. А потом Хуа Чэн сполз на землю, с таким лицом, будто собрался умирать, и его самого следом прошибло таким сильным приступом боли, что он едва удержал в руках проснувшегося Гуцзы. Пользуясь общей суматохой, Лань Чан, подхватив Цоцо, который принялся было жевать заклинателя, драпанула куда-то в деревья, и Жое, повинуясь приказу Се Ляня, кинулась её ловить. А он, превозмогая прошившую всё тело тупую боль, рванул в противоположную сторону, в очередной раз спасаясь от угашенного об "великую любовь" царственного брата, которому самочувствие одноглазого выродка было важнее, чем ребёнок, которого тот, в очередной раз, бросил на произвол судьбы с безумным демоном-людоедом. Ци Жун бежал. Бежал так быстро, словно от этого зависела его жизнь, несмотря на то, что догонять их с Цзы-Цзы было некому, и остановился лишь тогда, когда понял, что ещё хоть шаг, и его полномочия всё. Он без сил рухнул рядом с каким-то валуном, и принялся жадно хватать ртом воздух. Отдышавшись, он достал из рукава флягу с водой, отпил, и с ненавистью сплюнул на землю смешанную с кровью слюну. Се Лянь, как обычно не пожелавший ни в чём разобраться, и сразу полезший в драку с младшим братом, поранил ему рот. Да когда ж это наконец закончится... Ощущение, что он бегает по кругу. Стоит ему найти себе приют, стоит более-менее обжиться, как тут же появляется ублюдочный Собиратель Цветов, и ему приходится удирать вместе со своей немногочисленной свитой, как можно дальше, чтобы красный демон снова пришёл, избил его, и разорил его дом, а под конец провернул свой пафосный трюк с кровавым дождём, сведя на нет все его старания. Снова и снова. До бесконечности. Чтобы бахвалиться перед всеми, рассказывая, как опять нагнул жалкого подражателя, который ничего не стоит, и вообще не Непревзойдённый ни разу. С какого хера он вообще решил, что Ци Жун за кем-то повторяет? У него свои мотивы. Ему просто нравится вешать людей. Он просто поступает с ними так же, как они когда-то поступили с ним. Отыгрывается на жалких смертных олухах, как умеет, теша свою кровожадность. Ну и, в какой-то мере, это красиво. Настолько мерзко, что начинает казаться притягательным. Для Хуа, гонять его- развлечение, он будто играет в охотничью псину, которая преследует кролика. Для него- снова и снова испытывать страх за свою жизнь, чувствовать себя загнанным в угол мальчишкой, которого хотят разорвать живьём только потому, что он брат проклятого принца Сяньле. А сейчас он уязвим как никогда. Не только потому, что его сердце бьётся, а лёгкие дышат. С ним его сын. Он посмотрел на спящего на его коленях мальчишку, и положил ладонь ему на лоб. Всё ещё горячий. Придётся выхаживать его в пути. Почему эти сраные таблетки не помогают?! Он опёрся спиной о камень, у которого сидел, задрал голову, и посмотрел в ночное небо, в котором мерцала россыпь звёзд. В масштабах Вселенной всё- тлен, но проблемы, от осознания этого, никуда почему-то не деваются. Вообще, какого хрена. Царственный брат же сам велел ему убираться вон, и Гуцзы ему тоже не нужен, ему нужен только чёртов одноглазый пёс. Эта мразь всё-таки своего добилась, за пару дней сумев заполучить расположение Его Высочества, чего он не смог сделать за всю жизнь. Он и убрался, убрался так далеко, как мог, докучливый избалованный сын опозорившейся принцессы, вечно пристающий к старшему братику со всякой хернёй, сбежал, лишь бы больше не попадаться на глаза Се Ляню, как тот того всегда и хотел. Но вместо того, чтобы наконец отстать от постылого кузена, он почему-то тоже начал его преследовать. Может, его Хуа Чэн покусал? А может, и покусал. Кто знает, чем они в ту ночь занимались. Может, Се Лянь вообще уже не девственник. Сошёл с тропы самосовершенствования, так сказать. Точнее, радостно спрыгнул с неё прямо в объятия красного демона, растеряв в прыжке все свои немногочисленные духовные силы. Подумав об этом, он нервно хихикнул. Потом ещё раз. И ещё. А потом сорвался в истеричный хохот, судорожно дёрнувшись, отчего Гуцзы скатился в траву. Лазурный демон смеялся, запрокинув голову, смеялся до икоты, до слёз, не то насмехаясь над всеми, не то оплакивая себя самого и надежду на спокойное будущее, погребённую под обломками постоялого двора. А потом смех резко сменился колющей болью под рёбрами, и он закашлялся, упав рядом с ребёнком, и сжавшись в комок. Гуцзы проснулся от резких звуков. Противные таблетки наконец помогли, и ему стало лучше, но он всё равно чувствовал ужасную слабость. Всё произошедшее казалось ему бредовым сном. Какие-то люди, добрая сестричка с ужасно холодными руками, которая баюкала его, когда Лянь-гэгэ опять набросился на отца, маленький мальчик в красном, страшный треск ломающегося дерева, пыль от обломков рухнувшего дома... Это же просто кошмарный сон, потому что он болеет, да? Всё же хорошо, он сейчас встанет и пойдёт к папе, узнает, почему он так сильно кричит... Малыш сел, протирая глазки, и с удивлением обнаружил, что вокруг деревья, сам он сидит на траве, а его демонический отец лежит рядом, скорчившись, словно от нестерпимой боли, и изо рта его вырывается истеричный смех, больше похожий на крик. Похолодев, он принялся тормошить родителя. -Папа Жун, тебе плохо?- спрашивал он, плача от страха.- Тебе больно! Ты всегда смеёшься так, когда тебе очень больно! Ци Жун огромным усилием заставил себя открыть глаза. Мелкий гремлин тряс его за плечи, и, как обычно, обливался слезами. -Ничего... Ничего мне не больно, огонёчек, всё хорошо...- хрипло выдохнул он сквозь зубы.- Ох, Цзы-Цзы, обними папку... Обними меня скорей... Гуцзы лёг рядом, и крепко обнял его, прижавшись всем телом. Это заставило демона выпрямиться. Стало легче. Боль ушла. Правда, на её место тут же пришла паника, но зато больше не было ощущения, что его протыкают ножом. -ПАПОЧКА!!! Он судорожно стиснул мальчишку в объятиях, и зажмурил глаза, пытаясь успокоиться. Потеря дома, их общего с Гуцзы дома, подкосила его сильнее, чем все прошлые проблемы, вместе взятые. Слишком больно, это слишком больно. Больно, и до тошноты обидно. Он же ничего им не сделал. Наоборот, это они постоянно его тиранили. Как же хочется кричать... да, надо покричать... от этого всегда становится легче... -АААААААААААААА!!!... Полный отчаяния крик вырвался из его горла прежде, чем он сумел осознать что-либо ещё. -Папочка, тебе опять плохо? Это опять из-за той дурацкой горы? Всё пройдёт, сейчас всё пройдёт, я с тобой... Ци Жун отчаянно замотал головой. Это было лишь его желание, которое он не мог контролировать. Если бы это был зов горы Тунлу, было бы не так горько... Он бессильно дёрнулся, не выпуская из объятий мелкого прилипучку, отвернул голову, чтобы не оглушить мальчишку, и опять закричал во всю силу лёгких, чувствуя, как по щекам текут слёзы. Не этого он хотел, не так, почему опять, почему, почему, каждый раз одно и то же... Как же больно... Как же больно дышать и кричать... Его сердце так больно бьётся в груди... Почему оно не может просто перестать, как тогда?! Он не мог остановиться, даже если бы захотел. Но он и не хотел. Будто вся накопленная за восемь сотен лет боль выходила с этим криком. ААААААААААААААААААААААААА!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! Больно. Больно!!! БОЛЬНО!!!!!!!!!!!!! Мои лёгкие! Зачем они мне!? Так больно дышать, больно делать вдохи и выдохи для слов, для крика, почему я снова испытываю это всё, почему не могу забыть?! Он будет орать, пока не потеряет сознание, или, пока его не найдут Се Лянь и Хуа, чтобы добить и избавить от этого мучительного существования. "помогите... я тону, как в водах чёрного демона... я больше не могу, кто-нибудь, вытащите нас из этого омута... как же больно..." -Папа! Папа Жун, очнись! Я с тобой! Приди в себя! Мы одни, здесь нет злых людей, всё хорошо! Ух... Прости! Он пришёл в себя от того, что его ударили по лицу. Видя, что отец не может успокоиться, и его истерика пошла уже по третьему кругу, Гуцзы прикусил губу, и со всех силёнок ударил светящегося демона по щеке. Он где-то слышал, что это помогает успокоиться. Получив пощёчину, Ци Жун замолк, дрожа и всхлипывая. Не то чтобы это привело его в чувство... Скорее, он опешил от того, что мелкий поднял на него руку. Хотя, наверное, это единственный удар, который он по-настоящему заслужил. Действительно, хватит орать, от этого дом обратно не построится. С другой стороны, так они быстрее доберутся до Тунлу... Сосредоточимся пока на этом. -Что случилось?- спрашивал его Гуцзы, пока он приходил в себя, и вытирал рукавом зарёванное лицо.- Где наш дом? Почему мы опять в лесу? -Этот ублюдок...- чуть слышно отозвался лазурный демон, мелко сглатывая, чтобы промочить иссушенное горло.- Мой царственный брат. Он опять всё испортил. Нет у нас больше дома. Гуцзы моргнул, и вспомнил свой сон. Точнее, то, что показалось ему сном. Получается, это на самом деле было правдой? Их дом, и мечты о сытом и спокойном будущем разрушил молодой монах в шляпе доули, добросердечный и всегда готовый протянуть руку помощи любому, кроме них. Что ж его отец ему сделал, за что вынужден так жестоко расплачиваться? Не так уж, видимо, и хорош Лянь-гэгэ. Папа Жун тоже временами ведёт себя отвратительно, из-за чего ему всякий раз становится одновременно и стыдно, и страшно за него. Но он не притворяется, и не прячет свой мерзкий характер под маской заботы, как Се Лянь. Наверное, отец зря его хвалил. -Что нам теперь делать?- спросил он, пряча в рукава замёрзшие ладошки. -То же, что и всегда. Гора Тунлу к нам не притащится, поэтому мы сами к ней пойдём. А потом... А, хер его знает, что потом. В Призрачном городе ты уже был. Может, я покажу тебе Небесную столицу. Если всё получится. Если... Он сглотнул. Тупая, тупая идея, его там не ждут, его вообще нигде не ждут, они никому там на хрен не сдались, поэтому, когда он перебирал все возможные варианты, куда можно будет податься с приёмышем, этот почти сразу отбросил, как невыполнимый. Но если ему удастся стать Непревзойдённым... и попросить Безликого замолвить за него словечко... -Если всё получится, мы будем жить в небесном городе.- твёрдо объявил он сыну.- Уж там Хуа Чэн до нас не дотянется. Раз уж на земле им нет покоя, может, там получится? Давно, когда он только-только повстречал Се Ляня, во время церемонии запуска фонариков ему предложили вместе с матерью отправиться на Небеса. Пора, пожалуй, это наконец сделать. Гуцзы в восхищении распахнул ротик, слушая заверения отца, что совсем скоро они будут жить в большом красивом доме, и никто больше не посмеет им навредить, а потом вдруг сморщился и заплакал, что-то лепеча. Не понимая, что случилось, Ци Жун обнял его, и принялся укачивать, пытаясь разобрать среди всхлипов, из-за чего он ревёт. А когда разобрал, то скрипнул зубами от злости. Погремушка. Красная погремушка с нэкоматой, которую он купил. И которую растоптал Се Лянь, когда вытаскивал его мальчика из кладовки, выкрикивая уже ставшие привычными обвинения, что лазурный демон хочет его сожрать. *** Дождь лил как из ведра. Дорога, ещё недавно бывшая вполне пригодной для ходьбы, размокла и превратилась в месиво из листьев, травы и жидкой грязи. Капли воды безостановочно барабанили по листьям растущих над ней деревьев, и скатывались вниз, чтобы со звонким шлепком разойтись кругами в лужах. По этим лужам медленно шёл человек в зелёном ханьфу, прижимающий к себе маленького ребёнка. Его сапоги и штаны по самые колени были облеплены грязью, полы ханьфу подоткнуты за пояс, а широкие рукава подколоты в районе плеч. Чёрные волосы скручены в практичный узел и закреплены простенькой нефритовой заколкой. В длинных острых ушах при каждом шаге покачивались серьги-кисточки. Его Превосходительство, великий князь демонов Ци Жун, Лазурный Фонарь, блуждающий в ночи, вместе с сыном шёл к горе Тунлу, в очередной раз отвоёвывать себе официальный статус Непревзойдённого. Какой-то заплутавший крестьянин в ужасе шарахнулся от окутанного лазурно-зелёным пламенем демона, на руках у которого, пригревшись, сладко посапывал человеческий детёныш, но тот не обратил на неотёсанного дубину никакого внимания. Молча проводив безучастного ко всему путника ошалелым взглядом, крестьянин со всех ног поспешил домой, рассказать о таком чуде: Лазурный Фонарь, блуждающий в ночи, с ребёнком на руках. Холод и дождь ни отца ни сына Ци совершенно не беспокоили. Едва с неба упали первые капли, Ци Жун призвал свой внутренний огонь, и, подвернув одежды, чтобы меньше уляпаться, взял Гуцзы на руки и пошёл дальше. В отличие от всяких красных псин, которые не расстаются с зонтом, чтобы не попасть под собственный кровавый дождь, ему не нужны эти приблуды. Этот демон сам себе зонтик. Он давно привык к такой жизни. По правде говоря, на самом деле ему всё равно: что есть, где спать, как, когда и куда идти. Первые сорок лет посмертия и гонения ублюдка Хуа приучили его к самым суровым жизненным условиям. Это уже потом, когда ему наконец удалось хоть как-то себя поставить, он смог позволить себе и роскошную кровать с кучей подушек, и дорогие наряды, и украшения, и вкусную еду. Можно сказать, в этом они с братом схожи. В случае необходимости, оба умеют довольствоваться чуть большим, чем нихуя. Проблема в том, что с ребёнком на шее так не выживешь. Точнее- именно выживешь, а не проживёшь. Ци Жун больше не хотел выживать. Несмотря на молодое тело, он старый задолбанный вечностью призрак, и вся эта беготня, и высосанные из пальца драчки... Черновод среди них четверых, походу, самый умный, никого не трогает, живёт себе тихонечко в своём дворце, кушает, рыбок гладит... Наверное, он, лазурный демон, просто уже слишком стар для этого дерьма. Прошло не так много времени, когда он понял, что больше не хочет идти по этой вязкой и склизкой грязи, из-за которой его сапоги стали тяжёлыми, как тэцу-гэта. Вздохнув, Ци Жун сошёл с дороги и устроился под деревьями, там, где было более-менее сухо. Кое-как обтерев сапоги о траву, он сел, поудобнее перехватив спящего Гуцзы, подтянул колени к подбородку и, пристроив на них голову, закрыл глаза. Да уж, давненько он так не ночевал. Хорошо, теперь сил хватает поддерживать огонь столько, сколько нужно, а не экономить, как тогда, когда они жили у Се Ляня. Как же спать хочется... Шум дождя и мерное сопение приёмыша успокаивали. Несколько минут князь демонов ещё держался, а потом закрыл уставшие глаза, и тоже заснул.