Благословение небожителей: правдивая история почти Непревзойдённого демона

Лан Цяньцю не ожидал, что присматривать за маленьким ребёнком окажется так сложно. Казалось бы, этот тихий большеглазый малыш в зелёных одёжках, зачарованных с помощью тёмной ци, который, как тряпочка, болтался под мышкой у проклятого лазурного демона, не должен был создавать больших проблем. Бог войны успокаивал себя тем, что рядом с мальчиком был Наставник, в смысле, Его Высочество наследный принц, который, наверняка, хорошо заботился о нём. Не доверил же он Гуцзы, в самом деле, своему непутёвому брату? Этот чёртов демон постоянно порывался сожрать малютку, и едва не погубил его, вряд ли он понимал, что нужно такому маленькому ребёнку. Но оказалось, что всё было с точностью до наоборот. Ещё тогда, в лагере, из эмоциональных криков Гуцзы он понял, что что-то не совсем так, как он себе думает. Насилу отыскав мальчишку, который умудрился вместе со своим драгоценным фонариком сбежать довольно далеко от лагеря, и, обнаружив его рыдающим на груди Лань Чан, он потребовал объяснений. -Почему ты сказал, что Се Лянь о тебе не заботился?- спрашивал он, слегка потряхивая за плечи икающего ребёнка, который пытался одновременно вытереть слёзы, отпихнуть от себя руки небожителя, и спрятаться в объятиях демоницы.- Разве можно так говорить о человеке, который хотел помочь твоему настоящему отцу? -Помочь?!- возмутился малыш, прижимая к себе фонарик.- Помочь??? Ничем он нам не помог! Он помогал всем, кроме нас! Папа, папа Жун обо мне заботился, а он нам только еду носил и бил отца постоянно, вместе с Лан-гэгэ, этой паршивой псиной! Ему было плевать на нас! Он только и делал, что приходил, и всё портил, приходил, и всё портил! Не говори о том, чего не знаешь! Тогда до божества не дошло, но позднее он начал понимать смысл этих слов. Как только Небесная столица была отстроена, и он, вместе со свалившимися на голову ребёнком и фонариком с душой проклятого демона, перебрался в свою новую резиденцию, Се Лянь пропал. Он ещё пару раз поинтересовался судьбой мальчика, пока они жили в лагере, а потом как отрезало. Ни письма, ни вопроса по сети духовного общения. Ничего. Его Высочество начисто позабыл о ребёнке, которого зачем-то таскал с собой его кузен, и за которого он, похоже, совершенно не переживает. Ну да, конечно. Он же ему доверяет. Он ведь лично обучал Лан Цяньцю. Вот пускай Цяньцю сам как-нибудь и справляется с этой обузой, приёмным сыном лазурного демона. Как вообще Ци Жуну пришло в голову взять с собой ребёнка, небожитель не знал, и знать не хотел, но понимал, что, брось тот его у Се Ляня, мальчишка бы до сегодняшнего дня не дотянул. "Милую" привычку Гуцзы лезть куда ни попадя, он оценил почти сразу. С фонариком, в котором трепетал зелёный огонёк, ему пришлось смириться, как с неизбежным злом, потому что иначе малыш начинал реветь. А на любой вопрос, касающийся него самого, всегда следовал один и тот же ответ: "Папа!" "-Кто заботился о тебе, пока вы были у Се Ляня?" "-Папа!" "-Кто сшил тебе рубашку с рукавами цянькунь?" "-Папа!" "-Кто научил тебя так хорошо работать с талисманами? Кто тебя вообще учил?" "-Папа!" Папа. Лазурный Фонарь, блуждающий в ночи- и отец. Цяньцю не находил этому ни объяснений, ни слов, даже нецензурных. С другой стороны... Должен же был этот демон хоть что-нибудь делать хорошо? -Ты ведь знаешь, что твой отец не тот, кем является? Что на самом деле он уже не был человеком?- спросил он, когда его маленький воспитанник немного освоился во дворце. Услышав вопрос, Гуцзы поджал губки и сморщил носик- типичная гримаса лазурного демона, бога войны аж передёрнуло- и искоса взглянул на того, кто так отчаянно желал убить его самого близкого человека. -Знаю. И что? Что плохого в том, что моим папой стал почти Непревзойдённый демон?- обронил он, обнимая фонарик.- Если Хуа Чэн заведёт ребёнка, никто и слова не скажет, так чем Ци Жун хуже? Он не заслуживает, чтобы его кто-то полюбил? Лан Цяньцю тогда устало вздохнул. Сложно. Он понятия не имел, что нужно делать с детьми, особенно такими маленькими. Но ведь Ци Жун тоже не знал. И, тем не менее, справился. Демон он ублюдочный, но отец из него, вроде, не самый плохой. По крайней мере, Гуцзы относительно цел и невредим, несмотря на вопли о том, что этот демон таскал его с собой, как еду. Он уже не единожды пытался разговорить воспитанника, и иногда ему это даже удавалось. Тогда он узнавал удивительные вещи. Но чаще всего мальчик отмалчивался, бросаясь несколькими общими фразами, и прося, чтобы от него отцепились. Всякий раз, слыша что-то вроде "Лан-сюн, на кой чёрт тебе это знать? Папа же мерзкий демон, убивший твою семью и жравший людей, чего ты хочешь услышать?", Цяньцю грустнел и качал головой. Не доверяет. Годы идут, ребёнок растёт, но всё ещё никому не доверяет. Весь в отца. Однажды, когда он, в который уже раз, пожаловался Му Цину на упрямое и беспокойное кареглазое наказание, пытающееся играть в заклинателя, генерал Сюанчжэнь не выдержал. -Вот ты недоволен, что он вечно "папа, папа", а он критическую ситуацию только на этом и вывозит.- фыркнул Му Цин, вспоминая, как однажды, ещё при жизни, Ци Жун потащил его на озеро, ловить каппу, чтобы проучить советника Няньцина и его дружков.- Серьёзно. Просто, у остальных заклинателей много времени уходит на то, чтобы отдать приказ, а он в опасный момент переходит с нормального на цижуний, и уже даже не командует, а просто ёмко озвучивает свою позицию. Сравни: "Уничтожить призрака в левом верхнем углу комнаты" и "Ёбни эту хуйлушу на потолке!" Или ещё короче: "ЕБАШЬ!!!" Не знаю, с каким таким тёмным заклинателем спутался Ци Жун, но он, похоже, от него многому научился. Я до сих пор периодически слушаю истории о даочжане Ци и его сынишке, которые вместе раскидывали толпы нечисти направо и налево. Он покачал головой, наблюдая недоверчиво вздёрнутую бровь Тайхуа. -Похоже, они всеми силами пытались выжить. Чтобы демон добровольно начал гонять других демонов ради того, чтобы купить приёмному сыну мяса на обед, и не употребить его самого в качестве обеда, надо порядочно отчаяться. А то, что я видел тогда на постоялом дворе... Даже не знаю. Это не похоже на то, что ему был так необходим тот, кто бы им восхищался. Это были тупо отец и сын. Или, даже, два брата. Один старший, второй умный. Угомонись уже, и работай с тем, что есть. Не то чтобы это прям помогло, но постоянно нервничать по поводу упрямого мальчишки с его дурацким фонариком небожитель перестал, и обратил всё своё внимание на то, чтобы получше узнать самого Гуцзы. На удивление, Его Высочество Тайхуа обнаружил, что мальчонка был очень хорошо воспитан, и имел обширные (хоть и, в свете последних событий, несколько устаревшие) познания в устройстве Небес, а так же был в курсе того, что случилось в государстве Сяньле восемьсот лет назад. Он отлично управлялся с талисманами, и хорошо разбирался в видах различной нечисти, и бог войны не мог не признавать, что Ци Жуну удалось его недолгое отцовство. Правда, делал он это весьма... своеобразно. В стиле Лазурного Фонаря. Например, Цяньцю очень удивился, когда на вопрос, что самое главное для заклинателя, его маленький воспитанник гордо объявил: "Не ссать!" А уж что он мог ляпнуть во время работы с талисманами... Небожитель не знал, плакать ему или смеяться, когда Гуцзы сначала лихо крыл противника отборным матом, а потом принимался многословно извиняться перед фонариком, клянясь, что больше никогда-никогда так не будет. А однажды, после очередной извинительной тирады, он горько, как-то совсем не по-детски усмехнулся, и тихо бросил в пространство: -Надо же, а ведь раньше ты говорил мне то же самое, когда я заставал тебя за едой... Я бы всё на свете отдал, лишь бы снова обнять тебя... Пожалуй, именно в этот момент в сердце Лан Цяньцю что-то впервые дрогнуло. *** Гуцзы в очередной раз потерялся в этих дурацких коридорах. Право, в пещерах лазурного демона было чуток попроще. И ещё там не было этих противных сестричек, прислужниц Лан-сюна, которые огрызались на него, и распускали разные сплетни. Нескольким из них он уже успел налепить пару-тройку талисманов, а одной, особо ретивой, которая пыталась отобрать и порвать его фонарик, папа опалил чёлку и брови, и только это заставило их наконец заткнуться. Теперь они просто молчали и игнорировали его. Ну, и плевать. Он сильный, он сам со всем справится. Не впервой. -Лан-сюн? Лан-сюююн! Блин, куда он подевался? Когда надо, фиг дозовёшься... В комнате никого не было. Тихонько ступая, Гуцзы подошёл к столику, на котором стояла пиала с фруктами, и взял оттуда пару виноградин. -Пап, ты слышал, что утром сказала сестрица Цзе?- спросил он, обращаясь к огоньку в фонарике.- Она готова учить меня разной ерунде. Это же хорошо, да? Я буду знать ещё больше, и смогу быстрее вернуть тебя. Тогда мы наконец свалим отсюда, и больше не увидим этих небесных чмош... чиновников. Он покосился на гигантский меч Лан-сюна, который тот прислонил к стене, и так забыл, и покачал головой. Ну и зачем его наставнику такая нелепая игрушка, если можно справиться с врагами и чем-нибудь поменьше? Он вообще не сильно понимал, зачем нужны все эти мечи и сабли. Отец всегда пользовался огоньками и кулаками (а иногда и ногами), сам он использовал талисманы и свой маленький рост и ловкость. А пока замахнёшься такой бандурой, тебя уже несколько раз убьют, воскресят, и снова убьют. К тому же, он всё ещё не простил Се Ляня за то, что тот отказался показать ему хотя бы пару приёмов фехтования, и Ци Жуну пришлось потом учить его самому. Вспомнив про то, как они с отцом весело махались на ветках, Гуцзы поставил фонарик на стол, вытащил из вазы декоративную бамбуковую палочку, обтёр её от воды, и, встав в стойку, сделал несколько пробных выпадов, а потом закружился по комнате, нанося удары невидимому врагу. Это была не та благородная техника храма Хуанцзи, которой обучался Его Высочество наследный принц, скорее, её можно было назвать бешеной техникой Лазурного Фонаря, но что-то общее между ними прослеживалось. Преимущественно потому, что в детстве Се Лянь всё-таки сжалился над младшим братом, и какое-то время занимался с ним. Поглощённый своим занятием, он пропустил момент, когда в комнату вошёл Лан Цяньцю. Небожитель некоторое время наблюдал, как маленький мальчик в зелёных одёжках, которые он ни в какую не хотел поменять на что-то более новое и красивое, скачет по комнате, размахивая бамбуковой палкой, и что-то бормоча, а потом расслышал, что он обращается к Се Ляню. -Я... тебя... ненавижу... Лянь-гэгэ... понял?! Ты... меня... задрал... вместе... со своим... Хуа-Хуа! Я... вам всем... головы оторву... ясно... тебе! Он хотел прикрикнуть на несносного мальчишку, но посмотрел на фонарик, с которым ему пришлось смириться, как с неизбежным злом, вроде колокола, который теперь должен был трезвонить целыми днями, в честь того, что Хуа Чэн своими деньгами буквально возвёл Небесную столицу из руин, и передумал. Поняв, что его заметили, Гуцзы остановился, тяжело дыша, и исподлобья посмотрел на взрослого. Он ждал, что Лан-сюн опять начнёт его отчитывать, но тот спросил: -Мне знакома эта техника, кто тебя учил? Се Лянь? У него ещё теплилась слаааабенькая надежда, что Наставник, в смысле, Его Высочество Сяньле, сделал для этого ребёнка хоть что-то, что не вызывает у того отторжения. Ну должно же что-то быть! Се Лянь хороший человек, как бы он ни ненавидел Ци Жуна, ребёнок ни в чём не виноват. Ну, пожалуйста? Пожалуйста???... -Папа меня учил.- малыш вытер вспотевший лобик, и взял со стола фонарь, будто боялся, что Лан Цяньцю его отберёт. Ему уже случалось просыпаться без него, так что пришлось устроить небожителю пару профилактических истерик, после которых тот наконец понял, что их нельзя разлучать. - Потому что Лянь-гэгэ не захотел, хотя я его просил. Что-то не так? Снова будешь говорить, что отец меня не любил, и мне всё кажется? Лан Цяньцю отрицательно покачал головой. Не пожалуйста. О, Небо... Он уже имел не один разговор с Линвэнь и Юйши Хуан, и даже короткую, но очень эмоциональную головомойку от Лань Чан и Сюань Цзи, пока она ещё не развоплотилась. Услышав, как он жалуется, что Гуцзы совершенно невыносим, и лазурный демон его непоправимо испортил, демоницы накинулись на оторопевшего мужчину, требуя отстать от ребёнка и крича что-то про потерю отца, душевную травму, ответственность, постоялый двор, талисманы, погремушки и ещё какую-то ерунду, с таким рвением, что ему впервые за всё бессмертие захотелось убежать и спрятаться. Нет, конечно, Ци Жун ужасен. Он никогда не простит этому демону резню на Золотом пиру, гибель своей семьи, и прочие бесчинства проклятого Бедствия. Но он, при всём желании, не может игнорировать тот факт, что это проклятое Бедствие на удивление хорошо, для такого как он, справилось с воспитанием человеческого детёныша. Кошмар какой-то. -У тебя неплохой потенциал. Если хочешь, я продолжу обучать тебя. Гуцзы смерил его хмурым взглядом, ища подвох. Он уже убедился, что хвалёные божества не такие уж и могущественные, какими их описывал Ци Жун (который всё-таки старался быть объективным), и постоянно ждал от них чего-нибудь нехорошего. Сестрица Цзе называла это "посттравматическим синдромом", а дедушка Мэй- "фрустрацией". Если первое Гуцзы просто не мог выговорить, то насчёт второго сомневался: то ли это ругательство такое умное, то ли оно имеет какое-то отношение к фруктам. -А ты можешь сделать мне волшебный меч, на котором можно летать? Папа говорил, что есть заклинатели, которые летают на волшебных мечах. Лан Цяньцю моргнул, и сел на диван. -Что он ещё тебе говорил? -Что заклинатели используют талисманы. Что они могут дружить с мёртвыми, а могут их упокоить. Что заклинатели могут придумывать свои талисманы, и получать за свою работу деньги. Именно так мы зарабатывали на жизнь, когда Хуа Чэн разрушил наш дом. -Он... что сделал? Мальчик покрепче прижал к себе фонарь, уселся на низкий стол, и принялся болтать ножками. -Когда Лянь-гэгэ прогнал нас, мы сначала долго-долго шли, а потом нашли постоялый двор с разбойниками, они хотели нас съесть, но папа их всех убил, и превратил в призраков, и мы стали там жить. К нам пришли сестричка Чан с ребёночком, и заклинатель в маске, а ещё мы ездили на рынок, папа учил меня драться и качал на качелях, и мы вкусно кушали и спали в хорошей кровати, а потом я простудился... Голос малыша был полон светлой грусти. Гуцзы вспомнил двухэтажный домик, чуть менее старый, чем монастырь Водных каштанов, но тёплый и уютный, и как им там было хорошо, и как папа Жун радовался, когда пересчитывал полученные от мрачного заклинателя деньги и трындел с ним, пока призрачные болваны шуршали по хозяйству. А потом он вспомнил, как они снова оказались в лесу, и как отец извивался на земле и кричал, не в силах справиться с приступом истерии, и свою чудесную погремушку, раздавленную белым сапогом монаха в шляпе доули, и печаль в его голосе сменилась злобой. -А потом пришли Лянь-гэгэ и Лан-гэгэ, стали кричать, что отец съест меня, и сломали наш дом, и нам снова пришлось убегать. Тогда папа сказал, что когда станет Непревзойдённым, то обязательно отведёт меня в небесный город, и мы будем жить там, в большом красивом доме, и никто-никто больше не посмеет нас обидеть. Из-за Лянь-гэгэ все наши проблемы! Я ненавижу его! Он скуксился, и отвернулся, положив подбородок на край фонарика. -Я обязательно найду способ вернуть папу Жуна.- буркнул он на попытку небожителя что-то ему сказать.- И ничего вы мне не сделаете, папа научил меня, как себя защитить. Лан Цяньцю не нашёлся, что на это ответить, и просто растерянно погладил мальчика по голове. Если всё действительно так, как говорит этот малыш... Тяжко им обоим будет. -Советник Няньцин хотел бы поговорить с тобой.- сказал он.- Если ты в настроении, конечно. Гуцзы нахмурился, пытаясь вспомнить, где уже слышал это имя. -Советник, советник... Дедушка Мэй? Зачем он хочет меня видеть? Он опять будет говорить гадости про папу? -Да чтоб... Нет. Он не будет говорить ничего плохого про... Ци Жуна. Он хочет рассказать тебе о королевской семье Сяньле. Гуцзы насупился, прикидывая, стоит ли удостаивать странного советника своим вниманием, или лучше потратить это время на что-нибудь более интересное. И вообще, стоит ли ему верить... Папа вроде говорил о каких-то советниках, которые играли в карты, может он знает дедушку Мэя? Глядя, как сосредоточенно сопит мальчишка, Цяньцю нахмурился. Он уже знал, что сейчас будет. -Пааап?.. Маленькие бледные губки поджимаются, носик морщится, а большие карие глаза вопросительно заглядывают внутрь фонарика. Огонёк на мгновение замирает, а потом вспыхивает. Бог войны понятия не имел, как Гуцзы различает его эмоции, но, наверное, ему виднее. Всё-таки, они с лазурным Бедствием провели много времени в обществе друг друга. -Хорошо.- наконец кивнул мальчик, поудобнее перехватывая свою драгоценную ношу.- Пойдём. Гуцзы был готов к разному. Он был готов к тому, что дедушка Мэй начнёт читать ему морали. Что будет говорить о том, какой Се Лянь замечательный, и что на фоне всех прочих его добродетелей пущенная под откос жизнь двоюродного брата и наплевательское отношение к пятилетнему ребёнку должны меркнуть, как звёзды поутру. Что Се Лянь не виноват в том, что лазурный демон запаниковал и потащил ребёнка в огонь. Конечно. Виноват Цзюнь У, поджегший Небесную столицу. Виноват Ци Жун, не сумевший обуздать приступ паники. Виноват сам Гуцзы, потому что не вырвался и не убежал, а остался с тем, кого любил больше жизни. Да кто угодно виноват, кроме Се Ляня и небесных ублюдков. Он рассчитывал на все те слова, которые раз за разом говорят небожители за его спиной, думая, что он маленький и тупой, что он не услышит. Но он никак не рассчитывал, что едва он сядет напротив обманчиво моложавого мужчины средних лет (если вообще можно считать молодым того, кто Безликого Бая знал ещё ребёнком), советник жестом фокусника достанет хер знает откуда несколько пыльных коробок, и мигом заложит ему всю семью Сяньле, с портретами, примерами и документами. Он долго рассматривал портрет, на котором была изображена королевская семья: две царственные сестры и их родители. -Бабушка Ци... Гуцзы бережно водил пальцами по нежному, словно цветок лилии, лицу молодой женщины, в глазах и улыбке которой угадывалось что-то общее с его отцом. Значит, вот какими они были? Папа не соврал, его мама отличалась редкостной красотой. И редкостной глупостью и наивностью тоже, судя по всему. Ну, зато благодаря ей на свет появился будущий Лазурный Фонарь в ночи, князь демонов Ци Жун, который оказался лучше и искренней всех прочих демонов, людей, и богов вместе взятых. Пускай лишь для одного глупого человеческого ребёнка, но всё-таки. Он сморгнул слёзы, и тихо попросил: -А есть... Советник покопался в коробке, и вытащил ещё один портрет, на котором были изображены двое юношей, помладше и постарше. Тот, кто выглядел старше, имел спокойный и одухотворённый вид, а младший, хоть и светился от гордости, выглядел надменным и даже опасным. Это были братья Сяньле, Его Высочество наследный принц, и его младший двоюродный брат. Гуцзы прикусил губу, жадно вглядываясь в изображение, подмечая и иной разлёт бровей, и упрямую складку у губ, и знакомую морщинку на белом лбу, и более раскосые глаза лазурно-зелёного цвета. Значит, вот каким был его отец, пока не умер? Этот тонкобровый юноша с длинной косой, облачённый в богатые зелёные одежды, с обожанием глядящий на царственного брата, и есть вечно встрёпанный безумный лазурный демон, чей взгляд был полон отчаянной ненависти ко всему живому, пока не натыкался на пасынка? Как там папа Жун говорил? "От отца мне досталось три вещи: брови, мерзкий характер, и руки, растущие из плеч"? Все говорили, что Ци Жун был лишь бледной копией Се Ляня. Но Гуцзы казалось иначе. Это Се Лянь был бледной копией Ци Жуна. Немного хищное острое лицо с яркими зелёными глазами выглядело куда более живым и настоящим, чем благостный лик будущего небожителя с его фирменной рассеянной улыбкой. Его Высочество наследный принц всегда казался мальчику каким-то застывшим, недоступным, слишком красивым, и оттого неправильным. Переменчивая и подвижная физиономия лазурного демона нравилась ему куда больше. Перед глазами мальчика мигом встал, как живой, зеленоглазый юноша, скрестивший на груди руки, и слегка выпятившийся корпусом вперёд. Юноша смешно морщит нос, слегка щурится, точь-в-точь, как отец, пусть лицо и другое, но мимика-то осталась прежней, улыбается, и говорит: эй, мелкий, хули опять нос повесил, а? Не боись. Мы с тобой живучие, помнишь, Цзы-Цзы? Прорвёмся. Видение было столь живым и чётким, что малыш судорожно заморгал, пытаясь отогнать его вместе с набежавшими слезами. -Каким он был?- спросил он, обнимая фонарик с душой отца.- Он же не мог только обожать брата? -Конечно, нет.- советник Няньцин с улыбкой посмотрел на сосредоточенно вглядывающегося в рисунки мальчика.- Он много читал. Интересовался звёздами, музыкой, сам пытался что-то сочинять. Не заимей он себе кумира, был бы вполне самодостаточным юношей... После этих слов Гуцзы окончательно уверился в том, что именно Его Высочество мусорный бог Се Лянь положил начало тому, из чего родился Лазурный Фонарь в ночи. Отец иногда говорил о том, что именно ненависть к Се Ляню, которую он чувствовал в свои последние минуты жизни, сделала его таким, каким он был до того, как повстречался со своим подобранным сыном, и что ему совсем не хочется испытывать такие болезненные чувства, но поделать он с собой ничего не может, потому что такова природа демонов. Мальчик вспомнил, что чёрный гэгэ, с которым папа оставил его, когда ходил за лекарством, после того как умер от голода и стал демоном, никак не мог наесться, и что паршивый пёс Хуа Чэн был подозрительно помешан на Лянь-гэгэ, и это было очевидно всем, кроме самого Се Ляня. Гуцзы не понадобилось особо много времени, чтобы сообразить, о чём думал перед своей смертью Собиратель цветов. Подумав об этом, мальчик скривился, и пропустил мимо ушей вопрос дедушки Мэя. -Чё?- не слишком учтиво переспросил он, пытаясь выгнать из головы крики лазурного демона о том, что псом вылюбленный Се Лянь и паршивый пёс Хуа Чэн устроили беспредел прямо во дворе монастыря. -Я спросил, знаешь ли ты, что сейчас делает Сяньле?- терпеливо повторил советник Няньцин, прикрывая глаза. Гуцзы поджал губы, и обнял фонарик, прижав его к груди. Всё понятно. Этот человек такой же, как и все остальные. Тоже, небось, думает, что Ци Жун плохо на него влиял, и теперь он такой же невоспитанный. -Я без понятия, что там делает Лянь-гэгэ. Что положено делать божеству в браке? Вот это и делает. Советник воззрился на него с таким искренним удивлением, что Гуцзы затошнило. -Разве он не навещает тебя? -С какой радости? Я ему никто. Ещё один навязанный ребёнок, который путался под ногами, как когда-то отец. Я сам не хочу видеть его благостную рожу! -Почему ты так предвзят к нему? Он понял, что сейчас снова расплачется, и с силой закусил губу. Ещё чего не хватало! Дедушка Мэй, небось, уверен, что Ци Жун сам по себе был плохим человеком, а не из-за того, что с ним стало. Противно... лучше сейчас уйти, сославшись, например, на головную боль, чем снова всё это выслушивать. -А я должен земные поклоны ему бить всю оставшуюся вечность? За что? За то, что он презирал папу, избивал и мучил его? За то, что преследовал нас, что не давал нам жизни? За то, что из-за него нам пришлось бродяжничать, пытаясь хоть немного заработать, чтобы было что пожрать? За то, что считал, что папа лжёт и притворяется, но всякий раз бросал меня с ним, ради своего Сань Лана? А, нет, знаю! За то, что сбежал и не попытался остановить отца тогда, когда он пытался доораться до вашего Безликого Владыки! Злость и обида захлестнули его с головой. Поняв, что ещё хоть одна секунда, и он не сможет держать себя в руках, Гуцзы вскочил и, более не удостоив растерявшегося советника ни единым словом, выбежал из комнаты. *** Владыка Линвэнь подняла голову от учебника, и, будто впервые, посмотрела на сидящего рядом с ней маленького мальчика в слегка подпаленных зелёных одёжках. Малыш, высунув от усердия кончик языка, сосредоточенно водил кистью, выписывая на бумаге корявые, но довольно правильные иероглифы. Рядом с ним на столе стоял простенький бумажный фонарик, внутри которого приглушённо мерцал зелёный призрачный огонёк. Казалось, сгусток пламени тоже наблюдает за тем, как мальчик занимается прописями. Женщина едва заметно улыбнулась. Тогда, во дворце, едва за неугомонной семейкой закрылись двери, Се Лянь принялся виновато оправдываться перед ней и советником Няньцином, говоря, что его несносный демонический брат окончательно испортил ребёнка, который раньше был очень послушный и воспитанный, и подобного себе не позволял, а когда его вынужденно пришлось бросить на совесть лазурного демона, моментально испортился, на что ей пришлось втолковывать принцу, казалось бы, очевидные вещи: -Ваше Высочество.- обратилась она к Се Ляню.- Вы слишком предвзяты в своих суждениях. Это не испорченность, а нормальное поведение здорового ребёнка. Было бы намного хуже, если бы мальчик молчал и боялся спорить. Поймите, это естественно, дети его возраста должны вести себя именно так. Линвэнь дурой не была. Ещё тогда, когда она была вынуждена "гостить" в монастыре Водных каштанов, женщина заметила и забытый под столом самодельный талисман, призывающий зелёный призрачный огонёк, и торчащую из-под соломенной подстилки стопку рисунков, и побитый жизнью набор для каллиграфии, и старенькую пипу, как и талисман, носящую на себе слабый след энергии Лазурного Фонаря в ночи; составить мнение о чокнутом Бедствии из обрывочных фраз прихожан, которые всё выспрашивали у хозяина дома, куда подевались "даочжан Ци и его сыночек", и когда они наконец вернутся, если вернутся, тоже не составило труда. А позднее до неё стали долетать слухи о каком-то бродячем заклинателе Жун Санжэне, который, вместе со своим ребёнком, по пути к горе Тунлу избавил несколько населённых пунктов от довольно серьёзной нечисти. И тогда, на Небесах... -Ты хорошо справляешься.- решила она нарушить затянувшуюся тишину.- Твой отец, как я вижу, уделял тебе много времени. С завтрашнего дня мы сможем приступить к занятиям. Когда к ней обратился Лан Цяньцю, который, чем больше осознавал, какую обузу повесил себе на шею, тем больше не понимал, как себя с ней вести, и попросил выучить свалившегося на его голову мальчишку базовым наукам, богиня литературы посчитала, что Гуцзы не умеет ничего, кроме как рисовать талисманы- о том, чем лазурный демон занимался с ребёнком ей удалось вызнать ещё давно, от Лан Ина- и была немало удивлена тем, что большеглазый малютка уже вполне ловко умел писать, читать и считать. Куда больше проблем доставлял беспокойный огонёк- всё, что Его Высочеству Тайхуа удалось собрать на пепелище дворца Цзюнь У- в который, после гибели, обратилась душа лазурного Бедствия. Не имея возможности говорить, но сильно переживая за своего подобранного ребёнка, Ци Жун, периодически, начинал так отчаянно метаться внутри своей бумажной обители, что всем вокруг становилось не по себе. -Ты хорошо постарался, правда.- заметив, что пламя в фонаре обеспокоенно взметнулось, Линвэнь позволила себе более явную улыбку.- Не волнуйся, обещаю, мы о нём позаботимся. "Мы"- это она сама и все обитатели Дворца литературы. Ещё будучи младшей служащей этих огромных чертогов, она как-то раз услышала от юного бога войны Сяньле, который с треском и блеском вознёсся на Небеса после победы над каким-то могущественным призраком, что его двоюродному брату, наверное, понравилась бы здешняя библиотека. Ци Жун, конечно, сдуру наворотил всякого, но, как потом выяснилось, о ней самой беспокоился, да и с её подчинёнными был относительно вежлив. Тогда же она предприняла с мальчиком один разговор. -Гуцзы, ты ведь давно понял, что тот человек, который заботился о тебе, не был твоим настоящим отцом, правда?- спросила она, вглядываясь в его нехорошо заблестевшие карие глаза.- Ты ведь осознаёшь это? Что тем, кто был с тобой всё это время, был почти Непревзойдённый демон Ци Жун, Лазурный фонарь, блуждающий в ночи? Гуцзы кивнул. Тупые взрослые считали, что Лазурный Фонарь, блуждающий в ночи, постоянно подвергал его опасности, и не слушали слов о том, что именно Лазурный Фонарь, блуждающий в ночи был тем единственным, кто заботился о нём кто по-настоящему. В отличие от Се Ляня, который, как притащил ребёнка и демона в свой монастырь, так почти сразу и забил на них обоих, лишь изредка читая Гуцзы лекции о неподобающем поведении, и упрекая кузена в том, что он, якобы, плохо влияет на ребёнка. И если бы не личное желание Ци Жуна присматривать за своим подобранным сыном, мальчику пришлось бы нелегко. Он посмотрел в глаза женщине, и тихо произнёс: -Да. Тот, кто был со мной всё это время, был демоном Ци Жуном, который сначала хотел съесть меня. Но, в отличие от человека, чьё тело ему пришлось забрать, он был моим настоящим отцом. Линвэнь тихо вздохнула, и прикрыла ладонью покрасневшие глаза. -Гуцзы... -Да, возможно, Ци Жун грубый, заносчивый, неприятный, шумный, постоянно бухтит, жрёт человечину, и ржёт как подыхающая чайка. Но ты не видела, каким он был наедине со мной. Всё это безумие, бесконечная ругань, угрозы... Когда Се Лянь не обращал на нас внимания, он становился совсем другим. Учил меня писать, читать, драться, читал книжки, рассказывал про всякие звёзды, про богов и демонов, про свою жизнь... Даже о брате отзывался не так уж и плохо, хотя тот причинил ему столько горя. Теперь я понимаю, что ему просто не хватало семьи, чтобы его любили не почему-то, а просто потому, что он это он, такой, какой есть. И он начал меняться в лучшую сторону! Он ни разу не бросил меня, как бы ни было тяжело. Когда мы шли к горе Тунлу, он всё говорил, что если бы не Се Лянь и Хуа Чэн, он бы привёл тот разбойничий притон, где нам пришлось остановиться, в порядок, и у нас появилась бы крыша над головой, стабильный заработок, нам не пришлось бы больше голодать и спать под кустом... и раз уж так получилось, то тогда он отведёт меня в небесный город, и мы поселимся там, в большом и красивом доме, и нам больше не нужно будет бояться... По его щекам покатились слёзы. -Чёрт с ним, сестрица Цзе, пусть бы и дальше ел людей, раз ему так хочется, но если бы мы остались на земле, если бы Се Лянь не преследовал нас, если бы Хуа Чэн не сломал наш дом, может он и не вспомнил о вашей грёбаной Небесной столице! Может, он сейчас был бы жив! Глядя на заплаканную мордашку мальчика, Линвэнь почему-то почувствовала себя очень неуютно. -Ты действительно так его любишь?- спросила она, когда этот странный ребёнок перестал всхлипывать.- Даже после того, что узнал? -Мама умерла, когда мне было четыре. Я уже не помню её. А мой отец оказался трусом и ничтожеством. Ци Жун часто говорил, что я не виноват, что маленький и тупой. И он был прав! Он вытер мокрые щёки, и затараторил срывающимся голосом: -Да, у меня был отец, человек, благодаря которому я родился. Но он не был моим папой. А Ци Жун им был, хоть и понятия не имел, что такое ребёнок, и что с ним делать. Вы просто не хотели нас слушать... И что-то я не припомню, чтобы Се Лянь рвался меня спасать, когда мы от него убегали. Может, он реально хотел, чтобы меня съели? Чтобы потом тыкать в своего брата пальцем, и орать "Вот! Вот! Видите?! Он всё-таки сожрал ребёнка! А я говорил!"? Он выдохнул, и замолк, пытаясь проглотить вставший в горле горький комок, а потом тихо закончил: -Я не хочу быть героем, богом и небожителем. Я хочу вернуть своего папу. Больше я не хочу ничего. *** -Ци Жун, пожалуйста, не подсказывай, пусть он думает своей головой. Прочие божества могли думать себе что угодно, но лично она не может воспринимать этого малыша как продолжение "чокнутого Лазурного Фонаря". Демон Ци Жун вовсе не был чокнутым (ну, почти), и подобная предвзятость с каждым годом всё больше и больше раздражала. Под её крылом, и крылом Лан Цяньцю, малютка Гуцзы рос, жадно впитывая в себя все знания, которые ему могли предоставить, и иногда богиня литературы испытывала настоящую гордость за своего глазастого ученика, не расстающегося с бумажным фонариком, в котороми упрямо теплилась душа лазурного демона. В какой-то момент, кто-то из её подчинённых нашёл один важный свиток, который смог бы помочь неугомонной семейке Ци, но... Погружённая в свои заботы, Владыка Линвэнь пропустила момент, когда вверенный ей ребёнок превратился в печального погружённого в свои мысли подростка, который принялся высказывать поистине ужасные мысли. Видя, что младший Ци погрязает в болоте ненависти к Се Ляню и всем, кто имеет к нему хоть какое-то отношение, женщина решила до поры спрятать то, что могло приблизить единение ребёнка и демона. Чёрт знает, что Гуцзы может отчебучить под влиянием неуравновешенного воскрешённого Бедствия.