Благословение небожителей: правдивая история почти Непревзойдённого демона

Гуцзы исполнилось пятнадцать лет. Прошло уже девять лет, как он живёт во дворце бога войны, который ненавидит его отца, но при этом собрал осколки его души в бумажный фонарик, и отдал ему. Поначалу, мальчик таскал его в руках, а когда подрос, смастерил для него посох и стал носить так. Несмотря на то, что прошло уже столько времени, он всё ещё немного недолюбливает Лан-сюна. Конечно, он благодарен тому, кто, тоже понятия не имея, что обычно делают с детьми, не побоялся взять под опеку маленького ребёнка, но всё-таки. Небожитель часто проезжался по личности Лазурного Фонаря столь нелестными эпитетами, что Гуцзы не мог найти в себе сил простить ему эту слабость. Он хорошо помнил, как Лан Цяньцю едва не придушил папу. Ему часто говорят, что Цяньцю ему больше отец, чем проклятый зелёный демон, на что мальчик всякий раз- точь-в-точь как этот самый демон- кривит лицо и закатывает глаза. Конечно, небожитель много для него делает, в плане образования, но он никак не дотягивает до звания отца, а уж тем более папы. Отец, нет, папа Жун- переменчивый, как весенняя погода. Его по десять раз на дню мотает от бурной активности до созерцательного замирания. Его глаза мечут молнии, но в них горит искренняя и светлая любовь к одному маленькому человеческому ребёнку. Он повелевает зелёным огнём, вкусно готовит, сочиняет смешные сказки и чудесные песни, играет на музыкальных инструментах, очень быстро бегает, виртуозно ругается, и тайком ест человечину, а потом неуклюже оправдывается, одновременно пытаясь жевать быстрее. Его уши длинные и острые, лицо очень подвижное, а смех похож на крики раненой чайки. Да и сам он похож на большую нахохлившуюся зелёную птицу. Лан-сюн не такой. Гуцзы уважает своего наставника, который дал ему кров и еду, обучает всякому, вместе с Линвэнь, и столь благородно вернул ему душу лазурного демона, который, что бы там не говорили, самый лучший на свете папка, но он не может назвать отцом Лан-сюна. Не заслужил. Но Лан-сюн один из немногих небожителей, кому он научился доверять. И Гуцзы знает, что он это ценит. Правильно делает. Доверие младшего господина Ци на вес золота. Гуцзы совершенно не доверяет другим божествам, этим небесным... чмошникам. Трусливые заносчивые лицемерные твари, которые смотрят на него со смесью сочувствия и брезгливости, а стоит повернуться к ним спиной, начинают шушукаться, обсуждая мрачного мальчишку с бумажным фонариком, в котором смиренно трепещут осколки души самого жалкого и гнусного Бедствия. Сначала он пытался им что-то объяснить, но потом плюнул. Уже через полгода, вместо оправданий, он резко бросал всем, кто начинал говорить, что с лазурным демоном ему жилось очень плохо: "Нормально мне было. Подумаешь, пару раз за всё время покормить забыл, чо бубнить-то." В конце концов, не его проблема, что эти чёртовы божества поголовно все такие предвзятые. В конце концов, никто из них по-настоящему не знал папу. Никто даже не пытался хоть раз заглянуть под маску безумного Лазурного Фонаря, которую тот нацепил восемьсот лет назад, отгородившись от так жестоко поступившего с ним мира, и попробовать увидеть демона Ци Жуна, который, вообще-то, очень даже нормальный, хороший и самый интересный. Гуцзы, конечно, был маленький, но не тупой, совсем не тупой. Просто много молчал. Молчал, наблюдал, и слушал, Ци Жун тоже слушал, когда надо было, закрывал свою варежку, смотрел и запоминал. И он видел презрение и брезгливость на лицах этих высокомерных бессмертных людей, слышал, как они обсуждают его, в открытую утверждая, что этот ребёнок тоже ступит на кривую дорожку, с таким-то примером перед глазами, и вообще, с чего Его Высочеству Тайхуа держать этого оборванца при себе. Это заставляло его только сильнее прижимать к себе фонарик с душой лазурного демона, и поджимать губы, колюче зыркая на взрослых из-под ресниц. Жалкие глупые боги, как и Се Лянь, не пожелавшие и пальцем шевельнуть, чтобы спасти невинную жизнь, цепляющиеся за свои бессмертные шкуры, папа Жун зря их всех хвалил. Хорошо относятся к нему только обитатели Дворца литературы, которые прекрасно видели, как демон вёл себя с ребёнком, Повелительница дождя, которая время от времени посещает небесный город, маленький драчливый бог Ичжень, и сам Цяньцю. Ну и не надо. Папа был прав. Надеяться в этом мире можно только на себя одного. Он и надеялся. Старательно слушал сестрицу Цзе, которая лично взялась обучать его базовым наукам, радовался, что всё даётся относительно легко- ведь папа уже натаскал его, показал, как надо. Пропадал в её архивах, помогая духам литературы и пытаясь разыскать хоть что-то, что поможет ему вернуть лазурного демона, который, единственный, относился к нему лучше, чем кто либо на этом свете. Тренировался, пытаясь самостоятельно, по книгам, развить золотое ядро, чтобы стать заклинателем. Исправно возжигал благовония для зелёного огонька, и много разговаривал с ним. Они даже уроки учили вместе. Линвэнь конечно, качала головой, но ничего не говорила, только иногда просила огонёк не психовать и не подсказывать. Он, по первости, ещё несколько лет ждал, что однажды на пороге дворца Тайхуа объявится Лянь-гэгэ, он же вечно любит появиться не вовремя и всё испортить, но мусорный бог не приходил. Последний раз Гуцзы видел его на свадьбе, куда его тоже зачем-то взяли, и из-за этого ему пришлось оставить фонарик с зелёным огоньком дома, надёжно спрятав его в сундуке с одеждой. Мальчик знал, что такого безобразия, как Его Высочество наследный принц и паршивый пёс Хуа Чэн, облачённые в свадебные одежды, его бедный отец не перенесёт. И вот уже сколько лет от монаха в белых одеждах и шляпе доули ни слуху, ни духу. Проклятый Небесами Се Лянь, из-за которого он лишился семьи. Даже Хуа Чэн, которого он периодически видел в Призрачном городе, когда ходил в гости к Цоцо и сестричке Чан, вызывал у него меньшую неприязнь. Скорее, просто глухое раздражение, как брехучая соседская псина, которая лает на любой звук. Ну лупил он папу, почём зря, ну не давал ему спокойно жить. Что ещё можно взять с глупого самоуверенного юнца, который всё время ходит на пафосе, рядится, как сорока, и совершенно не умеет вести себя с детьми? Этот одноглазый демон ничуть не лучше его бедного отца. Тоже зациклен на своей детской обидке. Только папе его обида стоила жизни, а этот просто получил десяток синяков. Дедушка Мэй всё ему рассказал. Озабоченная самовлюблённая красная псина с дурацкими призрачными бабочками. Тьфу! И Се Лянь ему под стать. Чем больше Гуцзы о нём размышлял, тем больше убеждался в том, что всё, что отец выкрикивал в порыве злости, было правдой. Его Высочество наследный принц был страшным эгоистом, сломавшим жизнь папе и ещё куче людей. И восемьсот лет, которые он провёл в качестве мусорного божества, ничуть его не исправили. Но он сам, наверное, считает, что самый лучший. Неизвестно, что бы с ним стало, продолжай такие разрушительные мысли занимать его голову, если бы на двенадцатом году жизни на помощь мальчику не пришёл тот, кого он совсем не ожидал снова встретить. Третье Бедствие, Повелитель Чёрных вод, который вдруг объявился около старого кладбища, где Гуцзы охотился на один вредный блуждающий огонёк. Сюань-гэгэ, как он разрешил себя называть, внезапно много знал о лазурном демоне. Внезапно, хорошего. Они до самого рассвета просидели на лавочке у какой-то гробницы. Черновод хомячил печенье, которое Гуцзы взял с собой в дорогу, расспрашивал мальчика обо всём, что в голову взбредёт, и сам много чего рассказывал. Он ни в чём не обвинял Ци Жуна, чем расположил к себе запутавшегося в своих мыслях и чувствах ребёнка, а потом вдруг предложил отправиться к нему в гости. Гуцзы почему-то согласился, и теперь сидел в мрачной обители Черновода, в компании её демонического хозяина, и молодого мужчины, который был ему смутно знаком. -Ветреная сестричка? Ши... Циньсюань?- неуверенно спросил он, наверное, в тысячный раз внимательно вглядевшись в улыбчивые глаза растрёпанного человека.- Но ты же был красивой девушкой? Или ты как сестрица Линвэнь, умеешь принимать и женский и мужской облик? Тогда почему ты не на Небесах? Мужчина тоже вгляделся в его лицо. -Ты... Я... Меня... Низвергли. А... Я тебя помню. Ты тот малыш, который... Ой. Оба одновременно вспомнили некрасивую сцену, когда Лазурный Фонарь, который искренне считал, что Повелительница ветров- женщина, сначала попытался неумело за ней приударить, а потом, как обычно, получил сапогом по лицу. -Если что, папа на тебя не обиделся.- поспешил успокоить нового знакомого Гуцзы.- Наоборот, он тебя защищал. Он вообще очень заботлив с женщинами. Черновод как раз куда-то ушёл, и мальчик поспешил рассказать о давнем разговоре на постоялом дворе, когда Ци Жун советовал чёрному гэгэ не выёбываться, и помириться с той единственной, которая милостиво терпит его мерзкую рожу двадцать четыре на семь. Узнав, что случилось с бестолковым почти Непревзойдённым, Циньсюань опечалился. Он робко погладил бок фонарика, и виновато улыбнулся. -Надо же...- сказал он, качая растрёпанной головой.- Выходит, именно благодаря ему, Хэ-сюн забрал меня к себе. Явился Черновод с подносом, на котором высилась гора еды. Большая часть, разумеется, предназначалась вечно голодному демону, но Гуцзы и есть особо не хотел. Он просто был рад оказаться в компании, где к его отцу относились непредвзято и довольно по-дружески. Демон Чёрных вод хомячил, изредка издавая звуки поддержки, а Гуцзы и низвергнутый Повелитель ветров разговаривали. Почему-то, с А-Сюанем (надо же ему как-то различать этих двоих, вот же ж подвернулись почти тёзки, мучайся теперь) ему было очень легко, почти как с папой. И все эти вопросы об их семье совсем не напрягали. Не то что с Лан-сюном. -Ты что-нибудь помнишь из того времени, пока жил у Се Ляня?- спросил Цинсюань. Гуцзы кивнул, и, наконец, решительно пододвинул к себе миску с салатом, который, по чистой случайности, ещё не исчез в бездонной пасти Сюань-гэгэ. -Помимо страха за наши с отцом жизни? Порядочно. Сначала я вообще ничего не понимал, а потом стал воспринимать это всё как отдых у условной бабушки в деревне. Ну реально ж похоже. Все к нему приходят, звёздами любуются, во дворе убираются, на рисовых полях вкалывают. Правда, готовит Се Лянь так, что из всех нас отъедался только Хуа Чэн, а мы жрали, что прихожане принесут. Хотя, когда папе удавалось добраться до плиты, мы очень вкусно ели. Лапшу там, суп, кашу, мясо. У них с Се Лянем, знаешь ли, такая милая семейная черта: пихать в котёл всё, что под руку подвернулось, только у младшенького получается еда, а у старшенького отрава какая-то. Он потёр глаза, и с какой-то мучительной тоской посмотрел на кувшинчик вина, из которого периодически подливал себе Цинсюань. Заметив его взгляд, бывший Повелитель ветров покосился на бумажный фонарик. -Можно? Пара глотков ему не повредит. И мы с Хэ-сюном будем рядом. Зелёный огонёк на секунду замер, а потом нехотя мигнул. -Продолжай.- перед Гуцзы появилась крохотная чарка, в которой плескалось розоватое вино.- Не бойся. Раз твой отец разрешил, значит можно. Нетвёрдой рукой Гуцзы опрокинул в себя ароматную жидкость. Он не переносил пьяниц и алкоголь, но раз уж папа Жун разрешил... Во рту поселился кисловатый вкус персика, а язык и гортань неприятно обожгло. Маленький заклинатель закашлялся. -У, сук... Гадость! Сюань-гэгэ, я хочу чаю! Пожалуйста, дай мне чаю! Черновод одним огромным глотком всосал в себя остатки лапши, которую с хлюпаньем поглощал, и снова ушёл. Поразительное терпение. Интересно, он всегда такой? Прокашлявшись, мальчишка почувствовал себя на удивление спокойно. Мерзкий привкус спирта понемногу рассасывался, а по всему телу разошлось приятное тепло. Может, не так уж и страшно разочек выпить? Тем более, что папа, вроде бы, не против. Ох, как бы он хотел снова оказаться в его объятиях... Воспоминания о прохладных руках, бережно укрывающих его от любой, пусть даже надуманной опасности, подняли в душе мальчика волну тепла и любви к одному бестолковому демону. -Я даже тогда понимал, что мы с ним смотрим на ситуацию под разными углами.- продолжил он, склонив внезапно отяжелевшую голову на заботливо подставленное плечо.- Просто для меня это выглядело так, будто после смерти мамы отец меня возненавидел, а когда сам оказался на волосок от смерти, передумал, и полюбил обратно, а Лянь-гэгэ просто гадости о нём говорит. То, что он всё-таки уже не мой человеческий родитель, я потом сам понемногу допёр... Я, конечно, тогда был маленький и тупой, но не прям уж настолько. А Се Лянь видел только своего поехавшего брата, который опустился до того, что жрёт людей, как будто другие демоны таким не промышляют, и занял чужое тело без спроса. Он даже когда видел, что Ци Жун ко мне хорошо относится, мнение своё не менял. Типа, исключение подтверждает правило, или что-то такое. В любом случае, это только его проблемы. Мне от таких перемен только лучше стало. Ши Цинсюань посмотрел на него с сомнением. -Серьёзно? -Смотри: до встречи с ним мы жили как попало, лишь бы выжить, а когда мама умерла, отец вообще с катушек съехал, набухивался до бессознательного состояния. Я без понятия, как до пяти лет дожил, потому что лез везде, а он ничего не делал, чтобы это предотвратить хоть как-то. Ци Жун... папа, терпеть не мог алкоголь. Он сам рос в такой же семье, только ему, может быть, чуть больше повезло... Хотя, тут уж как посмотреть... Ха... Он постоянно дёргался, когда я к воде близко подходил. Мы пока до усыпальницы родителей Се Ляня шли, я ж трижды чуть не утонул, по своей глупости, у него глаз дёргался к концу пути уже, наверное. У меня бы точно дёргался. Кстати, первое, чему он меня научил, это показать на пальцах, сколько мне годиков. Хехе. Так забавно. Он, конечно, всё время делал вид, что ему насрать, и он со мной нянчится просто потому, что скучно, но сути это не меняло. -О как... -Он как-то сказал Хуа Чэну, что ничего не понимает в детях, и просто действует от обратного. Представь, каково ему было. Он же буквально заменил мне семью. Сказки, песенки, играл со мной, писать-читать выучил... Пока этот его ублюдочный кузен от меня отмахивался... Конечно, Хуа ему важнее... И похеру, что он нас сам к себе припёр... Бесит этот лицемерный мерзавец, Лянь-гэгэ, бесит... У, сук... Он встряхнул головой, и вцепился в большущий тазик, полный чая, подозрительно отдающего какой-то рыбой- от щедрот своих Черновод налил ему самую большую пиалу, которую нашёл у себя на кухне. Он всерьёз опасался гнева лазурного демона, который, когда ему там ни приспичит воскреснуть, наверняка открутит ему уши за то, что позволил споить его ребёнка, или ещё за что-нибудь. -Чтоб ты понимал разницу: однажды я проснулся от того, что меня сжали, шлёпнули по лицу, и что-то агрессивно буркнули прямо в ухо.- Гуцзы выхлебал практически всё, что ему налили, и только потом почувствовал, что ударивший в голову хмель успешно отступил.- Оказалось, папе приснилось, что я собираюсь упасть с кровати, и он меня обнял, и сказал "не бойся, я рядом". И плевать, что мы спали не на кровати, а на подстилке... И ещё он никогда не отказывал мне в чём-либо. Бурчал, ругался, но всегда делал то, что я просил. Он допил остатки, и покрепче прижал к себе бумажный фонарик. -В конце концов, не так уж нам было и плохо вместе. Живой же. Ну, подумаешь, достался в отцы эгоистичный ребёнок восьмиста с лишним годиков, пришлось воспитывать из того, что было. Нам обоим пришлось друг с другом нелегко. За столом воцарилась тишина. Гуцзы ужасно не хотелось покидать этот гулкий замок, чем-то напомнивший ему о логове Лазурного Фонаря, а потом он вспомнил, как Се Лянь накормил всех своей мерзостной похлёбкой "столетнего мира и согласия", и ляпнул: -Папа как-то предложил основать общество пострадавших от стряпни Его Высочества, как вам идея? -Ха... Смешная.- обронил Черновод. -И грустно, и невкусно!- поддакнул Ши Циньсюань. Ребёнок и бывший небожитель покатились со смеху. -Скажи ещё, "здоровья погибшим".- добавил повелитель Чёрных вод, на секунду отрываясь от миски, чтобы положить себе добавки. Гуцзы болезненно поморщился, вспомнив, как перепугался, что отец умрёт, и вымученную улыбку родителя, когда тому кое-как удалось прийти в себя от этой дряни. Хорошо, что они с Ци Жуном живучие мразоты. -Ты ещё скажи, как Лан-сюн. Он мне как-то выдал, когда я кошелёк с месячным заработком потерял, мол, скажи спасибо, что деньгами, а не здоровьем. Ага, спасибо, блять, а жить я на что буду? -Разве он не даёт тебе денег на карманные расходы?- удивился Цинсюань.- Раз ты сейчас находишься на его попечении, то он обязан содержать тебя. -Обязан, да. Но я, лично, НЕНАВИЖУ быть кому-то обязанным. Я уже давно решил стать заклинателем, так что могу обеспечить себя сам, что бы он там себе ни думал. Его слова прозвучали так мрачно, что под гулкими сводами обеденного зала стало как-то неприлично тихо. Первым отмер, как ни странно, Черновод. -Узнаю старину Фонарика.- он одобрительно похлопал мальчишку по плечу.- Всегда полагается исключительно на себя. Правильно делает. Это он тебя надоумил? Стать заклинателем? Молодец, обеспечил тебе хлебную должность. Гуцзы кивнул, несколько ошарашенный такой поддержкой. -Да. Мы как-то разговаривали о богах и демонах, а потом он стал рассказывать, как какое-то время дружил с тёмным заклинателем, и меня это заинтересовало... К тому же, когда Се Лянь разрушил дом, в котором мы остановились, именно заклинательство помогло нам немного заработать на жизнь. Ему показалось, что лица обоих собеседников болезненно дёрнулись, когда он упомянул разрушенный дом. -Правда? Ну-ка, расскажи? И Гуцзы рассказал. Почему-то это оказалось очень легко. То ли слушатели оказались более благодарными, чем хмурый Лан-сюн, то ли просто он уже не мог держать всё в себе, он не знал. Но он точно знал, что Ци Жун не был против. Он чувствовал тепло зелёного огонька сквозь оболочку фонарика, и это придавало ему сил. Он очень много наговорил тогда. Потом он, конечно, получил лютейшую головомойку от небожителя. Где это видано, чтоб человеческое дитя шарахалось по обители одного из оставшихся Бедствий, да ещё и вино глушило, зараза такая! Лан Цяньцю орал, махая руками, и не понимал, почему чёртов мальчишка смотрит на него с таким счастливым выражением лица. А Гуцзы улыбался, прижимая к сердцу бумажный фонарик с душой отца. Ему наконец-то стало легче. Хрен с ними, вылюбленным паршивой псиной Хуа Высочеством, и его одноглазым ублюдком. Теперь он, наконец, свободен от тяжких мыслей, ведь у него есть те, кто его поддержит, чего бы он ни творил. -Лан-сюн, обними нас! Не злись на меня и папу! Прости, я не буду больше удирать без спроса! Захлёбываясь рвущимися с языка гневными словами, Цяньцю бережно прижал к себе потерявшегося три дня назад ребёнка и чёртов фонарик. Что бы ни натворил этот бесёнок, ему стало заметно лучше, это видно по его разгладившейся мордашке. Напряжение, которое он ощущал как большую грозовую тучу, которая нависала над ним и его воспитанником, начало понемногу пропадать. -Пообещай, что будешь умницей, Гуцзы.- шепнул он ему на ухо.- Не расстраивай меня. -Обещаю. Не буду. Гуцзы старается быть почтительным ребёнком для своего отца, и немного для опекуна. Он почти всегда выполняет обещанное. Он старается, и растёт. Его волосы уже давно ниже лопаток, в ушах покачиваются серёжки-кисточки, голову венчает аккуратный пучок, а не нелепый хвостик с обрывком изумрудной ленты, его нарядные ханьфу лазурно-зелёного цвета, и в левом рукаве он бережно хранит золотую заколку с красными и белыми камушками, подарок отца на пятнадцатилетие. А из рукавов своей старой детской рубашки он сделал мешочки цянкунь. Он умный, быстрый, выносливый, умеет управлять мертвецами, и, если этого требует ситуация, может становиться до ужаса наглым, и крыть оппонента отборной бранью, пополам с зелёными огоньками в форме талисманов, легко выпархивающими из рукавов, на которые он тоже навёл чары цянкунь. Эти самодовольные божества правы, он весь пошёл в Лазурного Фонаря. Тоже одинок, тоже сам по себе, и тоже одержим бредовой идеей. Ну и пускай. Зато он очень сильный заклинатель для своего возраста. Его уважают и боятся, а другого ему пока и не нужно. Лан-сюн, конечно, хотел бы видеть его среди небожителей, но Гуцзы воротит от самой мысли о том, чтобы примкнуть к этой шайке лицемеров. Нет-нет-нет, вот уж, увольте его сами, лучше он станет могучим демоном, хоть папа ему и запретил. Он иногда повторяет это, смотрит, как его наставник бесится, и чувствует какое-то болезненное удовлетворение. Он уже множество раз выслушал от него, какой Лазурный Фонарь жестокий, мерзкий и отвратительный, и такая маленькая месть приятна. Но Лан-сюна он всё равно по-своему любит, потому что он, хотя бы, не говорит, что Ци Жун таскал с собой ребёнка только потому, что хотел иметь при себе прислужника, который бы им восхищался. Правда, он был несколько шокирован методами, которые демон применял для того, чтобы обучить своего бестолковыша (чего только стоило выражение его лица, когда Гуцзы обмолвился, как они гоняли призраков в похоронном доме), но того, что из него вышел не самый хреновый опекун, не отрицал, и за это мальчик был ему благодарен. *** Гуцзы прислонился спиной к стволу дерева, и сполз в траву, жадно дыша ртом. Похоже, сестричка Чан здорово разозлилась. Он едва от неё удрал, хотя они с Цоцо ничего такого не сделали вообще. Ну, подумаешь, решили её порадовать, ужин приготовить... Подумаешь, пирожки немного спалили... Ничего же страшного не случилось, а стену он потом отмоет. Он бы сразу это сделал, да пришлось удирать от разгневанной демоницы, как отец от Хуа Чэна, через все кусты. -Пап, это было весело, а?- хихикнул он, снимая с посоха фонарик, и утыкаясь чумазой щекой в бумажный бок.- Походу, мне до тебя ещё учиться и учиться... -Гэся?.. Мальчишка вздрогнул, и, прижав к себе фонарик, выхватил из рукава талисман оглушения. -Кто здесь?! Сначала он никого не увидел, а потом из-за деревьев вышла маленькая демоница, на вид, примерно его возраста, ну, может, на пару лет старше. Её миловидное личико было смущённым, а острые ушки настороженно подрагивали. -Гэся, ты не узнал меня?- спросила она, подходя ближе.- А где Лин-гэ и Чунь-цзе? Гуцзы моргнул. Он смутно припомнил, что отец рассказывал ему о двух своих любимчиках, демонятах-близнецах, самом страшном кошмаре Хуа Чэна, и как он тогда всё не мог отделаться от мысли, что имя Чунь-цзе ему откуда-то знакомо. Ещё до того, как папа Жун про неё рассказал. Он сосредоточенно уставился на девушку. Неужели его правда можно перепутать с лазурным демоном? Теперь понятно, чего его люди шарахаются... Хе! Прикольно! -О ком ты, сестрица?- на всякий случай уточнил он. -Ой.- маленькая демоница смутилась ещё сильнее.- Я думала, что ты Его Превосходительство Ци Жун. А, кстати, ты кто? -Я его сын, Гуцзы. А ты кто? Девушка представилась Ян Лилинг, и сказала, что была дружна с Ци Жуном, ещё с тех времён, когда он был не Великим Бедствием, а странствующим музыкантом. Она была той единственной, кто, после того, как Градоначальник Хуа прогнал юного демона и его маленьких слуг, не испугалась, собрала все честно заработанные ими деньги и догнала троицу почти у самого озера. Тогда ей показалось, что находящийся в растрёпанных чувствах демон хочет утопиться. И она же была единственной, кто, помимо его свиты, все эти столетия был настоящим другом Лазурного Фонаря, блуждающего в ночи. Они проболтали до самого рассвета. Узнав, что случилось с лазурным демоном после того, как Градоначальник уничтожил его последнее пристанище, девушка жутко разозлилась, а потом разрыдалась, уткнувшись в плечо Гуцзы, отчего тот здорово растерялся. Он понятия не имел, как вети себя с девчонками, особенно с такими удивительными, как А-Линг. Все его познания в ухаживаниях за женщинами ограничивались тем, что ему случалось видеть, пока он находился при Ци Жуне, а тот сам не мог в этом плане ничем особым похвастать. И если поначалу мальчик воспринимал свою новую знакомую как хорошую подругу, вроде сестрички Чан, то вскоре начал к ней незаметно привязываться, а через полгода стоял на пороге дворца Мингуана, смущённо прося аудиенции у главного кобеля на раёне в Небесной столице. Пэй Мин, хоть и выдал на его сбивчивые объяснения своё фирменное "хо-хо", в помощи влюблённому подростку не отказал.