Тридцатилетний снегопад

Ее легкий бордовый шарф слетает с плеч, я вижу мягкую кожу и четко выраженные аккуратные женские ключицы. Ее шея, такая гладкая на ощупь и ароматная, когда я делаю невесомый вдох в свои легкие. Ее темно-каштановые волосы слегка струятся, щекоча мой нос, когда я зарываюсь в них. Моя прекрасная женщина, какая же ты сладкая и манящая. Как у тебя получается так будоражить мое сознание даже спустя столько лет. Я разворачиваю ее спиной к себе так плотно, что она чувствует, как мое возбуждение только при виде нее набирает невероятные обороты за секунду. Моя Аланур сходит с ума от этого. Я тяну легкие нити, чтобы освободить ее от натиска атласного платья. Снимаю тонкие бретельки, провожу холодным пальцем по нежной бархатной коже, обвожу маленькую родинку, целую в шелковое прохладное плечо. Понимаю, что еще миг и увижу ее настоящую, без прикрас и она все равно будет прекрасна. Замираю, скидываю атласную ткань к полу, наблюдаю. — Зия, ты опять уснул в кабинете, зачем ты так мучаешь себя? — в просторную комнату вошла госпожа Карлы, легким криком она разбудила мужа и распахнула тяжелые шторы, впуская лучи первого солнца в помещение, — Фатош уже приготовила завтрак, а я как обычно обыскалась тебя, — продолжала женщина, разводя руками, — думала, что ты уже ушёл на совещание. Ты вообще помнишь, что у тебя сегодня встреча с инвестором? — Я много работал вчера, не помню даже, как глаза закрылись, — отстраненно соврал господин и потер сонные глаза тыльной стороной ладони. Если бы только супруга знала, какой сон она прервала, тот час бы устроила скандал. Но откуда ей знать, о чем последнюю ночь думал ее муж? — Поднимайся, Зия, — женщина не оставляла свою пытку над супругом, — дети уже ждут нас за столом! — добавила она и скрылась за массивной дубовой дверью. Весь вечер господин Карлы провел в страшной агонии, если это можно так назвать. Конечно, он понимал, что брат Фарух не подымит ночью связи для того, чтобы выполнить его просьбу, но он так надеялся узнать хоть что-то. В памяти до сих пор был ее образ. То невероятное бордовое платье, что струилось по телу женщины, словно вторая кожа. Тот аромат, который Зие удалось вдохнуть всего лишь на считанные секунды. Теперь из-за всего этого ему снились непристойные сны, в которых он овладевал ею снова и снова. Мужчине, что начинает свое утро с молитвы, явно не пристало просыпаться с такими воспоминаниями о замужней женщине. Господин грузно поднялся с кресла и внимательно осмотрел комнату, обращая внимание, не оставил ли он хоть какие-то следы вчерашней ночи. Слава Аллаху, книга со стихами, снимок и прощальное письмо были убраны. Хотя, если бы он совершил ошибку и оставил воспоминания на столе, вошедшая пять минут назад жена, явно бы устроила допрос с пристрастиями. А раз допроса не было, значит сегодняшний день пройдёт в обычном скучном ритме. — Доброе утро, дети, — он вошел в большую светлую гостиную с теплой отцовской улыбкой, проходя мимо стола успел зацепить макушку каждого ребенка и поцеловать, несмотря на то, что все они уже давно выросли и относились к его внимаю как к нечто не нужному. Зия уселся в свое «главное» кресло в центре стола, напротив всегда сидела супруга, которая, в отличии от детей никогда не получала утреннего поцелуя. Проведя сопроводительную для каждого завтрака беседу и дождавшись, когда хлопочущие домработницы разольют чай по кружкам, семья Карлы принялась к трапезе. В этом доме даже к еде относились по другому. Никто не садился за стол, если кого-то из членов семьи не находилось по неуважительной причине. Здесь завтрак воспринимали как благословение на день, а ужин почесть перед сном. Правила дома Карлы вообще очень отличались от устоев современных турецких семей. Все давно стремились к каноничным европейским отношениям, но в данном месте все возвращалось к истокам. Вход в дом только в сменной обуви, безукоризненное уважение к старшим, наследие в бизнесе и семейные ценности. — Здоровья вашим рукам, — быстро закончив с едой, поблагодарил домработниц за вкусный завтрак хозяин дома и поспешил удалиться из-за семейного стола. — Зия, — окликнула Сехер мужа уже на пороге, когда тот почти сделал шаг за дверь, — с тобой все в порядке? После вчерашнего вечера ты сам не свой, будто тебя подменили. Молчишь постоянно, уходишь вот так. — Все в порядке, — хватает рабочую папку, которую чуть не забыл, — много дел в компании в последнее время, — выдвинул в свое оправдание мужчина и предпочел скрыться недослушивая. Сегодня погода в столице на удивление радовала своих жителей и возможных приезжих туристов. Теплое солнце согревало в этот февральский день, намекая на то, что уже вовсю приходит весна. Легкий ветер обдул господина, как только он появился за порогом дома. Отказавшись от водителя, Зия открыл дверь своего автомобиля и, усевшись поудобней в салоне, нажал педаль газа, выезжая из-за ворот. Как только он проехал пару-тройку улиц раздался долгожданный звонок. — Брат Зия, я узнал все, что ты просил, — грубый баритон на том конце провода говорил четко и по делу. — Слушаю тебя, Фарух, — он переключил все свое внимание с дороги на то, что сейчас ему скажет мужчина по телефону. — Если кратко, эта женщина замужем, я бы сказал, достаточно продолжительное время. Мужа зовут Метин Йылдыз, он известный архитектор, живет на две страны — Турция и США. В браке они воспитывают двух дочерей, ну как воспитывают, девушки уже совсем взрослые, одной двадцать восемь, другой почти двадцать. Сама Аланур Йылдыз держит центральную Стамбульскую галерею современного искусства, — на том конце трубки главный комиссар читал с бумаги то, что ему сегодня с самого утра принесли подчиненные. — Что-то еще? — неугомонный Зия хотел знать как можно больше, хоть и понимал, что то, как жила его бывшая возлюбленная почти тридцать лет не напишут ни в одной полицейской сводке. — Это все, брат Зия, — развел руками у телефона мужчина, — контакты и адреса отправлю тебе сообщением. — Спасибо, Фарух, я в долгу, — признательно качнул головой в знак благодарности. — Ничего не нужно, пусть во благо будет, — мужчина улыбнулся и отключил телефон. Мысли Зии смешались. Стоит ли говорить вообще о чем-то, если прошло столько лет? Тем более по показаниям главного комиссара ее жизнь была похожа на идеальную. Любящий муж, он ведь не может быть другим, если их брак держится так долго. Две прекрасные дочери, которые по возрасту практически были ровесниками детей Зии. Огромная галерея в центре и большая известность в современном мире Стамбула. Мужчина боялся, что только одним разговором он может разрушить хоть один кирпичик ее устоявшейся привычной жизни, но не мог ничего поделать с самим собой. Ему казалось, что если он не объясниться, со временем совсем потеряет разум. День госпожи Аланур сегодня начался прекрасно и даже выпитая вчера бутылка винного напитка не смутила ее разум. Женщина проснулась в хорошем расположении духа, приняла душ и вышла в гостиную, где ее уже ждала домработница и старшая дочь. — Мамочка, доброе утро, — девушка обняла свою мать и слегка коснулась щеки приветственным поцелуем. — Добро пожаловать, Бесте, — госпожа улыбнулась дочери уголками губ, — приходи, позавтракаем вместе. Кэтти приготовила твои любимые оладьи с шоколадом, — положив свою рук под талию девушки, провела ее за обеденный стол, — конечно, я тысячный раз говорила ей, что они вредят твоей прекрасной фигуре, но она меня не послушала. Бесте оставалось лишь слегка ухмыльнуться и молчаливо поблагодарить домработницу за любимое блюдо. Слава богу, девушка не разделяла предрассудков матери о еде. Аланур была крайне избирательна в своих вкусовых предпочтениях. Еще ближе к тридцати она полностью отказалась от сахара, мучного и мяса, но временами, когда очень грустила, могла позволить себе сладкую булочку из кондитерской возле пролива или сочный стейк. — Ты звонила сестре, как у нее учеба? — насаживая на вилку свой салат, спросила женщина, — я все никак не могу выделить время на звонок. — Вчера разговаривала с ней, мамочка, — Бесте потянулась к маленькому чайнику, подливая себе новую порцию малинового чая, — у нее все хорошо, постепенно осваивается, уже нашла новых друзей. Как никак, первый год самый сложный, адаптационный период, но США лучшая платформа для ее танцевальной карьеры — девушка сделала глоток, — ты позвони ей, она ждёт твоего звонка. — Обязательно, — утвердила Аланур, — в любом случае отец там, она не одна. Он, кстати, тоже вчера мне набрал, сообщил, что задерживается на неопределенное время и не знает, когда приедет, — поджала губы женщина толи от печали, что опять так, толи от спокойствия, что она не увидит его еще какой-то промежуток времени. — Не расстраивайся, мама, — Бесте положила свою ладонь на прохладную руку матери, — в конце концов, тебе так лучше на самом деле. Девушка в силу своего возраста хранила воспоминания о совместной жизни ее родителей. Были и хорошие времена, но чаще ругань, скандалы и безразличие. Когда Аслы была еще совсем малышкой, а Бесте девочкой возраста около семи лет, Аланур постоянно просила старшую дочь оставаться в ее постели и засыпать вместе с матерью, чтобы когда отец появлялся дома, сразу же уходил в гостевую спальню, дабы не мешать покою его дочерей. — Аланур, прекрати, что ты делаешь? — дорогие современные вазы летели на пол, пока женщина злостно кричала. — Я устала терпеть это, устала, — нервно, словно это уже была крайняя стадия истерики, выдала она, — вчера Ханде, сегодня Мелек, завтра кто? Сколько твоих любовниц еще придут ко мне с мольбой отпустить тебя в «счастливую жизнь»? Хочешь уйти, уходи, но хватит мешать мое имя с грязью! Конечно, в Аланур больше играла женская боль, что ей предпочли другую, да и какой раз. Она сама не понимала, почему постоянно устраивает истерику по поводу очередной любовницы. Ведь на самом деле, ей было абсолютно все равно с кем развлекается ее муж и если бы он ушел раз и навсегда — было бы прекрасно. Она так устала, что раз за разом каждый ее мужчина выбирает другую. — Они ничего не значат для меня, дорогая, — он подходит к жене, чтобы обнять ее и получить прощение, но вместо этого ловит яростный отказ. — Я уже говорила тебе, что мы можем развестись, но ты упираешься, — отмахнулась от мужа Аланур и прошла в другой угол гостиной, — а потом мы начинаем по-новой, сколько можно, Метин? — Сколько можно? Это я тебя должен спросить, Аланур, сколько можно! — Что ты хочешь сказать? — приостановив свою истерику, взглянула на него с вниманием. — Сколько лет уже прошло? Пять? Десять? Ты все еще думаешь о нем, ждешь когда он вернётся и постучит в эту дверь! — мужчина указал пальцем на вход в дом, — А я живу с тобой столько лет и ты ни разу не взглянула на меня с той любовью, с которой каждый раз перечитываешь это чертово письмо! — Не тебе лезть туда, где ты не должен быть! — накинулась с обвинениями женщина. — Ты забываешься, Аланур, забываешься! Я твой муж. Хочешь ты этого или нет, но твой покойный отец десять лет назад вложил твою руку в мою и это не изменится! Метин подходит к супруге и хватает ее за предплечье, сжимает пальцы так, что нежная кожа тут час краснеет. — Если бы не твоя именитая семья, сейчас бы я была свободна. Ты сам прекрасно знаешь, что отцу всегда был важен лишь статус, — прошипела женщина в лицо мужу. — Ты больная! Я всю жизнь пытался любить тебя, но ты никак не прекратишь страдать по этому парню. Даже сейчас, когда прошло столько времени. А он даже не вспомнил про тебя, женился, воспитывает детей и живет себе, пока ты рушишь нашу семью, — он пытался удержать буйную женщину так, что костяшки его пальцев у нее не руке уже начали синеть. — Это я рушу? Кретин! — сильно отмахнулась госпожа Йылдыз и остепенилась в секунду, когда увидела сонную старшую дочь. — Мамочка, почему вы так кричите? — заплаканная девочка потирает свои заспавшиеся глаза кулачком. — Не правда, Бесте, — женщине подбегает к дочери и ласково хватает ее на руки, — все хорошо, жизнь моя. Мы с твоим папой просто разговаривали. Она делает глубокий вдох, чтобы успокоиться и потянув дочь за собой, уносит ее на второй этаж в детскую, где аккуратно кладет ее в мягкую постель, укрывая теплым одеялом. Гладит по лицу, убирая непослушные пряди за ухо, целует в детскую щечку и пытается скрыть, что пять минут назад она буквально хотела убить ее отца, чтобы наконец-то избавиться от него. — Мамочка, ты и папа, — девочка слегка всхлипывает, — вы же никогда не разведетесь? — Что ты, Бесте, — убаюкивающе шепчет Аланур, — мы с папой никогда не бросим вас. Всегда будем вместе, — вытирает маленькую слезку с лица дочери, — смотри, твоя сестра такая малышка, а спит как уставший солдат, — улыбнулась женщина, — давай, дочка, последуй ее примеру. Госпожа Йылдыз вышла из детской, слегка убавив яркость ночника в виде звездочки. Ей самой тот час хотелось заплакать, упасть на пол, прижав к себе коленки и долго рыдать. Но никому в этом доме она не могла показать свою слабость. Потому что муж может этим воспользоваться, а дети начнут переживать о состоянии матери. Она на цыпочках проходит в гостиную, где до сих пор сверкают осколки разбившегося стекла от ваз и стоит немая тишина. Супруга уже не было, только холод, который он оставил после себя. Это означало, что Аланур может вдоволь нареветься этой ночью в тихом одиночестве. Она опирается спиной о стену, чувствует ее мертвую прохладу, скатывается вниз и начинает молчаливо рыдать, прикрывая лицо рукой. — Если ты так не любила отца, почему оставалась с ним столько времени? — старшая дочь вырвала мать из неприятных воспоминаний. — Бесте, милая, — женщина с грустью дотронулась до плеча дочери, — порой, жизнь вообще складывается не так, как мы того хотим, — также с печалью продолжала она, но резко изменилась в лице, — сейчас это уже совсем не важно, все хорошо. Я иду на пилатес, ты со мной? — Уфф, мама, не люблю это, — девушка умоляла мать не тащить за собой. — Так, девочка, давай поднимайся! Посмотрите на нее, наела столько калорий и противиться, — Аланур подняла дочь из-за стола, изобразив на лице оценивающий вид, — смотри, тут уже бока появляются. — Мама, какие бока? Что ты говоришь? — с ужасом спросила девушка. — Пока никакие, но будешь продолжать в том же духе, обязательно появятся! Давай, не ленись, Кэтти уже подготовила тебе спортивную форму. Все-таки, Аланур была неумолима, поэтому все что оставалось Бесте это сдаться. Поднявшись в свою комнату, где все было не тронуто со времен ее подростковых лет, она переоделась и последовала в машину к матери. День господина Зии продолжался и до конца рабочего дня оставалось пара-тройка часов. Несмотря на то, что он был начальником, не мог позволить себе свободный график. Работал на износ, как и все в компании. Господин Карлы обладал тем самым качеством, которое сохранилось у него с самого становления его организации, чувство справедливости. Каждому работнику он выставлял ровно такие же требования, как и к самому себе. Именно поэтому его так уважали и всегда относились к его требованиям с большой ответственностью. Хотя когда-то у Зии не было ничего, кроме семьи, которую нужно кормить. Не сказать, что они бедствовали, но денег не всегда хватало, из-за этого, будучи молодым парнем, он понимал, что ему придется самостоятельно пробивать себе дорогу. Начинал с малого, но за долгий путь пришел к огромной империи, в которой все работало как часы. В какой-то момент, спустя определенное количество времени, Зия задумался, что создал это все, чтобы доказать самому себе, что он ее достоин. Ведь зажиточные родители Аланур не хотели видеть в пару своей дочери молодого парня, у которого за душой, разве что, пару лир. Хотя сама она никогда не упрекала его за это, девушка как будто была сделана из другого теста, нежели ее отец с матерью. Возможно из-за того, что все детство девочка провела у бабушки на попечительстве, ведь ее родителям некогда было воспитывать ребенка, когда вокруг них строился масштабный бизнес. Мать Зии тоже не любила выбранную партию своего сына, ссылаясь на то, что она «девушка с запросами» и ее сын не потянет такую жену, только мучиться будет. А вот Сехер для женщины всегда была идеальной кандидатурой. По ее мнению, скромная, спокойная, а главное, соблюдающая все старые обычаи девушка, должна была стать идеальной супругой для ее сына. Именно поэтому, когда Зия приходил домой, мать уже щебетала будущей невестке о том, как хорошо они будут жить в одном доме, как мило будут делить обязательности по хозяйству. В эти моменты молодой парень чаще всего убегал туда, где его уже ждала любимая Аланур. Он верил, что они со всем справятся и будут проживать счастливую жизнь. — Эдже, дочка, — обратился господин Карды к вошедшей помощнице, — я ухожу, можешь пожалуйста сделать копию этих документов, — вежливо попросил мужчина, протягивая девушке комплект бумаг, — завтра господин Селим должен прийти на подписание, прошу подготовить все в лучшем виде. — Конечно, господин, все будет хорошо, — учтиво улыбнулась секретарша и покинула кабинет начальника. Мужчина собрал остатки своих дел в одну папку и убрал их в ящик под столом. Вышел из-за рабочего места и подойдя к вешалке, движением руки снял пальто, которое в последствии надел. Перед выходом включил экран смартфона и выбрал нужное сообщение, где хранилась вся важная для него сейчас информация. Среди адресов отыскал номер телефона и остановился в неведомом раздумье. Позвонить или написать? Написать или позвонить? Не решился на большее, как оставить короткое сообщение. «Аланур, извини меня за вчерашнее беспокойство, но я очень хочу поговорить с тобой. Я буду ждать тебя в нашем ресторанчике на углу» Госпожа Йылдыз получила это сообщение уже находясь на работе. Сначала она не поняла, кто его адресат, но как только прочитала последнюю строчку о месте встречи, пазл в голове женщины сложился. Хотела ли она идти туда? Сама не понимала. С одной стороны, поговорить спустя тридцать лет было безумно интересным занятием. Особенно, когда столько лет назад она беременная билась в двери дома семейства Карлы, чтобы найти ответы, а получила лишь гневный отказ матери Зии. Было ли поговорить сейчас лучшим решением? Однозначно нет. Но тут управлением над разумом взяла юная девушка, которая от обиды хотела высказать все, что думает. Хлопнув крышкой ноутбука и откинув кипу пришедших бумаг, женщина поспешила надеть свой бежевый тренч и цокающей поступью высоких каблуков, вышла из галереи. Подъезжая к месту встречи, она молилась не увидеть его, но заглянув в небольшое окошко ресторанчика, женщина обнаружила своего будущего собеседника ровно там, где они сидели практически каждый день почти тридцать лет назад. Ей ничего не оставалось, как сдаться кричащей от радости девчушке в своей голове и пройти в здание. А внутри все было так, как много лет назад. Как будто время остановилось здесь в тот момент, когда они вышли от сюда за руку в последний раз. Все тот же аромат свежих булочек, все тот же вид на пролив с персиковым горизонтом и все тот же столик, который как будто до сих пор хранил воспоминания их теплых встреч. — Здравствуй, ты хотел поговорить, — совершенно спокойно поприветствовала она мужчину, бросая свой свой строгий клатч на соседний стул. Какое удивление было у мужчины увидеть ее в таком хорошем расположении духа, ведь он больше надеялся, что от ее прихода здесь подымится буря. — Здравствуй, Аланур, — в его глазах поблескивали искорки радости от увиденной красоты женщины, а губы расплылись в легкой улыбке, — как ты? — В порядке, — сдержанно ответила она, — ты как? — В порядке, в порядке, — мужчина глазами нашел официанта, а когда тот подошел, попросил принести две чашечки турецкого кофе. — Я слушаю тебя, Зия, — она откинулась на спинку стула, внимательно рассматривая друга своего прошлого. Действительно, время его не пожалело. Седоватый волос смешивался со смугло черным из молодости, а морщинки легли аккуратной росписью вокруг глаз. Но несмотря на это, Аланур оценила, что крепкие мускулы господина Карлы слегка просвечивали через ткань белой рубашки. Серый пиджак, сидевший на нем отлично, был расстегнут для удобства. Выглядел он хорошо, с привычной ноткой строгости в своем образе. — Послушай, в первую очередь, я хотел извиниться за свое поведение в галерее, — он замялся, но продолжил после того, как сделал глоток воздуха, — мне правда не стоило так нападать на тебя, — поправил ворот рубашки, сейчас ему казалось, что он будто душит его, — от неожиданности я не справился с волнением. Увидеть тебя спустя столько лет, — снова начал волноваться, — было крайним удивлением для меня. — Увидел и увидел, не стоило так нервничать, — хладнокровно бросила она, словно острую иголку ему в сердце, — тридцать лет прошло, Зия, — женщина приблизилась ближе к собеседнику, — почти пол жизни, — прошептала еле дыша. Мужчина удивлялся ее отстраненности. Последний раз когда он видел ее в далекой молодости, любимая запрыгнула в его объятья и крепко сжимала шею, зацеловав ему все щеки. Именно такой она осталась в его памяти. Именно такую он хранил в своем сердце. Сейчас же, перед ним сидела холодная королева без каких либо чувств. — Я вообще не понимаю, к чему весь этот разговор, господин Карлы, — усмехнулась она, совершая очередную атаку на тридцатилетнего обидчика, — у тебя ведь семья. Жена с детьми знают что ты здесь? — голос начал дрожать после упоминаний об его счастливой жизни, но госпожа Йылдыз поспешила отвернуться в сторону окна, скрывая нелепую для нее слабость. — Аланур, я столько лет живу с этим грузом, — он видел, что она начинает расстраиваться от их разговора и он правда этого не хотел, — грузом того, что мы так и не объяснились друг с другом. — Не объяснились? Что ты несешь, Зия? — женщина начала переходит на высокие тона от собственного негодования, — какие могут быть объяснения после твоего поступка? — уже изрядно начинает нервничать, — Слушай, я не хочу продолжать этот разговор, — подрывается она, — захочешь поговорить еще спустя тридцать лет — лучше пиши, писать письма у тебя получается лучше всего. Сейчас век технологий, господин Карлы, я оставлю тебе свою почту, туда пиши. Вскакивает со стула, громкий скрип которого прошелся по всему заведению. Хватает верхнюю одежду и сумку, выбегая на улицу. Он спешит за ней, попутно застегивая пиджак и бросая пару лир за кофе прям на стол. Обоих начал обдувать холодный ветер, который скорее всего пришел прямо с залива. — Аланур, постой, — хватает ее руку уже возле машины, не дает ей сделать и шагу дальше, — как ты можешь такое говорить? Не издевайся, это я проживаю всю жизнь в агонии из-за твоего прощального письма. Это я до последнего обивал пороги твоего дома в поисках встречи с тобой. Это я выслушал от твоего отца, как любовь всей моей жизни выходит замуж за другого. — Что ты говоришь? — в ее глазах вселенский шок, — какое письмо? — Твое письмо, Аланур, — самого мужчину пробивало на дрожь от происходящего, — письмо которое ты написала мне, уничтожила меня, разбила мое сердце. — Садись в машину, — все что смогла произнести госпожа Йылдыз, открывая дверь своей иномарки, бросая сумочку на заднее сиденье. Всю дорогу они ехали в молчаливой тишине, как будто каждый боялся сказать лишнее слово. Они оба не понимали, что происходит. Каждый считал себя до боли обманутым и разбитым. — Проходи, — она открыла входную дверь, приглашая нежданного ни в какой из жизней гостя. «Какое спокойствие..», — думал про себя господин. У его Аланур была невероятная способность, ее настроение и поведение могло меняться несколько тысяч раз за день. Женщина попросила присесть его на диван около камина, пока сама скрылась в комнатах. Осмотрев дом еще раз убедился в невероятном тонком вкусе бывшей возлюбленной. Она всегда была такой. В молодости, Зия пророчил своей любимой грандиозную карьеру связанную с искусством. Ведь до чего творческой натурой была его Аланур. Какие рисунки она рисовала ему, а какие песни пела. Ее голос все эти годы оставался в самом укромном уголке его души. — Вот, — протянула мужчине письмо, которое, по ее мнению, было написано для нее много лет назад самим Зией, — это принесли мне в день, когда я ждала тебя на нашем месте. Господин Карлы дрожащей рукой вытянул у хозяйки дома конверт, открыв его, достает то самое злосчастное письмо. …мы повесились и хватит, Аланур, все кончено. Дочитав последние строки, ложный автор письма сжал его в своих руках и откинул в сторону. — Я не писал его, Аланур, — прошептал мужчина, — больше скажу, у меня есть такое же письмо от тебя. — Что? — громко вскрикнула она, — Нет, этого не могло произойти! Мы не могли расстаться из-за такой глупой ошибки, — закусила губу, слезы начали обжигать ее щеки горючей жидкостью, — Зия, это невозможно, это бред какой-то! Лучше скажи мне, что это ты написал его, не обжигай мою душу снова. Мне проще жить с той мыслью, что это ты все собственноручно разрушил! — Аланур, успокойся, — он подорвался с дивана, чтобы хоть как-то утешить свою бывшую возлюбленную. — Что значит успокойся? Кто-то украл у нас тридцать лет жизни, Зия! — она кричала, размахивала руками, вырвалась из его плена, — Кто-то просто растоптал нас, уничтожил все хорошее что было. Ты хоть знаешь, как я чувствовала себя в тот момент? Обманутой, несчастной, разбитой. Я выплакала столько слез, что если бы их могли собрать в одно целое, можно было бы наполнить целый океан, — снова вырывается, скидывает с журнального столика все бумаги, бьет эти несчастные вазы, которые от нервных срывов госпожи менялись раз в две недели. — Прошу тебя, не надо, — он пытается убаюкать ее, накидывается с объятьями, сжимает крепко в своих руках, чувствует, как поток слез мочит его рубашку. — Я не хочу успокаиваться, Зия, — отталкивает от себя, — я любила тебя больше всего на свете! Ты прожил эту жизнь с женщиной, которую выбрал сам, а меня насильно выдали замуж! Мой отец отдал меня мужчине, которого я никогда не любила, от вида которого в моих венах застывала кровь, — она снова прижимается к холодной стене, снова плачет, снова скатывается вниз, — ты хоть знаешь, как это? Как заставить себя любить человека с которым теперь тебе нужно прожить целую жизнь? Как делить с ним постель? Как воспитывать одновременно любимых и не любимых детей, от того, что они рождены с его улыбкой? Конечно он не понаслышке знал как это. Несмотря на то, что брак с Сехер не был насильным, он все равно был лишь бы быть. Когда она ушла от него, когда получил письмо, решил, что больше в этом мире ему нечего терять. Женился на радость матери, поставил свою жизнь в угоду другим. А затем прожил так тридцать лет. Не для себя, для других. — Аланур, — он нагибается к ней, убирает с лица прилипшие от слез пряди темных волос, — прости меня. Если бы я только мог все исправить. Если бы мог сделать хоть что-то, чтобы тебе не было так больно. Садиться рядом с ней, также остро осязая холод от стены. Перекидывает руку, чтобы обнять ее и крепко сжимает в объятиях. Гладит по волосам, целует в макушку и чувствует, как его глаза начинают становиться влажными. Стирает указательным пальцем свою немую слезу, ведь сейчас, хотя бы ему не стоит показывать всю ту боль, которую он испытывает вместе с ней. — Я все исправлю, Аланур, — вздыхает и смотрит ей в глаза, вытирает размазавшуюся тушь и трепетно целует в губы.