Тайное и явное, или Про книжки

      Сегодня представляю вашему вниманию одну из прод «Унесённых ветром». В скобках отмечу, что «Скарлетт» Рипли мне ну совсем не зашла. Персы не вхарактерные, ведут себя нелогично, у обоих семь пятниц на неделе — сплошная мелодрама ради мелодрамы, худший вариант лыра. Вканонная Скарлетт, кажется, любила Тару больше, чем любого из людей — и вдруг преспокойно ломанулась в Ирландию и принялась искать себя там. С суперским объяснением — «мы принадлежим всему миру, Скарлетт, мы бродяги и искатели!» Ага, это Скарлетт-то, с ее узким кругозором и стойкими привязанностями. Или Ретт, который сбегает в сгоревшее поместье — «мне надо спасти сотни акров сада». Видимо, спасание затевалось только ради того, чтобы в сотый раз объяснить Скарлетт — она варвар и не хлебом единым. После этого — всё, камелии забыты. А их постоянные игрища с другими партнёрами! Типичный для мыла прием, фу, примитивщина. Персонажка любит персонажа, но он с другой. Потом наоборот, потом опять наоборот. Можно растягивать эту эмоциональную жвачку хоть на сто серий, хоть на двести, пока у сериала рейтинг не упадет.       Но что-то я отвлеклась, речь не о Рипли, не стоит она подробного разноса. Я про то, что проды и сиквелы — дело архисложное. Так что за франшизу УВ, написанную мужиком, бралась с любопытством и одновременно с замиранием сердца — не испортил бы.       Не испортил. Как минимум, трактовка Маккейга интересна и заслуживает прочтения. Но я, даже перечитав пару раз, не смогла оценить, сколько в книге от желания понять и обосновать поступки персов, а сколько — от желания (необходимости?) следовать повестке. Судите сами.       Канонный Ретт выглядит по большей части хамом и эгоистом. Да это ещё полбеды, беда в том, что ему нельзя доверять из-за его непредсказуемости. Спасет или бросит на полпути? Одолжит денег или откажет, а может, даст их, когда уже не очень-то и надо? Оскорбит или похвалит? «Вырывает Скарлетт из оков условностей» или шаг за шагом прицельно губит ее репутацию, чтобы она стала такой же отверженной, как он? «Я соблазняю вас шляпками и разными безделушками и толкаю в пропасть». Отдельные моменты, когда он совершает хорошие поступки, смотрятся не проблесками правды в броне притворства, а скорее самодурством. Ну, пока Митчелл не предлагает читательницам ослепительно-романтичную отгадку — все эти годы это была ЛЮБОФФь. Любовь — ответ на все вопросы и прикрывает все грехи)))       Ретт у Маккейга получился гораздо более последовательным, искренним и эмоциональным, чем канонный. Оно и понятно — только сам человек может видеть свои страхи, слабости, комплексы во всей красе, вот и в фокале Ретта он выглядит мягче, чем с точки зрения других героев. Сколько раз в реале наблюдала, как люди считают себя белыми и пушистыми и даже несправедливо обиженными, а окружающие воспринимают их как черствых, грубых, высокомерных и т.п.       Отчасти работа Маккейга с образом Ретта напоминает, как Роулинг раскрывала характер Снейпа. Взять хотя бы несвежий, но эффективный прием: если дать отрицательному персу трудное детство, сочувствие хотя бы части аудитории будет обеспечено, половину грехов герою скостят. Казалось бы, богатая семья плантаторов, за такую можно только благодарить судьбу. Не тут-то было. Отец лупит Ретта как сидорову козу, эффект закономерно противоположный. Ретт из тех мальчишек, кого невозможно сломать, а бить бесполезно. Ему интереснее с неграми и на реке, чем в отцовском доме и на скучных тусовках типа законодательного собрания. Он то бродяжничает на болотах неделями, а то и вовсе из дома сбегает. Отец в ярости: «Ренегат! Пренебрегаете обязанностями джентльмена!» Но когда Ретт пытается заступиться за одного из рабов, спасти от смертельной порки — выясняется, что хрен ему, а не привилегии, управляющему велено не слушаться приказов Ретта. Обязанности есть, прав нет. В конце концов батька Батлер, отчаявшись, применяет совсем уж нестандартный метод воспитания — отправляет паршивца работать на плантации наравне с неграми. Получив за это по шапке от одного из сенаторов — типа, скандал, негоже нарушать сегрегацию — Батлер-старший возвращает сыночку с плантации, отмывает и отправляет в академию Вест-Пойнт. Полный педагогический провал, не знаешь, смеяться или плакать.       В результате в течение всего романа Ретт выделяется среди остальных южан очень мягким и демократичным отношением к неграм. «Раванеля шокировало безразличие Ретта к чинам. — Ретт, не стоит благодарить слугу за то, что он подает на стол, — ради того он и живет». А один из лучших его друзей — свободный негр. Пойди пойми, это дань повестке или вполне обоснованные искренние убеждения, помноженные на протестное поведение?..       Маккейговская интерпретация поступков Ретта тоже напоминает мне правду о Снейпе, которую ГП узнает под конец семикнижия. В фокусе тот же самый персонаж, но Маккейг меняет ракурс, убирает темный светофильтр, оставляет в тени одно и подсвечивает другое — опаньки, и шулер, манипулятор и циник внезапно становится ангелом во плоти.       Возьмём, к примеру, первое, что Скарлетт узнает о Ретте в каноне: он безнадежно скомпрометировал некую девушку, отказался на ней жениться, а когда ее брат попытался отстоять ее честь — хладнокровно застрелил его на дуэли. Грязно? Бесчестно? Жестоко? Однозначно. А теперь посмотрим на версию Маккейга. Девушку не просто скомпрометировали — затащили в постель, она залетела и молчала как рыба о том, кто её соблазнил. А Ретта её отец и брат знали с детства и решили, что это он виноват, больше некому. Паршивая овца, человек без чести и совести и так далее. Ретт не просто хотел закосить от навязанного брака — защищался от клеветы.       Или другой эпизод, который Митчелл только упоминает мимоходом — Батлер «пристрелил негра за то, что тот нахально вел себя с леди». У Маккейга эти небрежные слова разрастаются в целую трагедию дискриминации. Того самого чёрного друга Ретта обвиняют в изнасиловании белой женщины, и светит ему казнь через сожжение. (А в те времена линчевание бывало не только вместо официального суда, но и после). Ретт навещает его в тюрьме и дарит другу гораздо более лёгкую смерть.       Понравилось отношение Ретта к Югу. В канонном Батлере мы не видим никаких намеков на патриотизм, пока он не присоединяется к армии. Одни сплошные издёвки и остроты над «Нашим Правым Делом». Крушение цивилизации — всего лишь способ делать деньги. «Никогда не пойдет сражаться за общество, сделавшее из него парию». Митчелл выставляет на передний план презрение к Югу, отторжение. Маккейговский же Ретт привязан к родине гораздо больше, хоть у него тоже немало претензий к Югу. «Хотя я скучаю по тебе и друзьям из Низин, я не изгнанник. Меня словно выпустили на волю после долгого тюремного заключения ярким солнечным утром. Есть масса городов помимо Чарльстона, и там прекрасно можно жить!» «Аргонавты» так же скоры на расправу, как и аристократы в Низинах, но причины для драки у них совершенно прозрачны. Здесь нет никакой болтовни о чести». Но Юг — это не только тупые традиции и высокомерие. Родина — это и мама с сестрой, с которыми он был вынужден расстаться, и «отличные друзья». «Ретт Батлер любил Юг: его мягкую обходительность и гостеприимство, вспыльчивость сразу вслед за томной медлительностью». Он реально расстроен, когда происходит сражение в форте Самтер, развязавшее Гражданскую войну. Канонный Ретт на шашлыках в Двенадцати Дубах потешается над южанами и тыкает их носом в их наивность и зашоренность. Маккейговский пытается открыть им глаза. Эффект, ясен пень, один и тот же.       Кстати, в литературе мне уже не раз попадался похожий, на разрыв, лавхейт именно в адрес американского Юга. Фолкнер говорил о Юге: «Я люблю его и ненавижу. Некоторые явления там я вообще не приемлю, но я там родился, там мой дом». Его же роман «Авессалом, Авессалом»: парень кусками рассказывает другу дикую историю несправедливости, ненависти, страданий и отвратительных преступлений. Друг спрашивает «Почему ты ненавидишь Юг?» и в ответ получает судорожное отрицание: «Неправда, неправда, неправда….» Будто герой случайно на самое бесценное наступил.       А вот слова Кэтрин Стокетт, автора «Прислуги», тоже родом из Миссисипи: «Если человек улыбался и говорил: «Я слышал, там у вас чудесно», я отвечала: «Мой родной город занимает третье место в стране по тяжким преступлениям и убийствам». Если человек замечал: «Боже, вы, должно быть, рады, что выбрались оттуда», я мгновенно ощетинивалась и заявляла: «С чего вы взяли? Там чудесно». Однажды на вечеринке подвыпивший мужчина, по виду из богатого белого пригорода, спросил, откуда я, и, услышав «Миссисипи», гнусно усмехнулся: «Извините». Я пригвоздила его ногу каблуком-шпилькой и следующие десять минут тихо разъясняла, откуда родом Уильям Фолкнер, Эудора Уэлти, Теннесси Уильямс, Элвис Пресли, Б. Б. Кинг, Опра Уинфри, Джим Хенсон, Фэйт Хилл, Джеймс Эрл Джоунс и Крэг Клайборн, ресторанный критик «Нью-Йорк таймс». Я сообщила ему, что пересадка легких и пересадка сердца впервые были осуществлены в Миссисипи, а в Университете Миссисипи была разработана законодательная система Соединенных Штатов». И вот ещё: «Миссисипи мне как мать. Только мне позволено жаловаться на нее. Но берегись любой, кто посмеет дурно отозваться о ней в моем присутствии, если, конечно, она и не его мать тоже».       Смягчено и отношение Ретта к отцу. В каноне его раздирает чистая, концентрированная ненависть. «Надеюсь, он переворачивается в гробу оттого, что, несмотря на все его старания, мама и Розмари ни в чем теперь не нуждаются. В определенном смысле мне даже жаль, что он умер: ведь ему так хотелось умереть, он был рад смерти». А у Маккейга у него хватает милосердия встретиться с умирающим от туберкулёза отцом и предложить ему помощь.       С отношениями со Скарлетт — то же самое. В книге Ретт (а точнее, Митчелл руками Ретта) то и дело ставит ее на место или попросту в смешное положение. То у Скарлетт не находится аргументов в споре, кроме как «вы негодяй» да «вы не джентльмен» — лучший способ его развеселить. То она так теряется, что цепляется юбкой за гвозди или того хуже — за колесо, и «на мгновение глазам всех прохожих на площади Пяти Углов открылось зрелище нижних юбок и панталон». Как писал один из биографов Вивьен Ли, «каждый его поединок со Скарлетт выявляет интеллектуальное и моральное превосходство героя». Митчелл, походу, считала, что Скарлетт надо воспитывать и воспитывать, и пара щелчков только пойдет на пользу ее самомнению. Но мы-то помним, что в начале книги Ретту 33, а ей 16. И против Скарлетт разница не только в возрасте, но и в жизненном опыте, закалке, образовании, в конце концов. Некрасивая ситуация — взрослый дядька, повидавший жизнь и понюхавший пороху, и вчерашняя школьница. Ну не знаю, может, на Юге тогда было так положено — формально достигла совершеннолетия, значит, взрослая. Но для «интеллектуальных и моральных поединков» Ретт мог бы и более достойного противника найти.       У Маккейга Скарлетт вполне способна на мудрость и гибкость, даже бывает «умна по-женски», как говорила бабуля Фонтейн. Став хозяйкой разоренной Тары после войны, она разруливает конфликты, затыкает ноющих и подбадривает слабых не кнутом, а скорее пряником, даже Эллин одобрила бы ее поведение.       Но с Реттом Скарлетт бывает конкретной злюкой. Здесь они играют на равных. Когда он пытается уболтать ее на совместный побег, она вместо трепыханий и стыда уверенно бьёт по больному: «Только у нас, смертных, могут быть друзья, и большинство из нас зависит от мнения приличного общества. А некоторым из нас рады даже в родительском доме!» В каноне Ретт привез Скарлетт в подарок жёлтую шёлковую шаль, контрабандой из Гаваны, а та взяла и сшила из нее кушак для Эшли. Маккейг обостряет этот эпизод до крайности. Шаль — знаковая для семьи Батлеров вещь, у нее длинная и несчастливая история. По плану Ретт собирался вручить ее Скарлетт типа как символ любви и признаться в этой самой любви. Но Скарлетт встретила его так, что у него не хватило духу, он отдал ей шаль как обычный рядовой сувенир. А потом — тадамм! — увидел ее на Эшли, перекроенную и перешитую, и опознал свой подарок. Вот так вот, серпом по яйцам. На словах Скарлетт может соврать (и то не всегда удачно), но в поступках честна и искренна. Любимого откомфортила, нелюбимого использовала и обесценила. Хотя, строго говоря, Ретт то же самое проделывает с нею и Красоткой. К любимой надо нестись по щелчку, заморочиться с кражей лошади и фургона для нее, вывезти из Атланты, которую штурмуют янки. А нелюбимая в той же самой Атланте обойдется советом: «Янки тебя не съедят. Просто не выпускай девушек на улицу пару деньков. А потом подними плату вдвое». Для Красотки и так сойдёт.       Тем не менее когда проносится слух, что Ретт погиб, «Скарлетт будто выстрелили в самое сердце».       После свадьбы у них продолжаются те же эмоциональные «американские горки». Медовый месяц получился по-настоящему флаффным, приятно посмотреть. «Для влюбленных остальной мир словно не существовал». «Столь прекрасны были эти двое, что даже неверные мужья вспомнили свои ранние чувства, а в памяти последних негодяев воскресла невинная первая любовь».       Но довольно быстро идиллия начинает трещать по швам. В каноне, имхо, Ретт приложил к этому руку гораздо больше, чем Скарлетт — сквозь его броню с колючками хрен пробьешься, даже если есть мотивация. А у Маккейга провокатором выступает Скарлетт. В ее поведении (опять повестка) отчётливо видны обиженно-феминистские ноты. «Сила Ретта претила Скарлетт. Ретт хочет низвести ее до такого состояния, когда она станет много меньше, чем сейчас: всего лишь преданной Женой, столь же добродетельной, сколько и глупой, — Скарлетт просто чувствовала это». «Наполовину скучающее, наполовину оскорбленное настроение». «Замужняя… Как же Скарлетт ненавидела это слово. «Замужняя» означает: не делай этого, не смей». «Между словами «замужняя» и «мать» Скарлетт ощущала себя мулом, волокущим бревна через непроходимый кустарник. Ретт любил детей, вот только менять пеленки он предоставлял Присси, а жене — нянчиться с ними и рожать в муках, поту и крови. Отчего же Ретту их не любить?» И канонные заморочки в виде Эшли и нежелания рожать пышно расцветают на этом фоне, как на куче удобрений.       Ретт отзывается об их отношениях гораздо мягче, с юмором: «Что задумал мой маленький коршун?» «Бонни, боюсь, твоя мама права, ты еще слишком мала для семьи твоих родителей. Даже не знаю, когда ты дорастешь достаточно. Не уверен, достаточно ли я сам дорос». Очень заметно, как часто Скарлетт вызывает у Ретта чувство беспомощности — что бы он ни предложил, ей ничего не нужно, что вот с ней такой делать? А Скарлетт нежна, как танк, и прямолинейна, как рельс. В конце концов они доходят до канонной ситуации, когда не могут находиться под одной крышей и не поссориться.       Интересно сказано про чувства Скарлетт к Эшли. «На самом деле она стремилась к той жизни, которой завидовала, но никогда не понимала ребенком. Дочь ирландского иммигранта, женившегося на леди, бедная завистливая девочка…» Несколько раз перечитав УВ и посмотрев фильм, только на этих строках я впервые задумалась — а так ли уж плохо Эшли и Скарлетт подходили друг другу, так ли уж глубока пропасть между ними? Сильная женщина имеет право на сложные изысканные игрушки, так или нет? Митчелл постоянно подчеркивала, что только с Реттом Скарлетт могла быть самой собой. А может, наоборот — он раскрыл в ней всё самое худшее, от чего в итоге сам же и пострадал? ИМХО, постоянные насмешки и ненадежность в делах (то дам кредит, то не дам) — не совсем то, что нужно женщине, пережившей войну, голод, тяжелый труд, отчаянно неуверенной в завтрашнем дне. Заявление Ретта, что после ночи любви он пошел к Красотке, а сравнение между женой и проституткой не в пользу жены — вообще днище, самое настоящее предательство, Эшли никогда бы до такого не опустился. Да, Скарлетт была бы главой семьи и принимала бы решения, и все бы у нее ходили по струнке. А Эшли бы ее комфортил, говорил бы, что она прекрасна и благородна, даже там, где благородством и не пахло) Скарлетт всю жизнь осуждали и сплетничали, ей бы очень пригодилось положительное внушение. Ей бы пришлось отказаться от совсем уж наглых мошенничеств, Эшли поддерживал бы ее репутацию, она не оказалась бы у разбитого корыта… (Это так, фантазии. Я помню, что когда Эшли стал свободен, было уже поздно что характер Скарлетт формировать, что репутацию спасать).       Но Митчелл — продукт своей среды. Кто содержит жену по-королевски — тот классный и крутой. А угрожает то побрить Скарлетт налысо, то выпороть кнутом — это милые шалости, Любит же. А мужчина, который ведёт себя как джентльмен, но мало зарабатывает, заслуживает разве что ярлыков «слабак» и «непрактичный». Пользователь Али Чигукова хорошо сказала про Эшли: «Меня все время в романе царапало то, что он все время be like «я не должен вам говорить, но скажу», «я не должен делать этого, но сделаю» — да блин! Ты или не должен/не делаешь по моральным соображениям, или отбрасываешь их и делаешь, но тогда уж не плачешь — как-то так. А у него все это уживается и соседствует. Несоответствие между декларируемым вслух и реальными поступками, вот что в Эшли меня смущает больше всего, а совсем не его мягкость и неприспособленность к жизни. Не всем быть воинами, это нормально. Хуже, что с самим собой у него ладу нет». А вот и сама Скарлетт думает о своих мужиках: «Из-за своего понятия о чести Эшли всегда предавал меня. А вот Ретт никогда меня не предавал… даже в ту ночь, когда пала Атланта и он оставил меня на дороге, он знал, что я — в безопасности, он знал, что я как-нибудь выкручусь». По мне, Ретт и Эшли одинаково ненадежны, Ретт даже хуже! Думает одно, говорит и делает другое. Убеждения и поведение меняет, как флюгер. Не мужик, а сплошное гадание на ромашке: любит-не любит-плюнет-поцелует-к сердцу прижмёт-к черту пошлет… Шулер — он и есть шулер. Как Митчелл писала об их свадебном путешествии — «за эти две недели… она узнала о нем все — кроме того, каков он был на самом деле». Ага, ага, постоянное враньё должно было стать лучшим фундаментом для построения отношений.       Что-то я снова отвлеклась от текста Маккейга. Второстепенные персы очень и очень доставляют. У него прекрасная Мелани –вдобавок ко всем канонным плюсам она ещё и проницательна. Она точно знает, что Скарлетт вышла замуж за Чарлза не по любви. (А брат-то у Мелани был любимый, они были очень близки. В несколько штрихов Маккейг создал образ замечательного парнишки, которого хочется узнать поближе). Позже Мелани не то что догадывается — четко видит, что Эшли и Скарлетт тянет друг к другу. Но от этого муж и подруга не перестают быть любимыми. Мелани уверенно гасит скандал и решительно разруливает ситуацию, вопрос, стоило ли оно того и чем для нее обернулось… ну, как умела, так и разрешила.       Ещё из второстепенных персонажей жаль Красотку с ее кособокой судьбой, любовью к Ретту, потугами на личностный рост и утонченность. Говорят, что мечты женщин древнейшей профессии о чистой жизни — стереотип, но Красотка реально милая. Ещё понравился Тэзвелл Уотлинг, ее внебрачный сын. Решительный и самостоятельный молодой человек, но с тараканами в голове.       Вообще здорово создана атмосфера Юга. Один из персонажей говорит приятелю-северянину: «Наслаждайся нашим фейерверком». А вот Ретт говорит о запахах болот в Южной Каролине: «Рогоз, мирт, морская астра, болотный газ, грязь…» Эфирные масла мирта довольно приятно пахнут. Болотный газ — продукт разложения, мало того что пахнет противно, ещё и токсичен в больших концентрациях. А морская астра — храбрый стойкий цветочек, который предпочитает жить в приливно-отливной зоне и цвести по уши в солёной воде. Так и в «Ретте Батлере» перемешаны прекрасное, мерзкое, странное, понятное и близкое. Честь стоит рядом с тупостью, а от великого до ужасного каких-то пара шагов. Читаешь и каждую главу меняешь мнение: «Они все с приветом! Они не могли по-другому поступить! Да как можно-то! Хоть бы у них получилось!»       Самые тяжёлые эпизоды — про Ку-клукс-клан. Толпа белых, дожидающихся возможности линчевать друга Ретта — как зверье, почуявшее кровь. Благородства в них не больше, чем в стае волков, те тоже предпочитают нападать на заведомо слабых, да не в одиночку, а толпой. Читаешь и поневоле вспоминаешь Митчелл недобрым словом. Уж такую рабско-рабовладельческую идиллию описала, что аж зубы сводит. Преданные негры — члены семьи, никого никогда не пороли, и продавать-то своих негров неприлично, и ни один хозяин никогда, никогда не заглядывал под юбку ни одной черной служанке. А без хозяев негры пропадут как есть, будут болеть и деградировать. У Маккейга куда более здравый подход. «Будешь делать то, что все женщины в Чарльстоне. Принимать маленьких мулатов, которые похожи на своих отцов как две капли воды… и сохранять улыбку на лице, притворяясь, что на все воля Божья и все — абсолютно все — идет как надо». И ещё: «Если прежде, до войны, респектабельные джентльмены, добропорядочные граждане, сами и не «навещали» хижины рабов, чтобы насладиться негритяночкой, то знавали тех, кто не прочь был этим заняться. Теперь, униженные поражением и страшась будущего, эти люди не могли себе представить, чтобы чернокожим не хотелось сделать с белыми женщинами того же, что они проделывали с черными».       А есть конкретно смешные и флаффные моменты, самый прикольный — когда Скарлетт выслеживает Ретта на «балу квартеронок» (это тусовка, где белые джентльмены выбирали себе цветных содержанок).       Некоторые эпизоды Маккейг будто нарочно драматизировал, по-киношному. В смысле — в жизни, если бы герои подумали, они бы поступили умнее, расчетливей, с большей пользой. Но на экране нужен конфликт, накал страстей, плохие старательно злодействуют, хорошие добросовестно страдают. Возьмем, к примеру, ту встречу с отцом. Если Ретт ставил цель не мытьём, так катаньем втюхать семье материальную помощь — логичнее было бы подкатывать через мать. Женщины ведут хозяйство, ей было бы проще найти применение деньгам Ретта и придумать какое-нибудь складное враньё, откуда они взялись. Тем более что у Маккейга Батлер-старший уже был тяжело болен. Но нет, Маккейг сталкивает лбами старого деспота и любящего, но своенравного Ретта, результат закономерен.       Или ещё момент, когда Ретт так соскучился по Скарлетт, что ехал к ней на паровозе. А до этого поучаствовал в морском сражении. И прискакал к ней в соответствующем виде — одежда мало того что просолена насквозь, ещё и прокопченная. Скарлетт острит над ним и одновременно возмущается — как он посмел заявиться в гости в таком виде! И только в борделе Ретта принимают как родного: одна готовит ванну, вторая притащила старую попону, чтобы накрыть диван и усадить его, третья наливает шампанское, а уж спинку готовы тереть всем коллективом. Простое, бьющее на эмоции противопоставление: Скарлетт — черствая, проститутки — душевные. А что, Ретт сразу не мог сообразить, что не стоит идти к Скарлетт грязным? Что ему стоило сделать наоборот — сначала в публичный дом, пёрышки чистить, а потом перед Скарлетт эти перья распускать? Глядишь, и объяснение прошло бы легче! Ведь не дурак же, и в женщинах разбирался!       И что совсем уж вызывает у меня недоверие — как Красотка шаг за шагом вписывается в общество. Допустим, пустили ее на похороны Мелани (а там и Скарлетт была). Мелани не брезговала общаться с Красоткой при жизни, в память о покойной ей разрешили приехать, да и Эшли было не до таких мелочей… ну, с натяжкой ещё можно поверить. Но что Ретт допустил общение Бонни с Красоткой — ну не верю. И хоронят ее всей Атлантой, благочестивые старые перечницы — в первых рядах, репортёр кропает в ее честь жалостливый некролог… Красотка, конечно, была полезным членом общества, но все же!       При первом прочтении «Ретта Батлера» мне совсем не зашёл счастливый конец. Слишком впечатлилась выгоранием Ретта после смерти Бонни и думала, что после этого брак уже не склеить обратно. Счастливый конец казался мне небрежно пришитой заплатой из совсем другой ткани. С чем бы это сравнить… Если вы едите мясной пирог, лёгкий привкус сладости в начинке от жареного лука или в тесте уместен. Но если вы намажете этот пирог вареньем, получится гадость.       Но потом я обзавелась жизненным опытом и передумала. А почему бы Батлерам в этой АУ не простить друг друга? Тем более что часть канонных мерзостей Маккейг обошел стороной, типа, их здесь и не было.       Вывод: перед нами вполне достойный лыр, во многом даже разумнее канона. Митчелл только вскользь касается темных сторон жизни и большая мастерица лакировать реальность. Юг и южане Маккейга зашли мне гораздо больше, а вам?