Прекрасная скоропостижная жизнь!

Кайнат Халыгвердиев жил строго по режиму: подъём в 6:00, завтрак, спортзал, душ, работа 9:00-20:00, пешая прогулка домой, сериал, отбой в 23:00. Единственное, что могло вклиниться в его график — срочный вызов по работе. В субботу и воскресенье Кайнат наводил порядок в квартире, покупал продукты и готовил обеды на всю неделю, чтобы не захламлять этими делами вечера в будни. У него не было времени на лишние развлечения, даже футбол было особо не посмотреть: приходилось довольствоваться отчётами по матчам в "Спорт-экспрессе" и обзорами на YouTube. Ради крупных чемпионатов Халыгвердиев брал отпуск. В общем, выкроить что-то на отношения или хотя бы пару встреч с партнёрами из какого-нибудь Тиндера не было никакой возможности. Помимо прочего, Киса был единственным открытым геем среди всех известных ему ментов. Даже в ту пору, когда времени на дейтинги ещё хватало, он не натыкался там на полицейских и, тем более, ОМОНовцев. Или они умело шифровались. Не суть. Опция служебного романа, которой пользовалось огромное множество таких же занятых сотрудников, Кайнату была, в силу обстоятельств, недоступна. Дружба с коллегами тоже не ладилась: они вежливо держались с Кайнатом на службе, но никто не был достаточно свободомыслящим, чтобы подружиться с ним. Если сложить два и два, можно за пять сек догадаться, что в жизни Кисы не было никакого секса, никакой романтики и никаких друзей. Он не огорчался. По большей части. Ему хватало общения с ребятам в спортзале, да и быть единоличным хозяином своего досуга было приятно. Но Киса был всё-таки - не очень умным, не самым добрым, но - отчаянным романтиком. Засыпая, он мечтал, как однажды в его жизни появится такой человек, которому всё подойдёт и полюбится: и жутковатая Кайнатова профессия, и плотный график, и небогатый список увлечений. Желательно, думал про себя Кайнат, чтобы он тоже был ментом. Лучше каким-нибудь офицером при классном костюме. Не служебном вот этом сером, а прямо... Ну, чтобы стиль! Такие, наверное, только в ФСБ служат. Да, вот бы встретить какого-нибудь секси ФСБ-шника! Над своими мечтами Киса и сам посмеивался, понимал, насколько мал шанс, что когда-то они сбудутся. А потом, после опасной и трудной, почти сорвавшейся из-за ошибки подразделения Халыгвердиева операции, на него наорал стройный черноволосый Майор Урсегов в отлично сшитом чёрном костюме. У майора были ухоженные ногти, увлажнённая кожа лица и длинные волосы, собранные в аккуратный пучок. От него приятно и ненавязчиво пахло "Шанелью" (позже Киса узнал, что парфюм называется "Эгоист" и подумал, что Игнату такое название не подходит абсолютно). Носки — в рубчик, ботинки — стильные. Майор Урсегов — подумал Киса — гей. Радар у него работал исправно. В последующие месяцы Кайнат искал способы пересечься с Урсеговым постоянно. Шанс был слишком сочным, чтобы за него не уцепиться. - Снова работаем вместе, тащ маёр! Совпадение? - Киса широко улыбался, надеясь, что в зубах ничего не застряло. - Как считаете? "Маёр" осмотрел чумазого после возни на объекте мужика, о чём-то подумал и открыл пассажирскую дверь своей Мазды, молчаливо предлагая Кисе в неё сесть. К восторгу Кайната, дверцу за ним галантно закрыли. - Какие у Вас есть вопросы, лейтенант?... - Киса! - Киса? - брови майора подползли поближе к линии роста волос. - Халыгвердиев, тащ маёр, Кайнат. Для своих, - он постарался сделать свой взгляд таким многозначным, каким только мог. - Киса. - Хорошо, - прохладно продолжал принц королевства федеральной безопасности. - лейтенант Халыгвердиев, какие у Вас были ко мне вопросы? СЕЙЧАС, внутренне орал Киса, ИЛИ НИКОГДА! БЛЯТЬ!! - Я хотел спросить... Товарищ майор, давайте... Вместе поужинаем? Или пообедаем? Где нибудь... Урсегов снова молча о чём-то подумал, глядя на собеседника, и завёл мотор. - Пожалуйста, пристегнитесь, - он пропустил микроскопический смешок. - Лейтенант Киса. И после неловкого молчания длиной в половинку песни по радио, добавил: - Меня зовут Игнат. Обращайтесь ко мне так. ***

Я просыпаюсь в холодном поту, Я просыпаюсь в кошмарном бреду, Как будто дом наш залило водой, И что в живых остались только мы с тобой, И что над нами километры воды, И что над нами бьют хвостами киты, И кислорода не хватит на двоих. Я лежу в темноте. - Наутилус - Дыхание

С тех пор, как они тогда скромно пообедали каким-то говном (по версии Кайната) из чебуречной, прошло два года. Даже с хвостиком. За всё это время они не поссорились ни одного целого раза. То есть, были какие-то моменты несогласия, но острых — ни одного. Потому что они были взрослыми мужиками в очень стесняющих жизненных условиях и понимали, что шансов в любви и партнёрстве у них не в избытке. Это во-первых. Во-вторых, Кайнат пять лет из своих тридцати провёл, раз в неделю беседуя с хорошим психотерапевтом, и теперь его ментальное здоровье было, пожалуй, крепче физического. В-третьих и в-главных, они с Игнатом крепко полюбили друг друга. Не с первого взгляда, но постепенно, помогая друг другу в работе и в быту, болтая, занимаясь сексом, учась бережно выражать чувства и обживая самые запущенные и холодные уголки друг дружкиных сердец. Но бывали такие дни, как вот сегодня, когда Игнат был мрачным и тихим, плохо поддерживал разговор, вздыхал и не хотел ничего вместе смотреть. Это была просто беда какая-то. Кайнату всякий раз приходилось продираться через дебри Урсеговских отмазок, недомолвок и таинственных молчаний, притворяясь простаковей, чем он был, чтобы победить его угрюмость хотя бы тупым упрямством. Внутри у него всклокотнуло, когда на очередное "чё грустный?" Игант ответил: - Не обращай внимания. У каждого свои демоны... - Демоны-хуемоны, - оборвал Киса. - Ты мне про это можешь не рассказывать. Если у тебя плохо что-то, давай нормально поговорим. Если всё ок, давай нормально пожаримся и посмотрим пару серий. - Мне не нравится второй сезон, - в который раз повторил Игнат. - Досмотреть всё равно надо. Так ты чё, рассказывать будешь, чи шо? Игнат заворчал внутрь себя. Он всегда был тёмным таинственным принцем, молодым, на минуточку, майором и гением, и с ним никто так не разговаривал. Он не мог привыкнуть. Он не хотел смотреть второй сезон "Костей". Потому что это был полный отстой. Потому что у него устали глаза, даже в новых очках. И потому что ему не нравилось сидеть со своими неудобными эмоциями в чужом обществе: страдать и обдумывать ошибки прошлого одному всегда проще. Но Киса уходить никуда не собирался. Он открыл третью по счёту банку пива и снова лёг на расправленный диван. Его клетчатые семейные трусы подходили к синей обивке, но смазывали границы между образами свирепого мощного ОМОНовца и мужика, который разговаривает с телевизором и бьёт жену. Уродские трусы, подумал Игнат, но сказал: - Я много думаю о ситуации в моей семье. Ситуация непростая, мне тяжело об этом говорить. Киса поднял голову от подлокотника: - Думаешь, как меня с дядей познакомить? - ...Ты знаешь, что я с ним не общаюсь, к чему такие шутки, - сухо, скрывая смущение, ответил Игнат. - Моя семья — это брат, покойные родители. Дядя - это просто дядя. По отцовской линии. Дальние родственники. - Ну... И чего ты там думаешь? Урсегов промолчал, переведя взгляд на пиликнувший телефон. Уведомление от системы безопасности означало, что Савва дома. Игнат постучал пальцем по дисплею, сопротивляясь желанию позвонить, во-первых, потому что сообщения о том, что абонент появился в сети, ещё не было, а во-вторых, потому что он старался придумать, как ответить на Кисин вопрос. Он не делал секрета из того, как для него важен Савва и роль родителя, которая ему, четырнадцатилетнему тогда ещё пацану, вдруг досталась почти полторы декады назад. Просто у Кайната был радикально противоположный взгляд на воспитание детей и на то, как Игнату стоило строить свою жизнь. В отличие от Урсегова-старшего, появившегося на свет, когда его родителям было уже под тридцать, и они успели набраться жизненного опыта, терпения и денег, Киса был ранним ребёнком. Его матери было всего девятнадцать, а отец и вовсе был младше неё на пару лет. Халыгвердиевы жили бедно и занято, работали на двух-трёх работах, и свободного времени у них хватало только на сон и периодическую варку макарон. В три года Кайнат уже оставался один дома на целый день, в семь умел жарить яичницу и стирать руками портки, в девять варил супы и вообще вёл домашнее хозяйство самостоятельно. Игнат же до двенадцати лет боялся газовой плиты и верил, что продукты и туалетная бумага появляются дома сами прежде, чем приблизиться к концу. Мама и папа следили за тем, во сколько их сын встаёт и ложится, куда ходит после школы, чем питается и как одет, с кем дружит и какие читает книжки. Его учили плавать, снабдив нарукавниками и поддерживая в четыре руки, а Кайната швырнули в реку с моторной лодки в надежде, что он выплывет как-нибудь сам. Каждый из них верил в свой путь ко взрослой жизни, и они часто спорили на эту тему, в основном, потому, что Киса был убеждён: Игнату нужно отпустить вожжи и пожить для себя, потому что его ненаглядному Савве уже достаточно лет, и он должен всё уметь сам. Ему хотелось проводить больше времени вместе. Он мечтал съехаться и не понимал, почему они, взрослые мужики, уже два года встречаются украдкой и кое-как выкраивают время на совместные ночёвки, будто им по шестнадцать. Да люди женятся уже на таком сроке! Кайнату казалось, что они слишком задержались в предбаннике полноценных отношений. Он терпеливо и нежно, но настойчиво тянул одеяло на себя. И чем дальше, тем больше Игнат поддавался, сначала оставаясь на все выходные, а потом и в будни. Он завёл здесь свою зубную щётку, сменную одежду, два полотенца. Всё это были маленькие победы. Кайнат вдохновлялся ими и пёр вперёд, как БМП. Была суббота, поэтому Игнат провёл у Кисы целый день. Двенадцатый по счёту. Когда у Саввы кончились весенние каникулы, Урсегов-старший решил, что можно перестать дежурить по ночам в кухне, как беспокойная мамаша, и отлежаться здесь пару дней в заботе и любви. И вот пара дней почти превратилась в пару недель, и у Игната уже... - Сердце не выдерживает? Ты угораешь надо мной? - Киса поставил на стол чашку с чаем для Игната и четвёртое пиво для себя и плюхнулся обратно на диван. - Ты из-за этого такой убитый? Нормально всё с ним. Ты сам себя помнишь в его годы? - Прекрасно помню. Потому и переживаю. - Волноваться не о чем, я тебе говорю. Дай пацану самостоятельности понюхать хоть чуть-чуть. Ну ушёл он на пару дней... - На четыре. - ...На четыре дня, может, у него подружка появилась, или он с пацанами своими отдыхает, пивко там... - Ему семнадцать. - ...Или кока-колу хлещет после школы, в футбол играет!.. - Позвоню Никите. Кайнат выхватил из рук Урсегова телефон. Он не был терпеливым человеком, и в такие моменты, как сейчас, чтобы успокоиться, ему приходилось мысленно посещать своё "тихое место": выбрать среди воспоминаний что-то приятное и пытаться заново это прожить. Когда его бесил Игнат (а уж он умел), Киса любил возвращаться к истоку их отношений. Так он напоминал себе, что Урсегов - не просто твердолобый, зацикленный мудак, а его большая любовь и мужчина мечты, внимания которого он, Кайнат, добивался месяцами, жертвуя всем, включая свой драгоценный распорядок дня и с трудом налаженный рабоче-жизненный баланс. Халыгвердиев сделал пару глубоких вдохов, набираясь терпения продолжить расспросы, но Игнат опередил его, отчеканив: - Я не могу просто не волноваться. У Саввы нет другого ответственного взрослого, это я должен о нём позаботиться хоть немного. Я вообще ему должен. На всю жизнь вперёд. Из-за меня у него нет родителей. Это я их убил, – он сделал паузу, чтобы глотнуть чая. - В каком-то смысле. Это было что-то новенькое. Пускай разговор о том, как Игнат всем должен, поднимался уже, без преувеличения, в сотый раз, таких аргументов он ещё не приводил. Кайнат нахмурился, округлив бегающие из стороны в сторону глаза. Игната беспокоили по жизни только абсолютно дикие вещи, Киса удивлялся не этому. Просто по его информации Урсеговы погибли в 1999-м при собственном задержании. Он своими глазами видел дело и помнил его неплохо. Содействие ОПГ, какие-то взятки, подвязки с особо опасными преступниками, что-то ещё; вооружённое сопротивление аресту, убиты на месте. Игнату было тогда сколько, лет 14? Да и в смысле "убил"? Его тогда в квартире даже не было. Так в материалах написано. - Тебя там даже не было, - повторил за своими мыслями Киса. - В смысле "убил"? - В косвенном, - голос Игната был плоским, как армянский лаваш. - Я знаю, что ты заглядывал в дело. Его не читал только слепой. Даже на обучениях по нему проходились не раз в качестве пособия по вычислению "крыс" среди своих. Кайнат помалкивал, готовясь к какой-то сногсшибательной истории. Ему нравилось быть близко к такому сюжету, как в сериале, и к интересу примешивалось увлечение персонажем Урсегова - он его захватывал, восхищал, что ли, по-настоящему. Не из-за любви. Не из-за положения. Игнат тем временем продолжал: - Как там и написано, я сам свидетельствовал против своих родителей. Миктай, - произнося имя дяди, Игнат на секунду стал как будто злее, чем обычно. - Уговорил меня на это пойти, предоставил "доказательства", пообещал, что поможет нам с Саввой, когда всё закончится. Поможет не попасть в интернат, остаться жить дома вместе. Чтобы мы ждали там родителей и росли под его присмотром. Меню смарт-тв на телевизоре сменилось чёрным "спящим" экраном, и в комнате стало почти темно. Никто не заметил, как наступил вечер. Никто не стал включать свет. - Я сделал всё, как сказал Миктай. Я дал показания на камеру в тайне ото всех, забрал Савву в назначенный день ареста из дома, - Игнат поник, обмяк на диване. - Мы пошли в кино, потом в парк. Я что-то купил ему на свои карманные деньги. Какой-то жёлтый мяч, сладости. Мы пришли домой почти ночью. Там должно было быть пусто, я думал, их арестуют и уведут. Но всё было перекрыто, толпа сотрудников. Родителей застрелили прямо на кухне. Приехали задерживать целым отрядом. Он нарочно упустил слово "ОМОНовским", отчасти потому что Кайнат и так знал, как проходило задержание, и отчасти не желая вызвать у него чувство вины. Киса молчал. - Тел уже не было, - после паузы продолжил Игнат. - Но всё было в крови и хаосе. Савва бился в истерике. У него были кошмары, панические атаки ещё лет восемь после этого. Он до сих пор не знает, кто дал наводку, показания. Знает только, кто вёл дело, и то из телевизора. - Ну, блин, это, ты ж не ви... - ...Но я знаю, - перебил Игнат начавшего было Кису. - Я кое-что изучил, когда попал на службу. В ретроспективе я вижу во всём этом не одно раскрытое с трагической развязкой дело, а "бороду" для другого. - Какого другого? - очень тупо спросил Кайнат, отметив про себя устаревший гейский сленг, которым блеснул сейчас Урсегов. - Это долгая история. Но итог такой, что я подставил под пули родных отца и мать, - печально подытожил Игнат. - Оставил брата сиротой и толкнул по службе человека, который стоял за всеми этими преступлениями сам. Развязал руки убийце. И сам я ничем не лучше его. Такие дела, Киса. В наступившей тишине было слышно, как шевелятся Кисины извилины. Он в головоломках был не силён, и дедукция у него была разработана хуже, чем даже самая обиженная вниманием мышца, но Игнат же явно не просто так ему рассказал эту историю, тут должен быть намёк... Намёк... Боже мой, как сложно!.. - Подожди, это Капитан Урсегов всё?! - Кайнат кричал от удивления, нечасто ему приходили такие инсайты. - Алексей Палыч — это Капитан же! Как раз через пару месяцев стал. Ну, после того... Это он твой главный преступник?? Игнат уставился на него молча, редко моргая. Он пытался понять, какая логическая цепочка привела Кису к этому выводу. - Это... Миктай... - тихо произнёс он. - Полковник полиции Миктай Урсегов. Мой дядя. Он вёл дело. Ему дали подполковника в 99-м, уже к концу октября. Очей просто увязался за ним в новую жизнь. - Кто? Да господи! - Капитан. Алексей — это "русский" вариант. Многие из нас раньше адаптировались таким образом. Думаю, ты понимаешь. - Ага... Киса снова притих, немного стесняясь своей ошибки. В гостиной стало совсем темно, но его привыкшие глаза видели хорошо. На светлом лице Игната блестели печальные чёрные очи, сошлись на переносице тёмные брови. С эмоциональным интеллектом у Кайната проблем не было. Он понял: сейчас нужно утешить, разбираться с блоком новой информации - потом. - Ты был пацаном, - мягко сказал Кайнат, кладя руку на бедро Урсегова. - Просто ребёнком. Тебя обманули. - Я никогда, - поворачиваясь лицом к Кисе, возразил Игнат. - Не был тупым. И мог догадаться. - Все дети тупые. Даже ты-маленький. Всей мусарней не могли догадаться, типа, а ты пиздюком мог? Улыбки было не сдержать даже мастеру сложного лица Урсегову. Он поднырнул под руку Кайната, устраиваясь у него на груди. Ему было дорого это ощущение, что он под защитой, любим, прощён. Кто, кроме Кисы, мог ему это дать? Никто. Никто, блядь, только он. Поэтому оставалось только соглашаться. - Не мог, кажется. Ты прав. Извини. Игнат поправил очки и добавил: - Давай посмотрим одну серию. - А потом пожаримся? - уточнил Киса, отыскивая свободной рукой пульт. - Потом пожаримся, - покорно отозвался Игнат. - А потом я поеду домой, узнаю, как дела у Саввы. - Утром поедешь, - ещё немного поднажал Кайнат. После такого разговора отпускать Урсегова сразу не хотелось. - Да, - немного подумав, кивнул тот. - Лучше поехать утром. Мгновенного исцеления от душевных ран не произошло, конечно. Но перед сном, между поцелуями в обе щеки, Кайнат пробормотал: "Давай поймаем за жопу дядю Мухтара твоего. Мы его вообще нахуй уничтожим. Я тебе помогу. Да?" И обоим стало, в общем, гораздо легче. Киса чувствовал, как их отношения углубились, скакнули на новую ступень доверия. А у Игната появился какой-то как будто намёк на план.