Прекрасная скоропостижная жизнь!

Путь от работы до дома на машине - 15-20 минут. Обычно Игнат тратил это время на медитацию, рулил на автомате и приходил в себя после целого дня оскотинивающего труда. Много ли было преступности в Мурманске? Не особо. Но сколько было бумажной работы, словами не описать. Игнат тёр горящие от усталости глаза, не особенно всматриваясь в дорогу. Он знал здесь всё наизусть, да и много там видно было без очков! Падающее зрение волновало Урсегова чрезвычайно. Он много полагался на глаза, уйму времени проводил за чтением - по работе и вообще, - и в целом желал, чтобы его тело работало исправно во всех местах. В понедельник он воспользовался своим обеденным перерывом, чтобы съездить в клинику и узнать насчёт лазерной коррекции и теперь ждал звонка, чтобы услышать, что его анализы в норме, и клиника готова взять его деньжата и его светлый лик в работу. И вот в консольном лотке для разных мелочей завибрировал телефон. Игнат принял звонок моментально: - Слушаю. - Добрый день, областной клинический центр. Игнат Фёдорович, получили Ваши результаты, у Вас… - Очень долго у вас, - отметил Игнат резко; любил держать людей в узде, пускай не растягивают объяснения, он и так пятый день ждал. - Да, понимаете, нам нужно ещё исследования провести… Игнат цокнул. - Мы не отказываем в операции при положительном статусе, но нужно для начала исключить диагнозы, при которых… - Каком статусе? - ВИЧ-положительном, извините, я хотела сказать... - Что? Поддал газу, проскакивая на красный. Телефон, надёжно впечатанный в щёку плечом, был горячим. Что? - Игнат Фёдорович, подойдите лучше для консультации, можно в понед… В трубке раздался писк: звонок по второй линии. - Я перезвоню, - коротко бросил Игнат и щёлкнул клавишей, не глядя. - Да? - Это Константин Борисович, я… Горло сжалось - не так, чтобы очень, но капельку. - Что за срочность? Игнат не любил, когда ему звонили из школы. Школа - это работа Саввы. Сто раз говорил, делай, что хочешь, но чтобы мне не звонили. Особенно в - сколько там? - шестом часу в пятницу, блядь, и особенно Костя, который… - Да хотел узнать, как у Саввы здоровье. Что? - С утра было в норме. Что случилось? А я у вас хотел спросить. …Костя, который теперь-то был Саввиным классным руководителем, но двенадцать лет назад… - Я не понимаю, - ещё один светофор, мигает; дать газу, проскочить, ещё пять минут - и дома. - Ну… Его в школе нет опять с понедельника. - Опять? …Двенадцать лет назад он был девятнадцатилетним дембелем с поэтичной ранней сединой, романтиком, грубияном, бунтарём, отказавшимся от “блатного”, подготовленного батей места в мусарне ради учёбы в педе. - Он стабильно пропускает. Двенадцать лет назад Костя носил серьгу и обалденно целовался. Двенадцать лет назад Костя был Игнатовой, что называется, первой любовью. Он за пять коротеньких месяцев показал юному Урсегову волшебный новый мир мужских эротических приключений и исчез, чтобы потом снова возникнуть в качестве учителя алгебры и геометрии в школе номер 22, куда Савва попал по месту жительства и по прихоти злодейки-судьбы. - Что значит “стабильно пропускает”? - Игнат зарулил во двор, резко выворачивая руль, на не предназначенной для таких манёвров скорости. - Я хочу увидеть табель посещаемости или что у вас. - Я в школе до восьми, - голос этого козла всегда звучал так, будто он улыбался. - Подходите в учительскую. - Буду через десять… - чистенькая чёрная “Мазда” с хрустом вписалась в соседскую “Гранту”, смяв уголок бампера и заднюю фару; заорала сигнализация. - Пятнадцать минут. Не дождавшись прощания, Игнат положил трубку и тут же набрал Савву. Он вышагнул из машины и задрал голову, принялся разглядывать окна в ожидании владельца серебристой прошлогодней - считай, свеженькой - “Лады”. Савва не отвечал. Игнат попытался ещё раз - нет ответа. Не думая, он нащёлкал в записной книжке Никитин номер; белобрысый ответил сразу. - Никита, здравствуй, это Игнат Урсегов. - Привет! - как бодро и свежо. Молодость. - Скажи мне, Савва сейчас случайно не у тебя? - Нет, - Никитин голос немного растерялся. - Мы щас это… Ну, мы, типа, не очень общаемся сейчас. Так что я не знаю… Из подъезда вышел злой тощий мужичок с небольшим пузиком, элегантно подчёркнутым заправленной в искусственно вытертые джинсы футболкой. Его руки с выступающими локтевыми суставами раскачивались на небольшом расстоянии от туловища, словно воображаемые вздувшиеся мышцы мешали опустить их по швам. - Я понял, Никита, я тебе перезвоню, - спокойно сказал Игнат. Он убрал телефон в карман и сделал пару шагов навстречу приближающемуся скуфидону, надеясь, что тот поведёт себя цивилизованно и не превратится в ещё одну занозу в жопе этого непростого дня. Но мужичок зашёл с козырей: - Ты чё, пидор, охуел?! Это было ошибкой. Игнат, всегда воспринимавший такое к себе обращение как войну, и на сей раз не стал делать исключений. Сосед не был ему незнаком: Урсегов предпочитал знать, с кем живёт в одном подъезде. И ему было известно, что типочек работал в ЖКХ, покрывал кормящих чиновничков, получал серые рубли и думал, что хорошо устроился. - Мы могли бы решить вопрос одной минутой, - ровно произнёс Игнат. - Но, очевидно, не судьба. - Я, блядь, знаешь, где? Я! Работаю? В одном месте из трёх букв, - гордо и борзо перебил субтильный дядя. - И мы там таких балаболов!.. Предупреждаю!!. Игнат прикрыл глаза, стараясь не вскипеть и абстрагироваться от вони изо рта собеседника и его грозных, как лай шпица, речей. - Смотрите, коллега, - он плавно извлёк из кармана удостоверение и повесил его перед лицом владельца “Лады”. - Я тоже работаю в одном месте из трёх букв. …И если ты будешь вести себя при мне нескромно - окажешься пришит к делам, ведущим в места, которые никому не нравятся, а твою машину, квартиру, собаку, жену и любовницу из бухгалтерии заберут себе вежливые люди. Вот, что хотел добавить Игнат. Но не стал. Товарищ молчал. - Возьмите, пожалуйста, - Игнат всё же выудил из узкого кожаного бумажника несколько купюр и протянул ему. - Здесь на починку Вашей ласточки должно хватить. Скуф выдернул из пальцев Урсегова деньги и, буркнув “услышал тебя”, отошёл в сторонку и сделал вид, что смотрит что-то в телефоне. Игнат втянул воздух через ноздри и выдохнул через рот, помещая себя обратно в водительское кресло. Он завёл мотор, попутно снова набирая Саввин номер. Опять нет. Отсутствие ответа его нервировало. Как и Костин звонок. Как и… Отняв гудящую трубку от уха, Игнат проворно натыкал: “Сдай кровь на ВИЧ”. Звонить Кайнату сейчас бесполезно; до восьми он занят на службе и трубку брать не будет. Проверено. “Срочно,” - набрал вдогонку Урсегов и добавил: “Кажется, у меня +”. Подумав секунду, он стёр слово “кажется” и отправил СМС. Он развернулся и стремительно выехал в сторону школы. Позорный инцидент с этим воннаби-суходрищевым, обличителем пидоров из места из трёх букв, отнял слишком много времени. Необходимо было стряхнуть с себя все лишние эмоции и быстро, минуя нюансы добраться до сути претензий Хатунцева к Саввиной посещаемости. Выцепить самого Савву. Узнать, в чём дело. Вернуться домой и позвонить с балкона Кисе, объяснить, что происходит. Объяснить, как вышло, что у Игната ВИЧ. Вернее, сначала понять, а потом объяснить. Главное - выполнить вот эти пункты, дальше станет ясно. У школы Игнат припарковался свободно, быстро пересёк двор, мимоходом глянув на пострадавший от столкновения возле дома бампер. Осталась вмятина, но, скорее всего, её можно будет выправить, обойдётся без замены. Или можно ещё забить и умереть послезавтра от СПИДа, на том свете машина не нужна. Стоп. Убрать эти мысли, не бредить. Вбегая по ступеням к учительской, Игнат пытался визуализировать Костино лицо. Каким он стал за столько лет? Тогда, на самой заре нулевых, он был великолепен. Кажется. Игнат помнил его еле-еле. Помнил, что один глаз у него был стеклянный, перечеркнутый шрамом, полученным в армии за мужеложство. От тех самых пацанов, с парочкой из которых Хатунцев до этого уединялся в туалетной кабинке; он их не выдал, потому что не был мышью. Кем были они, сказать трудно, но, так или иначе, Костик остался без глаза, и его отправили домой с какой-то отпиской, мол, упал неудачно, и с восемью месяцами службы в спецназе позади. Когда они встретились, стоял волшебный снежный декабрь, и Игнат был длинноволосым принцем шестнадцати нежных лет, а Костик выглядел на его фоне матёрым и крутым. Игнат планировал после школы отправиться на обучение в центр УМВД и подтягивал физическую подготовку на Стадионе Профсоюзов, где Костя изгонял бесов пятикиломентровыми марафонами и всяческой лёгкой атлетикой. Хатунцев был сыном мента и ненавидел ментов. Урсегов, вышедший из целой ментовской диаспоры, мечтал стать крутейшим из них. Они вместе бегали, отжимались, спорили о жизни и профессии, целовались, спаринговались и запирались в набитых спортинвентарём подсобках, где спешно и жарко обменивались ласками в душной темноте, надёжно прятавшей их от посторонних глаз. Однажды, в мае, за пару недель до Игнатового семнадцатилетия Костя вдруг сказал ему, что любит. Игнат ответил, что тоже. Костя скрутил из толстенной медной проволоки затейливую спиральку, раскалил её над зажигалкой и выжег себе и ему на плече одинаковое клеймо, напоминающее не то глаз, не то свечной огонёк. Они вместе дошли до последнего поворота, ведущего к дому Игната, Костя поцеловал его быстро своими потрескавшимися обветренными губами, сказал “ну, пока” и пропал. Никаких мобильных тогда у простых пацанов не было, а давать домашний номер было боязно. Игнат не знал даже, где Костя жил. Он продолжал приходить на стадион, где тот его обыкновенно ждал, до сентября, надеясь на встречу. А потом начался выпускной год в школе, кипа разных дел, пошёл во второй класс Савва, на кухне сорвало кран, нужно было заклеивать окна, прошёл Новый год и праздничные каникулы, настала весна, и с оттепелью Игнат обо всём забыл, будто ему только приснились и Костя, и их тренировочный роман. Клеймо на плече из красного стало белым, гладким шрамом. Всё прошло. Поэтому, когда перешедший уже в седьмой класс Савва ворчливо сообщил, что вместо его любимой смуглой учительницы Ирины Ульриховны, вместо этой добрейшей молодой женщины с пушистым хвостом каштановых кудрей и очаровательным шрамиком на переносице им назначили классным руководителем душного одноглазого мужика - Игнат даже бровью не повёл. И на родительском собрании, первом в учебном году, он не узнал бы в абсолютно седом, несмотря на совсем юный возраст, простуженном и кашляющем в марлевую маску Константине Борисовиче своего Костю, если бы тот не мелькнул ожогом-спиралькой из-под чёрной футболки-поло. - Здравствуйте, уважаемые родители! Меня зовут Константин Борсович Хатунцев, я - учитель математики по образованию и классный руководитель ваших прекрасных детей по счастливому случаю. Игнат нахмурился, заискал своими чёрными глазами - серый живой и прищуренный карий, на свету почти красный стеклянный. - Я вырос в Мурманске, - взгляды встретились и замерли, вцепившись друг в друга. - Но учился в Москве, в университете имени Герцена. Так вот, куда ты пропал. - Жаль, что пришлось оставить родной Мурманск ненадолго! Ну что ж, понятно. - Мне просто чудом удалось поступить, это было прямо неожиданностью для меня. Мог бы хоть записку оставить. - …Но я всегда знал, что вернусь сюда, к родным людям и местам, и буду, вот, преподавать в одной из школ тут… Гандон. Игнат не отвёл тогда глаза, ушёл с собрания в резонный момент - не позже и не раньше других, - но больше в школе не появлялся. Он уговорился с Саввой, что не станет вмешиваться в его школьную жизнь, если он будет учиться прилежно - настолько, чтобы Игната не приглашали на беседы и не звонили из школы. Никто, особенно Костя, который… …Сидел за своим учительским столом в чёрной водолазке и проверял тетради, подчёркивая в них что-то зелёной ручкой, когда Игнат вошёл в учительскую без стука. Костя не выглядел как-то особенно. Воздух вокруг него не был душным, горячим, пахнущим пылью и сгруженными в углу кожаными мячами для волейбола. Его лицо, которое Игнат не видел - по крайней мере, без медицинской маски - столько лет и совсем позабыл, ничего не выражало и было просто вежливым и, наверное, красивым. Глядя на Константина Борисовича, на то, как он аккуратно встал из-за стола, на его помявшиеся от долгого сидения чёрные брюки, на плечи, обтянутые трикотажем - Игнат ничего не чувствовал. Как будто, узнав, что на самом деле произошло тогда, когда ему казалось, что его бросили, он стряхнул с себя остатки воспоминаний и подростковых чувств, как птицы стряхивают с перьев капли дождевой воды. Стряхнул и стоял теперь, немного удивлённый своему прежнему нежеланию приходить сюда и видеть его. Будто этот человек, давным-давно превратившийся в смазанную фигуру без лица и запаха и ставший посторонним, имел над ним какую-то власть. - Добрый вечер, - учтиво сказал Костя. - Добрый, - отозвался Игнат. Они пожали руки. Ничего не ёкнуло. Игнат поспешил перейти к делу: - Давайте сразу рассмотрим Ваш вопрос. Константин Борисович ухмыльнулся, но не явно, а так, одним движением уголка губ. Он обернулся и попросил: - Саша, давай ты немного прогуляешься пока до столовой, буквально минут пятнадцать. Из-за учительского стола встала розововолосая девчонка, Игнат её помнил: Саввина подружка. Кажется, последний раз он её видел года два назад. Тогда она как будто казалась старше. Школьница кивнула Урсегову, глядя ему прямо в лицо, и вышла. Костя достал линейку и классный журнал, шлёпнул его на стол и прижал линейку к развороту так, чтобы прямо над ней оказалась строчка “Урсегов С”. - Прошлая неделя, - обозначил Хатунцев. - В четверг был только на литературе утром, дальше на биологии - нет, на физике - нет, до конца дня отсутствовал, в пятницу тоже. Игнат смотрел на страницы, щурясь, но буквы плыли перед глазами. Он хлопнул по нагрудному карману: пустой. Забыл очки. Константин Борисович продолжал: - На этой неделе… Не знаю, нет даже смысла смотреть, ни одного дня не был. И весь год так, плюс-минус. - То есть, Ваш вопрос… - Это ваш вопрос, Игнат Фёдорович, - интонации по-учительски строгие. - Почему Ваш брат не посещает школу? У него что-то случилось? Игнат ответил профессионально коротко, ничем не выдав свою оторопь: - Я с этим разберусь. Вы меня вызвали, чтобы показать журнал? - Вы сами хотели посмотреть “табель посещаемости или что у нас,” - Хатунцев пожал плечами. - Я не сомневаюсь, что Вы со всем разберётесь, но должен сказать, что дети не начинают прогуливать просто та… - Экспертиза мне не требуется, - прервал Игнат. - Спасибо. Он чувствовал усталость, раздражение, он злился на Савву и не понимал, какого хрена тот устраивает. Они же договаривались. Почему такая хуйня всплывает под самый конец? На носу уже выпуск, что началось? - Я не хочу никого обидеть, - голос Константина Борисовича воткнулся в затылок Игнату, уже развернувшемуся, чтобы уйти. - Просто очевидно, что у Саввы есть трудности, может быть, это какие-то проблемы дома или с друзьями… Вы можете знать больше меня, мы вместе можем помочь… - Спасибо, - повторил Игнат. - Я увидел всё, что мне было нужно. С братом побеседую. Молчание. - Всего доброго. Урсегов-старший вышел из учительской, взмахнув полой пиджака, не дождавшись ответного прощания. И тут же, в дверях, налетел на Сашу, скрючившуюся у замочной скважины, чтобы удобнее было подслушивать. Если бы Игнат располагал временем, он объяснил бы ей, что подслушивать плохо, но было не до того: надо было вычеркнуть из списка дел все оставшиеся пункты, начиная с “найти Савву” с последующим “надрать его эгоистичную жопу, чтобы вспомнил, кто из них старший и главный”. Он одарил девчонку осуждающим взглядом из-под приподнятой брови и направился было к лестнице, но она вдруг скакнула вперёд, встала перед ним и начала пытаться что-то сказать. Игнат пол минуты слушал её неловкий лепет, как она не понимает, обратиться к нему на ты или на вы, ищет какие-то там формулировки, чтобы не показаться наглой. Прямо, говори прямо, у меня мало времени. - Я, типа, видела их у него в машине, вот… У Сарычева белая такая.. - Кто это такой? - перебил Игнат. Если у человека есть машина, значит, он взрослый. Савва - не взрослый и сел в чужую тачку. Попахивает неприятной ситуацией. Саша кивнула на стену напротив, где распласталась огромная доска с портретами учителей. Игнат подошёл ближе и стал рассматривать снимки, добавляя в копилку нежелательных фактов ещё и тот, что некий Сарычев - как минимум учитель, и если девчонка нарочно о нём докладывает, то из этого следует… - Они целовались, - очень тихо сказала Саша. - В машине, я случайно увидела. Урсегов замер. Он отыскал нужное фото и узнал на нём ординатора из местной поликлиники, куда его отправили на медосмотр ещё в прошлой жизни, лет в пятнадцать. Конечно, он не вспомнил бы по имени, он не знал этого имени даже, но лицо помнил. Первое в его жизни разбитое чужое лицо. Бледное, улыбающееся мерзко, с некрасивыми мелкими зубами, скуластое лицо человека, который неосмотрительно полез Игнату в штаны. Тогда Урсегов поставил его на место за три секунды и ещё пару минут закреплял результат, пока в кабинет не вернулся врач и не выволок его за дверь. И теперь этот сраный уж полез к Савве? Как его взяли работать в школу? Дефицит кадров? На северной-то зарплате? Надо было тогда ещё на него пожаловаться, может, даже преувеличить правду, с педофилом никто бы не стал церемониться. Игнат сжал зубы, пытаясь унять злость. Сука. Я его в порошок сотру, всех сотру, кто это допустил. Директор этой залупы будет ботинки мне вылизывать в СИЗО, гнида, сгною. Как это вышло. Кто не досмотрел. Кто допустил. Сожгу до пепла. Кто. - Я это, - девчачий голосок выдернул его поближе к поверхности. - Я не знаю… Савве что-то будет из-за этого? Я просто подумала, раз вы не знаешь..те, но я никому больше не говорила, если что! Но я читала, в смысле, типа, мне кажется, это опасно, и, ээ.. - Не волнуйся, - Игнат поднял было руку, чтобы положить на Сашино плечо, но тут же опустил обратно. - Савве ничего не будет. Ты всё правильно сделала. - Не говорите ему, что это я рассказала, - неожиданно выпалила Шура. - Ладно? Игнат кивнул: защита свидетелей - обычное дело. Девчонка ещё несколько секунд постояла, излучая неуверенность, а потом развернулась и молча скрылась вниз по лестнице; наверное, теперь и правда пошла в столовую. Пожалуй, стоило поехать домой и разобраться с остальными делами на день. А завтра вернуться сюда и добыть нужную информацию. Только сделать это нужно тихо, чтобы не привлечь лишнего внимания к Савве. Можно ребят послать, сказать, что обнаружили подозрительную активность с IP его рабочего компьютера… У них есть вообще рабочие компьютеры? Как хочется просто всё разнести, не осторожничая… - Игнат! Что? Спешные шаги за спиной. - Игнат… Фёдорович, - Костя торопился к нему. - Вы ещё здесь. - Уже на пути к выходу, - Урсегов попятился неосознанно. - Есть вопросы? - Да нет, просто… Пойдём покурим? Сейчас, когда на Игната за один коротенький пятничный вечер свалилось столько страшных, сложных вопросов, растрёпанный, вечно будто сонный Костик со Стадиона Профсоюзов стоял перед ним и задавал такой простой. Невовремя. Игнат оглядел Костю с головы до ног и только теперь заметил не его ногах хулиганские кроссовки Stan Smith. Такие же, как тогда, только чистые. Нефтяная злость внутри Игната вздымалась и булькала, поглощая это живое воспоминание, плавя его, как вонючий пластик. - Не курю. Урсегов устремился к выходу, скрипя зубами. Костя остался стоять, как был, с вытянутой вперёд рукой. Дорога до дома заняла три минуты. Помятой “Гранты” у подъезда не было. Жаль, Игнат с радостью въехал бы в неё ещё раз. Чтобы добить. “Если ты сейчас же не придешь домой, я отправлюсь искать тебя с собаками”. И: “Не надо придумывать, где ты сейчас. Будь дома ч-з 30 мин.” - вдогонку. Пропущенные от Кайната. Позже перезвоню. Сейчас другие дела. Игнат пытался успокоиться. Савву надо хвалить, на него нельзя кричать и требовать, дети лучше понимают через любовь. Дети. Дети? Когда Игнат был в Саввином возрасте, у него на попечении был первоклашка. И он уже не считал себя и не был ребёнком. Но он не целовался с сорокалетними. Сарычев, блядь. Сгною. Кастрирую. Игнат ходил по квартире, безрезультатно берясь то за одно, то за другое дело. Время ползло так медленно. Где Савва? Где Савва? Где? Он переоделся в домашнее с пятой попытки. Расчесал свои длинные, прямые, как рельсы, волосы, завязал их в пучок. Где Савва. Налил чаю. Не смог пить, вылил. Где он. Как можно было всего этого не заметить? Куда я смотрел, сука, придурок, один хрен, что майор. Сколько это уже длится? Прогулы, враньё и, ну, это? Когда я последний раз проверял и подписывал его дневник? Почему ничего не заметил? Киса с его советами, зачем я только его слушал. Не надо было вообще, не надо было, я во всём виноват. Повёлся на плечистого мужика. Всё проебал, всё испортил. Где Савва? Где он?! В дверь позвонили два длинных, прерванных энергичным стуком раза. Ингат метнулся, ничего не успев подумать, в прихожую, распахнул незапертую дверь. На пороге стоял Кайнат, весь потный, жаркий, со сбитым дыханием и взбухшими на лбу венами. - Ты чё, охуел? Игнат смотрел на него снизу вверх, как-то даже не зная, что ответить. В смысле, Киса был неразборчив выражениях, но он не ругался матом в адрес Игната. Никогда. Забыв, как управляться с речевым аппаратом, растерявший всю собранность за день Игнат смог сказать только: - Где Савва? - Какой блять Савва, - Киса шагнул на Игната, заставляя его пятиться внутрь квартиры. - Трубка твоя где? Урсегов сунул руку в карман машинально, хотел показать, что вот она, трубка, при нём. - Хули не берём? Видимо, это были риторические вопросы. Игнат незаметно ущипнул себя за бедро внутри кармана. Нужно было прийти в себя. Ситуация необычная, день пиздовый, но ничего, видали и хуже. - Что за цирк? - вернув себе власть над своей речью, Игнат сразу почувствовал себя увереннее. Кайнат был большим и сильным, но у него не было права приходить сюда и устраивать своё маски-шоу. - Ты не на работе, веди себя цивильно, - Игнат подался вперёд, чтобы закрыть дверь, но Киса преградил ему путь. - Не учи меня щас. Какого хуя это было всё? - Что? - Ебать серьёзно блять, Игнат?! - Халыгвердиев взревел и стал как будто ещё больше. - По-твоему как, можно просто написать “у меня ВИЧ” и пропасть на пятьсяот часов? Я тебе кто?! - Я был в школе, - низко, гранитно ответил Игнат; он держал оборону. - У Саввы там проблемы. - Ах ну конечно, извините, пожалуйста, у писюшки Саввочки проблемы. А у тебя их нет? У меня, у нас нет?! - Заговори о моей семье в таком ключе ещё раз, - говоря это, Игнат тоже, кажется, стал повыше. - И мы с тобой перейдём в плоскость отношений, в которой ты ещё не бывал. Кайнат отступил, опал плечами; враждебный тон - это не то, на что он надеялся, когда бежал сюда с работы. Он вздохнул всей своей широченной грудью. Собраться, собраться. Так. - Скажи мне, - уже спокойно, хорошо, отлично. - Откуда у тебя? - ВИЧ? - Да. Игнат скрестил руки на груди. - Думаю, оттуда же, откуда у всех. Пауза. - У меня было только два партнёра. Помимо тебя. Если учесть, что один из них пару лет назад покончил с собой, а второй - Саввин классный руководитель, можно предположить, кто из них… - То есть, ты сегодня мне не отвечал, потому что был с ним? В мозгу Игната возникла и тут же растаяла мысль, что Киса никогда не смог бы работать где-либо в органах, помимо ОМОНа, потому что даже в самом занюханном никчёмном отдельчике не нужен мент, который так промахивается мимо сути важных вещей. - Я не отвечал, потому что был занят решением Саввиных проблем. - С ним. - С классным руководителем. - Почему ты мне раньше не сказал, что он твой бывший? - Это было десять лет назад. Двенадцать. - Как точно, может, ты дату годовщины помнишь ещё? - Какая разница, - Игнат повысил голос. - Кто именно занимает должность классрука? Я повторяю, у Саввы проблемы, такие, что если для их решения нужно пообщаться с Сатаной, я это сделаю. - С этой собакой ты собирался меня искать? Мужчины обернулись, как по команде: за спиной всё ещё одетого в форму и бронежилет Халыгвердиева стоял Савва. Он выглядел нехорошо: его явно бил озноб, лицо выдавало отсутствие сна, и челюсти ходили из стороны в сторону. Игнат решил было, что его братец приболел и был в лихорадке, но Кайнат бесцеремонно заметил: - Да ты обгашенный. - Почему пёс без намордника? - зло отозвался Савва, обращаясь к Игнату, но глядя на Кису. - Иди к себе, - строго сказал Игнат. - Поговорим попозже. - Мамку не строй, - огрызнулся Савва. Он протиснулся мимо парочки и стал развязывать шнурки на ботинках; пальцы не слушались. - Ты чем объебался? - спросил Кайнат. - Так, всё, - Урсегов-старший не выдержал. - Уходи. - Мы не договорили. - Договорили. - Игнат. - Сейчас не время для этого разговора. И ты слишком много себе позволяешь. Уходи. - Ну охуенно! - рявкнул Кайнат, снова распаляясь. - Может, мне вообще уйти? Оставить тебя с этим штырьком-братком и бывшим твоим? - Слышь, пёс, кто штырёк? - Савва резко разогнулся, весь дрожа на отходах и от злости. - Ты вообщ… - МОЛЧАТЬ ОБА! Голос Игната больше не был его голосом. Злость, бешеная чёрная злость, которую невозможно было конвертировать ни в какое действие, кроме крика, владела им полностью. - Я не обязан тебе отчитываться о своих бывших, - проорал он в смуглое любимое лицо. - Это не твоё дело! Либо сядь и заткнись, пока до тебя не дойдёт очередь, либо уёбывай. Киса помялся секунду, но подумал, что он всё-таки ещё не всё узнал, что хотел, и неловко присел на слишком маленький для него пуфик. Игнат тем временем развернулся и весь обратился к Савве: - А ты, ты мне сейчас расскажешь, где ты проводишь время вместо уроков. - Нигде. - Савва, - Игнат уже не кричал, но лучше бы кричал. - Я тебя предупреждаю первый и последний раз. Я уже всё знаю. - Что?.. - Всё. Савва покраснел, весь заходил ходуном, закричал: - Зачем тогда спрашиваешь?! Я не буду при НЁМ ничего говорить! - Будешь. - Не буду! Это не твоё дело! - Савва, ты сейчас пойдёшь в ванную и умоешься. - Ты сейчас пойдёшь в пизду и чтоб ты сдох! Саввин кулак просвистел мимо ловко уклонившегося Игната, его повело, и он чуть не упал. - Да оставь ты его, - озадаченно и тихо посоветовал Киса. Но никто его не услышал. Савва рванулся влево и выскочил в подъезд. Игнат бросился за ним, как был, босой и с пучком на макушке. Он ненавидел этот момент за всё, и не в последнюю очередь - за то, что ему приходилось проживать всю эту драму в таком виде, в домашнем трико и толстовке, это было нелепо и стрёмно. И холодно. Бетонный подъездный пол, покрытый снежной кашей асфальт. Ветер и ледяные капли с неба. Савва бежал с трудом, сказывалась усталость; догнать его было легко. - Я хочу тебе помочь, - крикнул Игнат, хватаясь за рукав его бомбера. - Савва, пойми ты, это очень… Это хуёвая ситуация. - Хуёвая ситуация - это жить с тобой, - орал Савва. - Отпусти меня! У него не хватало сил вырваться. Игнат мог бы закинуть его на плечо и отнести домой на руках, так он был слаб в этот момент. Из глаз у него текли слёзы. - Да я же на твоей стороне, ты… Этот.. Человек… Это неправильно! - Не лезь! - Савва, посмотри, что с тобой происходит. Савва, он взрослый мужик, это незаконно. Савва выл. Он меня любит. Я его люблю. Ты не понимаешь. Это не твоё сраное дело. Это моё. Моё. Кто тебе рассказал. Откуда ты знаешь. Ты за мной следил. Сука, ты следил за мной. Я тебя ненавижу. Не трогай меня. Он мне всё рассказал. Ты, ты убийца, ты. Убери свои руки. Ты их сдал. Это ты. Мама. Мама!