Месть

Чимин с неприязнью рассматривает себя в зеркале. Он никогда не был серой мышкой – одна из причин его высокой популярности среди альф. Но до такой вульгарщины юноша не опускался. На что только не пойдешь, чтобы заставить Чонгука стереть зубы в крошку, а Пак уверен – тот не останется равнодушным, когда увидит, как выглядит якобы его омега, и как на него смотрят другие. Третий день подряд Чимин одевается в университет в соответствии со своей репутацией. Если раньше он сочетал узкие джинсы, макияж и оверсайз худи или зауженную рубашку в паре с широкими брюками, то сейчас он одевается по принципу «все сексуальное разом», приправляя это парочкой дополнительно расстегнутых пуговиц, ярким тинтом и сучьим взглядом. К его отвращению, такой ход увеличил количество крутящихся рядом альф, уверенных в своей неотразимости... либо реальной легкодоступности Пака. Но все обламывались и уходили ни с чем. Чимин выжидал. Неожиданно, вместо Чонгука около Пака ходили слухи о нем. Верить им? Не с имевшимся у Чимина опытом. Но все-таки на пустом месте такие разговоры не берутся – произошел какой-то триггер, спровоцировавший подобные сплетни. Студенты шептались, что Чон после той драки со своим дружком носится по университету как заведенный, выцепляет альф, у которых «что-то было с Чимином», и устраивает им разговоры по душам. По итогу которых количество синяков у обоих «беседовавших» увеличивалось, а на любителей сплетен обрушивалась информация, что парни соврали, сказав, будто у них что-то было с тем самым Пак Чимином. Зачем? Альфья гордость. Мол, засмеют же, если узнают, что им отказала главная шлюха университета. Вот и врали, сохраняя свою репутацию, ничуть при этом не волнуясь о чужой. Если верить все тем же сплетникам, Чонгук от разговора к разговору все мрачнел. Но что из этого правда? Хотя выводы из разговоров между альфами соответствовали действительности, так что какое-то зерно истины в сплетнях все же было. Особо ушлый студент устроил тотализатор. Условия были простыми лишь на первый взгляд: правильно назвать причину, почему Чон вдруг заинтересовался личной жизнью Пака, и угадать, чем все закончится. Чимин мог бы сорвать куш, если бы не было так мерзко ставить на себя и своего истинного. Тэхён встречает друга около его дома. После того, как они провели выходные вместе, Ким отказывается оставлять старшего одного надолго. Чимин за те два дня, кажется, выплакал все глаза, но боль пока не притупилась. Стоит подумать о Чонгуке – и в душе снова расцветают кровавые розы с шипами, которые то ли пытаются защитить сердце от внешнего мира, то ли сами стремятся изрезать его. Кажется, Тэ опасается, что друг сдастся и совершит непоправимое, поэтому пытается уловить признаки надвигающейся беды до того, как станет слишком поздно. Чимину неловко, но он не собирается отказываться от поддержки. Ему нужен рядом кто-то близкий, кто любит и ценит его. Кто может разделить с ним боль. Кто встанет плечом к плечу, когда Пак растеряется. Это должен быть его истинный, но Чимин рад другу. Они подходят к третьему корпусу, когда Пак замечает одиноко стоящего альфу с широкими плечами, в черной кожаной куртке и с сигаретой в руках. Тэхён рядом напрягается и готовится защищать свою ценность, но Чимин успокаивающе кладет ладонь на его запястье. Он все еще не готов к их прежним объятиям, но может хотя бы касаться руками. Чонгук не сломал его до конца. Заметив омег, Чон кидает на асфальт недокуренную сигарету и тут же давит ее тяжелым ботинком. Чимин усмехается. Если бы он был с драматургического, то обязательно использовал бы это как метафору того, что альфа сделал с ним. Чонгук окидывает истинного долгим нечитаемым взглядом, проходясь им по обтянутым джинсами бедрам, струящейся ткани рубашки, по виднеющимся под воротом ключицам. На лицо не смотрит, только на тело. Накапливаемая и культивируемая злость поднимает свою голову и взирает на мир глазами Пака, фокусируясь на своей цели. Пришло время поменяться ролями. Теперь ты, Чон Чонгук, будешь слабым, будешь умолять остановиться, будешь растоптан. Приподняв подбородок, Чимин встречается взглядом с истинным. Чонгук старается держать лицо, но видно, что его захлестывают эмоции: губы поджаты, взгляд исподлобья, крылья носа раздуваются. Изогнув одну бровь, юноша демонстративно проходит мимо, но альфа пытается утвердить типичные для их общества роли, пряча за ними свои истинные переживания. Он хватает омегу за предплечье, заставляя остановиться и подчиниться ему. От резкости движения, от прикосновения Чимин вздрагивает. Все в груди заполошно мечется в поисках безопасного уголка, но не находит. Удержать маску безразличия удается с трудом, Пак чувствует, как она идет трещинами по лицу, но все же остается на месте. Тэхён шипит, требуя «убрать свои мерзкие грязные руки», но Чимин мягко улыбается ему, хотя струны души рвутся под весом паники. – Встретимся в обед. – Я не оставлю тебя наедине с этим, – тут явно не подразумевается «этим человеком», скорее «этим дерьмом». Чонгук бросает на Кима острый взгляд, пытаясь задавить его своей натурой доминанта. Но он просчитывается – Тэхён спокойно выдерживает эмоциональное давление, отвечая потоком презрения. Это не нравится Чону, но парень молчит, видимо ссора может подпортить его планы. Чимин мягко проводит ладонью по руке друга. Ему приятно, он смягчается каждый раз, когда смотрит на Тэ, хотя бы ради него он готов сохранить себя прежнего. – Все будет в порядке, обещаю. – Я верю тебе, но не ему, – Тэхён раздраженно указывает подбородком на мрачного альфу, но все же оставляет истинных наедине. Напоследок он просит Чимина написать ему через пять минут, чтобы быть за него спокойным. По словам Кима, Чону и этого времени слишком много, чтобы сказать, что намеревался. Они остаются одни, насколько это возможно без десяти восемь учебного дня на пороге одного из корпусов университета. Проходящие мимо смотрят с любопытством, но многие все же торопятся на пары, надеясь, что им кто-нибудь передаст свежие сплетни – пара особо беспринципных все же задерживается неподалеку в надежде ничего не упустить. Чонгук, видя это, раздраженно цыкает и предлагает уйти в более спокойное место. На что Чимин презрительно смеется и не двигается, всем своим видом показывая, насколько ему плевать на мнение младшего. Чон недовольно морщится, достает новую сигарету и, устремив взгляд куда-то в сторону площади перед корпусами, начинает говорить. – Думаю, ты меня теперь ненавидишь. И, кажется, я это заслужил. Да и да. Только без «кажется». Чимин с отвращением чувствует, как их запахи снова начинают смешиваться, образуя пьянящий коктейль из сладости и терпкости, легкой кислинки и приятной горечи. Чонгук восхитительно пахнет. От его природного табака, не этого, искусственного, принадлежащего дешевым сигаретам, удовольствием тянет внизу живота. Это даже не возбуждение, скорее томление от ожидания и предвкушения. Как же хочется слиться в едином движении навстречу друг другу телами и душами. Но в памяти слишком свежо то, насколько Чимин не хотел тогда прикосновений. И к сладкой надежде примешивается отвращение, скручивающее желудок в рвотных спазмах. Пак чувствует, как его шея покрывается горячими пятнами, как обычно бывает за минуту до того, как его вырвет, но вынужденно держится. – Я выяснил, что твоя репутация... – парень замялся, подбирая слова. Он по-прежнему смотрел куда угодно, кроме омеги, а в его пальцах тлела сигарета, от которой так и не было сделано ни одной затяжки. – Что многое было выдумано. – Выдумано было все, – скривившись, выплевывает Чимин. Чонгук опускает взгляд в сторону и вниз, стремясь максимально избежать зрительного контакта. Пак рассматривает его профиль. Красивый. Он так был в него влюблен, так был очарован этим веселым привлекательным парнем. Так хотел, чтобы Чон его заметил. Говорят, бойтесь своих желаний – они имеют свойство исполняться. Словно Чимин нашел лампу с джинном и загадал Чонгука, не зная, что те лишь в детских сказках добрые волшебники, а на самом деле беспринципные злые демоны. – Я хочу искупить свою вину. Мы же истинные, мы связаны до конца нашей жизни, – Чонгук намеренно игнорирует слова Чимина. Болит гордость? Сжирает стыд? Страшно признать свою неправоту? По пищеводу вверх поднимается ядовитая кислота, разъедающая Пака изнутри. Истинность в одночасье стала омерзительна. Словно в Чимине вся ценность – это предначертанность его судьбой. Предопределенность заковала его в тяжелые кандалы, обезличив и лишив права выбора. Чонгуку не нужен Пак Чимин. Ему, может, и истинный не нужен, просто выбора у него нет, если не хочет ломки. – Искупить свою вину? – с презрением переспрашивает Чимин. – Не надо. Мне, – подчеркивает голосом, – этого не надо. Чонгук дергается и переводит пылающий взгляд на Чимина. Он всегда смотрит на него так. С чересчур сильными эмоциями. Еще ни разу взгляд вокалиста не был мягким, нейтральным, любопытным, задумчивым. Только такой – горящий чернотой и бурей эмоций. И как-то становится понятно, что именно человек с подобным взглядом мог сотворить то, что сотворил. За что судьба приготовила Чимину альфу с настолько разрушительной энергией? Почему именно он так идеально подходит? – Мы истинные. Ты не можешь мне отказать, – убежденность Чонгука словно мраморная глыба, способная придавить своим весом любого, посмевшего не согласиться с его словами. Паку муторно от слова «истинные». В последнее время это его постоянное состояние – где-то на грани тошноты и омерзения. – Могу. Я не в течке, мой разум чист, и теперь я выбираю, быть с тобой или нет, – Чимин позволяет себе аккуратную улыбку, блуждающую на губах и не затрагивающую глаз. После чего юноша повышает голос. – Попробуешь снова взять меня силой, и я обращусь в полицию по факту изнасилования. Внутри все ёкает. Чимин понимает, что его слова слышат сплетники, стервятниками кружащие вокруг них. Он напоминает себе, что ему не должно быть стыдно сотворенное с ним Чонгуком. Это Чону должно быть стыдно. И он не станет скрывать случившееся, пусть университет знает, что звезда вокального из себя представляет. Как удачно разговор начался именно с репутации Чимина, точнее, ее лживости. Он выкарабкается из этой бочки с отходами, встав на голову Чонгука и утопив его вместо себя. Раньше у омеги не было особого желания, да и понимания, как бороться с возникшими вокруг него слухами. Сейчас же младший многое сделал для восстановления справедливости, и Чимин не скажет за это спасибо, он просто использует подвернувшуюся возможность. Если при этом пострадает Чонгук – так в том и состоит часть плана. – Ты не дашь мне шанса? – рычит Чон, но это не пугает Пака. Главное правило обращения с животными – не бояться. В альфе он не видит кого-то разумного. – Я тебе вообще ничего не дам, – иронично говорит Чимин и, развернувшись на каблуках, уходит в здание. Чонгук, видимо проникнувшись предупреждением о полиции, больше не пытается применять свою силу. Но его взгляд словно становится материальным, жаром растекаясь между лопаток омеги, пока его не отрезает тяжелая дверь корпуса. Пак гордо проходит по первому этажу, ни на кого не глядя, сворачивает в туалет, где случилось то, что приходит ему в кошмарах, закрывается в кабинке... и беззвучно кричит, впиваясь зубами в сжатый до белых костяшек кулак. Из горла рвутся сипы, которые он старается задавить, чтобы не быть услышанным забежавшими перед учебой студентами, хоть в помещении пока никого кроме него нет. Телефон разрывается – отведенные пять минут прошли, и Тэ хочет убедиться, все ли в порядке с Чимином. Не в порядке. Больше нет. Но Пак с трудом берет мобильный и отвечает, что все нормально, и вообще он уже направляется в аудиторию. Тэхён не верит, но разрешает другу сбросить звонок под предлогом «я уже на месте». Надо идти на первую пару – она вот-вот начнется. Но все тело налито свинцом, придавливающим к полу. Он словно под водой, захлебывается, лишенный кислорода. Рубашка уже расстегнута на несколько верхних пуговиц, но Чимин судорожно пытается отдернуть воротник, раскрывая шею. Что-то давит, хочется надеяться, что одежда, но открытая шея говорит об обратном. Все его силы ушли на маску невозмутимости, и сейчас он просто не может взять себя в руки. Чонгук, проклятый истинный. Омега рвется к нему, хочет близости, хочет окунуться в объятия, захлебнуться его ароматом. Ему нужен пьяный табак, так идеально сочетающийся с его вишней с шоколадной ноткой. Они созданы друг для друга. Кожа зудит от желания прикоснуться, кончики пальцев покалывает. Температура слегка повышается, хоть течка уже прошла – это от противостояния с собственной природой. Ломка, требующая сдаться, покориться истинности. Но в груди все сдавлено совершенно иной болью, требующей бежать как можно дальше от альфы. Чимин подносит руку к носу и полной грудью вдыхает оставшийся на ней после прикосновения Чонгука запах. Голова слегка кружится от удовольствия, и из глаз в который раз за последние дни бегут слезы. Какой же он жалкий, если после всего произошедшего продолжает наслаждаться ароматом альфы. Пары до обеда проходят как в тумане. На первую он все-таки опоздал, но зато пришел с сухими глазами и холодным взглядом. Ни у кого, ни у единого человека не должно быть сомнений, что он плевать хотел на Чонгука. Это младший за ним бегает, в то время как безразличен Чимину. Новые сплетни, подслушанные у входа в третий корпус, уже успевают расползтись. В курсе событий даже те, кто плевать на подобное хотел, ведь всегда поблизости окажется кто-то с горящими глазами обсуждающий чужую личную жизнь, вместо того, чтобы заниматься собой. Когда Чимин привычно идет к свободному столику вслед за другом, несколько пар любопытных глаз провожают его, подмечая сексуальный наряд, равнодушное выражение лица и гордо поднятую голову. – Добрый день, Чимин-щи, ты не против, если я подсяду? Все столики заняты, – улыбается омега, возвышаясь над ним. Пак не удивился бы, окажись это тот самый, что недавно «разочаровался» в Чонгуке. Тэхён, чьего мнения даже не спросили, кривится, но, будучи посвященным в план, не пытается расставить границы. – Конечно, не против, – вежливо улыбается юноша, всем своим видом изображая дружелюбие. Не потому, что он такой добрый, просто ему сейчас нужен один из тех, кто разносит информацию словно вирус, заражающий всех воздушно-капельным путем. Поначалу они вежливо и крайне лицемерно обсуждают пары – подсевший тоже учится на хореографическом, но на втором курсе. Затем переходят на актерский факультет, который опять довел господина Чхве, за что тот отыгрался на своих же. С него плавно перетекают на вокалистов, вслед за чем омега, представившийся Хонджуном, «невзначай» заговаривает о Чонгуке, в конце как бы между прочим спрашивая: – Я слышал, что он сделал просто ужасную вещь... надеюсь, с тобой после этого все в порядке, – новый знакомый округляет глаза, показывая всю степень своего сопереживания, и аккуратно тянется к чужой ладони в фальшивой поддержке. Первый порыв отдернуть руку, но Чимин собирает волю в кулак и позволяет прикоснуться к нему. Тэхёна корёжит, но на него Хонджун не смотрит, и это остается незамеченным. – Спасибо, я держусь, – Чимин демонстративно опускает ресницы и тут же совершенно искренне позволяет себе на несколько секунд снять маску холодного безразличия, чтобы показать, что его душа действительно пошла трещинами, а не притворяется ради достижения поставленной цели. – Не понимаю, что на него нашло, – продолжает раскручивать тему омега, с которым Пак только что познакомился. Беспринципная, гнусная наглость. Если бы не желание растоптать Чонгука, он бы не стал связываться с подобной крысой, в которой искренности ноль граммов, зато жажды горячих подробностей через край. – Он, как и многие, поверил в отвратительные слухи обо мне, – голос Чимина искренне срывается, но он быстро берет себя в руки, не позволяя себе раскиснуть больше положенного. – Я просил... просил его не делать это... – Он действительно взял тебя силой? – Хонджун снова широко распахивает глаза и жадно подается вперед, получая информацию из первых рук. Пак задерживает дыхание, пытаясь унять рвущуюся наружу неприязнь от всего: Чонгука, нового знакомого, необходимости выворачивать свою душу, предательства собственных ценностей. – Да... – Чимин сглатывает мерзкую горечь и признается. – Это был мой первый раз. – Какой ужас! – омега искренне шокирован. В этот раз действительно, без наигранности и желания подтолкнуть старшего к новым горячим подробностям. Пак не понимает, чем изнасилование девственника хуже, чем изнасилование кого-то более опытного, но ему нужно довести обеление своей репутации и уничтожение Чона до совершенства. После обеда Хонджун испаряется, и Чимин искренне надеется, что не зря выворачивал душу наизнанку перед этим человеком. Пусть в кои-то веки сплетни поработают на него, а не против. Тэхён посвящен во все шаги, которые Чимин намерен предпринять, поэтому не задает лишние вопросы. Он не до конца уверен, что Пак предпринимает безопасные для него, в первую очередь, действия, поэтому решает выступить для него подстраховкой, насколько у него это получится. Оба не знают, чего ожидать от Чонгука в таком случае, но морально готовятся к худшему раскладу. В перерывах между парами Чимин находит Сехун-хёна. Тот как-то звал его встретиться, но получил отказ, потому что не является истинным. Молодой человек тогда довольно адекватно отнесся к этому, поэтому Пак надеется на лучшее и сейчас. К сожалению, Сехун находится в компании Минхо, а последнего юноша теперь побаивается. Но второй хён, заметив Чимина, неожиданно испаряется сам. У младшего есть подозрения, с чем это связано, но в целом ему безразлично. Проводив сокурсника взглядом, Сехун улыбнулся подошедшему. – Здравствуй, Чимин. Как дела? Паку кажется, или это было сказано с учетом всех происходящих вокруг него событий? Хотя, это же нормально, спрашивать у человека, как его жизнь. Ох, так недолго параноиком стать. Юноша трет лоб, возвращая себе здравомыслие, и улыбается в ответ. – Добрый день, хён. Все хорошо, – он немного робеет, сглатывает образовавшийся из-за нервов комок в горле. Впервые Чимин делает что-то подобное. Но с появлением в его жизни Чонгука он в принципе многое что делает в первый раз. – Я хотел узнать, если ты не занят, может, мы могли бы как-нибудь, когда ты будешь свободен, если это нормально, – он накидывает и накидывает слова, забыв заготовленный текст и разнервничавшись так, что не может подобрать ему замену. Хён смотрит с пониманием и прерывает запутавшегося Пака. – Ты все-таки готов сходить со мной на свидание? – Да, – выдыхает Чимин, почувствовав облегчение, что самое сложное сказано. И хоть отказ станет для него чем-то весьма неприятным, самое страшное позади. Но судьба, видимо решив, что нельзя все время бить кулаком под дых, расстилает перед ним светлую полосу удачи. – Я буду рад поужинать с тобой сегодня, если ты свободен, – снова улыбается Сехун, обнажая симпатичные ямочки на щеках. Почему не он истинный Чимина? Душу младшего пронзают острые иголки сожаления. Может, хён не настолько красивый, как Чонгук. Пусть он не такой же яркий, веселый и харизматичный. Но он точно добрый и приятный молодой человек. Более того, Пака он приглашал на свидание уже после сложившейся вокруг него репутации, и они даже обсудили это. Чимин сказал, что не стоит Сехуну появляться в его компании, на что старший ответил, мол плевать он хотел на глупые слухи, мозги у него пока еще на месте, в отличие от многочисленных сплетников и их слушателей. Насколько бы все было проще, окажись Сехун истинным Чимина. – Встретимся у выхода из трёшки в пять? Договорившись о времени и месте, ребята расходятся. Чимин счастлив. Он знает, что некрасиво использовать кого-то в своих корыстных целях. Но Пак не просто так выбрал именно Сехуна. Он нашел истинного, чтобы тут же его потерять навсегда. Поэтому ему не нужно отказывать кому-то из-за ожидания, что в любой момент на его пороге появится судьба, и если Чонгук стал для него дорогой под знаком «Стоп», он двинется по другому шоссе. Юноша не собирается оставаться до конца жизни один. Да, в сердце теперь всегда будет кусочек прожорливой пустоты, жаждущей поглотить собой все светлое, что у него есть. Но он сможет обрести счастье с кем-то другим. Пусть не полное, не идеальное, пусть всегда с горьким привкусом потери, но сможет. Сехун – отличный кандидат на роль того, с кем Чимин смог бы построить теплые, глубокие отношения. И хоть Пак в этот момент сам себе неприятен, но его греет мысль, что Чону будет больно, когда он увидит своего истинного в объятиях другого альфы. Не только у Чимина в сердце образовалась дыра от потери. Кто сказал, что от собственной мести под девизом «эмоциональное уничтожение Чонгука» нельзя получать удовольствие? На выходе из третьего корпуса его ждут сразу два альфы. С одним Пак договорился, второй пришел незваным. Проигнорировав истинного, юноша с улыбкой подходит к Сехуну, смущаясь от того, что они действительно на самом настоящем свидании. Альфа приветствует Чимина и протягивает руку к его волосам, отчего омега дергается, инстинктивно уворачиваясь от прикосновения. Сердце за секунду разгоняется до, кажется, нескольких сотен километров в час, липкий страх заполняет легкие в попытке задушить. Сехун видит реакцию и хмурится, но не комментирует, лишь поясняет свои действия: – У тебя нитка в челке, хотел убрать. Чимину стыдно. Хён не делал ему ничего плохого, чтобы пугаться его, но неожиданно у его тела собственные реакции. Где же они были, когда он не хотел Чонгука? – Извини, просто это было неожиданно... – Пак стремится оправдаться, пусть даже через ложь, лишь бы не портить все, но их прерывает оказавшийся рядом Чонгук. Альфа встает между ребятами, задвигая Чимина себе за спину, и рычит на конкурента. Тот не остается в долгу и тоже стремится утвердить свое право ухаживать за омегой без метки. Только на стороне хёна всего лишь интерес человека, а на стороне Чонгука – защита альфой его истинного. Чимин не видит выражение лица младшего, но по глазам Сехуна понимает – там что-то страшное. Хён сдувается и, не глядя на Пака, медленно отступает назад, не поворачиваясь спиной к победителю. Его инстинкты вопят: сначала необходимо уйти на безопасное расстояние, и лишь потом можно будет отвернуться. Вокруг слишком много студентов, а, значит, свидетелей. Разыгранная сцена не на руку Чимину. Отступление Сехуна противоречит плану мести. Отпугивание Чонгуком другого альфы ставит под угрозу надежды на будущее. Чимин открывает рот, чтобы растворить самоуверенность Чона в яде своих слов, но сам захлебывается ими, стоит альфе повернуться. Его лицо темное, нечеловеческое. Черные глаза пронзают насквозь, выворачивая внутренности наизнанку. Это чистая, незамутненная ярость. Инстинкты Пака вопят от ужаса, требуя упасть на колени перед более сильным и подставить свою шею, давая право распоряжаться его жизнью, разрешая убить его за ослушание. Мышцы ног скованы, они лишают возможности даже попытаться убежать от альфей способности убивать, на самом деле нужной ему для защиты своей семьи и территории. Пусть они давно не живут первобытными племенами, их природа осталась неизменной. Внутренний омега скулит от чувства, что Чимин действует вразрез с тем, как правильно, как на самом деле нужно ему. Что он глупыми действиями довел альфу до желания убить его самого. И лишь крохотные остатки цивилизованного сознания не дают Чимину принять позу покорности. Он через силу вздергивает подбородок и с нажимом выдавливает из себя слова: – Ты не имел права прогонять его. Голос не слушается, прыгая от хриплого грудного звука к высокому, противно писклявому. Паку мерзко от себя. Он сам выдает, что творится с ним на самом деле, но Чонгук в слишком невменяемом состоянии, чтобы обратить на это внимание. Его омега посмел подпустить к себе другого альфу. – Ты мой. В подтверждении слов запахи смешиваются, делая из них пару. Так альфа показывает всем, что этот омега под защитой, и чьего ребенка он будет вынашивать. Так омега оставляет напоминание, ради чего альфа выходит на охоту, прогоняет чужаков со своей территории и стремится выжить любой ценой. Чем дольше пара живет вместе, тем прочнее смешиваются их ароматы, в конце концов образуя единый неделимый коктейль. К счастью, их запахи пока лишь как котята – тянутся друг к другу, слегка касаясь мягкими пушистыми тельцами, и расходятся в стороны, оставляя лишь воспоминание о тепле. – Нет, Чонгук. Я не твой. Я свободен от любых обязательств, поэтому найду себе другого альфу, не тебя, – Чимин с удовольствием замечает, как от его слов лицо Чона искажается болью. Это двусторонняя игра. Не только Чонгук ранит омегу – в руках Пака сила разорвать сердце младшего в мелкие клочки, которые невозможно будет собрать воедино. Чем больше Чимин смотрит в потемневшие от злости глаза, тем больше успокаивается. Тогда, в туалете, Чонгук смог причинить боль истинному только потому, что внутренний омега впал в течку и инстинктивно был не против, пусть даже разум кричал об обратном. Сейчас же Чимин взял верх над своей природой, четко говоря «нет», и альфа Чона не позволит ему причинить боль партнеру. Понимает это и младший, хоть и пытается угрожать. Но инстинкты защитника скорее сломают своего носителя, чем его пару, даже когда он выходит из себя, даже когда его ярость обращается на истинного. И подставить шею разъяренному альфе для омеги не более, чем ритуал, призванный искупить вину. Он знает, что останется жив. – Любой альфа, который окажется в радиусе пары метров от тебя, сбежит, поджав хвост. Я позабочусь об этом, – заканчивает спор Чонгук. И Чимин рушится внутри, понимая, что тот прав. Он уже показал это на примере Минхо и Сехуна. Но Пак не собирается сдаваться так просто. Он обязательно найдет того, кто не испугается конкурировать с Чоном за омегу, хотя в глубине души юноша понимает – никто не станет рисковать собой ради того, кто не является истинным.