Аль-Хайтам
Чёртов король Унс был, как всегда, туп. На сегодняшний приём его одели в одни из самых дорогих одежд. Самое оскорбительное в нём были туфли, отделанные русалочьей чешуёй, сделанные по специальному заказу. Русалочья чешуя обычно не использовалась для подобного особенно из-за своей высокой цены, но Унс всегда старался показать себя во всей невообразимой красоте, граничившей с безумием. Окна и балкон тронного зала выходили на бескрайний синий океан, их никогда не закрывали после смерти предыдущего короля, из-за чего в зале постоянно витал холод. Сам же замок, сделанный много лет назад из серого камня, был расположен на отвесной скале вблизи каменистого берега. Из-за каменного мозаичного пола и просторного, почти не занятого другими предметами мебели тронного зала по нему эхом раздавались твёрдые шаги и поскрипывания колёс колбы, где, как в тюрьме, сидел русал Кавех. Вначале Кавех яростно пытался сопротивляться предстоящему знакомству с королём Унсом. Но перед ним были непреодолимые для русалок препятствия: стекло и воздух. Аль-Хайтам с неохотой вёз высокую и тяжёлую колбу, схватившись за её железные, покрытые золотой поталью ручки. Первым, что сделал король Унс, когда в его тронный зал зашли аль-Хайтам с русалом, ехидно улыбнулся, обнажая четыре золотых клыка. Кавех невольно подался как можно дальше, но только встретился спиной с безжалостным стеклом колбы. Аль-Хайтам скрипя зубами уважительно поклонился и незамедлительно встал — каждая секунда в поклоне перед Унсом унижала его. — Подкати его ближе, мне нужно рассмотреть его, — сказал Унс и взмахнул рукой, призывая подчинённого к действиям — он не желал даже подняться со своего трона. — И ещё: я же просил русалку. Аль-Хайтам подкатил колбу ближе к трону, так что все присутствующие с любопытным удовольствием могли разглядывать со всех сторон униженного русала. Словно животину. Служанки обеспокоенно вздыхали, стоило Кавеху немного пошевелить хвостом. В глазах Унса вспыхнуло что-то животное, и он снова улыбнулся. — Думаю, и русал тоже справится. — В голосе Унса сквозила властность, иногда его дыхание сбивалось, из-за чего вздохи были глубокими, а выдохи громкими. Взгляд тёмно-зелёных глаз короля Унса скользил с Кавеха на аль-Хайтама и обратно. Всё в короле настораживало аль-Хайтама. На плечи русала, похоже, были возложены не только планы по изучению их расы, но и что-то тайное и неприятное со стороны Унса. — Позвольте поинтересоваться, с чем и русал может справиться, — спросил аль-Хайтам, сдерживая своё негодование и неприязнь. — Не твоего ума дело. Ты должен только провести исследования. Унс старался задеть аль-Хайтама, заставить его почувствовать себя униженным, но почти все его попытки были тщетны. Аль-Хайтам, как и Унс, жил в замке всю свою жизнь, поэтому отлично научился скрывать свои чувства и умыслы, в отличие от эмоционального Унса. Даже если Кавех не мог слышать и понимать их разговоры, то отлично чувствовал эмоциональную подоплёку слов и действий. Брови Кавеха недовольно изогнулись, а чёрные зрачки сузились, розовая радужка глаз стала темнее. — Не моего ума дело? Но не вы же сами додумались до поимки русала, а теперь ещё и тайные умыслы, которые скрывают от главного исследователя русалочьей расы. По разъярённому лицу и недовольной ухмылке короля было ясно, что слова аль-Хайтама задели его. — На этот раз я прощу тебе твою дерзость, но больше не оставлю такое безнаказанным. Не забывай, что твоего главного защитника уже нет с нами и то, что я теперь король. Никто больше не будет оправдывать тебя, как тогда. Аль-Хайтам крепко сжал кулаки, чтобы больше не показывать свои бушующие эмоции. Унс старался всегда всячески припоминать тот случай. Это была одна из немногих вещей, что действовала аль-Хайтаму на нервы. — Ты уже измерил его? — с ухмылкой спросил Унс. — Нет. — Сделай это как можно быстрее. Мне важно знать всё о его теле. Представь нас. Аль-Хайтам попросил одного из стражников принести стремянку: до верхушки колбы без неё нельзя было дотянуться. Как только крышка колбы открылась, Кавех быстро высунул голову и одарил присутствующих злобным взглядом. Подобное самоуверенное и наглое поведение удивляло аль-Хайтама. Заточённому в ловушке из стекла и воздуха русалу впору трястись от страха и умолять людей как можно скорее отпустить его в море. Но Кавех же поступал совершенно не так, как ожидал аль-Хайтам. Кавех надул пухлые губы — казалось, что он в любой момент и из-за любого действия Унса готов плюнуть в его прекрасное королевское лицо. Унса это зрелище захватило своей непривычностью. Он впервые за всё время встал и близко подошёл к колбе, на его губах с каждым мигом рядом с пленником расцветала кровожадная улыбка. Это не осталось и без внимания Кавеха, и только стоило Унсу положить худую ладонь на стекло колбы, как русал выплюнул на него сверху воду. На мгновение уголок тонких губ аль-Хайтама приподнялся. Как бы он хотел поступать также нахально по отношению к королю. Служанки хором вздохнули и поспешили к королю с тряпками, висевшими у них по бокам. Стражники обступили колбу с русалом и вытянули боевые копья вверх, железным остриём близко к верхушке колбы. Аль-Хайтам остался стоять прямо и спокойно, стражники его совсем не пугали. Королю подозрительно сильно нужен был русал, и если навредить ему, то поимку второго нужно будет ждать несколько месяцев. Из-за этого Унс вряд ли решится убить Кавеха, как бы тот нахально ни вёл себя с ним. — Отойдите! Идиоты! Приказа не было! — истерично кричал Унс, вытирая лицо розовой тряпкой. Стражники не были рады возможности служить у нового короля и выполняли его приказы со скрежетом в сердце. Унс снова вальяжно уселся на трон, на его лице больше не появилась ухмылка. — Король Унс, позвольте представить вам русала Кавеха, — спокойно проговорил аль-Хайтам и уже на русалочьем сказал Кавеху: — Это король Унс, я представил вас друг другу. — Не нуждался я в его представлении. Спроси лучше, когда меня выпустят. — Кавех положил руки на край открытой колбы и принял скучающее положение, словно это Унс пришёл к нему на поклон. — Это неизвестно, — ответил аль-Хайтам. — Что ему от меня нужно? — Ему нужен ты сам. Собственные слова отдались горечью на языке. — Пусть подавится кораллами! — Хвост Кавеха громко ударился о стекло колбы. Аль-Хайтам подметил про себя, что русал выражает недовольство не только лицом, но и резкими и быстрыми взмахами хвоста. И ещё то, что русалу требуется жилище побольше. Унсу не нравилось, что он не понимал сути разговора, поэтому злобно стукнул кулаком по подлокотнику. — Если и дальше собираетесь разговаривать только между собой, то уходите! Большего аль-Хайтам и не желал. Он быстро приготовил колбу к передвижению, а Кавех принял надменный вид и отвернулся от короля, даже находясь в своей узкой колбе. — Я доверяю тебе, аль-Хайтам. Всё же мы дружим с детства. К тому же у тебя тоже есть личные мотивы продолжать это исследование. Аль-Хайтам никому в замке не рассказывал о своих мотивах в этом исследовании. Значит, Унс был не настолько туп, чтобы не провести очевидные параллели между событиями прошлого и настоящего. Мотивы королевского учёного были не настолько масштабны и не имели под собой корысти, как у короля или других учёных. Ему всего лишь нужно было отыскать одну конкретную русалку. Но если этому было не суждено сбыться, то аль-Хайтам хотя бы желал узнать, правдивы ли были сказки о прекрасных морских созданиях. И способны ли русалки становиться людьми. По залу раздался грозный, словно буря, стук каблуков. Вместе с этим по коже аль-Хайтама прошла некрупная дрожь. В замке стук каблуков означал приближение мегеры — прозвище, полученное от слуг, главной королевской учёной Араки. Араки представляла из себя величественную и таинственную женщину, обожающую облегающие наряды и науку. Правда, от неё большинство людей чувствовало угрозу и невольно замирало при её приближении. Унс и Араки отлично спелись вместе ещё со времён юности, но аль-Хайтаму казалось, что учёная дружна с королём только из-за того, что тем легко манипулировать. Араки подошла поближе к колбе и аль-Хайтаму, положив изящную руку тому на крепкое плечо. Аль-Хайтам незамедлительно сбросил её. — О моя дорогая Араки, я думал, что тебя сегодня не стоит ждать. — Голос Унса сквозил сладостью. — Так вышло, что я закончила приготовления раньше. — Араки будто щебетала. В изящных руках учёной находился небольшой фиолетовый, расшитый золотыми нитями мешочек. Поведение и идеи Араки всегда вызывали у аль-Хайтама подозрения, и этот мешочек не стал исключением. Пробыв несколько месяцев в океане, аль-Хайтам был полностью оторван от других учёных и их исследований. — Даже страшно спрашивать о том, какие приготовления ты закончила. — Аль-Хайтам, ты, как обычно, неприветлив. — Араки снова попыталась положить руку на плечо аль-Хайтама. — Пока ты пропадал в море, лично я не теряла времени зря и открыла невероятное свойство рифовых кораллов. Каждое слово было пропитано приторностью и фальшью. — И какое же? — сквозь зубы проговорил аль-Хайтам. Всё происходящее ему совершенно не нравилось и не вызывало доверия. — Араки, проверь сразу на деле, — приказал король Унс. Учёная повернулась к колбе, и, пока обходила её, длинные ногти царапали плотное стекло. У аль-Хайтама было плохое предчувствие. Загадочные взгляды, которыми перекидывались Унс и Араки, не сулили ничего хорошего. Аль-Хайтам повернулся в сторону колбы с Кавехом — тот, видимо, тоже почувствовал недоброе знамение, и блестящий розовый хвост снова недовольно задвигался вперёд и назад. Араки встала на стремянку и открыла крышку колбы. В этот раз Кавех не решил и дерзить, наоборот, стараясь, насколько возможно в узком пространстве колбы, держаться подальше от верха. Напряжение давило на аль-Хайтама, и, пока не поздно, он решил остановить эксперимент. Унс зло топнул ногой и крикнул: — Стой, аль-Хайтам! Не мешай Араки делать её часть работы. Вместе с этими словами Араки незамедлительно добавила в воду Кавеха немного фиолетового порошка. Аль-Хайтам со страхом на сердце внимательно наблюдал за происходящим. Пару мгновений ничего не менялось, но стоило фиолетовому порошку окрасить воду возле жабр Кавеха, как тот начал метаться в агонии. Розовые глаза Кавеха впервые заискрились и стали более насыщенного цвета, чем обычно. На ладонях возле линий жизни нечто стало искриться белым тусклым цветом.Кавех
Кавех открыл глаза и быстро поморгал. Эффект от фиолетового порошка ещё не совсем прошёл, перед глазами остался туман. Вдалеке маячил знакомый высокий силуэт. Он сразу же заметил, что Кавех очнулся, поэтому поспешил подойти к колбе. Зрение прояснилось, и Кавех смог разглядеть черты спокойного лица аль-Хайтама. Даже после случившегося он не поменялся, всё так же оставался спокойным и беспристрастным. Это разозлило Кавеха. Аль-Хайтам пообещал безопасность, хотя Кавех и не поверил в эти слова, но где-то глубоко внутри надеялся, что может доверять в этом замке хоть кому-то. Его злило то, что он не остановил ту двуногую со своим грёбаным порошком. Фиолетовая дрянь действовала одновременно противоположными свойствами. Кавех мог ощутить эйфорию и наслаждение, как когда он был возле кораллового рифа, но в то же время его тело испытывало жалящую боль. Боязливо Кавех огляделся вокруг — вода была уже чистая, не было ни намёка на фиолетовый порошок. Стоящий рядом с колбой аль-Хайтам показал уже ставший привычным жест пальца вверх, и Кавех подплыл к крышке. — Почему не остановил их! — первым делом крикнул Кавех. — Не мог и не знал, от чего нужно было останавливать. Он говорил так спокойно, будто это было нормальным. Травить другое живое существо у людей разве считается нормальным! Изверги! Эгоисты! — Как это не знал! Разве вы не знакомы! Я видел, как она положила руку на твоё плечо. — Кавех надеялся получить хоть какой-то ответ. У русалов телесный контакт мог допускаться только среди самых близких. Кавех не понимал, как люди допускали даже мысли о таком прикосновении и позволяли их. Каждое новое знание о людях пугало и злило Кавеха. Тогда он не хотел узнавать людей. Кавеху нужно было только узнать силу своего цветка, но сказочный риф, который по рассказам должен был давать русалкам больше силы и только светлые эмоции, помог людям поймать его. — Этим жестом она могла только… — Аль-Хайтам задумчиво замолчал, его рука снова потянулась к подбородку. Замечал ли сам аль-Хайтам, как часто повторял этот жест. Светло-бирюзовые глаза учёного внимательно следили за хвостом Кавеха. Слишком пристальный взгляд вызвал у русала злость вперемешку с интересом. — Я не знаю, как это слово на русалочьем, поэтому скажу, что у нас с ней плохие отношения. — Сколько я пробыл без сознания? — Вчерашний вечер, ночь и утро. Кавех ненадолго застыл в немом ужасе. Это не осталось без внимания аль-Хайтама, и он поспешил хоть как-то успокоить русала: — Я больше не позволю им использовать на тебе этот порошок. Очередные обещания. Кавех хотел съязвить. Злость, поселившаяся в сердце после фиолетового порошка, была сильнее, чем страх перед людьми. Желание поверить хоть кому-нибудь в чужом мире надеждой теплилось в душе Кавеха. Может ли он действительно доверять двуногому учёному? — Уж постарайся! — только это и смог сказать Кавех. Свои чувства и надежды было слишком опасно и рано раскрывать перед человеком. Аль-Хайтам кивнул и повернулся к столу, заваленному бумагами. Пока учёный что-то чиркал в толстых книгах, Кавех с любопытством внимательно осмотрел комнату. В ней было полным-полно непонятных для русала вещей, и где-то глубоко внутри он действительно хотел узнать о них побольше. Разноцветные вещички непонятного применения привлекали внимание Кавеха, да так, что тот не знал, на что первым обратить внимание. Но они даже не стояли рядом с самым привлекающим внимание Кавеха двуногим. Каждое действие человека было другим, не таким, какие привык видеть Кавех. Серьёзный взгляд пробуждал в русале желание подшутить над учёным. Аль-Хайтам заметил пристальный взгляд Кавеха. — Как ты себя чувствуешь? — Томный усталый голос аль-Хайтама не походил на те, что ранее слышал Кавех. — А как себя может чувствовать тот, кого заперли? Со стороны аль-Хайтама послышался глубокий вздох. Кавех действовал ему на нервы. Учёный резко встал и повесил через шею на плечи длинную ленту с чёрточками. — Мне нужно измерить тебя, — уверенно сказал аль-Хайтам. — Чего? — Узнать охват твоей груди, длину хвоста и плавников, твой рост, размер головы, рук, пальцев, шеи, жабр. Иногда аль-Хайтам совершал ошибки в словах, этим давая Кавеху повод подтрунить над ним позже. — Так, остановись! То есть ты хочешь узнать о моём теле всё? Кавех не знал, как реагировать на такое странное любопытство людей. — Как-то двусмысленно ты выражаешься. Пара стражников, которых вызвал аль-Хайтам, притащила нечто большое и округлое, с виду сделанное из какого-то твёрдого материала. Даже если Кавех не желал знать о людях ничего раньше, то сейчас, в их заточении, незнание о многих вещах коробило его самолюбие. Из-за этого Кавех решил, что стоит немного поддаться людям и узнать от них, точнее от одного конкретного двуногого, многое о другом, неизведанном для него мире. Мире, где нет толщ воды, а рядом не проплывают рыбы разных видов. Мире, где можно увидеть дитя богини Сумису. На удивление аль-Хайтама Кавех с первого раза понял принцип работы его колбы. Обычно у других это вызывало ещё больше глупых вопросов или они вообще не понимали ни единого слова. А русал, незнакомый с технологиями людей, не только расспрашивал с искренним любопытством, но и понимал принципы работы. Для смены воды в колбе её нужно было повернуть с помощью двух крутящихся рычагов по бокам, не забыв перед этим закрыть верхнюю крышку. Пока Кавех был без сознания, сам учёный помогал его неспособному телу переместиться в каменную ванну, так, по крайней мере, назвал её аль-Хайтам, но сам был не уверен в правильности названия. Потом колбу наполняли наполовину и помещали русала обратно внутрь неё. Ставили колбу в вертикальное состояние и доливали воду уже сверху. Но для замеров Кавеха колба не подходила, поэтому для него подготовили ту же каменную ванну с прохладной водой. Русал не мог всем телом погрузиться под воду, поэтому ему приходилось иногда погружать голову в воду для того, чтобы смочить жабры. — Нужно охладить руки, иначе от моих прикосновений пострадает твоя кожа и чешуя, — со всей серьёзностью сказал аль-Хайтам. В какой-то степени это могло показаться даже очаровательным, но Кавех всё равно недовольно надул щёки. Аль-Хайтаму и не требовалось разрешение, даже если бы русал был против, он всё равно провернул всё, как ему надо. — Очаровательно, — с иронией съязвил Кавех. — Не вижу ничего очаровательного. Если я как-либо случайно или нет раню тебя, то это замедлит исследование. Серьёзные ответы аль-Хайтама на шутки Кавеха вызывали разные чувства. С одной стороны, было весело наблюдать за его серьёзностью, с другой же стороны, это уже могло надоедать. — Ты всегда такой серьёзный? — А ты всегда такой упрямый наглец? Аль-Хайтам легко и медленно обвёл руками с измерительной лентой грудь Кавеха, которому было неприятно близкое присутствие двуногого рядом с собой. Горячее дыхание аль-Хайтама обожгло ухо Кавеха, неожиданно вызвав бурю мурашек по коже. Буркнув про себя что-то на человеческом, аль-Хайтам начеркал пару чёрточек в маленькой книжке. Он и не собирался рассказывать Кавеху о результатах измерения. Черёд следующих измерений пришёлся на хвост и плавники. Периодически аль-Хайтам смачивал руки холодной водой и только тогда смел прикасаться к Кавеху. Делал он это очень аккуратно и нежно, Кавех почти не ощущал посторонних прикосновений, пока очередь не дошла до начала хвоста и живота. Любое движение ловких рук аль-Хайтама почему-то вызывало у Кавеха щекотку и последующий смех. Это замедляло дальнейшее измерение. — Всё, остановись! — со смехом крикнул Кавех — он быстро шлёпнул руками по поверхности воды, вызвав повсюду брызги, которые окатили и виновника. Аль-Хайтам только от неожиданности остановился, и Кавех наконец смог спокойно выдохнуть. Но стоило ему обратить свой взгляд в сторону учёного, как что-то в его сердце болезненно кольнуло, а к горлу подступил комок. Хитрые капли воды стекали с серых волос на вытянутое и угрюмое лицо, очерчивали скулы и собирались в уголок губ. Розовый язык прошёлся по губам, собирая капли. — Так и знал, что стоило снять. С этими словами аль-Хайтам незамедлительно стянул с себя белую промокшую рубашку, которая уже не могла скрыть очертаний спрятанного под ней подтянутого тела. Кавех никак не мог ожидать, что тело учёного, сидевшего большую часть времени в замке, могло оказаться подтянутей и рельефней многих русалов-воинов в его поселении. Русала обычно не смущал обнажённый торс мужчин, но этот случай стал исключением. Может, дело было в контрасте между холодным поведением аль-Хайтама и его в каком-то смысле горячим телом. Кавех точно не мог ответить самому себе, в чём заключалась причина столь его необычной реакции на обнажённый торс. —Продолжим. Мне нужно измерить твою голову. Аль-Хайтам двинулся вперёд, а глазами Кавеха он представлялся как надвигающаяся скала. В этот раз Кавех предпочёл не сопротивляться и побыстрее закончить смущающий эпизод. Но замеры головы оказались в разы хуже, чем замеры плавников и хвоста. Голова Кавеха оказалась напротив обнажённой груди аль-Хайтама, потому что тому было удобней измерять находясь сверху. Кавех не знал, куда деть глаза — куда бы он ни посмотрел, всё перед ним закрывалось телом аль-Хайтама. — Так, теперь жабры. В голове Кавеха всплыл один из возможных вариантов удобного положения для замера жабр, и многие из них означали встречу с глубоким взглядом учёного. А после того, как Кавех не раз поймал себя на мысли о груди аль-Хайтама, встречаться с ним взглядом казалось для него самой смущающей мукой. — Нет! Кавех быстро нырнул под воду и всяческими отговорками отказывал в дальнейших замерах.Аль-Хайтам
Треск камина успокаивал, а редкие объятья любимой бабушки согревали лучше огня в нём. Бабушка была одной из главных в правом крыле замка, где жили и работали учёные королевства. Из-за этого у неё было мало времени на внука, который был вынужден проводить большую часть времени в компании молодого поколения замка. Хотя маленький аль-Хайтам больше предпочитал общество одинокой библиотеки и книг, чем юного принца и его прихвостней. Бабушка впервые за несколько недель была свободна, и аль-Хайтам мог желать только одного в этот пасмурный вечер. Чтобы бабушка прочитала ему сказку о русалках, написанную на старом наречии, которого он пока что не знал. По истрёпанному, но богатому виду книги можно было сказать, что ей уже много десятков лет. Бабушка подоткнула покрывало под тело внука и села рядом. Её голос был уверенным, но ласковым. — На рифе жила одна русалка. Волосы её были как закатное солнце, или, как думают русалки, как лучи, дарованные дитём богини Сумису. Голубые глаза блистали ярче камней в короне короля. Имя её было Пушпаватика. Её цветком — падисара, что ныне нигде не найти. Тогда ещё люди и русалы были дружны, но между ними никогда прежде не возникали нежные чувства. Однажды Пушпаватика вновь проплывала по любимым тёплым водам возле гавани людей — тогда она встретилась взглядом с прекрасным молодым юношей, что собирал ракушки. Это была любовь с первого взгляда. Больше их мысли не могли отпустить друг друга. И во сне они видели только свою любовь. С каждым днём, с каждой новой встречей и каждым взглядом их любовь крепчала и ничто уже не могло сдержать их чувства. Но они всё же еще были разными существами. Один на земле, вторая в воде. Не в силах больше сдерживать свою любовь, Пушпаватика обратилась к Хранительнице Мудрости, чьё имя было утеряно из памяти многих существ. Хранительница Мудрости рассказала Пушпаватике о древнем опасном ритуале и о том, что их народы не смогут принять ни одного из них, если они осмелятся и пройдут его. Пушпаватика без раздумий согласилась. Ритуал требовал кулон, подаренный возлюбленным, и в нём будет заперта русалочья сущность Пушпаватики. Возлюбленные провели ритуал при луне, тогда Пушпаватика последний раз взглянула на свой хвост и на прощание закопала чешуйку в песке. Когда ритуал был проведён, Пушпаватика обрела человеческие ноги, но больше не имела возможности ими соприкасаться с водой, потому что теперь капля воды могла раскрыть правду о личности Пушпаватики и приносила боль. Бабушка остановилась и прикрыла книгу, и аль-Хайтам тихо расстроился этому. Ему хотелось всё же услышать концовку истории о Пушпаватике, ведь начало он слышал ещё в замке, когда служанки рассказывали принцу Унсу сказки на ночь. — Хочешь услышать конец? — Конечно. — Не думаю, что тебе понравится. Сказка оканчивается печально, нет в ней места счастью.