Кавех
— В замке пропали сказания про русалок. — Голос аль-Хайтама полнился печалью. Эти слова повергли Кавеха в огромное изумление. Раньше он и не представлял, что двуногие сложили про его народ множество сказаний. Даже стало интересно, что именно двуногие могли напридумывать про неизведанную расу. Следующий вопрос, которым задался Кавех после слов аль-Хайтама: кому, вообще, нужно было красть сказания о русалках. — Что? Зачем? — Понятия не имею. Многие знают их наизусть, из-за чего их кража становится… — Аль-Хайтам ненадолго замолчал. — Senseless. Кавех вопросительно выгнул бровь. Когда аль-Хайтам не знал слова на русалочьем, то переходил на свой человеческий. И делал это настолько неожиданно, что у Кавеха при каждом таком случае трепетало сердце. — Ну и за что мне это всё! — Впервые голос аль-Хайтама стал громче. Он ударил кулаком по столу, из-за чего пара бумаг и цветных палочек упали с него. На мгновение Кавех даже испугался столь разъярённому поведению учёного, ведь увидеть его таким было редкостью. Разлетевшиеся бумаги приоткрыли вид на тёмно-зелёную обложку книги. Увидев её, учёный наконец смог расслабиться. Видимо, эта книжка и являлась причиной его беспокойства, и, скорее всего, в ней были сказания о русалках. Учёный осел на стуле и прикрыл глаза рукой, на виске у него быстро пульсировала вена. Это было единственное, что изменилось в его лице. В бесчувственных глазах не промелькнуло ни одного чувства. Кавех хотел бы что-нибудь сказать то ли в утешение, то в ободрение, но слова так и застыли в горле. Аль-Хайтам выглядел устало, казалось, все заботы мира погрузились на его сильные плечи. Кавеху даже стало как-то стыдно из-за того, что учёному приходилось заботиться и о нём. Но стыд прошёл быстро, ведь в сложившейся ситуации он не был виноват, ведь именно двуногие эгоисты схватили его. — Ещё скоро нужно… — Учёный замолчал и прикоснулся пальцами к подбородку. — Рассказать королю результаты исследований. — И что ты собираешься рассказать ему? — Результаты измерений, — кратко бросил ответ аль-Хайтам. Мысль о том, что о нём будет знать такие личные вещи тот грубый двуногий с короной на башке, была одной из самых неприятных. А если будет знать и король, то, скорее всего, будет знать и та зловредная учёная с фиолетовым порошком. — Я этого не хочу, — неуверенно произнёс Кавех. Почему-то его сердце поддалось страху после мыслей об учёной. — Тебя, как и меня, никто не будет спрашивать. — Аль-Хайтам не стал даже поворачиваться в сторону Кавеха. Он быстрыми движениями продолжал собирать разлетевшиеся бумажки. — Если я не буду сообщать о результатах, то король решит, что я никчёмный, а потом вместо меня здесь будет стоять кто-то другой и прикасаться к тебе будет тоже кто-то другой. Нет. Терпеть касания других двуногих, кроме учёного, было выше сил Кавеха.На следующее утро
Кавех
Сон выдался не из приятных. Кавеху снилась самая глубина океана, куда уходили русалки, нарушившие главные храмовые правила. Это, скорее всего, ждало и Кавеха, если он вернётся в родные края. Он нарушил запрет, приблизившись к коралловому рифу. А теперь он сотрудничает с одним из захватчиков — двуногим эгоистом. Его не сможет оправдать даже божественная милость. Аль-Хайтам уже даже не предупреждал русала о том, что готовит для него ванну. Не говоря ни слова, учёный делал всё идеально и быстро. Кавех же мог болтать без умолку, не надеясь на ответы, ведь знал, что учёный слушал его, как бы тот ни был занят. Аль-Хайтам говорил много только на человеческом языке и часто не давал другим даже вставить слово. Это было одной из причин, из-за которых Кавех хотел изучать человеческий. Ему хотелось говорить с учёным на равных. Спустя час всё было устроено для удобства русала. Холодная вода в ванной помогла ему расслабиться, а хвост наконец можно было вытянуть. Кавех хотел продолжить свою тираду по поводу различий некоторых видов водорослей, но его остановил подошедший близко аль-Хайтам. За собой он потянул выдвижную доску, на которой были повешены рисунки неизвестных символов. — Готов учиться? — с усталостью сказал аль-Хайтам. Было ещё только утро, а внешний вид учёного уже оставлял желать лучшего. Под глазами залегли тёмные круги, а сам взгляд еле как фокусировался на одном предмете. В руках у него была кружка с чем-то горячим внутри, он отпивал из неё медленно и помаленьку. Кавех хорошо выспался, даже несмотря на кошмар, поэтому он был полностью готов для будущего урока, хотя ранее его никто и не предупредил об этом. Аль-Хайтам постучал длинной и блестящей палочкой по рисунку на доске. — Хорошо, тогда начнём с буквы A-a. Звук был одновременно знакомым и нет. Кавех и раньше замечал, что некоторые звуки в человеческом языке можно было сравнить с русалочьими. Это придавало ему уверенности в том, что выучить человеческий будет легче, чем он полагал вначале. — С чего? — А-а, первая буква, — со вздохом повторил аль-Хайтам. Кавех попытался повторить, но вместо чего-то осмысленного вышло только короткое удивление. — Нет, ты делаешь это неправильно. Аль-Хайтам смочил руки и медленно приблизил их к лицу Кавеха. Отчего-то русалу совершенно не хотелось отпрянуть или отплыть подальше, чтобы не почувствовать прикосновение и дыхание учёного. Наоборот, сейчас Кавех пожелал бы продлить такой момент. Прикосновение вышло мягким и холодным, пальцы скользили по щекам русала, оставляя на них мокрую дорожку. Придав рту и щекам русала правильное положение, аль-Хайтам отстранился. Но его взгляд из полуопущенных век не отпускал Кавеха, продолжая внимательно следить за размеренным дыханием и даже за движением ресниц. Сам Кавех тоже не мог заставить себя отвлечься от вида учёного. Что-то в нём было завораживающее и противоречивое. Холодный и беспристрастный вид контрастировал с заботливыми поступками. Аль-Хайтам заметил нерешительность русала, поэтому снова стал действовать первым. Присев на корточки возле ванны, учёный приблизился к лицу Кавеха, так что можно было ощутить его горячее дыхание. — Произнеси, — повелительным тоном сказал аль-Хайтам. Каждая произнесённая буква опаляла губы русала жаром. Желание подчиниться противодействовало самоуверенному нраву Кавеха. Русал пообещал себе, что только в этот раз поступится своими принципами и подчинится чужому приказу. — А-а.Аль-Хайтам
Перед походом в королевскую гавань аль-Хайтам встретился с Сайно. Тот передал учёному сведения о наиболее подходящих для переговоров кандидатах. Аль-Хайтам выбрал из всех только одного: ныряльщика с большой семьёй и без долгов за спиной. Такого мужчину будет сложно подкупить крупной суммой, а вот маленькому и безобидному дополнительному заработку он обрадуется. И всего лишь за один маленький коралл. Одна из девочек, которых аль-Хайтам подкупает сладостями и книгами, отдала тому ныряльщику за три часа до начала погружения маленькую записку. В ней аль-Хайтам написал место встречи и время, но не стал указывать имя или хотя бы положение в обществе. Теперь ему осталось только дождаться мужчину. Солнце ещё стояло высоко, а обычно ныряльщики выбирались к рифам после того, как солнце уходило из самой высокой точки. Аль-Хайтам подошёл к гавани заранее, но не стал ждать возле неё, а остановился в таверне на берегу, где обычно отдыхали корсары и стражники, патрулирующие береговую линию. В ней появление учёного вызвало не ту реакцию, которую ожидал он сам. Многим было непривычно увидеть королевского учёного в столь непритязательном заведении, где пот и другие неприятные запахи людей смешивались с запахом еды. Это позже может стать проблемой, потому кто-нибудь из этой толпы мог быть лазутчиком Араки или короля, а они-то точно найдут в здешнем появлении учёного подозрения. Аль-Хайтам не решил заказывать что-то в этом заведении, кроме стакана воды. На это хозяйка заведения, сегодня обслуживающая всех, закатила глаза и с громким стуком поставила стеклянный стакан на стойку. Это нисколько не задело учёного: подобное поведение могло вызвать у него только омерзение к такому человеку. И он знал, что здесь нет никого лучше него, поэтому оскорбление и брезгливый взгляд с их стороны для него являлись не больше, чем писк надоедливого комара. После того как аль-Хайтам пришёл в бар, шум здесь уменьшился, немногие решили продолжить обсуждение местных сплетен. Но как только аль-Хайтам засел в самый дальний угол, некоторые корсары продолжили свой разговор. Аль-Хайтам пришёл сюда не только для того, чтобы скоротать время. Нет, для такого у него есть русал, во всём зависящий от него. Аль-Хайтам мог часами наблюдать за поведением Кавеха, и из-за этого он забывал обо всём на свете. Он пришёл сюда ещё ради одной цели. Подобные заведения и люди в них являются неоценимым кладезем информации. Многие из-за общей атмосферы не осознают, что разбалтывают нужные детали и сплетни. Аль-Хайтам надеялся узнать, каким изменениям подвергся замок во время его отсутствия, даже если они были незначительными. И о том, кто чаще всего по мнению народа участвовал в жизни королевства. Медленно попивая воду, аль-Хайтам внимательно прислушивался к шептанию соседних столиков. Вначале они пытались говорить тихо, но под влиянием крепких напитков язык их развязался, а сознание затуманилось. Мужчина в высокой шляпе с рисунком герба королевства смеялся и говорил громче всех. — А мою команду недавно нанял этот, как там его. — Толстый или худой? — Тощий такой, с лысиной и тремя волосками вместо бороды. — Копир? — Да нет, этот уже боится со мной связываться, знает, что прибью, если снова попытается надурить меня. — Мужчина влил в себя очередную порцию пива. — У того… А, точно, трёхглазый. Если тощих и лысых среди знати было полно, то худых, лысых и трёхглазых было настолько мало, что аль-Хайтам знал только одного. Барон Эсме. Известный политик, владелец одних из самых богатых и успешных заведений во всём королевстве, а также сбежавший из плена мужчина с порезом в форме глаза на лбу. — А зачем ты-то ему? — Как это зачем? Да мой корабль способен доплыть к самым северным водам. — Да кому нужно-то в эти северные воды, на огромную глыбу льда посмотреть? Больше ничего интересного там-то и нет. — Не моего ума дело, почём барону в северные воды, мне важна лишь плата, а обещал он за это сундук, наполненный золотом на мой вес. — Тогда тебе надо нажраться, да так, чтобы у барона два других глаза на лоб полезли. И они толпой засмеялись неудачной шутке. Эти сведения были новы для аль-Хайтама, но пока что совершенно не нужны: это было не то, чего он ожидал. Барон Эсме всегда славился среди знати любопытным нравом и неожиданными иногда на грани абсурда идеями. А его общение с королём ограничивалось только советом аристократии, поэтому аль-Хайтам и не воспринимал его как потенциальную угрозу. Время подошло, и аль-Хайтам направился к месту встречи. Из таверны его провожали презрительные взгляды и зловредный шёпот. Место их встречи было недалеко от главного входа в гавань, которую сейчас охраняли королевские стражники. Мужчина-ныряльщик пришёл вовремя, что сразу понравилось аль-Хайтаму. Вначале он говорил с осторожностью, боясь разболтать лишнее, но, убедившись в благонадёжности учёного, ныряльщик стал свободнее. А вот сам аль-Хайтам, сколько его ни убеждай в чистоте намерений, не будет ни перед кем раскрывать свои мотивы и мысли. Только русал Кавех смог помыкать им, но больше учёный постарается не допускать такого. Аль-Хайтаму важно было иметь контроль в своих руках. Ныряльщик, немного посомневавшись, всё же принял предложение учёного, пообещал доставить коралл в ближайшие дни. Но аль-Хайтам предупредил, что за кораллом придут его люди, ведь ныряльщику не стоит появляться в замке, иначе вместе с его приходом по замку моментально поползут ненужные слухи. Первую часть платы учёный отдал сразу, остальную, самую большую, он отдаст вместе со своим послом, когда получит заветный коралл. Сделка совершилась быстрее, чем вначале полагал аль-Хайтам, и это не могло не радовать, но у него всё ещё оставалось много свободного времени. Почему-то в этот вечер он решился посетить то место, где последний раз видел свою давнюю подругу, которая бесследно пропала несколько лет назад. Из-за страха и чувства вины, всё время преследующего его в этом месте, аль-Хайтам не смел даже смотреть в сторону каменистого пляжа много лет. Одна прогулка не сможет решить проблемы с совестью, но аль-Хайтам хотел хоть как-то почтить память о подруге. Он всё ещё не признавал её гибель, ведь никто так не нашёл её тело. Всё, что осталось от неё, помещалось в маленький сундучок. Это была заколка с белыми жемчужинами, которую подарили на прощание её родители, перед тем как бросить её на этом самом каменистом береге. В этот пасмурный день, услышав издалека грустную песню, маленькую девочку и нашёл аль-Хайтам с бабушкой. При ней была только белая мокрая ткань, в которую она и была завёрнута, и та самая белоснежная заколка. И сейчас она хранится в тайнике аль-Хайтама, где помимо неё иногда лежала старинная книга о русалках, которую ему читала бабушка. Прогулка по пляжу оказалась не такой ужасной, какой она представлялась ему раньше. Только беспокойство никак не отпускало его, но это не было чем-то новым. Аль-Хайтам никогда не мог расслабиться: навязчивые мысли преследовали его, заставляли нервничать и обдумывать всё наперёд, ведь только так он мог быть немного уверен в будущем. Казалось, ничто и никто не сможет освободить аль-Хайтама от плена своих же беспокойных мыслей. Камешки под ногами небольно давили на ступню, а из-за того, что на берег часто выбрасывало водоросли и ракообразных, пахло здесь не самым приятным образом. Из раздумий аль-Хайтама выдернули далёкие мелодичные звуки. Вначале могло показаться, что это щебетания птиц, но на пляжах не водились такие певчие птички. Чайки и пеликаны могли только доставать остальных своими неприятными криками. Мелодия же была нежной и плавной, обволакивала слушателя своими медленными и негромкими нотами. Звуки издавались со стороны океана, что добавляло им загадочности. Аль-Хайтам ненадолго посомневался, но всё же решился подойти ближе к воде. Это было сделано не зря, ведь, приглядевшись к тихим прибрежным водам, он заметил плавающий вдали голубой цветок. Как только цветок подплывать ближе, аль-Хайтам стал узнавать мелодию. Цветок пел. Он никак не мог представить, что когда-нибудь сможет увидеть голубой цветок, который напевал мелодию той самой, ради которой аль-Хайтам и занялся изучением русалок. Та девушка, из-за которой беспощадное чувство вины не отпускает его. Ноги подкосились из-за наплыва странных забытых чувств.Кавех
Перед тем как вновь пропасть на несколько часов и оставить бедного русала в одиночестве, аль-Хайтам набрал тому каменную ванну и помог ему перебраться туда. Теперь Кавех скучал в более комфортных условиях. Снова и снова осматривать те же беспорядочные виды лаборатории несколько наскучивало Кавеху. Было бы намного лучше, если бы он мог заглянуть в каждый ящичек и шкаф, но, к сожалению, такое было совершенно невозможно. Оставшись наедине с самим собой, Кавех постоянно мыслями возвращался к родным местам, что приводило к ухудшению состояния и вечной хандре. По этой причине Кавех пытался перебросить свои мысли на другую тему. И часто этой темой были «Сказания о русалках», написанные двуногими эгоистами. Ему было интересно, что же могли придумать люди о русалках, какие нелепые идеи могли зародиться в их головах. Но тогда, при виде искреннее беспокоившегося аль-Хайтама, у Кавеха зародилась мысль, что какая бы нелепость там ни была написана, ей почему-то очень сильно дорожили. Русалы же не складывали песни о людях, если только те не выступали в качестве злодеев. Кавех сходу мог вспомнить одну из таких: песнь о деве цветка Падисара. В ней пелось о том, как деву, распевающую песни на рифе, очаровал сладкими речами один из королей людей. Благодаря ей люди смогли захватить Хранительницу Мудрости и спрятать в своих землях. Дева же, захотевшая человека, совершила ужасный грех и променяла личину русалки на ноги. Самое же худшее в её прегрешениях было то, что она стала носить под сердцем дитя. Совершив столько грехов, дева не остановилась и решила, что сможет привести своего маленького человека к другим русалкам. Но боги предупредили об этом главных жрецов, поэтому русалы уже были готовы к её возвращению. Размышления об этом прервала вошедшая в лабораторию знакомая девочка. Она успела подойти близко к ванне, и только поэтому Кавех заметил её. В этот раз её косички были расплетены, а коричневое платье в чём-то измазано. — Опять ты? Девочка только наклонила голову. Хоть она совсем и не понимала его, это не мешало ей подойти ещё ближе. Маленькие ручки она положила на край ванны, а её взгляд не отрывался от длинного розового хвоста русала. Кавех пару раз махнул им, а брызги воды разлетелись по разным сторонам и успели попасть на саму девочку. От неожиданности она засмеялась и хлопнула пару раз ладошками по воде с той стороны, где не сидел Кавех. Её звонкий смех развеселил и русала — он попытался сдержаться, но после очередных обрызгиваний ему всё-таки удалось выдавить лёгкий и тёплый смешок. Она была храбрее даже многих взрослых. За многие дни, проведённые здесь, к русалу редко кто решался подойти так близко, кроме тех стражников, которые изредка помогали аль-Хайтаму переместить русала в ванну, но из-за того, что он сам научился помогать учёному, то и надобность в них отпала. Её руки потянулись к русалу — только на мгновение он захотел её остановить, но было поздно. Горячее прикосновение опалило его кожу, и он невольно шикнул, тем самым напугав девочку. Она отпрянула от ванны с русалом, с её лица пропала дружелюбная улыбка, и казалось, что она сейчас заплачет. — Прости, — тихо проговорил Кавех, хоть и знал, что она не поймёт его. Кавеху стало паршиво от этого, ведь он не хотел пугать её. Спустя мгновение девочка молча убежала за двери. С трудом повернувшись лицом к выходу, Кавех стал ждать, лелея надежду, что та снова придёт. Прошло много времени, и русал начал отчаиваться, но дверь лаборатории всё же снова отворилась. В этот раз одежда девочки была ещё грязнее, на ногах остались следы чего-то коричневого и зелёного. В одной руке она несла стопку белой бумаги, а в другой прижатые к животу маленькие цветные палочки. Она по-хозяйски присела за стол аль-Хайтама — ноги даже не доставали до пола, из-за чего ей приходилось спрыгивать со стула. Развернув одну из бумаг на столе, девочка стала водить по ней цветными палочками. Движения были тяжёлыми и медленными, она сильно нажимала на кончик палочки, и одна всё же сломалась под таким давлением. Это ничуть не разочаровало её — вместо сломанной она взяла другую, похожую по цвету палочку. Кавех внимательно наблюдал за этим, хоть ему и не было видно сам рисунок. При виде этого в груди что-то жалобно сжималось. Когда рисунок был готов, девочка спрыгнула со стула и спрятала листок за спину. Кавех побоялся даже пошевелиться, но не потому, что опасался напугать девочку, а из-за того, что любое его движение могло всколыхнуть воду и брызги бы задели рисунок. Подойдя ближе, девочка вытянула рисунок вперёд, показывая своё художество русалу. На нём была изображена одна девочка, протягивающая руку с цветком русалу, который грустно сидел в ванне. Потом она поменяла лист, на нём уже был только один цветок, перечёркнутый парой линий. Кавех догадался, что девчушка убежала из лаборатории не из-за страха, а только потому что хотела принести ему цветок. Судя по всему, ей не удалось раздобыть цветок, поэтому вместо него в качестве извинений выступил рисунок. Из-за прилива необычных чувств Кавех вытянул руки к рисунку, а девочка, не проявив сопротивления, отдала его. Белая бумага в месте соприкосновении сразу же намокла. Капли воды расползлись по листу, задели нарисованный листок цветочка. Знак того, что ему не суждено прикоснуться к искусству людей. Его мир был под толщей воды, где нет возможности воплотить свои мысли на листок бумаги. Это печалью осело на его сердце. Этот мир не сможет принять его, так как и мир русалов никогда не будет по нраву ему. Отвергнут одним и не принят другим. Кавех подумал о том, что было бы намного лучше, если он был бы таким же, как и остальные русалки. Не мечтал бы о рисунках и далёком мире, а всё свободное время посвящал песнопению и молитвам богам. Девчушка протянула цветную палочку русалу. В этот раз он не сразу взял предмет, побоявшись разрушить и его. Несмотря на опасения Кавеха, палочка не рассыпалась и не растворилась только от одного его прикосновения. Из-за этого к уголкам глаз русала подбежала другая влага, а сердце сжалось от радости и жалости. В комнату с бурчанием вбежала полная женщина, а за ней пару стражников. Неужели они работают, а то Кавех уже подумывал о том, что никто не охраняет такой важный объект. Стоило женщине обратить внимание на русала, как она застыла в ужасе и удивлении. А когда её взгляд наткнулся на девочку, то она снова ожила и быстро метнулась к ней. — Daughter, what are you doing here? — I draw with him, — сказала Илия и показала маленьким пальчиком на русала. Испуганная женщина посмотрела сначала на рисунок, потом на русала. И так несколько раз. Охранники, стоявшие рядом, не знали, что и делать. Бесполезные двуногие. Вскоре взгляд женщины наконец-то остановился. Она внимательно изучала тело русала и разочарованно мотала головой. Кавеху пришлась не по нраву такая реакция на него. Тонкие брови невольно нахмурились, а губы поджались. Это не осталось без внимания: в ответ неизвестная женщина улыбнулась, видимо, пытаясь расслабить напряжённую обстановку. Но Кавех всё ещё не пожелал хоть как-то проявить дружелюбие, только отплыл подальше от той стороны, где стояли неизвестные. Женщина наклонилась к девочке и что-то прошептала той на ухо. Вмиг на лице девчушки расцвела улыбка, и она снова принялась что-то калякать на бумаге. Неумелыми движениями она смогла нарисовать рыбку. Женщина взяла рисунок, подняла и будто потрясла его к себе в открытый рот. Кавех догадался, что, скорее всего, его спрашивали про то, ест ли он рыб. Русалы предпочитали есть растительность, но иногда в особые дни богослужения нужно было есть и рыб. Кавеху сырая рыбёшка с костями и внутренностями никогда не нравилась, но отдельные части при разделывании он мог утащить. Кавех покачал головой вверх и вниз. Женщина резко подскочила, открыла рот и что-то быстро пролепетала. С виду она выглядела обеспокоенно, но глаза искрились добротой и заботой. Заметя непонимающего русала, женщина указала сначала на себя, потом на рисунок и в конце на Кавеха. Скорее всего, хотела принести русалу рыбу. Но как она принесёт живую рыбу ему? Кавех не стал скрывать удивления, что только ещё больше раззадорило женщину. Казалось, что она вот-вот начнёт прыгать. Наблюдая за такими небольшими радостями обычных двуногих, не желающих ему зла, сам Кавех тоже невольно начинал улыбаться. Рыбу ему, конечно, не хотелось есть, но из-за добродушия неизвестной женщины он в этот раз уступит своим желаниям и попробует кусочек. В последнее время Кавех стал больше свыкаться с этим неизведанным миром и давал его жителям небольшие допущения. Дверь лаборатории снова открылась. Вместе с этим в комнату пробрался холод — по коже русала разом прошлись мурашки ещё даже до того, как вошла та самая женщина с порошком. Снова в облегающем платье, которое доставало до самого подбородка, из-за чего её походка выглядела ещё величественней и грациозней. Она могла легко очаровать кого угодно, но не Кавеха. В его памяти она прочно закрепилась рядом с фиолетовым порошком. Вместе с воспоминаниями приходил страх, который он, как обычно, прикрывал злобным отношением. Первой реакцией стал оскал, который обнажил небольшие клыки Кавеха. На это она только посмеялась и погладила косу чёрных волос, переброшенную через плечо. — Ну не надо злиться. Я пришла подружиться. — Её голос звучал приторно сладко. Женщина и Илия заметно напряглись с появлением учёной, которая то и дело бросала на них кровожадный взгляд. — What are you doing here? — We were painting! — громко крикнула Илия. Учёная метнула раздражённый взгляд в сторону женщины, без слов объясняя ей, что им лучше покинуть лабораторию. К сожалению, они послушались её и оставили Кавеха наедине с ней. — Лучше уж съесть угря, чем водить дружбу с тобой. Поедание угря у русалов было одним из самых ужасных видов наказания. Для этого подходили только ленточные угри насыщенного голубого цвета, а чтобы сделать наказание ещё более жестоким, русалу давали живого угря. Провинившегося привязывали к валуну, широко и насильно открывали рот и запускали угря внутрь. — Какие громкие слова. — Она широко улыбнулась, показывая, что у неё тоже, оказывается, были клыки, хоть и не такие, как у Кавеха. — Ладно, тогда ответь, как тебе тут живётся? — Какая тебе разница? — Неужели аль-Хайтам хорошо заботится о тебе? Решил играть в молчанку? Мало кто из людей может позаботиться о… — Учёная замолчала. Она повторила то же действие, которым постоянно пользовался аль-Хайтам: приложила пальцы к подбородку. — О русалках. — Она улыбнулась. — Многие из них не лучше животных. — Говоришь так, будто не одна из них. — Я намного лучше, ну или хуже. Для неё весь разговор был словно игра. Она не воспринимала Кавеха всерьёз и нарочно действовала так, чтобы ещё вызывать больше чувств. — Травить кого-то фиолетовой дрянью определённо не делает из тебя хорошего двуногого. — Я могу помочь тебе, Кавех. В том, как она произнесла его имя, было нечто необычное и наводящее ужас. Пока Кавех был изумлён чужим голосом, произносящим его имя, учёная подошла слишком близко и смогла свободно касаться русала. Она присела на корточки рядом с ванной. Её глаза цвета глубокой ночи были напротив его розовых, как редкая жемчужина, глаз. Что-то в её взгляде было необъяснимо знакомым и таинственным. — Скоро у твоего любимого двуногого появится новая игрушка.