Лилия в руках русала

      Кавех       Очередные песнопения в честь бога Нерсин прошли, как всегда, нудно, а вечные нравоучения главного храмовника, которые он при каждой встрече норовил вдолбить в голову Кавеха, не делали ситуацию лучше. На выходе из храма, который представлял из себя углубление в высокой скале, юный русал еле сдерживал себя от ещё одного вздоха отчаяния. Если кто-то услышит его недовольного, то за этим последует очередное пренебрежение и тихие, а иногда не очень, смешки от других послушников.       Единственное, что радовало Кавеха, — это скорая уборка вод от кораблей. Воители пару дней назад потопили ещё один корабль, и, судя по слухам, он был торговым. Перед этим нужно было пережить встречу с соседями, которые не забудут в очередной раз упомянуть странности Кавеха, и собрание послушников и воителей.       Кавех, проплывая сквозь до скрежета зубов надоевшие водные пейзажи, вновь предался мечтаниям, из-за которых его всегда считали странным. Подводный мир должен пылать яркими красками, и повсюду должны плавать различные и непохожие виды рыб и животных, которые не пугаются рядом проплывающего русала. К огромному разочарованию Кавеха, на глубине, где ныне жили русалки, такого расцвета чудес природы никогда не наблюдалось, а почти все цвета были тусклыми и приглушёнными.       Иногда казалось, что даже цветастые хвосты русалок, уподобившись окружению, перестали блистать и приобрели блёклые оттенки. Только хвосты юных русалов сохраняли прирождённую яркость и цвет, но из-за того, что подводная раса не спешила с продолжением рода, молодой крови становилось всё меньше с каждым годом, и пёстрый мир умирал вместе с надеждой.       Кавех мечтал о том мире, где все прекрасные цвета, которые только можно предоставить, ярко пылали во всех проявлениях. Разноцветные рыбки разных размеров живут свою обычную крохотную, но от этого не теряющую большой значимости жизнь, а рядом во всём своём великолепии произрастают водоросли, кораллы, саргассы и им подобная растительность. Иногда старшие русалки упоминали о мягких существах, которые могли жить как на суше, так и в воде.       Пока Кавех пребывал в своих мыслях, не заметил, как подплыл к своему так называемому дому, к которому он не испытывал никаких положительных чувств. У русалов на такой глубине не было особого выбора домов, не то что возле прибрежья. Некоторые русалы сооружали только площадку для сна из красной глины, и из этого состоял весь дом, ведь хранить им было нечего, так как все вещи принадлежали всем русалкам. Но вот Кавеху было что хранить от глаз остальных, поэтому он жил в углублении горы из твёрдого образования минералов. Обычно русалы не испытывали желания узнать, из чего состоят те или иные предметы, но были и те, кто питал к такому делу любопытство, несмотря на неодобрение храма. Свой дом Кавех получил от одного из таких любопытных русалов, который и рассказал ему о своих немалых знаниях. Храм не одобрял подробное изучение, ведь они говорили, что всё окружающее русалов было создано богами, поэтому и не требовало объяснений, а иначе это оскорбляло их. Тот русал никогда не называл своё имя, а предпочитал, чтобы к нему обращались как к «Раковине». В один день он просто исчез, после чего Кавех в надежде снова увидеть его поселился в покинутом «доме».       Кто-то прокричал имя Кавеха, чем немного перепугал русала. Оглядевшись по сторонам, он обнаружил мимо проплывавших русалов и плавающую рядом с его домом великовозрастную русалку. Когда подходит время конца жизни, русалки в возрасте уплывают из поселения, оставив позади прежнюю жизнь. Но эта русалка даже в таком почтенном возрасте, когда волосы навсегда потеряли яркий цвет, заменившись сединой, не спешила совершить традиционный ритуал.       — Кавех, подплыви, я скажу тебе кое-что по секрету. — Русалка жестом подозвала подплыть поближе. — Воительница Дэхья дала мне аларию, я с тобой поделюсь.       Один из видов аларии, самый толстый и мягкий, был редким угощением для русалов.       — Что? Она ведь растёт почти у самых берегов! — не скрывая восхищения, спросил Кавех.       — Для неё это нетрудно: она отважная девушка и добрая.       Старушка никогда не уставала предпринимать попытки подтолкнуть Кавеха к союзу между ним и воительницей Дэхьей. Желание закатить глаза стало настоящим испытанием. Больше, чем нудные песнопения, Кавеху надоело выслушивать от старушки восхваления Дэхьи. Многие в поселении обожали её, даже храмовники возвышали её деяния и цветок. В этом Кавех снова отличился от остальных, ведь Дэхья для него была лишь другом детства. Союзы среди русалок можно было заключать и между друзей, храм и боги не запрещали это, но Кавех пообещал сам себе, что только собственное сердце должно решить, кто достоин его. И Дэхья совсем не подходила под это.       — Вы опять про это? — недовольно спросил Кавех, даже не пытаясь смягчить тон при обращении к старушке.       — Ну что ты. Тебе защита нужна, а то совсем один, даже к матери больше не обращаешься.       Эта старушка не переставала давить на больные темы. Матушка после смерти отца никак не могла оправиться и перестала проводить службы в храме, из-за чего Кавех остался совсем один. Тогда никто не задумывался о том, что не только она потеряла важного человека, но и юный русал. Все утешали мать, пока та совсем позабыла о родном сыне, которому пришлось жить и справляться с мучительными чувствами одному. Теперь же матушка, переборов терзавшее чувство, нашла другого русала для союза, а Кавех так и остался наедине с потерей. Хоть он уже и не чувствовал обид по отношению к матери, но что-то внутри всё равно не давало ему как раньше спокойно общаться с ней, поэтому он и не спешил вновь встречаться с ней.       — Сам о себе могу позаботиться, — искреннее ответил Кавех, ведь действительно считал, что он намного лучше справляется один.       Заботу и защиту он может предоставить сам себе, для этого совершенно не нужна какая-то воительница, которая, скорее всего, была отягощена другими заботами. Если они заключат союз, то Кавех станет обузой для Дэхьи, а быть в очередной раз ужом на сердце ему не хотелось.       — Ну, конечно, но всё же не помешает и чужая забота и защита. — Настырности этой русалки не было равных.       Кавех плотно сжал зубы, чтобы не сболтнуть лишнего. Даже если он и хотел высказаться по поводу надоевшей темы, но точно не стал бы вываливать негодование на старушку. Он не привык делиться с кем-либо, ведь по большей части остальным было всё равно. У каждого были свои заботы, а проблемы других обыденно казались остальным только каплей в море.       Он не был хрупким! Он знает, как позаботиться о себе самостоятельно, поэтому ему совершенно не нужна забота со стороны. Многие считали его изнеженным и слабым, но ведь он никогда не был таким.       — Забудьте об этом, наш Кавех — любитель иного плана. — Кто-то решил вмешаться в приватный разговор.       Выразительный и звучный голос был до боли в голове знаком Кавеху. Это был один из русалов, служащих в храме, большинство храмовников считали его песнопения одними из прекраснейших и благозвучных. Некоторые поговаривали, что сама богиня Сумису, которая славилась среди всего пантеона богов своим чарующим и нежным звучанием, одарила его частичкой своего несравненного голоса. Именно он постоянно напоминал Кавеху о том, что тот не подходил под «нормальность» среди остальных русалок.       — Ну и что? Любить можно кого угодно!       Слова Кавеха были правдой, никто из богов не ставил запреты на любовь русала к русалу или русалки к русалке. Многие такие союзы воспевались в песнопениях в качестве примера прекрасной и искренней любви.       — Только не двуногих, — со смехом добавил русал и вытянул указательный палец в сторону Кавеха. — С тобой никто союза не захочет заключить, ты человеколюб.       Старушка рядом с Кавехом невольно охнула. «Человеколюб» было не только ужасным оскорблением для русала, но и запретным, ведь боги не прощали того русала, что был назван им. Только для произношения этого оскорбления нужно было обладать недюжинной смелостью, а указать и назвать кого-то им было равносильно обвинению в преступлении, ведь если назвавший окажется не прав, то для него у храмовников будет особое наказание.       Кавех знал, что говорят о нём, но никто прежде не решался высказаться ему в лицо. Из-за этого он даже оторопел, ведь впервые столкнулся с прямыми обвинениями, которые были не совсем необоснованными. Кавех, хоть чаще всего и пытался скрыть своё тайное любопытство, но иногда не мог удержаться и совершал необдуманные поступки.       Ему сейчас нужно хоть как-то оправдаться или обвинить другого в оскорблении, но почему-то сердце и тело его не слушали разумные мысли, из-за чего Кавеху оставалось только молчать. Своим молчанием он только подтверждал правдивость обвинения.       — Что здесь происходит? — прозвучал чей-то сильный голос сзади Кавеха.       — Воительница Дэхья, — с трепетом в голосе обратился русал.       Такое поведение по отношению к Дэхье вызывало у Кавеха только чувства разочарования и раздражения. А само появление подруги совсем не обрадовало его, ведь это только подкрепит мотивацию старушки добиться союза между друзьями детства. И Дэхья, как всегда, появилась в неподходящий момент.       — Да как ты, вообще, привёл к этому разговору? — сказал Кавех, стараясь не обращать внимания на подругу.       Но вместо ответа он получил нагоняй от Дэхьи, который он, по его мнению, совершенно не заслужил. Она аккуратно взяла его под руку и повела в дом, скрывая от глаз подплывающей публики, которой в жизни не хватало остроты, как от рыб-игл.       Дэхья предпочитала делать, а не говорить, поэтому каких-либо объяснений от неё не стоило ждать. Вход в дом Кавеха можно было изнутри закрыть большим камнем — это было чуждо для других русалов, что добавляло странных слухов в и без того скверную репутацию русала.       — Сколько раз я уже тебе говорила, что не стоит каждому доказывать, — тихо сказала Дэхья, когда без труда прикрыла камнем вход, чтобы их разговор не услышал кто-то другой.       Кавех поспешил прервать её, видимо, подготовленную заранее «вразумительную» речь, ведь ему совсем не хотелось в очередной раз выслушивать нравоучения о правильном поведении. Странности в характере Кавеха напрягали многих русалов, но Дэхья, с детства знакомая с большинством из них, относилась к ним более-менее спокойно, но иногда и у неё появлялись вопросы.       — Я даже ничего не говорил про людей, этот моллюск опять всё начал, — сказал Кавех, по привычке надув щёки и окинув взглядом одну из странных вещичек людей из своей коллекции.       Дэхья всем своим видом показала то, что была разочарована поведением друга. Это его совсем не задело, ведь он привык быть разочарованием для других.       — Может, тебе не стоит участвовать в этой уборке? — сказала Дэхья после длительного молчания.       Эти слова стали бурей для Кавеха, ведь именно их он боялся услышать сейчас больше всего. Дэхья командовала отрядом для уборки, и именно она составляла список тех, кто в очередной раз будет вынужден устранять последствия кораблекрушений. Для многих это было мукой, но Кавех был согласен на многое ради возможности выплыть за пределы поселения. Дэхья, как его давняя подруга, всякий раз соглашалась на его сладкоречивые уговоры и включала его в списке на уборку.       — Что? Почему? Я хочу, — взволнованно произнёс Кавех.       — Это для твоего же блага, а то опять кто-нибудь начнёт собирать про тебя слухи, или ты сам… — Дэхья поспешила остановить себя от всплывших от негодования слов, которые она не хотела произносить вслух.       — Что я сам? — не скрывая подступившего раздражения, спросил Кавех и подплыл поближе к Дэхье, чтобы посмотреть ей в глаза.       — Кавех, не будь таким сложным, я же хочу тебе помочь, ты ведь неправ! — сказала она, пытаясь не встречаться взглядом с другом.       Эти слова Кавех хотел навсегда выкинуть из памяти, ведь одна из тех, кому он смог довериться, посчитала его неправильным.       Кавех, резко очнувшись от реалистичного сна, который с точностью воспроизводил его собственные воспоминания, испугался и от этого пару раз шлёпнул хвостом о воду в ванне. В колбу его уже не помещали три дня, отчего после этого состояние русала несколько ухудшилось, но он не спешил поделиться об этом с двуногим.       Через открытое окно Кавех увидел позднее дитя Сумису, значит, у людей наступает время «вечера». Это слово он недавно выучил вместе с Кандакией, потому что ей сложно было объясняться с помощью времён русалов. Вечером в лаборатории было даже скучнее, чем в остальное время. Прошло уже пять дней с момента поцелуя. И аль-Хайтам ни разу не появился, что в немалой степени огорчало Кавеха, ведь он всем сердцем желал простого разговора. Никогда до этого разговор не казался ему настолько важным — сердце трепетало каждый раз, когда Кандакия упоминала имя учёного, но вскоре после этого наступало разочарование, а иногда и раздражение, ведь чаще всего аль-Хайтам передавал дальнейшие планы по исследованиям. От злости Кавех иногда не мог сдержать поток злых слов, которые чаще всего лились из него лучше, чем храмовые песнопения — к счастью, Кандакия не поспевала за ним, поэтому не понимала большую часть.       Через полчаса после пробуждения в лабораторию пришли неожиданные гости, Кавех на мгновение даже испугался и одновременно обрадовался, но после того, как он узнал пришедших, осталась только искренняя радость. Это, конечно, был не так долгожданный аль-Хайтам, но Илию и её маму Кавех тоже сильно желал вновь увидеть.       Полноватая двуногая женщина с добродушной улыбкой на лице прятала что-то сзади себя, а Илия совсем не скрывала принесённый для русала подарок. В руках у девочки была продолговатая штуковина, с виду сделанная из чего-то бумажного, отчего в душу Кавеха закрался страх. Даже после того, как аль-Хайтам нашёл способ сделать так, чтобы бумага не портилась из-за прикосновений русала, в сердце того всё равно остались опасения по этому поводу.       Илия, весело подпрыгивая на каждом шагу, бесстрашно подбежала к ванне с русалом. Сухой мир был удивителен даже в самых мелких деталях — за дни, проведённые в нём, Кавех заметил, что у каждого двуногого была своя индивидуальная походка и шаг. Аль-Хайтам отличался уверенностью, из-за чего его шаги были быстрыми и твёрдыми, а движения властными и грозными. Походка Кандакии же обладала не совсем подходящими друг другу свойствами — но при этом они всё равно гармонично сочетались — такими как настойчивостью и элегантностью.       Продолговатый предмет, оказалось, можно было открыть, что и сделала девочка, тем самым демонстрируя спрятанные разноцветные прозрачные баночки, на ощупь материал был похож на то, из чего сделана и колба. Илия не переставала улыбаться, а Кавех заметил, что у неё не хватает одного из зубов. Это было странно. Девчонка протянула подарок поближе, намекая на то, чтобы Кавех взял их, на что он так и не решался.       — Что это? — невольно спросил Кавех на русалочьем языке. Удивительно, но Илия поняла смысл сказанных непонятных слов.       — Aquarelle, — быстро прощебетала Илия, вновь протягивая баночки русалу.       Слово звучало чересчур странно и непонятно, но при этом очень красиво и благозвучно, Кавеху на мгновение захотелось повторить его, но вовремя он остановил свой немыслимый и глупый порыв. Неловкими и аккуратными движениями русал взял в руки баночки и осторожно осмотрел. Внутри было что-то одновременно жидкое и твёрдое. Всего баночек было девять, и в каждой был разный цвет непонятного материала, точнее, Aquarelle, что бы это слово ни означало.       Матушка Илии тоже подошла и стала что-то объяснять девочке, та внимательно слушала всё, продолжая наблюдать за русалом. Сам же Кавех не мог оторвать взгляд от баночек и цветов внутри, которые пленили его сознание. Такими цветами нужно создавать картины, а не томить их в маленькой баночке. Стоило женщине подойти, как Кавех учуял странный, щекочущий нос запах. Девчушка засмеялась в ладошку, а её матушка наконец протянула спрятанную вещицу.       Это оказалась некрупная рыба. Цвет её был совершенно необычный, будто её кто-то слегка повалял в коричневой грязи и оставил четыре продолговатых рубца. Кавех было подумал о том, что она испортилась, но жаждущие и заинтересованные лица гостей говорили об обратном. Видимо, они хотели, чтобы Кавех попробовал её, но к этой идее он отнёсся со скрытым недоумением и пренебрежением.       Илия оказалась смелее русала и первая опробовала необычное угощение. На её лице мгновенно отобразилось удовольствие, будто она действительно съела что-то вкусное, в чём сомневался Кавех. После этого девчонка погладила себя по животу и взяла из рук русала маленькое хранилище баночек, а её матушка подвинула дурнопахнущую рыбу поближе.       Кавех постарался вежливо улыбнуться. Перспектива попробовать это его крайне не манила, но обижать дружелюбно настроенных гостей ему также не хотелось. Поэтому, выбрав из двух зол меньшее, Кавех всё же решился и отщипнул от рыбы маленький кусочек.       Он был готов к самому худшему, но не к тому, что плохо выглядящая рыба ему действительно понравится. В отличие от обычной для русалов приготовленной рыбы, эта была мягкая и необычно солёная, а сам вкус дополняло нечто сладковатое и одновременно нет. Кавех не знал, как описать непривычный вкус, ведь угощения русалов не были особо разнообразными и каждое можно было описать только парой слов. Но для этой рыбы у русала не было слов, ведь те, что он использовал обычно, совершенно не подходили для неё.       Когда Кавех отщипнул ещё один кусочек, женщина, стоявшая рядом, не сумела скрыть свой восторг и невольно подпрыгнула на месте. Пока Кавех дожёвывал рыбу, Илия, взявшая со стола аль-Хайтама пару листочков и баночку, зачерпнула воду из ванны и открыла пару разноцветных баночек. В этот раз у неё не было ничего с собой для рисования, но это ей совсем не помешало. Окунув палец в воду, а потом в Aquarelle, Илия начертила на бумажке человечка.       Кавех внимательно наблюдал за её движениями, не переставая удивляться тому, что бумага не так сильно размокала из-за влаги от пальцев девочки. Неужели и он сам так сможет? Цвета из баночек на бумаге не выглядели уже такими же яркими, но это не расстроило русала, ведь теперь они приобрели нежность и плавность.       Рядом с нарисованным человеком вырисовалась русалка, по цветам отдалённо похожая на Кавеха. После того как Илия дорисовала розовый хвост, она вздохнула и, снова осмотрев рисунок, нарисовала стрелочку, идущую от русала к человеку.       Сердце Кавеха пропустило пару ударов, а по спине пробежались мурашки. Запретные мысли русала Илия нарисовала на бумаге, заставив его снова почувствовать томящееся любопытство и страх. Что же маленькая девочка хотела сказать этим рисунком?       Она протянула рисунок ближе к Кавеху, давая рассмотреть его получше, но это было опасно, ведь русал хотел позабыть даже о призрачной возможности совершить предательство своей русалочьей сущности. Об этом даже думать нельзя, не то что всерьёз рассчитывать на туманное заклинание, которое рассказывали в преданиях в назидание остальным.       Кавех только потянул руку, но звук открывающейся двери мгновенно остановил её. Будь ванна поглубже, русал бы занырнул на самое дно, но так ему оставалось только опустить голову. Вошедшим оказалась Кандакия, только что вернувшаяся с очередного поручения аль-Хайтама. В руках у неё была ещё одна стопка книг, которые, скорее всего, отправил учёный.       — О нет. Это же плохие люди. — Кандакия, произнося эти слова, выделывала драматичные позы, но её голос оставался спокойным и безэмоциональным. — Не бойтесь, господин Кавех, я сейчас же выгоню этих злых людей, которые хотят навредить вам, — продолжала она не очень хорошо отыгрывать роль защитницы.       Но… Но…       Эти слова застряли в горле русала. Кандакия воспользовалась сказанными ранее словами Кавеха, но причина подобного поведения осталось непонятной. Зачем ей так вести себя? Разве она не должна была переубеждать Кавеха в том, что люди плохие?       Русал запутывался ещё больше, ведь теперь не только собственные мысли вызывали противоречия, но и сухой мир вместе с двуногими противоречил сам себе. Илия и её мама не были плохими в понимании самого Кавеха, но то, что они были двуногими, делало их ужасными захватчиками в понимании русалочьей сущности. Их общество не отягощало, особенно сейчас, когда один из тех людей, которым мог довериться Кавех, не было рядом, и их появление и присутствие преображали уже ставшее обыденным время одиночества в нечто влиятельное и яркое. Тусклость, привычная ещё со времён свободного плавания в океане, сменялась светлостью, стоило маленькой двуногой девочке появиться рядом, а незначительные изменения волновали русала и заставляли задаваться вопросом, что же случилось.       Так что же должен чувствовать Кавех по отношению к ним? Ярость и злость, которая определяется его происхождением, или то, что он на самом деле испытывает при их появлении? Разве радость должна быть запретной и неправильной? Оттого, что Кавех в какой-то степени считал свои мысли неправильными, появилось чувство вины, отягощающее его ещё больше.       — Что? Подожди! — вымолвил русал, но уже было поздно.       В комнате стояла тишина и печаль, а разочарованный взгляд Кандакии усугублял атмосферу. Илия, уходя, оставила подарок и рисунок русала с человеком. Кавех хотел поднять его, но вновь вернулся страх испортить всё, который всегда нашёптывал ему самые ужасные развития событий, не давая послушаться собственное сердце. Кандакия тоже заметила рисунок и подняла его, удивляя Кавеха своим спокойствием и бесстрашием. Девушка совершенно не боялась такого простого и обыденного действия. Она не боялась испортить всё только одним прикосновением.       — Это ещё что? — сказала Кандакия, рассматривая детский рисунок.       — Илия нарисовала, — ответил Кавех, сам того не понимая.       Кандакия, ненадолго замолчав, стала ходить по комнате взад и вперёд, мыча себе под нос. Это Кавеха мало волновало, ведь его снова стали одолевать сомнения, которые перекрывали всё остальное.       — Знаешь, у нас есть сказка про русалку, которая стала человеком.       Эти слова стражницы смогли оторвать Кавеха от подходящих навязчивых мыслей. Кандакия заметила заинтересованность русала и загадочно улыбнулась.       — Пушпаватика взаимно влюбилась в человека, но из-за того, что они были разных видов, им нельзя было быть вместе. Но Пушпаватика не хотела сдаваться и нашла способ стать человеком. — Речь Кандакии звучала, как обычно, быстро и кратко, она не привыкла дополнять свои слова лишними описаниями.       — Хранительница Мудрости помогла ей с этим, — дополнил Кавех, искреннее заинтересовавшись человеческой сказкой.       — Она стала человеком, но не могла касаться больше воды, ведь это приносило ей страдания и боль.       Кандакия замолчала, но уже не в качестве паузы для того, чтобы вспомнить продолжение. Видимо, это был конец человеческой сказки про русалку, ставшей человеком. Счастливый конец, опечаленный только болью, но всё же она осталась живой рядом со своим человеком.       — У русалов есть предание про деву цветка Падисара. — Предание действительно похоже на человеческое сказание, но дева понесла от человека ребёнка, после чего море и её народ не могли принять её.       Последнее больше всего волновало сердце Кавеха. Дева пошла на поводу у своего сердца и предала русалочий народ, что не привело её ни к чему хорошему. Боль и страдания будут всегда напоминать о предательстве родных вод. Но почему? Кавех не понимал причин того, что боги навлекли на деву такие страдания только из-за того, что она почувствовала ту самую всеобъемлющую и искренюю любовь, которую воспевали в песнопениях для богинь и богов.       — А эта русалка действительно существовала? — спросила Кандакия, глядя немигающим взглядом на убывающее дитя богини Сумису.       — Да, она в очередной раз доказала, что любовь между человеком и русалом недопустима. — Эти слова больно царапали горло, как самое худшее наказание. Кавех не хотел говорить это, но вся его русалочья сущность требовала этих слов.       — А что стало с вашей русалкой? — с дрожью в голосе спросила Кандакия.       — Она сбежала, и больше никто не слышал о ней. Многие думают, что её всё же покарал бог Нерсин.       — Хм, если она действительно существовала, то у русалов есть способ стать человеком? — Кандакии не стоило говорить это — на одно мгновение русал возненавидел эти слова.       Кавех невольно сглотнул, пытаясь остановить одно слово, которое может поменять его жизнь. Если он ответит да, то признается самому себе, что и он тоже сможет обрести ноги и стать человеком. Говорить «да» было нельзя. Он должен ненавидеть двуногих, а не желать стать одним из них.       Должен. Должен. Должен. Должен.       Да… Да… ДА.       — Да.