???
Прошлое.
Её сердце переполняется ненавистью, пока холодные капли воды ранят её человеческую кожу. Она ненавидела весь этот мир, что принёс столько боли и отнял самое дорогое, что когда-либо у неё было. Она отдала так много для своего счастья, но судьба неизменно была к ней жестока. Ни один из миров не мог принять её и те желания, что наполняли её израненное сердце. Мир солёной воды, в котором она была рождена, был настолько серым для неё, что она не могла найти себя среди всех одинаковых волн много лет. Сухой мир, в котором жила её единственная любовь, хоть и сиял разноцветными красками и предлагал такие чудеса, которые захватывали дух, не мог принять её из-за русалочьей сущности и вражды между ними. Всё было против них и их любви, но даже так они сошлись под ночным небом и звёздами, так их называл её любимый. Их искренность и любовь друг к другу породили на свет прекрасное маленькое существо, которое ещё не могло одарить мир своим невинным взглядом. Вспоминая о своих дорогих, девушка улыбнулась, но почти сразу же всё перекрыла пелена грусти от неизбежной реальности. Сейчас она здесь, в тёмной промозглой пещере, сидит перед сломанной раковиной, где хранилась жемчужина с плодом её любви с человеческим мужчиной. Раковина была создана самой Хранительницей Мудрости. И теперь такой дар был разбит людской жестокостью, а жемчужина, наполненная жизненной энергией матери, бесследно пропала. Она стала человеком ради любимого, и только он мог вернуть её золотистый хвост. Его смерть унесла с собой и возможность вернуться в солёный мир воды и песнопений русалок. Теперь каждая частичка воды приносила боль и грусть. Хранительница Мудрости рассказала и подарила ей возможность обрести долгожданные ноги, которые даровали ей способность познавать неизведанный мир. Для ритуала нужна лишь ракушка, найденная возлюбленным русалки, и чешуйка с хвоста, добровольно отданная вторым членом ритуала. Все приготовления были сделаны в скорое время, потому что для правильного ритуала нужно, чтобы целый вид богини Одит освещал их. Когда долгожданное время наступило и были произнесены заветные слова, она почувствовала дикую боль, не схожую ни с чем ею испытанным ранее. Как жаль, что даже такую боль можно было затмить. С приобретением ног она также осознала и другое ранее непонятное чувство, грозящее испепелить её изнутри. Оно было схоже с тем, что происходило с русалками, когда они возвращались из далёкого плаванья вновь в коралловые рифы, такое же палящее и знойное, сходящееся на краю с чем-то угрожающим. Бывшей русалке захотелось опробовать вкус тела человека, понять, как его кожа будет покрываться дрожью от прикосновений. Это желание переросло в незабываемую ночь, наполненную дрожащими прикосновениями рука к руке и неловкими, совсем неопытными поцелуями. Ночь принесла в их жизнь нечто необычное и тайное, теперь они наслаждались не только словами, сказанными так тихо, что их могли услышать только они и звёзды, но и плотью друг друга, питая низменное и нужное желание. Она не знала, что у этого прекрасно действа, что было пробуждено сильными чувствами, могут быть весьма смутные и невероятные последствия. В её животе зародилась крохотная жизнь, и она была обязана защищать не только себя, но и зародившуюся душу. Только оставалось тайной, кем же родится ребёнок от союза, подобного которому никогда не случалось.Аль-Хайтам
Он ответил, что не знал. Впервые в его жизни он не знал ответов на вопрос, который втайне волновал и его душу тоже. Подруга детства, окутанная туманом загадок, в котором могут разобраться лишь избранные мира сего, заставляла его возвращаться к этой головоломке с превращениями. Должен был быть способ, как совершить переход из русала к человеку и обратно, в легендах и сказаниях об этом сказано. Они, конечно же, не были достоверным источником, поэтому аль-Хайтам никогда полностью на них не полагался, но вот собственным воспоминаниям он верил. Как и верил своим же словам, произнесённым исключительно для неё в том юном возрасте, когда эмоции и чувства ещё не были подконтрольны его сознанию и принципам. Данное ей обещание было сделано от искреннего сердца, хоть тогда он и не понимал, к чему оно было произнесено. Только спустя пару дней после её исчезновения аль-Хайтам пожалел, что дал такое слово, ведь теперь на его плечах лежит тот груз ответственности и желания вновь встретиться с ней, который он не мог нести без последствий для самого себя. И теперь уже русал, которого аль-Хайтам должен был оберегать, задаёт тот же вопрос, что изо дня в день мучает его сознание. Но также вместе с этим вопросом от Кавеха он почувствовал долю облегчения, ведь теперь не только он искал решение этой таинственной головоломки. Может быть, если они будут вместе, сложность этой загадки наконец-то снизится. Ответом Кавеху стало молчание и короткое «Не знаю», что явно не удовлетворило его и ввело в ещё одно расстройство. Грусть на лице русала совсем не впечатляла аль-Хайтама, в отличие от искренней улыбки, какими бы чувствами она ни была побуждена. От дерзкой ухмылки до смущённой полуулыбки — каждая их них открывала новую грань Кавеха, и все они по отдельности и вместе вызывали в аль-Хайтаме те острые чувства, которые он никогда бы не хотел испытать. И ему на удивление нравилось испытывать эту нерешимость перед такими обыденными действиями, как просто-напросто посмотреть в сторону того, кто вызывает в его сердце трепет. Король Унс дал им новое место обитания и исследования, более просторное и скрытное, а самое главное, рядом с солёными и голубыми водами океана. Такое решение было глупым и одновременно вызывающим подозрения. Унс настолько глуп, чтобы позволить русалу добраться до воды и кораллов? Или он был настолько умён, что разыграл интересную партию и теперь проверяет на вшивость своих людей? В любом случае это было на руку аль-Хайтаму, ведь он не был предателем и подозрения он никак не подтвердит, а близость с океаном позволит ему провести исследования реакции русала и коралла. Главное, провести их так, чтобы не подорвать доверия русала и не дать понять остальным непричастным, которые, как злостные хищники, всегда наблюдают за ним, что он на самом деле замыслил. Аль-Хайтам отдал должное тому, какое помещение им в этот раз подобрал бестолковый Унс. Нынешняя лаборатория находилась под зáмком почти у самого берега, по этой причине можно было ощущать морскую прохладу, а вот Кавех чувствовал ещё нечто совсем другое, доступное только подводной расе. Интересная ситуация, которую нужно разгадать быстрее всего, чтобы другие с более низменными целями не воспользовались слабостью русала. Если кораллы так сильно влияют на состояние русалов, то как они жили и процветали на коралловых рифах до этого? Аль-Хайтам, пока отсутствовал в своей лаборатории, воспользовался возможностью и захватил библиотеку Фарузан, которая была намного обширней, чем его собственная. В этих книгах он нашёл интересные данные по поводу истории русалок, в них-то и было сказано, что во время их обитания на коралловых рифах русалы находились на вершине своего могущества и могли представлять сильную конкуренцию людям. Но теперь, когда они отправились на глубину океана, их стали отлавливать, как скот, а их поведение больше походило на мелких грызунов, а иногда и полноценных паразитов. Первым в новую лабораторию спустился аль-Хайтам и быстро раскидал свои вещи по углам, чтобы сразу знать, что и где расположено. Входов и выходов в лабораторию было всегда два, и об одном из них знал только Унс и аль-Хайтам, которому первый рассказал об этом. Аль-Хайтам проявил сомнения, ведь кто-то строил это помещение, но Унс сгладил опасения своими словами о том, что строители закончили работу ещё во времена предыдущего короля, после чего были убиты, потому никто, кроме королевской четы, не должен был об этом знать. Один общеизвестный вход, который будут охранять самые доверенные лица короля, вёл из самого замка. На следующий день в новую лабораторию завезли колбу с Кавехом, который заметно расцвёл после их последнего разговора и долгожданного отдыха. Даже цвет чешуи на хвосте будто стал более насыщенным, хотя аль-Хайтам знал, что это было невозможно, но сейчас ему хотелось верить в такую наивную детскую глупость. — Выспался сегодня? — спросил аль-Хайтам, подойдя ближе к колбе. Ванну ещё не перенесли, потому что Фарузан пообещала усовершенствовать её, поэтому им приходилось пока что переговариваться в совсем неудобном положении, но аль-Хайтам терпел боль в шее от частого поднимания головы вверх. — Очень хорошо, настолько, что хочется то и дело над тобой подшучивать, — быстро с энтузиазмом проговорил Кавех и весело засмеялся, отчего аль-Хайтам отвернулся, чтобы не показать ему ответную искреннюю улыбку. Радость и счастье Кавеха с того разговора отзывались в сердце аль-Хайтама, пробуждая в нём давно запретные чувства, ведь жизнь в замке научила его не показывать их. Из-за этого он сам невольно забыл о них насовсем, лишив тем самым себя возможности радоваться простым мелочам. Но Кавех заставлял замóк на его сердце открываться, точнее, даже разрываться на части, настолько сильное воздействие, сам того не зная, он производил на учёного. — Подшутить, значит, — сказал аль-Хайтам, раскладывая бумаги на столе — это хоть как-то отвлекало его от созерцания прелестной мордочки русала, который только своей улыбкой мог заставить учёного забыть о ходе времени. — А если подшучу над тобой во время исследований? Аль-Хайтам абсолютно не имел понятия, как можно было подшутить над Кавехом, но всё равно сказал это. Реакция русала была незамедлительной: он снова нахмурил брови и сжал губы в тонкую линию. Учёному так и хотелось назвать русала милым, но он поспешно прикусил язык и снова обратился к работе. Нужно было разобрать бумаги и написать отчёт для короля Унса об итогах переезда, в котором нужно обозначить все отправленные сюда вещи. Если что-то будет не сходиться, то король Унс пообещал провести тщательное расследование. — Я бы посмотрел на это, аль-Хайтам, — шёпотом произнёс Кавех, положив голову на сложенные руки, продолжая внимательно наблюдать за каждым действием учёного. Что же на сердце у этого русала? Для аль-Хайтама это было загадкой так же, как и собственное сердце. А спросить прямо не хватало духа: это также было впервые для него. Всё для аль-Хайтама становилось будто впервые, даже прикосновения вызывали другие чувства. И даже то, как он произносил его имя, вызывало трепет и заставляло оглянуться на него. — Что будем делать? — продолжил Кавех, также величественно возвышаясь не только физически, но и морально. Тело и душа учёного чувствовали внимательный взгляд любопытного русала, сопровождающий каждое его действие. Если он и хотел ответить таким же пристальным вниманием, то прочная стена, выстроенная за многие годы, не хотела так просто рушиться. Пока он был в раздумьях, на столе закончились предметы, которые нужно было убрать, и теперь ему совершенно не на что было отвлечься. Аль-Хайтам поправил одежду в попытке стряхнуть невидимые и, скорее всего, несуществующие пылинки, продолжая чувствовать напряжение, исходящее со стороны русала. Что они могли сделать? Что они могут сделать? И что они в конце концов смогут сделать? Аль-Хайтам в раздумьях стал в очередной раз перебирать книги, стоящие высокими столбиками. Среди их страниц были спрятаны ответы на интересующие загадки, но он никак не мог найти и понять их. — Аль-Хайтам, послушай, теперь я рядом с тобой, — сказал Кавех с долей нежности, которая могла растопить столетний айсберг. — Давай начнём с чего-то отдалённого? — С чего, например? — выдавил из себя аль-Хайтам. — Мы с Кандакией, пока тебя не было, — Кавех с укором посмотрел на учёного, — обсудили песнопения или, как там у вас, сказание о русалке, ставшей человеком. О деве цветка Падисара. Его так волнует становление человеком, но будто совсем не переживает на тему того, кто и по какой причине его хотел похитить. Иногда русал казался таким легкомысленным. Его хвост легонько покачивался из стороны в сторону. — Ты говорил с Кандакией на эту тему? — чересчур строго даже по своим меркам спросил аль-Хайтам. — Да, что-то не так? — сказал в ответ Кавех. — Кандакия не мой человек, она служит Сайно, я не контролирую её, поэтому не могу избавить себя от подозрений насчёт неё, — ответил аль-Хайтам, наконец повернувшись к нему. — Ну, всё равно послушай, закономерность есть, — сказал Кавех, чертя невидимые чёрточки в воздухе. — В общем истории схожи. Русалка. Человек. Хранительница Мудрости. Только вы не знали, существовала ли она, а вот русалы точно уверены в этом, значит, и ритуал тоже существует. Он ударил руку об руку, будто только что сказал одну из самых гениальных идей в его жизни. Аль-Хайтам, отвлёкшись от созерцания самодовольного русала, решил обдумать его слова более тщательно, чем вначале подошёл к его предположению. Хранительница Мудрости фигурировала во многих легендах русалов и валука шуна, только люди обходили её стороной. Валука шуна называли её матерью, а русалы — Хранительницей, которая оберегает будущее и даёт ответы на всевозможные вопросы. Но уже больше столетия её никто не видел — русалы считали, что люди украли её, а вот валука шуна просто умалчивали о ней. И причина в том, что, скорее всего, они думали о том же предположении, что и русалы, но также хотели сохранить хотя бы нейтральные отношения с людьми. Насколько аль-Хайтам помнил легенду, значит, русалка использовала в ней чешуйку для своего хвоста и некий кулон возлюбленного, в котором и будет заперта русалочья сущность. И ещё нужна была полная луна. Знали ли русалы о таких деталях ритуала, или это уже были выдумки людей? — Кавех, в ваших песнопениях упоминались кулон и чешуя? — решился спросить аль-Хайтам, впервые положившись на кого-то другого в своих расследованиях. Это было необычно. Доверять вот так просто кому-то и рассказывать ещё неполную версию своих мыслей. Иногда он даже опасался что-то предположить вслух, если полностью не был уверен в этом. Кавех приносил в жизнь аль-Хайтама слишком много нового, которое грозилось закружиться в такой водоворот, что полностью поменяет его взгляды. — Нет, всем было строго запрещено говорить о нём, только главный… — Кавех ненадолго замолчал, приложив пальцы к подбородку, как делал и сам аль-Хайтам. Смотря на это миловидное и завораживающее зрелище, аль-Хайтам улыбнулся тому, что не только он менялся из-за их невероятного знакомства и доверия друг к другу. Значит, русалкам было запрещено говорить что-то о ритуале. Неудивительно: на месте главных жрецов аль-Хайтам поступил бы так же. Нет, лучше бы, вообще, уничтожить любое упоминание, ведь даже при малейшем возрастёт интерес и тогда тайна, что так хотят скрыть, покажет себя миру. — Точно, только главный жрец знал о ритуале. И ещё насчёт кулонов: мы используем в качестве украшений округлые закрытые раковины, но их появление в поселении контролировал храм, даже те ракушки, что использовались для инструментов, — рассказал Кавех, резво жестикулируя, пытаясь не только словами, но и телом показать свои мысли. Продолжая наблюдать, аль-Хайтам совсем забыл о том, что занимало его голову: он просто наслаждался счастливым и живым видом Кавеха. — Ты такой милый, — вырывалось у учёного случайно вместе с искренней и широкой улыбкой. Кавех только успел удивиться и пролепетать что-то несвязное, когда в их новую лабораторию ворвались чьи-то поспешные шаги. Стоило учёному повернуться, как он узнал ещё одну причину для своего будущего беспокойства. Рядом с капитаном Сайно шёл одетый в расписные шелка юноша с тонким хвостом и ушами, на голове его сияли драгоценные камни диадемы. Валука шуна прибыл раньше срока.