Аль-Хайтам
Аль-Хайтама жутко раздражали посторонние звуки, особенно здесь, в обители знаний и тишины — королевской библиотеке. Некоторые личности, несмотря на все его протесты и ругань, пошли за ним следом и теперь зловредно мешали ему сосредоточиться. Королевская библиотека занимала целое отдельное здание, которое величественно возвышалось почти как исследовательская башня учёных. Внутри всё было богато украшено дорогой мебелью, большинством из которой были высокие книжные шкафы, сделанные из редкого дерева, не растущего на землях королевства. Масштабную книжную коллекцию собирали десятки королевских поколений и их приближённых, которые относились очень бережно к этой возможности, ведь не каждой личности, стоящей подле короля, можно было пополнять библиотеку. Также доступ к ней разрешался не всем, а только тем, кому королевская чета даровала специальный значок. Почти все королевские учёные обладали им, чтобы беспрепятственно изучать великие труды своих прошлых коллег. От раздумий аль-Хайтама отвлёк чей-то громкий и игривый смех. Выглянув из-за очередного книжного шкафа, учёный заметил своих попутчиков, которые о чём-то шептались и смеялись. Было очень удивительно наблюдать, как Сайно, совершенно не терпящий, когда кто-то стоит к нему очень близко, спокойно общается с Тигнари, который совсем не стеснялся подходить к генералу и касаться его. Валука шуна был очень хорошим актёром, что, бесспорно, было полезно при дворцовой жизни. У аль-Хайтама эта особенность вызывала только опасения, ведь Тигнари явно был не на его стороне. Специально очень выразительно закатив глаза, аль-Хайтам вернулся к своим делам и загадке, о которой недавно ему поведал король. Загадочная книга должна была находиться в восьмом ряду на третьей полке седьмого шкафа. Первая попытка отыскать её оказалось совсем неудачной, на третьей полке седьмого шкафа он нашёл только книгу о видовых особенностях белок и, даже несмотря на обложку, осмотрел книгу вдоль и поперёк, но не нашёл ни намёка на таинственный стишок. Да ещё и секция была вся разворошена, из-за чего приходилось по спискам выискивать нужные книги в отделе. Либо здесь давно не убирали, либо уже кто-то очень грубый и безобразный побывал здесь до учёного. Что-то внутри подсказывало аль-Хайтаму о том, что стишок этот совсем не простой, а очень даже важный, который может привести его к ответам на раздумья или же породить новые. Но как же король нашёл его и догадался о значимости, скрываемой за детскими строчками? Может ли Унс быть не таким глупцом, которым его считают все вокруг и даже самые близкие? — Среди валука шуна особую важность имеет хвост, чем он пушистей, тем более важным становится его обладатель, — ещё громче, чем раньше, сказал Тигнари. Аль-Хайтам чуть ли не скрипел зубами от того, что посторонние мешающие звуки отвлекают его от поисков, которые до сих пор не принесли никакого результата. Просматривая очередную книгу с третьей полки уже другого шкафа, учёный вновь выглянул и обнаружил, что болтающая парочка переместилась ещё ближе к нему. — Поэтому мой хвост считается одним из самых безобразных, — с долей грусти продолжил говорить Тигнари, пока Сайно очень внимательно оглядывал его. — А мне кажется, что твой хвост идеально сбалансирован, ведь, например, во время боя он будет несильно мешать, а может, даже и, наоборот, поможет, — уверенным голосом сказал Сайно. На лице Тигнари разлился румянец, и он невольно отвернулся. Аль-Хайтам удивился подобной реакции со стороны горделивого валука шуна, но долго он не стал обращать на это внимание. Дождавшись минуты желанной тишины, учёный вернулся к своей работе. Вновь и вновь обдумывая загадочные слова короля, он запутывал себя ещё больше, ведь совершенно не видел смысла в действиях первого. Зачем вначале рассказывать о стишке, а потом врать о местонахождении книги с ним? Многое в людях было загадкой для аль-Хайтама, особенно то, что касалось чувств, мотивов и мыслей. «Если захочешь прочитать её, то ищи книгу в восьмой секции на третьей полке седьмого шкафа». Аль-Хайтам попытался вспомнить, что ещё происходило в тот момент. Возможно ли, в действиях короля был какой-то подтекст? Они стояли на балконе — Унс очень часто жался к учёному и говорил шёпотом, часто оглядывался. Явные признаки испуганного и настороженного поведения. И ещё этот странный шорох за их спинами. Глубоко вздохнув и собравшись с остатками сил, аль-Хайтам вновь проговорил в мыслях слова короля. «Если захочешь прочитать её, то ищи книгу в восьмой секции на третьей полке седьмого шкафа». Если он был очень осторожен, то мог замаскировать истину, чтобы спрятать её от недоброжелателей, которые и так были на каждом шагу. Аль-Хайтам решил проверить свою гипотезу и прошёл в седьмую секцию искать третьи или восьмые шкафы, чтобы обыскать восьмую или третью полку. Удивительно, но даже его несносные попутчики стали вести себя тише и даже не последовали за ним следом. Время уже приближалось к обеду, и организм давал знать об этом, но аль-Хайтам не собирался сдаваться, продолжая искать неизвестную книгу. Он уже попробовал пару комбинаций цифр, и ни одна из них совсем не подошла. Аль-Хайтам закрыл очередную неподходящую книгу и потёр переносицу, чтобы немного расслабиться от тяжёлых мыслей. Отчаяние никогда не приходило к нему: аль-Хайтам был очень упорным и всегда достигал того, что ему было нужно. И совсем недавно у него была ещё очень важная мотивация в виде беззащитного горделивого русала, который доверился ему и чьё присутствие приносило ему давно забытые чувства. Передохнув пару минут, аль-Хайтам решил попробовать ещё одну комбинацию и отправился в девятую секцию, где, судя по картотеке, должны были находиться немногочисленные книги о небесных телах. И девятая полка третьего шкафа оказалась наконец удачной, а учёный, не сдержавшись от прилива волнения и счастья, позволил себе улыбнуться. Нужная книга оказалась совсем крохотной с красной кожаной потрёпанной обложкой, на которой ничего не красовалось, даже простенького названия. На взгляд аль-Хайтама, она больше походила на чей-то старый заброшенный дневник, но стоило только пролистать страницы, можно было обнаружить множество таинственных записей, будто сделанных на скорую руку. Тот самый стишок был написан ярко-красными чернилами на семьдесят шестой странице. Чем дальше аль-Хайтам листал дневник, тем больше деталей и занимательных вещей среди строк безумцев обнаруживал. Эту книгу нельзя оставлять здесь, особенно если кто-то помимо него искал её, но и забрать, как это обычно было, также будет опасно. Записи в библиотеке о книгах может кто-то прочитать и тем самым выйти на аль-Хайтама. Значит, нужно будет пронести её в тайне от главной библиотекарши, которая и ведёт записи по книгам. Самым разумным решением, по крайней мере, для учёного, стало спрятать таинственный дневник во внутренний карман халата, а потом уже спрятать в тайнике лаборатории. В своём маленьком мирке рядом с русалом он перепишет все возможные записи и уничтожит дневник, чтобы никто другой не смог прочитать его. Раз все дела в библиотеке были сделаны, то аль-Хайтам больше не видел смысла оставаться здесь ещё и не в самой желанной компании. Запахнув халат на несколько пуговиц, что он делал крайне редко, он собирался уходить, не желая даже попрощаться со своими спутниками, которые продолжали о чём-то болтать и перешёптываться. Стоило ему выйти из секции и пройти в главный коридор библиотеке, как его заметил любопытный и внимательный валука шуна. — Куда вы держите путь в этот раз, дорогой учёный? — ласковым голосом спросил Тигнари с чересчур дружелюбной улыбкой на изящном лице. Аль-Хайтаму стоило труда не закатить глаза. Снова это непонятное преследование со стороны валука шуна. До чего же сильно он уже надоедал учёному, а ведь даже прямо отослать его куда подальше было нельзя! — Для вас это разве представляет важность? — с явной нелюбезностью спросил аль-Хайтам, совсем не ожидая ответа, почему и пошёл дальше к массивным металлическим дверям. — Конечно, вы такой интересный человек. — Тигнари посмотрел в сторону Сайно. Что-то странное происходило между этими двумя, и аль-Хайтам не имел никакого желания разбираться с этим. Если Сайно набьёт шишки с этим валука шуна, то это станет ему отличным уроком. Подобная появившаяся мысль могла относиться и в сторону самого аль-Хайтама, отчего он смутился и даже немного занервничал. — Капитан, покажите нашему дорогому гостю красоты замка, — обратился он к капитану, вставшему рядом с ним. — Видимо, он слегка заскучал, а меня прошу не беспокоить. — Постойте! — крикнул Тигнари и попытался схватить учёного за руку, но только проскользнул когтем по коже, оставляя красноватый цвет с мелкими капельками крови. Аль-Хайтам недовольно шикнул и вышел из библиотеки, совсем не желая продолжать этот совершенно бессмысленный и раздражающий разговор.Кавех
Этот день он проводил в старой каменной ванне, которую в целости и сохранности, хоть и с большим трудом, доставили в нынешнюю лабораторию. Воду сюда проводили путём, непонятным и секретным почти для всех, кроме доверенных людей в лице Сайно и Кандакии, которая вновь была приставлена к охране русала. Их знакомство до сих пор не переходило черту дружбы, хоть её общество было приятно для русала, но не заканчивающаяся внутренняя борьба противоречий внутри него не давала шанса Кандакии добиться его доверия. Сейчас она сидела рядом с русалом на низеньком продолговатом стульчике, который слегка отличался от привычной мебели, которую русал встречал в своём недолгом пребывании в сухом мире. На её мозолистых от битв руках Кавех заметил пару новых крупных колец с голубыми камнями, на мгновение ему захотелось узнать их название, но вслух вопрос так и не прозвучал. Лабораторию почти закончили оснащать нужными приборами и мебелью: здесь уже появились новые металлические шкафы, которые незамедлительно были заставлены всяческими тетрадями, колбами и прочими мелкими предметами. Аль-Хайтаму часто приходилось ночевать в лаборатории, из-за чего сюда принесли с виду мягкий диван и кресла, а также столы, на которых уже царил хаос из стаканов и тарелок. Один раз кто-то из доверенных слуг попытался предложить помощь в уборке, но угрожающий выговор учёного наотрез убил такие мысли и у остальных добросовестных работников. В нынешней лаборатории не было естественного света, отчего изредка на сердце русала ложилась тоска, ведь ему всегда нравилось смотреть даже сквозь окно на дитя богини Сумису. Вслух Кандакия читала ему детскую книжку про русалок, которая осталась одна из последних после того, как некто неизвестный выкрал множество таких из замка. За ходом расследования этого дела Кавех совсем не следил, только когда аль-Хайтам решался говорить на эту тему, а в это время его голос звучал непривычно неуверенно и волнительно. Одна из таких книжек осталась у аль-Хайтама, и по вечерам он любил пролистывать её — в такие моменты в его холодных беспристрастных глазах появлялась необыкновенная теплота и вместе с этим глубокая тоска. — Почему ты пытаешься решить эту загадку, разве она так важна для тебя? — спросил Кавех после того, как Кандакия вновь начала размышлять на тему становления русалки человеком. Её заинтересованность могла оказаться слишком подозрительной, но Кавех почему-то всё равно доверял ей, хоть и не спешил раскрывать свои секреты. Аль-Хайтам попросил его быть крайне осторожным, а его волнение и забота были неожиданно приятны русалу. — Для меня она не представляет особой важности, — спокойно сказала она, с хлопком закрыв книгу. — Но мне очень любопытно, и к тому же я хочу помочь вам, — уже с улыбкой и весёлым тоном добавила она. Из-за её низенького стула они оказались почти на одной высоте и теперь могли говорить на равных, по крайней мере, так казалось русалу. Ему никогда особо не нравилось смотреть на собеседника снизу, ведь такие моменты побуждали в его груди беспокойное чувство уязвлённости и опасности. Зачем Кандакии помогать ему? Такие вопросы невольно возникали каждый раз, когда кто-то из двуногих проявлял к нему доброту. Их народы враждовали десятилетиями, они должны были по крови ненавидеть друг друга, но Кавех, проводя дни в сухом мире, чаще испытывал совсем не это чувство к своим названым врагам. Только Кавех понемногу начинал понимать себя и других, как в его жизнь врывался ураган из неизведанного. Теперь же он чувствовал крепкую поддержку со стороны аль-Хайтама, поэтому отчаяние не так часто посещало его душу. — Мне? Откуда такое желание? — уверенным тоном спросил Кавех. Кандакия после заданного вопроса отвернула взгляд, а её миловидная улыбка погасла, отчего русалу стало немного неуютно. Судя по продолжительному молчанию со стороны, Кавех совершенно случайно надавил на её больное место. — Ты напоминаешь меня, какой я была пару лет назад, когда меня только забрали в это королевство, — неуверенно проговорила Кандакия, внимательно вглядываясь в лицо русала. — Что? Тебя забрали? — непроизвольно поддавшись нахлынувшим чувствам, громко воскликнул русал. Кавех был ошарашен такими подробностями о жизни стражницы. Неужели люди воюют даже друг против друга? Их враги не только русалки, но и они сами. Или, может, Кандакия была не двуногим? Эти вопросы стали крутиться в его голове, пока Кандакия спустя продолжительное молчание не продолжила свой нелёгкий рассказ. — Да, место, откуда я родом, пустынное и почти необитаемое, но люди этого королевства верят, что мы обладали особой силой, дающей нам возможность выживать там, — продолжила она более спокойным тоном, но уже не смотря в сторону Кавеха. Сила, дарующая возможность выжить в необитаемом месте? Кавех ещё с трудом понимал, что означает слово «пустыня», но, как Кандакия первоначально описала, это место совсем не внушало приятные чувства. Но даже так желание узнать или даже оказаться там вспыхнуло в противоречивом сердце русала. Сухой мир казался всё удивительней и удивительней. — А это правда? — Кавех неуверенно позволил себе задать этот вопрос. Она не ответила сразу, продолжала немигающе смотреть в сторону, отчего Кавеху стало не по себе ещё больше. Вина за вопрос встала комом в горле, ведь он сам ничего не может рассказать о себе, поэтому не имеет права на правду со стороны. В мгновение желание снова с головой погрузиться в воду и не видеть ничего завладело им, но в это же время Кандакия резко повернулась к нему и положила руки на бортик ванной. — Расскажу, если ты мне тоже поведаешь мне свою тайну. Так в моём народе заслуживают доверие. Я сохраню твою тайну, даже когда пески красного моря примут моё бездушное тело в себя. В её глазах впервые за сегодняшнюю встречу загорелся страстный огонёк, а вкрадчивый голос стал тише, почти наравне с шёпотом, будто её слова содержали в себе большую тайну от всего замка или даже от остального мира. Каждое сказанное слово про невиданное красное море подогревало любознательность. Народ песков уже так сильно отличался от людей королевства, и Кавех понадеялся: чем дальше он будет узнавать о новом удивительном месте, тем больше отличий будет находиться. — Какое необычное обещание, — шёпотом проговорил Кавех, не скрывая искреннего любопытства в голосе. — Пески красного моря? Никогда про такое не слышал. В действительности это была совершенная правда. Храмовники запрещали русалкам изучать внешний мир за пределами поселения, заставляя каждого любопытного отбывать наказание за своё желание, и заваливали своих прихожан табличками с песнопениями, в которых, по их словам, содержалась вся необходимая истина об этом мире. Обучение и любознательность были под запретом, и многие русалы подчинялись такому ходу дел, совсем потеряв желание и мотивацию делать что-либо на своё же благо. Впервые Кавех посмотрел на привычное для русала совсем иным взглядом. Эти мысли стали его личным откровением, которые помогли ему избавиться от того тяжёлого и мешающего груза за свои настоящие чувства к сухому миру. — Это моя родина. Я скучаю по ней, — с тоской произнесла Кандакия, приложив одну руку к левой стороне груди. — Так что, ты примешь моё обещание? Придя мыслями к одной скрытой истине о жизни русалок, Кавех приобрёл уверенность в своих прошлых и нынешних действиях, и теперь чувство вины, мучившее его изо дня в день, поубавилось. Но всё же так просто доверять правду о русалочьих цветах он не посмел бы, если Кандакия пообещает ему что-то равноценное. Сейчас великая русалочья тайна волновала его меньше всего, а вот собственная безопасность и люди, которые окружают его, встали для него на первое место. Если они доверяют друг другу важные секреты, тогда Кавех обретёт важного союзника в этот невиданном сухом мире. — А что ты хочешь узнать? — Это совсем не важно, мне нужна лишь твоя правда, которую я буду хранить. Тогда и я в ответ скажу свою, и ты пообещаешь хранить её. В её словах он услышал уверенность и честность, которая поспособствовала доверию с его стороны. Она защитила его во время нападения валука шуна, а также почти каждый день проводила с ним время и помогала обучению человеческому языку. Разве такие поступки не доказывают доброжелательные намерения? У Кавеха всё ещё имелись сомнения, ведь двуногие эгоисты также не раз доказывали, что за их приветливым поведением могут скрываться совсем другие мысли. — Я расскажу тебе о нашем царе, добровольно закрывшем себя в великой пирамиде, спрятанной за тысячеликими оазисом, чтобы сохранить возможность видеть прошлое, — шёпотом проговорила Кандакия, ещё ближе наклонившись к русалу, из-за чего можно было почувствовать тепло её тёмной кожи. Великая пирамида? Оазис? Возможность видеть прошлое? Всё это закружило его мысли, ведь как много тайн скрывалось за простыми словами. До попадания в людской плен, единственной тайной, волновавшей его сердце, оставалась возможность создавать прекрасные рисунки, но теперь любопытство желало узнать так многое, что, кажется, даже нескольких жизней не хватило бы для этого. Его хвост, также поддавшись эмоциям, стал энергично елозить по дну ванны, расплёскивая в разные стороны брызги. Кандакия, заметив это, лучезарно улыбнулась. Предстояло ещё так много выяснить, изучить, узнать и увидеть, но для всего этого ему нужно обрести человеческие ноги. С громким хлопком двери так называемого людьми лифта открылись, и вместе с этим показался высокий и грозный силуэт учёного, от вида которого у Кавеха сердце забилось ещё чаще, будто желая выпрыгнуть из груди. Ещё утром он предупредил русала о своём уходе, а за ним следом увязались ушастик и капитан, что не слишком понравилось учёному, из-за чего его настроение вмиг поменялось со спокойного на угрожающее. Сейчас же аль-Хайтам снова обрёл привычное хладнокровие, сиюминутно вызывав у Кавеха желание подразнить его, чтобы увидеть вызываемую у него редкую полуулыбку. Кавех, положив руки на бортик, поднялся, чтобы внимательно разглядеть пришедшего учёного, а в это время Кандакия будто ужалась, а её улыбка бесследно исчезла, оставив после себя только угрюмую гримасу. — Что у вас тут происходит? — серьёзным и даже грозным тоном спросил аль-Хайтам, разбирая на рабочем столе устроенный им же бардак. Учёный ко многому относился небрежно, даже к своему рабочему месту, совсем не обращая внимания на тот хаос, что ежедневно творился на нём. Кавеха же это нещадно раздражало, но ничего поделать он не смог, из-за чего злился ещё сильнее, а все разговоры про уборку аль-Хайтам усердно игнорировал. Так что добровольная уборка с его стороны вызвала у Кавеха противоречивые чувства и немалое беспокойство. — Н-ничего, — немного запинаясь, ответил Кавех. Кандакия резко встала со своего низенького стула и выпрямилась, словно по немому приказу, а аль-Хайтам повернулся к ней. Оценив быстрым взглядом стражницу, учёный махнул рукой, словно пытаясь отмахнуться от надоедливой мухи. За такое совсем недружелюбное поведение русал захотел отчитать аль-Хайтама, который, скорее всего, его совсем не послушает. — Ты свободна, можешь подниматься наверх. И следи, чтобы валука шуна не пришёл сюда. — Аль-Хайтам отвернулся, поправляя стопки книг на полу, больше совсем не желая обращать внимание на Кандакию. — Если спросят, то скажи, что мы заняты обследованием. Кандакия, не проронив ни слова, вежливо поклонилась и направилась к выходу, а русалу осталось только наблюдать за всем со стороны. Желание поговорить с ней никуда не ушло, и он пообещал себе сделать это, когда они снова останутся наедине. Теперь же на первом плане у русала встал разговор с аль-Хайтамом. Он хотел доверить ему секрет. Главный русалочий секрет о невиданных цветах. Пока русал пребывал в своих раздумьях, аль-Хайтам продолжал наводить видимый порядок в лаборатории. Тем временем лаборатория становилась всё чище и чище, а поведение аль-Хайтама вызывало всё больше и больше вопросов, которые так и остались без ответа. Только после этого он самодовольно ухмыльнулся проделанной работе и, усевшись на кресло, взял в руки тот самый непримечательный блокнотик. Лаборатория действительно стала выглядеть привычно, если не обращать внимания на оставшуюся грязную посуду, которую учёный будто совсем не замечал, а вот Кавеху она всё время мозолила глаза. Сосредоточенный взгляд зелёных глаз был направлен на погрубевшие со временем листы, а рот невольно двигался в такт написанному тексту. Кавех мог различить отдельные буквы, хоть звучали они крайне тихо. — Ты нашёл то, что искал? — в третий раз уже громче спросил Кавех, так как первые разы аль-Хайтам его совсем не услышал. — С чего ты решил, что я что-то искал? — Аль-Хайтам вопросительно выгнул бровь, но взгляд от книжонки всё равно не отвернул. — Чувствую, ты слишком задумчив, а это значит, ты что-то ищешь, либо предмет, либо ответ на вопрос, — не став скрывать самодовольную улыбку, сказал Кавех, положив подбородок на руку. Смех учёного был схож с лучами дитя богини Сумису: также согревал и даровал спокойствие, хотя звучал он довольно редко из-за холодного нрава хозяина. Невольно Кавех поддался ему и в ответ тоже тихо засмеялся. — Уже так хорошо меня знаешь? — тихо посмеявшись, произнёс учёный, отложив в сторону надоевшую русалу книжку. — Конечно, может, ты и пытаешься выглядеть загадочным, но для меня ты как дно океана. — Кавех повторил старинную поговорку, ходящую среди русалов. — Мне оскорбиться? — в шутку спросил аль-Хайтам, попутно медленно снимая халат, обнажая нижнюю, уже более открытую одежду. Кавех ненамеренно остановил взгляд на освобождённых от одежды бледных руках, мускулы которых напрягались от каждого действия и заставляли его задуматься о не совсем приличных в обществе вещах. — Нет, не стоит, — неуверенно произнёс Кавех, наконец-то одолев своё внутреннее нескромное желание продолжить смотреть на учёного, и отвернулся. — И что планируешь делать? — спросил он как бы невзначай. — Мне доставили новый коралл. Будем понемногу пытаться выяснить, что в них так сильно влияет на русалов, — в мгновение посерьёзнев, ответил учёный, вытаскивая из кого-то закрытого холодного шкафа маленький тканевый мешочек. Кавех замолчал. Он боялся снова сталкиваться с ними и сильным эффектом, которые они оказывают на него, из-за чего полностью теряется контроль над сладким ноющим чувством внизу живота. Но ради их общей цели даже вопреки всему его нежеланию и страху придётся вновь и вновь сталкиваться с кораллами. Аль-Хайтам гремел и громко бурчал себе под нос, отвлекая Кавеха от собственных дум по поводу своего решения наконец рассказать кому-то о русалочьих цветах. Судя по разворачивающемуся на рабочем столе бардаку из инструментов и бумаг, аль-Хайтам начал подготовку для последующего обследования. По коже русала прошлись мурашки только от одного вида металлических штуковин. — Аль-Хайтам, послушай меня, — сказал Кавех чересчур сладким и томным голосом. Даже маленькие кусочки коралла начинали на него действовать? Кавех был не уверен в этом, ведь с того дня, как его перенесли сюда, он уже начинал чувствовать силу кораллов, которые пытались повлиять на его чувства. Возможно, они в этом преуспели, ведь вновь вернулось то самое разгорячённое желание прикосновений. Тем временем аль-Хайтам, полностью погружённый в свои раздумья, никаким образом не реагировал на взволнованный голос русала. Он всё продолжал и продолжал проговаривать вслух свои мысли, совсем не обращая внимания на просьбы Кавеха, который уже находился на грани, и ещё немного — раздражение возьмёт вверх. На одну из попыток, когда он уже не стерпел и зло выкрикнул имя учёного, тот всё же отреагировал и оторвался от своей медленной подготовки. Стоило учёному повернуться и увидеть покрасневшее лицо русала, как он замедлил отвернуться и даже отойти подальше, что совершенно не понравилось второму. — Почему ты снова отворачиваешься от меня? — ещё злее крикнул Кавех, ударяя кулаками по бортикам ванны. — Я боюсь этого. — Эти слова прозвучали со всей той грустью и страхом, которые русал всё время прятал даже от себя самого. — Просто я не знаю, как реагировать на тебя. Стоит мне только посмотреть на тебя, как… — раздосадовано проговорил учёный, разведя руки в сторону в знаке того, что он совершенно беззащитен перед русалом. Шаги учёного были очень резкими и неосторожными, из-за чего он совершенно позабыл и не заметил вечно мешающую трубу с водой. Ещё один неловкий шаг, и аль-Хайтам, споткнувшись, полетел прямиком в ванную с русалом. Даже в такой ситуации учёный сообразил довольно быстро, и поэтому приземление оказалось не таким болезненным, каким могло оказаться без его предусмотрительности. Их нынешнее положение совсем нельзя было назвать приличным, ведь руки и ноги аль-Хайтама обступили тело русала, будто запирая его в тёплых человеческих объятьях. Стоило Кавеху приоткрыть один глаз, как он мгновенно вспыхнул алым румянцем. Это чересчур близкое положение распаляло жаркое, томящееся внутри желание, и, как бы сильно мысли ни вторили то, что нужно прекратить это, сердце втайне желало большего. Дыхание стало глубже и тяжелее, а губы соблазнительно приоткрылись, будто пытаясь подтолкнуть учёного к запретным действиям. Кавех схватился одной рукой за локоть аль-Хайтама. От одного прикосновения внутренний и внешний жар усилился, а стремление к ещё более откровенным прикосновениям было готово вырваться. Учёного тоже эта ситуация и положение не оставили равнодушным: кончики его ушек заметно покраснели, а нижнюю губу он крепко, почти до крови прикусил. Казалось, ещё немного, и из него выйдет сладострастный стон. Как бы Кавех хотел услышать это, тогда стоны учёного стали бы для него несравненной музыкой. Учёный не прервал жадное прикосновение русала, а лишь прикрыл глаза в попытке бороться со своим внутренним холодным «я». Желание. Страсть. Влечение. Всё это слилось в одно и теперь душило Кавеха, подталкивая к действиям и желанному освобождению от ноющих чувств. На жабрах шеи ощущалась непривычная сухость. Вместе с этим внутри русала расцветало кое-что давно забытое и невиданное, а из-за ноющего желания он совсем не заметил этого, пока искры в его руках не стали создавать очертания лилии. Кавех всё же решил разорвать прикосновение, когда почувствовал что-то мешающее в руке. Там оказался маленький цветок лилии. Шесть плотных белоснежных лепестков, а внутри искрилась завораживающая сознание недоступная для людей магия, только в этот раз Кавех заметил не привычную желтоватую середину, а того же пастельно-розового цвета, как его переливчатая чешуя на хвосте. Один за одним цветы создавались из ниоткуда и падали в солёную воду каменной ванны. Кавеху оставалась только с отчаянием смотреть на это, ведь остановить это он был не в силах. Он боялся реакции аль-Хайтама. Боялся того, что это отпугнёт его. — Что это? Цветы? — пристав на колени, тем самым прервав близкое положение, негромко проговорил аль-Хайтам, всё ещё не веря в происходящее рядом с ним. Аль-Хайтам зашипел и схватился за руку, на которой была царапина — её Кавех заметил ещё раньше, но не стал спрашивать. — Что происходит, Кавех? — тяжело дыша, спросил аль-Хайтам, когда боль стала не такой резкой и сильной. — Цветы! Цветы. Русалки умеют создавать необыкновенные цветы. «И каждый из них делает что-то!» —с восторгом и паникой говорил русал, потеряв нить происходящего вокруг — всё казалось ему будто во сне. Его цветок наконец-то обрёл свою силу. Но что это было, он не мог понять, так как его мысли всё ещё пылали плотской потребностью чужого тела. — Что сделал мой? — воскликнул он и поднял руку вверх, пытаясь рассмотреть растущий цветок. Боль во взгляде аль-Хайтама утихла, и он снова положил руки по обе стороны от русала, опять запечатывая в свою заботливую хватку. Кавех мог только в беспокойстве смотреть то на учёного, то на появляющиеся из ниоткуда цветы, которые покрыли уже почти всю воду. Этот вид со стороны мог напомнить самую прекрасную картину, а теперь Кавех стал её частью и ничуть не жалел об этом. Только паника и страх мешали ему прочувствовать любовь, с которой учёный смотрел на него. Аль-Хайтам, не зная, как остановить приступ русала, нежно положил правую руку на его тонкую талию. И разрешил себе, когда русал обратил всё своё внимание на него, медленные и утешительные поглаживания. Его хладнокровный вид совсем не отображал творившийся внутри него хаос из восторга и изнывающего желания позволить себе ещё одну дерзость. — Аль-Хайтам… Постой, что ты делаешь? — с наигранным возмущением произнёс Кавех, но всё же не стал убирать от себя чужую руку, а даже, наоборот, двинулся головой ближе к чужому лицу. — Пытаюсь успокоить тебя. — Как ты так делаешь… — сдерживая сладострастное мычание, проговорил русал, совсем забывая разумные слова. — Я… никогда подобное не чувствовал. Это было правдой. Никогда русал ещё не чувствовал подобных странных ощущений. Желание прикоснуться к кому-то или ощутить приятное чужое прикосновение на себе не появлялось, когда он кружил в толщах воды. С приходом в сухой мир всё стало совершенно по-другому. А учёный, что сейчас нависал над ним и даровал то, что он сам не в силах был просить, затмевал всё остальное в его жизни — теперь русал не мог представить свою жизнь без него и тех чувств, что пробуждаются в нём. — Я тоже, — шёпотом в губы проговорил аль-Хайтам, продолжая нежное чувственное поглаживание, которое постепенно переходило всё выше, уже почти касаясь розовых ореолов сосков. Поцелуй. Снова это слово вспыхнуло в сознании Кавеха, заменив все назойливые и беспокойные мысли. Рядом с аль-Хайтамом было так приятно, что хотелось раствориться в этом блаженном чувстве. Если они позволят это прикосновение губ, которое никак нельзя будет оправдать позже, то переступят незримую грань, преграждающую множество проблем. Плевать! Плевать на всех! Он здесь и чувствует, как учёный над ним всё больше и больше изнывает от желания поцелуя, но ждёт разрешения или действия от него. К чёрту дурные мысли! Он хочет этого! Он всем сердцем желает почувствовать чужие губы на своих, отдаться чувству любви и страсти. Кавех поддался своим настоящим чувствам и позволил случиться долгожданному поцелую. Страх, что аль-Хайтам оттолкнёт его, не сбылся. Учёный ответил тихим стоном и более настойчивым прикосновением губ, невольно вталкивая русала в стенку ванной.