Кавех
Кавех поддался своим настоящим чувствам и позволил случиться долгожданному поцелую. Страх, что аль-Хайтам оттолкнёт его, не сбылся. Учёный ответил тихим стоном и более настойчивым прикосновением губ, невольно вталкивая русала в стенку ванной. Тёплые руки вольно гуляли по его талии, иногда поднимаясь к груди. Чужие пальцы ласкали его возбуждённые соски, пока Кавех руками жадно цеплялся за тело учёного. Он даже не подозревал, что желал подобного. Сейчас ему казалось, что все его настоящие чувства спали до встречи с аль-Хайтамом. В каждом прикосновении, каким бы оно ни было невинным или чересчур откровенным, он чувствовал себя настоящим. Белоснежные лепестки слетали с рук русала из-за того, что он ни при каких условиях не хотел прерывать прикосновение. Волшебный цветок лилии расцветал. Магия русала искрилась в их середине и должна была обладать каким-то свойством, но Кавех не мог никак разобраться, каким именно. Как русал не понимал сам себя, так же и его цветок не проявлял свою настоящую силу. Чем яснее были чувства, тем легче было проявлять цветы. И только на пике своих эмоций он не мог контролировать их появление или, может, даже не хотел делать это. Пока они сливались в нежных поцелуях, ванна постепенно заполнялась искрящимися цветами. Кавех стонал от нетерпения, а аль-Хайтам безмолвствовал, ведь его действия говорили о многом и даже лучше, чем слова, произнесённые вслух. В этот момент, когда их тела и сознание сливались в воедино, они понимали чувства друг друга. В полной мере наконец-то осознавали свои и чужие страхи, а также чувствовали искренние желания в сближении друг с другом. Только в обществе друг друга они позволяли раскрываться со всех сторон. Постепенно хватка учёного становилась всё мягче и мягче, пока его губы всё-таки не оторвались от опухших губ русала. В его взгляде читалась неподдельная тревога и печаль. Общество и устои давили на них всегда, заставляя каждый раз забывать о своих желаниях. Русал сглотнул страх, продолжая цепляться за медленно отдаляющееся тело. Нет! Нет! Нет! Он совсем не хотел снова быть покинутым, вновь забыть свои настоящие чувства, которые просыпались только рядом с аль-Хайтамом. Сердце пронзила боль, когда учёный вновь наклонился к нему, одарив, как казалось, прощальным прикосновением. — Нам нужно… остановиться… — проговорил аль-Хайтам, ни на сантиметр не отстранившись от лица русала. Эти слова напугали Кавеха, заставили вновь окунуться в то бескрайнее одиночество, в котором он пребывал изо дня в день. Когда он наконец-то почувствовал чужое тепло и любовь, всё могло рухнуть, но он не позволил этого сделать. Кавех приложит все усилия, будет жадно цепляться за каждую возможность, которая поможет ему оставить рядом с собой аль-Хайтама. — Ты опять уйдёшь? — тихо сказал Кавех, всё так же жадно хватаясь за чужое тело. — Я опять останусь один. Он больше не мог сдерживать своих слёз. Всё было настолько сложным, что, казалось, нельзя было найти никакого выхода. Но даже так русал надеялся на то, что вместе они найдут ключ к спасению, который приведёт их в общее счастливое будущее. Это могло быть пустыми, почти детскими мечтаниями, но ему так надоело жить в страхе и непонимании, поэтому он так отчаянно цеплялся за единственный островок счастья в своей жизни. Он не может отпустить его, иначе его сердце навсегда разорвётся, ведь он уже не может представить свою жизнь без этого с виду хладнокровного, но такого чувственного и любимого Аль-Хайтама. Если бы у него были ноги! Он смог бы радоваться сухому миру в полной мере. И проживал бы день изо дня рядом с тем человеком, который волновал его сердце больше всего на свете. Слёзы стекали по влажным щекам, пока тёплая рука гладила его в попытке утешить. Цветы перестали появляться, и ладони русала больше не мучила боль от них. — Я так хочу обрести ноги, чтобы быть рядом с тобой всегда, — прошептал Кавех в губы своего возлюбленного. — Прошу всех богов этого мира даровать мне ноги. Аль-Хайтам хотел сказать что-то в ответ, но смог только немо двинуть опухшими губами. В его глазах искрились любовь и поддержка, которую он не мог высказать вслух. Кавех понимал его, поэтому молчание совсем не задело его, и он смог позволить себе крепко обнять горячее тело учёного, который бездвижно нависал над ним. Пока они наслаждались успокаивающим молчанием, один из цветков в ванне начал необычно переливаться в различные оттенки розового, от тёмного до светлого. Первым это необычное явление заметил русал всего лишь на мгновение, отвлёкшись от зелёных глаз учёного, которые так сильно манили и зачаровывали его. Что-то внутри заставило Кавеха отпустить руку к воде и потянуться к странному явлению. Аль-Хайтам заметил странное движение и, с усилием оторвав взгляд от раскрасневшегося лица русала, взглянул в сторону, где с невиданной силой расцветал один из цветков. Лепестки лилии раскрывались, выпуская магическое сияние наружу, а не, как обычно, скрывали его. Магия искрилась с новой небывалой силой, Кавеха удивляло и зачаровывало происходящее, так что он не смог оторвать взгляда, даже когда рука аль-Хайтама легла на его плечо, немного потрясывая. Он совершенно не слышал звуков остального мира, все его органы чувств были полностью поглощены своим собственным цветком, который впервые за всё время раскрылся перед ним, как и недавно его настоящие чувства и мысли, когда-то спрятанные глубоко в душе. Аль-Хайтам резко поднялся и отпрянул от русала, но тот вовсе этого не заметил, что немного напрягло первого. Сияние с цветка стало подниматься, а взгляд Кавеха жадно следил за ним, не опуская ни на миг. Оно кружилось и летало в разные стороны, пока не приблизилось к самому русалу. Легонько, будто поцелуй в носик, оно окутало сиянием вначале его лицо, а потом медленно спустилось к розовому русалочью хвосту и там оно стало быстро расширяться. Сияние постепенно поглощало его, аль-Хайтам попытался отогнать его, но его рука просто оказалась на русале, совсем не задев сияние. — Подожди, — еле-еле промолвил русал, наблюдая за происходящим. Ему совсем не было страшно. Сияние успокаивало его, давало непонятную надежду. Или так ему самому хотелось верить в лучшее. Тем временем магия полностью окутала его хвост, закрыв его прекрасный розоватый оттенок белым покрывалом сияния. Прошло мгновение, и оно исчезло, открывая двум ошарашенным зрителям небывалое зрелище. От секундного созерцания места, откуда исчезла магия, весь мир русала в мгновение перевернулся. Когда он смотрел перед собой, где должен был быть хвост, у Кавеха перехватило дыхание. — Что? — только и смог вымолвить русал, глядя на свои человеческие ноги.Аль-Хайтам
Король Унс узнал об этом практически сразу, что немало удивило аль-Хайтама и вновь заставило предаться новой волне подозрений. Вышло это совершенно случайно, наверное. Когда русалочий хвост превратился в ноги, Кавех и аль-Хайтам пребывали в таком ошеломлённом состоянии, что не могли даже сдвинуться с места. И только через пару минут смогли что-то еле звучно вымолвить, тогда-то в лабораторию зашёл король Унс, желая узнать, как продвигаются переезд и обучение русала. Сказать, что встреча оказалось очень неловкой и непонятной, — не сказать ничего. Абсолютно голый Кавех, у которого только что отросли ноги, сидел в ванне, наполненной белоснежными цветками лилии. Среди всех них можно было заметить один-единственный цветок, лепестки которого почернели и увяли. Русала не смущала его обнажённая сторона, потому что он вряд ли понимал человеческие обычаи и правила приличия, но вот аль-Хайтаму совершенно не хотелось, чтобы кто-то видел Кавеха голым. Себе он это, конечно же, позволит, а вот другим строго-настрого запрещено видеть такое невинное и одновременно обжигающее зрелище. Аль-Хайтам помог неумелому и непонимающему Кавеху вылезти из ванной и посадил на диван, обмотав его при этом красным покрывалом. Кроме того, что русал приобрёл ноги, ничего не изменилось. Всё то же прекрасное лицо с острыми и худыми чертами, с тонкими губами и глазами цвета редкой розовой жемчужины. Изящные руки, с которых нужно делать вековые статуи в дань самой красоте. Звонкий голос с нотками озорства, говорящий о тех вещах, которые сам аль-Хайтам боялся говорить. Весь Кавех был чувственным и лучезарным — при взгляде на него учёному хотелось улыбаться, а ведь весь этот мир редко заставлял его испытать эту прекрасную чарующую радость. Вот таким был Кавех в глазах аль-Хайтама. Всех слов мира ему не хватило бы, чтобы описать свои чувства, возникающие при одном-единственном взгляде на русала. Он готов был защитить его от всех напастей этого мира. Показать ему все те чувства, что давно скрывал от самого себя. Пока учёный ухаживал за русалом, король Унс с невозмутимым видом обхаживал лабораторию, иногда о чём-то злобно и недовольно похмыкивая. Проводил рукой по чистым железным полкам, стоящим вдоль стен, потом стал осматривать некоторые записи, но делал это настолько небрежно, казалось, что ему это совершенно безразлично. Судя по спокойному и бесстрастному виду, короля совсем не удивило то, что у русала вместо хвоста появились ноги, хотя это вполне заслуживает какой-нибудь реакции. Кандакия, пришедшая с ним, хоть и молчала, но глазами и жестами показывала все свои беспокойные чувства. Неужели ни у кого не возникло подозрений по поводу подмены? Мог ли он отпустить русала, а заместо него привести похожего человека? Никто из пришедших не высказал таких предположений. После долгого и не очень внимательного осмотра новой лаборатории король Унс с отвращением на лице сел в рабочее кресло аль-Хайтама и наградил присутствующих надменным взглядом с каплей осуждения. «Он так сильно изменился за последнее время», — подумал аль-Хайтам, продолжая наблюдать за гордецом, но уже совсем не глупым, каким он был раньше. — Ничего в замке не происходит без моего ведома, — громко сказал Унс и отвёл руку в сторону, будто отмахиваясь от надоедливых мух. — Скроем этот случай до последнего момента. Слова «до последнего момента» не на шутку напрягли учёного, ведь до этого он не представлял, что вообще есть этот последний момент. Так много тайн скрывалось за всеми словами короля, и ни одной из них он не мог поведать ему. Столько всего скрыто, столько всего придётся раскрыть, и никто не знал, как много времени понадобится на это и какие последствия будут в будущем. — До последнего момента? — с сомнением переспросил аль-Хайтам, прикрывая собой Кавеха. Учёный, как крепкая и высокая гора, возвышался над всеми и скрывал за собой своё самое ценное сокровище. Кавеху оставалось лишь беспрекословно подчиняться прикосновениям и словам аль-Хайтама, ведь состояние как внутреннее, так и внешнее ещё не полностью осознало, что теперь вместо хвоста у него есть пара ног. — До бала: русалу необходимо будет присутствовать там, — с полным спокойствием ответил Унс, крутя в руках яблоко, нагло взятое с чужого стола. Точно, весь замок живёт в предвкушении бала в честь приезда валука шуна. Даже если тот уже пару дней находился в этом самом замке, по правилам людей прилюдный праздничный приём должен быть обязательно. Бал должен получиться настолько роскошным, что затмит все последние, а память и слухи о нём будут ходить по народу ещё долгое время. — Необходимо? Его кто-то ожидает там? Аль-Хайтам надеялся получить вразумительный и полный ответ от Унса. Конечно же, на балу будут присутствовать крайне важные личности со всего королевства, но ведь мало кто знал о том, чем занят королевский учёный. Об исследовании русалов должно было знать очень мало человек. Если это было не так, значит, вновь от аль-Хайтама скрыли что-то очень важное, от этого он почувствовал такую злость, что готов был врезать невыносимо надменному королю. Но привычное самообладание всегда брало верх, ведь он прекрасно понимал, к чему могут привести импульсивные поступки. — Конечно же, многие приедут специально ради русала и валука шуна, — невозмутимо ответил Унс. Он разлёживался в чужом кресле, как в своём собственном. Его умению держаться можно было позавидовать. Одетый в самые богатые одеяния со всего королевства и обвешанный драгоценными камнями король Унс представлял из себя образец богатенького самовлюблённого дуралея. Но сейчас аль-Хайтаму казалось, что всё это напускное торжество богатства было всего лишь маской. — Если они увидят Кавеха с ногами, то вряд ли поверят, что он русал, — осмелилась встрять в разговор Кандакия, на что получила в ответ от короля презрительный взгляд. Несмотря на скверную репутацию Унса, он всё же оставался королём, который не терпел пренебрежения правил и неуважение к своей высокородной персоне. По этой причине все служащие в замке старались сквозь зубы с неискренним уважением обращаться к нему. — Ничего не понимаю, как подобное могло произойти, — сказал Унс, демонстративно закатив глаза. — Аль-Хайтам, срочно нужно выяснить это, — напоследок приказал он. Будто и без прямого приказа аль-Хайтам не понимал эту простую истину. Если бы не встреча с королём, то он уже бы выяснял все обстоятельства произошедшего, но, пока он здесь, лучше было держать язык на замке. Особенно нужно было замалчивать тему их тайных, не совсем понятных отношений. Только наедине с русалом он мог столь откровенно говорить о своих чувствах. — Это само собой разумеется, Ваше Величество. — Русала видели несколько человек. — Унс резким толчком поднялся с кресла и осмотрел собравшихся возле дивана людей. — Я разберусь с этим, а твоё дело, аль-Хайтам, только изучить этот явление. Русалу нельзя высовываться отсюда ни при каких обстоятельствах, видеть его будут только ты, аль-Хайтам, капитан Сайно, принц Тигнари и его личная с этого момента стражница Кандакия. Король развернулся на невысоких каблуках и уже собрался пройти к выходу, как что-то остановило его, и он вновь обернулся. Во взгляде бывшего друга аль-Хайтам заметил неподдельную тревогу, которая отозвалась и на его сердце. Сейчас он был готов вслушиваться в каждое слово Унса. Через мгновение его взгляд снова обдало туманом, вернулся обыденный горделивый прищур. — Всё остальное устрою самолично я, так что тебе не стоит беспокоиться, — сказал король, гордо задрав голову вверх. Всё вокруг короля будто было ложным, будто каждая клеточка его ещё юного тела была пропитана скверной и тайной, в которой даже он запутался. Паутина, плетённая разными пауками в королевстве, становилась больше с каждым днём, и каждый попавшийся в неё становился жертвой. Даже сами пауки попадались в чужие сети, становились добычей. Только самый сильный сможет выбраться — С каких пор Ваше Величество имеет чувство ответственности? — вырвалось у аль-Хайтама, хоть он и пытался держать язык за зубами, но этот нескромный вопрос волновал его. — С тех пор, когда пришлось быстро повзрослеть. Голос Унса не дрожал, а во взгляде проглядывался страх. Если бы аль-Хайтам захотел узнать о настоящих чувствах своего некогда бывшего друга, то ему пришлось бы погрузиться на самое дно бездны, где навсегда осталась та ранимая и невинная сторона короля. Он уходит, и теперь в следующей сцене остаются только трое.