Лилия в руках русала

Аль-Хайтам

      Прошло пару часов после ухода короля Унса, а его присутствие неуловимым холодом и страхом оседало на каждом в комнате. Кандакия пыталась покормить Кавеха, который до сих пор не отошёл от шока. Всё его тело дрожало, и даже после нескольких часов рядом с аль-Хайтамом и их горячих прикосновений он всё ещё не мог полностью унять её. В русала еле как впихнули пару ложек чуть тёплого супа.       Пока Кандакия нянчилась с русалом, аль-Хайтам беспорядочно рыскал в своих мыслях, а иногда в неразборчивых записях в бессмысленных попытках найти ответы на глобальные вопросы. В эти минуты ему казалось всё, что он делал раньше, бессмысленным, ведь даже исследования не давали ничего существенного. Ему хотелось разорвать все книги вокруг, сжечь листы со своими заметками и спрятать русала ото всех. Что-то было неладное во всей ситуации и в спокойной реакции короля, который будто ожидал этого. Бескрайняя злость скапливалась в учёном, но стоило бросить один мимолётный взгляд в сторону испуганного Кавеха, как злоба уходила бесследно.       Вместе с ногами во внешности русала изменились некоторые маленькие детали, например, прежних острых жабр на шее не было, а остались только длинные шрамы, и больше не было перепонок между пальцами. Казалось, что даже сам Кавех не заметил этих мелких деталей. Возможно, позже, когда он придёт в себя и примет ситуацию, то заметит куда больше, чем увидел аль-Хайтам.       На мгновение в голове аль-Хайтама всплыл стих, рассказанный Унсом, и он поспешил найти тот самый затрёпанный дневник. От каждого перелистывания страниц поднималось облачко пыли и прелый запах. Ничего связанного между текстами на соседних листах не было, будто кто-то совершенно случайно выбирал, когда и что писать в нём. Через полчаса бесцельного листания дневника аль-Хайтам снова захотел вспылить, но завораживающий вид русала придал ему новый прилив сил. Пару раз глубоко вздохнув от накопившейся за день усталости, аль-Хайтам принялся маленьким острым ножиком распарывать крепкие швы, соединяющие страницы, и растрёпанную обложку.       — Кандакия, подай мне стекло, — громко проговорил учёный и вытянул в ожидании руку. — Оно в нижнем ящике самого правого шкафа.        Он говорил так уверенно, будто совсем не сомневался в том, что другие будут его слушать. Кандакии не было напряжённо выполнить просьбу, но подобное отношение к себе она тоже не желала терпеть.       — Господин учёный, вам следует быть повежливей с тем, кто остаётся на вашей стороне, — сказала она негромко, передавая необходимый предмет в руку аль-Хайтама.       Они ненадолго столкнулись взглядами, упрямыми и решительными. Они были в чём-то похожи, а в чём-то очень сильно отличались, но сейчас они были на одной стороне, и лишние недомолвки и конфликты только помешают их совместным целям. Аль-Хайтам только в этот момент, когда их взгляды, полные уверенности, пересеклись, понял, что именно такой человек и нужен ему. Подозрения, обуревающие его всё время насчёт личности Кандакии, не ушли полностью, но заметно утихли, позволив его горделивой натуре пойти на уступки.       — Я услышал тебя, — тихо ответил аль-Хайтам и, взяв стекло, отвернулся. — И спасибо.       На лице Кандакии появилась незаметная улыбка от столь неожиданного послушного и приятного поведения, после этого она вернулась к русалу, который беззащитно сидел на диване в рубашке учёного, обмотанный одеялом. Аль-Хайтам хотел бы уделить ему куда больше внимания, но в своём тревожном состоянии он не знал, что делать с самим собой, поэтому решил занять свою голову чем-то серьёзным, чтобы хоть как-то успокоиться.       Каждую страницу нужно было отделить от еле сдерживающего корешка, но делать это медленно и аккуратно, чтобы не повредить сами страницы. После разложить на столе и прочистить кисточкой от пыли и грязи — иногда приходилось работать скальпелем и подобными железными инструментами, чтобы отделить особенно большие пласты грязи. На конечном этапе аль-Хайтам помещал средних размеров страницы под предметные стёкла, чтобы убрать помятости и сохранить в самом лучшем виде.       Прочищая одну страницу от пыли и аккуратно отделяя её от остальных склеенных, аль-Хайтам заметил интересную мысль, спрятанную средь бессмысленных строк. Ненамеренно смочив палец слюной, он почувствовал неприятный вкус от остатков со страниц. Аль-Хайтам медленно проводил пальцем по скрюченным буквам и убеждал себя в теории, быстро строившейся в его голове. На светло-коричневых страницах было написано:       «Моря сомкнутся над землёй, и всё угаснет под властью морского народа. Великие воды станут подчиняться только ей одной, чьё сердце десятилетиями было погружено во тьму и печаль. Из-за этих времён третья сестрица никогда не увидит тот самый цветок, а великий подводный бог, даровавший общение, умрёт. Берегите людей от того, чтобы они никогда не смели думать даже о том, чтобы получить русалочье дитя».       От раздумий аль-Хайтама отвлекла Кандакия, которая очень усердно пыталась поднять Кавеха с места, но тот, ещё не ладивший с новоприобретёнными конечностями, только и мог делать, что неаккуратно падать назад. Аль-Хайтам посмотрел на это трагичное зрелище и не смог сдержать отчаянного вздоха.       — Стоит обучить Кавеха ходьбе, иначе придётся таскать его на руках, — с неким укором в голосе сказала Кандакия. — Я, конечно, понимаю, что вы, господин аль-Хайтам, были бы не против такого расклада, но для меня это будет крайне затруднительно, — с тихим смешком добавила она.       Аль-Хайтам откашлялся — ему было слишком неловко сказать даже одно слово. Правда в словах Кандакии была, и именно по этой причине они звучали настолько смущающе, что учёный не смог скрыть налившуюся на лицо краску. Встав с тёплого насиженного кресла, аль-Хайтам подошёл ближе к Кавеху, которому заметно стало лучше, хотя бы взгляд уже не был устремлён в одну-единственную точку. Возможно, скоро бывший русал сможет смириться со своими странными обстоятельствами.       Новое обличие Кавеха с двумя ногами вместо хвоста втайне нравилось аль-Хайтаму больше, ведь не имело за собой много подводных камней, которые могли бы помешать им в нахлынувших опасных чувствах. Где-то глубоко внутри аль-Хайтама уже зрели новые идеи, возможности и ситуации, которые стали реальными благодаря этой абсолютно сказочной ситуации.       Кто бы мог подумать, что русалы могут так просто превращаться в людей? Или, может, Кавех был среди них особенным?       Аль-Хайтам ухмыльнулся этой мысли и в сердце дополнил словами о том, что для него Кавех оказался действительно особенным, но по своим необъективным причинам. Никогда до этой внезапной встречи и исследования учёный не мог помыслить о том, что его сердце будет чаще биться даже из-за обыденных жестов другого существа. Но именно сейчас он испытывает необычайное волнение, радость и счастье, стоит только Кавеху появиться на горизонте его взгляда, стоит только подарить невесомое прикосновение и сказать что-нибудь, даже всего одну букву, как сердце учёного трепетно впитает в себя это.       — Он даже человеческого языка ещё не понимает, — сказал аль-Хайтам, еле как уняв смущённую полуулыбку.       И они оба посмотрели на Кавеха, который нерешительно метался глазами то к своей стражнице, то к учёному. Изучение языка проходило успешно, но всё ещё требовалось намного больше времени, чем выделил им король. Нужно было сделать ещё столько всего, ведь даже некоторые люди до сих пор не знают своего же языка. Кавех попытался встать, но дрожь в неумелых и некрепких ногах помешала ему это сделать. Эту попытку заметил аль-Хайтам и вовремя ухватил того за талию, которая оказалась достаточно атлетичной и крепкой почти наравне с самим аль-Хайтамом, но всё же не совсем.       После удачной поимки неуклюжего русала положение его и учёного со стороны выглядело крайне театрально и драматично, словно конец эпической сцены, где дама умирает на руках своего дорогого возлюбленного. Мимолётный порыв прикоснуться и одарить холодную щёку Кавеха нежным прикосновением был успешно сдержан, ведь при других аль-Хайтам всё ещё не позволял себе действовать столь раскованно, как это было наедине с русалом. Кавех прикрыл глаза, ожидая прикосновения, но, не дождавшись его, он одарил учёного непонимающим взволнованным взглядом.       — Привет, я знаю твой язык, — медленно, с большими паузами проговорил Кавех, не отрывая внимательного и любящего взгляда от учёного.       Судя по тому, как тяжело и медленно Кавех двигал челюстью и губами, язык и произношение давались ему с трудом. Аль-Хайтам не смог сдержать улыбку, ведь эта попытка была очень воодушевляющей и очаровательной. Кандакия откашлялась, привлекая внимание, благодаря чему парочке пришлось с неохотой рассоединиться, даже если они желали продлить миг единения как можно дольше. Кавеху пришлось снова восседать на кожаном диване, а аль-Хайтаму — наблюдать за ним со стороны.       — Как мило, — с улыбкой сказал аль-Хайтам, перейдя на русалочий язык. — Но не напрягайся так сильно, мне уже достаточно того, что ты стараешься.       Эти слова были чистой правдой, ведь учёный не хотел требовать от русала чего-то взамен на свою заботу, разве что только присутствия рядом, которое невольно мотивировало его. Обстоятельства требовали от них почти невозможного, а им оставалось только подчиняться, иначе нескончаемый ворох проблем не дал бы им наслаждаться даже редкими минутами в обществе друг друга.       В подземной лаборатории витал несильный тухлый запах, ведь проветривания даже искусственного было совсем мало, а вода и затхлость всегда оставались. Аль-Хайтам говорил об этой проблеме королю, но тот, кроме туманных обещаний, больше не сделал ничего конкретного. Этот запах давил на атмосферу и на физическое состояние тех, кто постоянно находился здесь — если в случае русала раньше это было нормально, то сейчас, когда Кавех стал человеком, это могло больше навредить.       — Алфавит он уже прекрасно знает и даже может прочитать по слогам, но проблема в том, что он не понимает значения слов и предложений, — сказала Кандакия, присев рядом с Кавехом и аккуратно взяв его за руку, потому что того снова начало трясти.       Аль-Хайтам не нашёл в этом действии ничего страшного, потому что его уверенность в Кавехе мало чем можно было пошатнуть, а Кандакия совсем не интересовалась противоположным полом. Личная стражница русала отличалась заботливым и одновременно строгим нравом, который притягивал и располагал к себе многих, а то, что она отлично контролировала свои эмоции и вместе с этим всё тело, могло помочь в тонких дворцовых интригах. Чем больше Кандакия проводила время с русалом, тем больше учёный убеждался в её искренних намерениях.       — Ничего страшного, у него уже большой прогресс за столь короткое время, — спокойно проговорил аль-Хайтам и внимательно посмотрел на вопрошающий взгляд Кавеха, который не понимал, о чём идёт речь между двумя людьми.       Если уж Кавех стал человеком, то было бы грубо и жестоко ограничивать его в простых человеческих радостях, которые часто никто не ценит. Возможность ходить на своих двух ногах была доступна так многим, что они забыли о том, какое это великое благословение — беспрепятственно исследовать мир. Русалу эта возможность была совершенно недоступна из-за физических возможностей, а сейчас, когда всё необходимое было, аль-Хайтам не допустит того, чтобы это желание Кавеха осталось неисполненным.       Русал так сильно хотел остаться рядом с ним, что, кажется, сами боги всех миров даровали им эту великую возможность и разрушили естественный порядок вещей. Главное, чтобы их собственные эгоистичные желания не привели их к ужасному концу. Быстро сообразив, учёный отодвинул стол, который мог помешать их дальнейшему уроку.       — Так, ладно, но если устанешь, то сразу говори, — сказал аль-Хайтам, перейдя на русалочий язык. — Возьми меня крепко за руки.       С минуту Кавех обдумывал сказанные слова, будто совсем не веря в возможность происходящего. Аль-Хайтаму оставалось только улыбаться и послушно дожидаться, когда русал решится на ответный шаг. Через пару молчаливых минут Кавех быстро поморгал и, ухмыльнувшись, всё же подал руку, на что и Кандакия не сумела сдержать радости и негромко похлопала в ладоши.       Аль-Хайтам потянул на себя Кавеха, аккуратно обхватив его за талию одной рукой, а второй помог облокотиться на своё плечо. Из-за этого положения они оказались настолько близки друг к другу, что в голову учёного ударили совсем свежие воспоминания об их недавней близости, о том, как его руки нагло и безнаказанно блуждали по чужому телу, даря долгожданные ласки и самозабвение. И сейчас именно эти же руки поддерживают Кавеха и помогают сделать один самый первый и верный шаг, который точно не приведёт к падению.       Шаг один, а сколько в нём было надежды и страха, который и замедлял их. Руки Кавеха жадно впивались в чужие руки, чуть ли не царапая их, а взгляд метался с лица учёного до пола. Страшило не само падение, а возможность допустить ошибку в обычном деле.       — Аль-Хайтам, мне страшно! — громко вскрикнул Кавех, когда аль-Хайтам позволил себе сделать небольшой шаг назад, чтобы расстояние вынудило русала подойти. — Правда, очень страшно, — продолжал он жалобно постанывать от страха.       Сердце учёного сжалось от любви. Хотелось сделать так много, чтобы его лицо никогда не омрачалось болью, но тешить себя детскими наивными надеждами аль-Хайтам не любил, поэтому он дал самому себе обещание о том, что никогда больше не отступится от русала. Обещания — очень странная вещь, ведь то, что за ними скрыто, будет грузом и ответственностью, но такой, которую очень легко разрушить.       — Не волнуйся, я теперь всегда буду поддерживать тебя, — проговорил он это настолько тихо, чтобы никто больше в мире не услышал его обещания, ведь эти слова принадлежат теперь одному русалу. Руку с талии он медленно отпустил — Кавех пытался вернуть её на прежнее место, но его руки всё ещё были слабы, поэтому попытка не увенчалась успехом. Аль-Хайтам поднял руку к его измождённому лицу и нежно погладил по щеке, чтобы успокоить и дать понять, что он совсем не один.       Эти слова, несмотря на их скудность, действительно смогли помочь Кавеху расслабиться и вернуть его в привычное самоуверенное состояние. Он глубоко вздохнул и прикрыл глаза, полностью доверив своё тело в чужие руки. Было очень приятно знать, что кто-то может просто так довериться тебе. Аль-Хайтам вновь сделал шаг назад, отдаляясь от Кавеха, и ещё один, пока между ними не возникло приличное расстояние, которое должен уже преодолеть второй.       Долгое нерешительное бездействие не напрягало его, как это было обычно с другими людьми, учёный лишь послушно ждал, когда русал соберёт все оставшиеся силы для одного шага. Как странно было осознавать собственные изменения, аль-Хайтам с трудом привыкал к открывшимся граням личности, ведь до этого он считал себя абсолютно невыносимым, а, оказывается, он умеет быть заботливым и терпеливым.       Шаг всё же был сделан. И не один. Маленькие шажки оказались на удивление быстрыми, и только на последнем собственная уверенность немного подвела Кавеха, и он завалился на аль-Хайтама, который крепко, как скала, стоял рядом, не давая им повалиться на пол. Но эта небольшая неудача не вызывала у русала приступ паники, а только лёгкий смешок, который он спрятал, зажавшись в плечи учёного.       — Вот так, — спокойной прошептал аль-Хайтам, нежно поглаживая локоть Кавеха. — Аккуратно переставляй одну ногу.       Пока они находились в такой близости, аль-Хайтам никак не мог выбросить из головы те воспоминания о своих руках на талии русала, о поцелуях разной степени жадности и страстности. Аль-Хайтаму вновь захотелось одарить сухие и тонкие губы Кавеха своим жарким прикосновением.       Кандакия негромко откашлялась, чем привлекла внимание близко стоящей друг к другу парочке, которая сама не заметила, как оказалась на довольно неприличном друг от друга расстоянии.       — Кавех, знаешь, что теперь ты можешь делать? — Кандакия резко встала с дивана и прошла в центр лаборатории. — Танцевать. Стоит только сделать пару уверенных шагов.       Её голос звучал воодушевлённо, почти возвышенно, словно она говорила о чём-то настолько великом, что ни одна живая душа не могла бы прожить без этого. Аль-Хайтам же относился к танцам нейтрально — его никогда особо не интересовала эта тема, если она не касалась его близкой подруги, которая уже несколько лет как пропала.       — Ему ещё слишком рано, — сказал аль-Хайтам, прищурив глаза, потому что ему не совсем понравилось то, к чему ведёт Кандакия.       — Танцевать? А что это? — со звонким смехом спросил Кавех, не отрывая взгляда от обнимающего его учёного.       — Это замечательная вещь, в которую можно вложить всю свою душу без остатка, — с яркой и широкой улыбкой сказала Кандакия, продолжая выделывать грациозные движения с пустынными мотивами.