Lullaby

Августовское солнце нещадно пекло, выжигая даже мысли, не говоря уже о коже. Над многочисленными каменными поверхностями дрожала неверная дымка. "Температурная инверсия" - удовлетворенно хмыкнула я, вспомнив какое-то умное слово. Странно, что в данный момент я думала именно об этом, ведь моему взору представала фантастических размеров трибуна, заполненная ликующей шумной толпой. — Как ты? — прошептал Вильгельм над самым ухом, в ответ я лишь молча кивнула. Я не выказывала особого желания присутствовать здесь, и дело даже не в природной моей нелюбви к дешёвым зрелищам и шумным сборищам. Появившись тут под руку с Кеплером я почувствовала себя морской свинкой в аквариуме, за которой с садистским удовольствием наблюдают десятки глаз. Тревожил и инцидент, имевший место буквально пару часов ранее. — Эй, ты здесь? — глубокий голос Вильгельма отдавался множественным эхом в огромном помещении. За темным коридором последовал необъятного размера светлый зал, наполненный заготовками титанического размера скульптур. Я смущенно замерла у самого входа, изучая удивительное зрелище. Вильгельм же спешно прошёл вглубь помещения, где повстречал мужчину средних лет в толстых очках и перепачканном фартуке. Они обсуждали что-то, но до меня долетали лишь искаженные обрывки фраз, да и не сказала бы, что меня сильно волновала суть их разговора - я полностью отдалась нахлынувшему изумлению, бродя меж возвышающихся на многие метры над моей головой статуй. Завороженно наблюдая, как очередной солнечный луч играет по громадным каменным мускулам изваяния, я чуть не столкнулась с каким-то молодым человеком, который бесшумно появился спереди и, по видимому, как и я, был слишком увлечён. — Прошу прощения, — улыбнулся незнакомец, увидев, как я подпрыгнула от неожиданности, гулко стукнув каблуками. Он был примерно моего возраста, крайне приятен внешне, я бы даже сказала, что до приторного слащав: чувственные тёмные глаза, такие же тёмные волосы в аккуратной укладке, светлый костюм на худом вытянутом теле. Если бы я была тогда скучающей вдовой бальзаковских лет, клянусь, не пропустила бы такого! — Всё в порядке? — в проходе меж рядами статуй оперативно появился мой спутник, но искреннее удивление быстро сменилось широкой улыбкой, когда он пробежался глазами по физиономии молодого человека. — А, это ты, Йозеф! — одобрительно бросил Кеплер, протягивая руку парню. — Мне кажется, когда в последний раз тебя видел, ты был немногим выше вон той табуретки... — Быть может, — улыбнулся в ответ юноша, пожимая руку. — Шесть лет - чем не срок. — Спешу тебя поздравить с недавно полученной докторской степенью, — на этом моменте я уже собралась было продолжить изучение скульптур, решив, что между мужчинами завязывается ничего не значащий трёп старых приятелей, но тут до меня долетели слова, которые не могли не смутить: — Спасибо, а как дела у Хильды? Слышал, она покинула Рейх, причём с концами, — эхом отразился от высоких стен звонкий голос молодого человека. — К счастью, она уже давно не отчитывается мне о своих передвижениях, да и не должна, — отозвался глубокий, отчего-то помрачневший баритон. — Раз так, познакомишь со своей юной спутницей? — проворковал молодой человек, заставляя меня встрепенуться. — Конечно, это Эрика, — после его слов я с дежурной улыбкой протянула руку для поцелуя. — Была бы я режиссёром - обязательно сняла бы вас в роли великолепного злодея! — решаю невзначай пошутить. — Что-ж, буду рад, если узнаю однажды о вашем режиссёрском дебюте, Fraulein, — подыграл мужчина с улыбкой, что отчего-то показалась мне хищной. — И где ты её нашёл, старик? Мне бы такую, — обратился парень уже к Кеплеру, демонстративно окинув меня взглядом с ног до головы. — Это совсем не то, о чем ты подумал. Эрика - княгиня Кшечевская, моя давняя приятельница и очень достойная девушка, — Вильгельм оборвал сальность молодого человека. — Тогда спешу принести глубочайшие извинения, — выдал он, театрально вскинув руки. И нет, во всей ситуации меня смутило даже не то, что какой-то хлыщ спутал меня с адьюльтером Кеплера, в какой-то мере это было даже лестно - я и не предполагала, что вообще могу выглядеть, как привлекательная женщина. Смущала же меня упомянутая Хильда, на счёт которой Вильгельм никак не спешил высказаться. Всю дорогу до стадиона он то утыкался в газету, то заводил со мной почти светскую беседу о природе, погоде и предстоящем событии, словно бы намерено избегая любого упоминания стычки с тем юношей. И вот мы здесь. Рев трибун замолкает под писком микрофона, начинается очередная экзальтированная речь Фюрера, суть которой любой здравомыслящий человек уложил бы в пару предложений. — Тебе совсем не интересно? — не унимался Кеплер, обжигая шею горячим дыханием и заставляя мой дух окончательно покинуть дрожащее тело. — Я не интересуюсь ни политикой, ни шоу-бизнесом. То, что перед нами сейчас - лишь в последнюю очередь спорт, — отвечаю, не без труда собрав мысли в кучу. — И неужели нет азарта? — слегка повернулся он, едва не касаясь губами моего лба. — Мне не нравится агрессия, сопровождающая подобный спорт. Для меня спорт - это про любовь и про красоту. В нем нет универсальных рекордов и правил, у каждого они свои. Вы когда-нибудь видели футбольных фанатов? — вопросительно смотрю на него снизу вверх. — Они готовы друг друга в клочья порвать, хотя по сути никем друг другу не являются и даже не имеют никаких противоречий в образе жизни и внутренней философии. "Разделяй и властвуй" — резюмировала я. — Именно так, — согласился Кеплер. — Именно поэтому нам надо сидеть и улыбаться, демонстрируя единение с нацией, будто бы здесь, на этом стадионе есть "свои" и "чужие". Неясный осадочек не спешил меня покидать на протяжении всего мероприятия, плавно перетекшего в торжественный ужин. В глазах пестрело от лиц, привычных на газетных разворотах: генералы и оперные солистки, профессора и кинодивы, министры и аристократы. Я лишь действовала по привычной тактике - притворилась приведением, пропуская вечер мимо себя и цедя кислое вино в углу. Не могла упустить лишь того, что чем больше времени отделяло меня от беззаботных и уютных балов у папà, тем реже появлялись на подобных мероприятиях люди во фраках и чаще - в мундирах. — Опять надеешься спрятаться? — снова вмешался Вильгельм, появившись из-за колонны. — Вам доставляет удовольствие меня преследовать? — ответ вышел немного нервным. — Я всего лишь понимаю, что тебе здесь неуютно. Быть может, завести разговор - отличная альтернатива выпивке? — он мягко выудил бокал из моих податливых рук и поставил его на стол. — Взгляни, например, на ту даму, — проследив за его взглядом, я не без удивления обнаружила женщину, разительно отличавшуюся от остальных. Она была одета не в роскошное платье, а в строгий костюм, на лице беззастенчиво красовались столь неуместные на светском рауте очки и не было и намёка на заметный макияж. — И кто это? Надзирательница из института благородных девиц, искала библиотеку и заблудилась? — Почти. Это Fraulein Mohr, лидер "Союза немецких девушек". — Kinder, küche, kirche... — флегматично процедила я сквозь зубы. — Почему она расхаживает тут, а не хранит очаг, облажившись младенцами? — На самом деле интересная женщина, думаю, вам следует пообщаться. — А я так не... — но не успела я закончить фразу, как женщина, поймавшая взгляд Кеплера в толпе, устремилась в нашу сторону. После краткого обмена любезностями и формального знакомства Вильгельм удалился под предлогом поиска сносной выпивки на фуршете для нашей компании. — Ваша фамилия показалась мне знакомой или я ошибаюсь? — начала женщина, изучая меня через толстые линзы очков. — Нет ничего удивительного. Мой отец долгое время активно работал в партии, но после был вынужден её покинуть. — А что вы думаете? — Не больше, чем мне полагается, ведь святой долг нас, женщин, быть вне политики, — не сдерживаю саркастичной нотки в своих словах. — Не соглашусь, — бодро отзывается собеседница, словно бы не замечая колкости. — Современная женщина должна быть всегда в тонусе. Она не должна быть "наградой", которую завоёвывает мужчина, не должна сдаваться на милость победителя, не должна воспринимать свое тело, как сакральный вожделенный фрукт. Современная немецкая женщина должна сама выбирать себе достойного мужчину, не давая буржуазным пережиткам или низменным страстям поработить её разум, она должна быть добрым другом и товарищем. — Оглянитесь, — я обвожу беглым взглядом зал, то и дело щурась от вездесущего блеска погон и оружия, от мельтешения лампасов и значков. — Многие из них даже не догадываются, что у женщин есть разум. — Быть может, — вздыхает собеседница. — Но это в основном о старых монархистах с их консервативным прусским духом. Национал-социализм, безусловно, за сохранение семейных ценностей, но в более рациональном и цивилизованном виде. Едва я хотела уколоть собеседницу, съязвив на счёт того, что не так просто, видать, найти подходящего немецкого мужчину, ведь той было уже явно за тридцать, а она все ещё оставалась Fraulein, но сознание опередило бесстыжий хмельной язык и я просто улыбнулась подошедшему Кеплеру, участливо предлагающему новые бокалы с пузырящимся ароматным напитком. — Буду откровенна, — начала я после первого глотка прохладной жидкости, приятно щекочущей горло, но что-то странное заставило запнуться, притягивая взгляды собеседников. В бокале вместо шампанского плескалась содовая, но мне оставалось лишь исподлобья метать молнии в сторону Вильгельма. — Я убеждена, что женщины не должны исключаться из общественной жизни, не должны терять право на образование и работу. — Вероятно, вскоре девушек будут менее охотно брать в университеты, - отозвалась Мор, — Но ведь большинство из них там не более, чем для поиска подходящей партии. Стоит ли государству и обществу тратить силы и деньги на обучение, которое им никогда не пригодится? — Из всех кошмаров, что способно вообразить моё сознание, нету худшего, чем мир, где я просто "лучший друг человека" и приспособление для воспроизводства. — Это лично о вас, а большинство девушек все же больше ужасаются от перспективы остаться старой девой... — задумчиво проговорила Мор, отводя взгляд куда-то в сторону. В тот вечер я не придавала особенного значения словам этой женщины, а зря. Ее слова оказались бы интересным историческим свидетельством, но все мои мысли были заняты тем, как бы лучше выразить свое негодование Вильгельму, и когда уличные фонари уже бежали по заднему сидению автомобиля, у меня начал зарождаться план...