Lullaby

— И все же, как ни крути, это долгожданное объединение откроет новые горизонты для тяжёлой промышленности! Общая экономическая зона, свободное перемещение ресурсов... — вслух размышлял тщедушного вида мужчина, похожий на маленькую восточную собачку и старавшийся показать себя большим знатоком вопроса, но водянистые фразы выдавали в нем скучного делетанта. Его высокий и неровный голос перебивался звоном серебра, переговорами прислуги и шепотом ветра в альпийских кронах. Ужин был не особо шумным и пышным, это мероприятие на уютной австрийской горной вилле организовано скорее "для своих". Парочка до дремоты приевшихся лиц с первых полос газет - какие-то министры. Более свежими и непривычными были лица промышленников и армейских чинов - те любили приватность и нечасто радовали публику своими заявлениями. Я зевнула так, что челюсть свело, неловко прикрыла рот рукой и с ухмылкой искоса глянула на сидящего рядом Вильгельма. Повернувшись к нему вполоборота, я то и дело задевала его дергающимся острым носком туфли, закинув ногу на ногу. Он ответил лишь беглым взглядом и еле заметной улыбкой, давая понять, что считал мой сигнал. На тот момент мы уже два года, как были любовниками. Я действительно получила работу в неплохой лаборатории, занятой экспериментальными препаратами, и хоть лаборатория официально не была частью структуры СС, "чёрный орден", разве что в лице одного лишь Кеплера, все же взял шество над проектом. К счастью, это не привело к вмешательствам в рабочие процессы и ограничивалось публичными реверансами, призванными продемонстрировать всему миру заинтересованность нового государства в науке, для лаборатории же это была неплохая возможность получить материальную поддержку и огласку, а для Вильгельма Кеплера это была лишняя возможность понервировать меня своей ехидной физиономией. Не раз случалось такое, что во время, к примеру, прочтения мною публичной речи или дачи интервью он, подобно невоспитанному ребёнку, незаметно щипал меня за ляшку или дергал за резинку чулка, заставляя голос глупо дрогнуть, а лицо исказиться в неуместной гримасе злобы и одновременно нежности. Мы не жили вместе всё время, всё же трудовые будни часто забрасывали нас обоих в совершенно разные уголки света, но пару раз в месяц удавались случайные (и не очень) встречи, полные как пылких споров о работе и политике, так и волнительных прикосновений. Несмотря на загруженность, по крупным праздникам вроде Рождества мы всегда выкраивали время для тихого совместного уикенда. Меня до дрожи в коленках устраивало такое положение дел, ведь становиться "фрау" я не спешила, а томно ходить под ручку с таким мужчиной быстро бы надоело. Чуть больше года назад - вероятно, за успешное во всех отношениях участие в проведении олимпиады, Кеплер был удостоен третьего дубового листа на петлицах. Наверное, это придало ему смелости и он теперь совершенно не стеснялся появляться со мной в свете в качестве пары, несмотря на историю моей семьи, политически неоднозначную. — Интересно, а что думает Fraulein Эрика по этому поводу? — вырвал меня из медитативного созерцания точеного профиля Вильгельма высокий голос тщедушного мужчины. Он пребывал заметно оскорбленным, заметив мой скучающий взгляд, и решил одернуть. — Остаётся надеяться на дружелюбную и плодотворную работу с новыми коллегами, ведь Австрия - буквально родина современной фармацевтики, — парировала я. Мужчина, удовлетворенный пустотой и лаконичностью ответа, вновь окунулся в самозабвенный щебет, а я почувствовала теплую ладонь на коленке, скрытой лишь неприлично тонким плетением шелкового чулка. Длинные и крепкие пальцы по-хозяйски поглаживали ногу, скользя в разных направлениях, пока обладатель ладони сохранял столь невозмутимый вид, будто эта часть его тела жила отдельной жизнью. Я, недовольная чрезмерной наглостью спутника, слегка стукнула острым каблуком по его до блеска начищенной туфле, подаваясь вперёд с видом увлеченного слушателя. — Так как, говорите, фамилия того архитектора? Его проекты и впрямь амбициозны. Продемонстрируете мне как-нибудь? — изображаю заинтересованность в разговоре, удовлетворенно поглядывая на Кеплера. Я смахнула его ладонь с коленки, как хлебную крошку со стола, а теперь напропалую беседовала с окружающими, игнорируя его мечущий искрами взгляд. Он впрямь злился на меня? Нет конечно. Думаю, ему нравилось чувствовать, что девушка, способная очаровать всякого и поддержать любую, даже непростую беседу, без тени сомнения выбирает именно его. Я чувствовала то же самое - Вильгельм часто становился объектом женского внимания - неженатый, молодой, внешне приятный, скорее даже обворожительный. На публичных мероприятиях вокруг него взбудораженно вились, подобно мотылькам у лампы, скучающие дамы и мечтательные девушки, наперебой стараясь заинтересовать того своей болтовней, а я лишь стояла в стороне и с ухмылкой ждала, пока тот незаметно изобразит мне страдающий вид и заговорчески подмигнет. Как и ожидалось, после ужина все разбрелись по саду и дому в ожидании вечерней прогулки в горы. Вильгельма увлекли за собой несколько мужчин, громко что-то обсуждавших. "Пожалуй, он задержится на террасе" - подумала я тогда и направилась на променад по самым тихим и отдалённым уголкам имения. Шорох где-то за спиной отвлек от созерцания теплого вечернего солнца в пышных кронах, и я почувствовала осторожную, но безапелляционную хватку со спины. Инстинктивно принимаюсь отбрыкиваться от неизвестной угрозы, не спешащей ослаблять захват и едва позволяющей двинуться, разворачиваюсь лицом и неосторожным движением лишаю эту "неизвестную угрозу" чёрной фуражки, слетевшей с взъерошенной головы. — Ты идиот! — упираюсь кулаками в его грудь, хмурясь от расслабленного и довольного выражения раскрасневшегося лица напротив. — Что не так? Разве это мог быть кто-то кроме меня? — Я это тебе еще припомню, — сдерживать брови сдвинутыми стоило усилий. — Буду с нетерпением ждать, — с улыбкой выдохнул он, подхватывая меня на руки. Кисти, безвольно свесившись, привычно обвивают его шею. Ему не стоило трудов держать меня так, но даже зная это, я не переставала каждый раз смущаться, сама не понимая, от чего. Я прерывисто целовала его, то приближаясь, то отдалась, наблюдая за танцем случайных лучей на приятном, ставшем родным лице. — Эй, Кеплер! — послышалось откуда-то со стороны. Я испуганно заелозила, попытавшись спрыгнуть, но Вильгельм не спешил меня отпускать, с издевкой смакуя вид моих принявших форму блюдца глаз. Он прислонился спиной к раскидистому тополю, скрываясь от незванного визитера. Тот уже успел подойти ближе и подобрать фуражку, что я заметила, опасливо выглядывая из-за дерева. К горлу непроизвольно подобрался бессовестный детский смешок, и я принялась прикрывать рот ладонью, причём не только себе, но и своему спутнику, пока мы оба боролись с желанием гортанно расхохотаться. — Да где тебя носит? — уже с некоторой тревогой крикнул появившийся мужчина, озираясь по сторонам, когда мы показались из-за куста, изображая непринужденную беседу. Завидев нас, нежданный гость быстро отреагировал: — И куда ты забрался, шельмец? — он демонстративно водрузил фуражку на голову хозяина. — Freulein Эрика, — поздоровался тот сдержанным кивком. — Вы знали, тут такие прекрасные яблони! Вильгельм как раз мне их показывал. — Что-ж, хорошо, — беззлобно усмехнулся мужчина, предлагая нам пройти за ним. Все уже собрались для совместной прогулки в горы. Пестрая разношерстная цепочка из дюжины гостей вытянулась вдоль тропинки подобно бегущим друг за другом муравьям. Непринужденные и даже нескучные разговоры, приятная предзакатная прохлада, однако с каждой минутой я все отчетливее ощущала подступающую мигрень, бившую набатом по вискам. На очередном скалистом пятачке пришлось остановиться и невольно привлечь внимание окружающих. — Вы впорядке? — бесцветно материализовал повисший в воздухе вопрос какой-то немолодой генерал. — Боюсь, мне немного нездоровиться, — ловлю в толпе лицо Вильгельма, взолнованно вздернувшего бровь. — Пожалуй, мне лучше присесть или отправиться обратно. Приятной прогулки, господа. — Ну не оставлять же вас одну, в самом деле, моя милая, — продолжал все тот же генерал. — Все в порядке, я сопровожу княгиню, — отозвался знакомый наигранно-дружелюбный голос. Из-за многочисленных спин появился адъютант, предлагая мне локоть. Я, бросив натянутую улыбку, соглашаюсь и остальные зрители этого действа, удовлетворенно выдохнув, двигаются в противоположную сторону. — Бедная девочка, у вас есть все основания для недомогания, — в своей саркастической манере начинает молодой человек, а я не сдерживаю шумного утомленного вздоха. Моя голова и так трещала по швам, и я решила не утруждать себя ответом на его бессмысленные выпады. — Ведь на короткий момент вы вошли в десятку богатейших женщин страны, а теперь довольствуетесь положением безвольной игрушки этого напыщенного самодура. Что же с вами будет потом, милая девушка? — хмыкает он. — Я ведь говорил вам - не лезьте, куда не следует. Видит бог, я не желал этого, — мужчина внезапно останавливается и я, крепко прижатая его локтем, по инерции подергиваюсь вслед за ним. — Теперь вы мне просто не оставляете выбора, — под кожей пробежал липкий холодок, когда я наткнулась на его безжизненный взгляд. С тем же взглядом Зиверс сбил меня с ног парой ловких ударов, рот наполнился кислым привкусом крови от пробитой щеки. Он поспешил вжать меня в землю ботинком, и десятки придорожных камушков принялись терзать кожу. Он с нажимом, едва ли не всем весом упёрся в моё горло. По наитию ноги и руки тянулись к нему в попытке ударить, но с каждым разом эти бессмысленные потуги становились все слабее и слабее. Я чувствовала, как лицо наливается багровой тяжестью. — Какая жалость, любовница чиновника погибает в результате несчастного случая в горах, — исказился он, приблизившись. — И её изуродованный труп, потрепанный местным зверьем и солнцем, находят через несколько дней под одним из отвесных склонов, — отчеканил мне в лицо адъютант. Взор метнулся куда-то вбок и я увидела, как в паре сантиметров от головы развергается обрамленная обрывом бездна, заполненная дымкой молочного вечернего тумана. Ничего не выражающее лицо молодого человека остановилось в сантиметрах тридцати от моего синеватого лица, пытливо наблюдая за уходящей из меня жизнью, — Как думаешь, долго он будет тебя оплакивать? Ладонь, что все это время бесцельно блуждала по голой холодной земле рядом, натыкается на острый булыжник. Один раз. Пан или пропал. Резвые горные птицы спешно разлетаются, оглашая округу эхом криков. Гулкий звук выстрела отражается от сотен скалистых утёсов, устремляясь к небу. Тяжёлое тело адъютанта безвольно сваливается сверху, и на шею струится неровным потоком липкая темная кровь. Одним пинком Кеплер сбрасывает с меня тело несостоявшегося убийцы, другим отправляет того в молочную бездну. Я подползаю к краю утёса - тень, с каждым мигом теряющая человеческие очертания, то и дело ударяется о ветки и выступы, череп с жутким хрустом раскалывается подобно ореху, прежде чем покрытый багровыми разводами серый мундир потонет в тени раскидистых крон. Вильгельм рывком ставит меня на ноги, однако я бессильно мякну, не в силах удержаться. Горло пылало, и я жадно хватала воздух. В конце концов он сел на колени, придерживая меня и давая отдышаться. Несколько секунд - и вокруг вырастают взволнованные фигуры. — Волк, вероятно бешеный, — поспешил объясниться Кеплер и мне стало даже на миг не по себе от того, как быстро и уверенно он солгал. — Мне пришлось выстрелить, чтобы отогнать его. Зиверс сорвался вниз, — все вокруг застыли, нас окружили бледные борящиеся с отдышкой лица. — Думаю, стоит вернуться назад всем вместе, господа, а наутро прикажу найти тело, — он привёл в чувство недоумевающую толпу и подхватил меня на руки. Молоденькая горничная с плохо скрываемым ужасом аккуратно протирала саднящую кожу, я то и дело рефлекторно подергивалась и вскриаивала. В тазике рядом покрывалась рябью ставшая розоватой вода. Дверь скрипнула, и в полумрак комнаты просочился Вильгельм, взглядом указывая служанке на дверь. Та спешно удалилась, оставляя нас наедине. — Сын отставного ефрейтора и члена фрайкора, застреленного во время одного из беспорядков, — начал Кеплер, неспешно подойдя со спины и аккуратно положив тёплые ладони на мои вздрагивающие плечи. — Его мать скорее всего была проституткой, он её никогда не знал. Воспитывался в семье дяди - мелкого сельского чиновника. В тридцатом, в возрасте двадцати лет приезжает в Мюнхен для поступления в университет, но с треском проваливается. Там же знакомится с идеями НСДАП и в тридцать первом вступает в СС благодаря протекции одного своего дружка. Очень гордился своим положением и непременал трезвонить о нем всем вокруг: от портье в потрепанной придорожной гостинице до портовой девки, — его мягкие ладони успокаивающе скользили по моим плечам, слегка сжимая их порой. — Стараясь стать "своим" в кругах местных офицеров и золотой молодёжи, быстро набрал долгов посредством бесконечных кутежей и азартных игр. Через пару лет его долг стал уже неподъемен, и с приходом партии к власти наш герой становится идеальной кандидатурой для вербовки советской разведкой. Его первоначальной целью было избавиться от князя - твоего отца, как от влиятельной фигуры среди русских эмигрантов и распространителя антисоветских настроений, но с отъездом Кшечевского-старшего фокус сместился на тебя, как на залог продолжения сотрудничества между князем и Рейхом. Пока ты была в заключении, он получил возможность продолжать праздный образ жизни за счёт своих "новых большевистских друзей", периодически крысив некоторые мелкие бумаги. Я давно об этом знал, но всем известно - друзей держи ближе, а врагов - ещё ближе. Я оставил его при себе в надежде выйти на более серьёзных представителей недружественной агентуры, и порой это даже получалось, поэтому сейчас Зиверс, во многом утративший доверие, получил последнее самоубийственное задание - устранение тебя в кратчайший срок, — Кеплер обошел меня со спины, присаживаясь на корточки и накрывая своими ладонями мои, все еще нервно вздрагивающие. Вроде бы так много хотелось сказать, но не изобретено ни одним языком мира нужных слов. В целом моя жизнь была благополучной в то время, и случай этот выдался прецедентом - гром среди ясного неба. Сказать, что я пользовалась всеобщей любовью и популярностью было бы преувеличением, но я имела репутацию неплохого профессионала и приятного собеседника. При этом замечалось в моей жизни касание незримого антрепренера - я безо всякого сопротивления была допущена к написанию докторской, что в то время являлось огромной редкостью для женщин, однако злые языки оказывались не особо длинными и громкими, ведь женщины обычно просят своих любовников о местах на театральных подмостках или известных подиумах, но уж никак не в душных академических кабинетах. Он поднёс мои покрытые ссадинами ладони к губам, обжигая сбивчивым дыханием, и принялся целовать их с таким трепетом, будто касался самой ризы господней. В каждом его жесте и вздохе проглядывалось нечто бесконечно угнетенное и виноватое. — Такая ерунда, — буркнула я, закачав головой. — Я бы справилась, тебе не стоит волноваться. Всё хорошо. Я всегда справлюсь, — казалось, что теперь уже я успокаивала мужчину. Он обнял мои ноги и положил голову на колени, позволяя медитативно поглаживать его мягкие волосы. — Да, ты сильная девочка, — негромко пробормотал Вильгельм, — Моя самая сильная девочка, — губы дрогнули от улыбки. — Но мой долг - защитить тебя хотя бы от тех проблем, причиной которых являюсь я сам. — Разве ты? — склоняюсь над его лицом. — Быть с тобой тут - мой выбор. Я давно могла бы быть в Париже или Нью-Йорке без этого всего. — Лукавишь, — ухмыльнулся он. — Могла бы, если бы не любила тебя так самозабвенно. — И я мог бы просто оставить тебя в покое, отправив в свободное плавание по этому огромному прекрасному миру, но я эгоист. Тогда бы я сам погиб. — Бесчестное чудовище! — заливаюсь смехом. — Совратил меня и вертишь по всякому. — И ты не лучше! — он поднялся, упираясь руками в края стула и лучась тёплой улыбкой.— Заставила доблестного служителя фатерлянда поступиться принципами и долгом, — я обхватила его лицо ладонями и припала к губам. Руки больше не дрожали.