Lullaby

Меня разбудило ровное роптание знакомого мотора под окном. Бросаю беглый взгляд на часы - уже более двух по полудню, ну и ну. Тело периодически отзывалось болью на неосторожные действия, напоминая о прошедшей ночи. "Прошедшей ночи" - мечтательно подумала я, подпирая подбородок рукой. Первое, что попадается - рубашка Кеплера. Невпопад застегиваю несколько пуговиц и встречаюсь взглядом с отражением. Пристыженная, все же заворачиваюсь в одеяло, прежде чем засеменить вниз. Радио в гостиной бормотало взбудораженным голосом диктора что-то об итогах первых дней олимпиады, Ленни как обычно встречала хозяина дома, принимая у него небольшую сумку и фуражку. Завидев меня, он просиял улыбкой и протянул руки, приглашая в объятия. Я прижалась к широкой теплой груди, сонно потирая глаза. В нос ударил едкий запах табака. — Воняешь, — сквозь кашель гнусавлю я. Не люблю табак. Вильгельм расстегнул китель, отодвигая его пропитанные дымом борта подальше от моего носа. — А ты похожа на совенка, — поднимаю голову, сдвинув брови. Пожалуй, он был прав: взъерошенные волнистые волосы обрамляли чуть припухшее сонное лицо, из напоминающего кокон одеяла торчали до смешного маленькие ручонки, повисшие на его рукавах. Вглядываюсь в его глаза - в них все так же играли лучи солнечного света. Передо мной пролетели картинки вчерашнего дня, заставляя смущенно зажмуриться. Со стола в кабинете Кеплера мы быстро отправились в его спальню - он с такой легкостью и непринужденностью меня перемещал, что я едва успевала это заметить. Кровать скрипнула, когда он грузно приземлился рядом, позволяя мне заползти на него сверху. Я неспешно расстегивала пуговицы тонкой блузы, торжествующе наблюдая за его торопливым предвкушением. Даже своим неопытным взором я могла определить, что он был охвачен волнением и желанием, однако не подгонял меня и ограничивался тем, что иногда отодвигал от лица за уши непослушные пряди светло-рыжих волос, мешавшие ему любоваться зрелищем. Вот уже последняя пуговица стукнула о ноготь, и полы шелковой блузы слегка распахнулись, представляя пытливому мужскому взору атласный белый пеньюар, украшенный неброским кружевом. Я вздрогнула, встретившись взглядом с Вильгельмом - руки онемели и поползло со всех сторон неуютное стеснение. Я вцепилась в края рубашки, не спеша отпускать их. Увидев это, он притянул меня к себе, принявшись блуждать губами по щекам и шее. Вот он уже оказался сверху, изумленно изучая меня. Его вид был удивителен и немного даже смешон. — Ещё скажи, что впервые видишь женщину, — осмелев усмехаюсь я. — Впервые вижу женщину, которую по настоящему люблю, — его ровный низкий голос прощекотал ключицу, отдаваясь покалыванием по всему телу. Он продолжал самозабвенно гулять губами по обнаженной коже, шепча бесчисленное множество нежных слов, пока его руки медленно тянули вниз тонкую ткань моей блузы. "Хитрый, черт бы!" - подумалось тогда, а в сущности, я была вовсе не против этого. Вильгельм медленно опустился к обнаженному плечу, теплая сухая ладонь прошлась по рёбрам, и я закатила глаза, с усилием зажимая рот рукой. Видя это, он только удовлетворенно улыбнулся, отодвигая в сторону мою руку и крепко вжимая её в мягкую подушку. Теперь я уже не могла сдержать стонов и шумных вздохов, которые неизбежно вырывались после каждого краткого прикосновения его губ. — Все будет хорошо, я не сделаю больно, — низкий шёпот был отчётливо слышен в вечерней тишине. — Обещаешь? — умоляюще протянула я. В ответ он утвердитедьно кивнул. Вильгельм делал все пугающе сноровисто. Приходилось думать: есть ли в этом человеке хоть что-то неидеальное? Впрочем, времени на раздумья у меня было не так много - он то и дело прерывал их очередным горячим прикосновением и я на миг забывала не то что бы как думать, но и как дышать. Он действовал предельно осторожно, словно держал в руках хрупкую тонкую вазу, но при этом прикосновения не терпели возражений: каждый раз, когда я рефлекторно пыталась сжать губы или прикрыться, его крупная теплая рука отстраняла мою ладонь, придерживая поодаль. — Тебе не страшно? — вдруг спросил он, взглянув снизу вверх. Мне неистово захотелось отвернуться - этот скользящий по лицу властный вожделеющий взгляд делал ярче и без того непристойно заметный румянец. — Почему мне должно быть страшно? — Потому что ты имеешь на это право, — ровно ответил Вильгельм, поглаживая тыльной стороной ладони мой живот, заставляя рой мурашек отправиться в странствие по всему телу. — Нет, — едва заметно качаю головой, удерживая зрительный контакт. — Мне совсем не страшно. Услышав долгожданный ответ, он со спокойным вздохом продолжил свои "экзекуции" - атлас пеньюара поскользил вверх под его руками, и тогда я почувствовала, как они еле заметно подрагивают. Кажется, смущение обуяло и его самого, заставляя глубоко и шумно дышать. Он принялся вновь и вновь припадать к бархатистой коже аккуратной груди. Руки сначала по наитию попытались отодвинуть его, но потом, подчинившись моей воле, зарылись в мягкие, источающие аромат душистого мыла волосы цвета соломы. Я отправилась рыскать подушечками пальцев по широкой спине, старательно выводя рельеф каждой мышцы. Вильгельм беззастенчиво спускался ниже, покрывая мягкими прикосновениями и влажными поцелуями ноги и бедра. Умелый щелчок - и резво отлетает одна подвязка, за ней вторая и третья, а вот четвёртая не спешила поддаваться его пальцам. Усмехнувшись, я подаюсь вперёд, отстраняя озадаченного любовника и высвобождаю последнюю подвязку. С мягкой улыбкой он расправляется с крючками на поясе и вот уже его руки торжествующе скользят вверх по моим ягодицам, забираясь под белые шёлковые шортики. Я с томным вздохом откидываюсь на спину и выгибаюсь, пребывая во власти его нежных прикосновений. Иногда увлеченно наблюдаю за ним сверху вниз: как лучится последний предзакатный свет в его густых волосах, как падают тени на его пылающее румянцем лицо, как умело и в то же время взволнованно изучают его руки и губы мои изгибы. Вот он вновь навис надо мной, припадая к губам. Под напором цепких пальцев тонкая ткань шортиков поскользила вниз и я даже не думала ей препятствовать. Руки сами собой потянулись к брюкам, не без труда расстегнув несколько пуговиц на натянутой ткани. Дальше он справился уже сам, избавляясь от лишнего. Мы замерли друг напротив друга, глубоко дыша. "Наверное, это должно быть нечто особенное" - подумалось мне. Быть может, он думал о том же, однако долго тушеваться Вильгельм не стал: он приблизился, придерживая меня за бедра. Тогда мне подумалось, что это первый момент за все наше знакомство, когда происходящее кажется мне до предельного нормальным и правильным - я нисколько не сомневалась и даже не допускала иного варианта. Да, колыхались в глубине души частицы чего-то едкого и неприятного. Страха? Не думаю. Не могу найти слова даже теперь. Видя по переменившемуся лицу, как эти мрачные чувства подползают к моему разуму, Вильгельм прошептал: — Ничего не бойся, я здесь, — он взял мою ладонь, прижимая к своей груди. Горячая упругая кожа подрагивала в такт беспокойно бьющемуся сердцу. Я шумно выдохнула, прикрыв глаза. Его голос пролетел эхом по моему сознанию, подобно клинку отсекая головы любым неприятным мыслям. Он сдержал слово. Все действия были предельно аккуратными и неспешными. Я впилась ногтями в его плечи и напряжённо зажмурилась, прислушиваясь к своим ощущением. До этого я словно чувствовала взведенный револьвер у виска, который вот вот вышибет мои мозги на стену, но курок лишь глухо щёлкнул, ведь барабан оказался пустым. Я не знала, какого чувства мне ожидать, но (во многом благодаря рассказам более опытных знакомых) предвкушала что-то предельно гадкое, болезненное и вобщем-то отвратительное. Мои чувства были странными, но не виднелось ни тени, ни ноты ничего хотя бы отдалённо неприятного. Физическую боль я ощущала - что-то немного щиплющее и распирающее, но я этого словно не замечала, словно не видела в этом никакой проблемы. Он замер, встревоженно ловя взгляд моих широко распахнутых глаз, выражавших постепенное привыкание к новым ощущениям. Увидев его таким, я невольно улыбнулась. По щеке пробежала скупая слезинка. Он улыбнулся в ответ и припал губами ко лбу. С каждым его движением внутри становилось все больше чего-то теплого и нежно щекочущего. Я вновь впивалась ногтями в его кожу, но уже не в ожидании гнетущей неизвестности, а от непередаваемого удовольствия. Он отвечал мне тем же, зарываясь в густые волосы у самой шеи и прижимая к себе до хруста в ребрах. Я потеряла ощущение времени и пространства - было только гулкое эхо моих стонов и его шумных вздохов, отраженное от высоких потолков погружающейся в сумерки спальни. — Почему ты даже не спросил, было ли у меня это раньше? — я лежала на его груди, подрагивая ногой, как нетерпеливый ребёнок. Гнусавый свет старой лампы делал наши лица забавными, покрывая их длинными тенями. — Это разве на что-то влияет? — он с улыбкой вздернул брови проводя рукой по моей щеке. Я непроизвольно льнула к его ладони, как довольная кошка. — Я должен был бы вести себя менее внимательно, например? — Думала, для мужчин это много значит. — Быть или не быть первым? — усмехнулся Кеплер, стукнув меня кончиком пальца по носу. — Игра для неудачников. Оглянись - здесь и сейчас только ты и только я. Почему меня должно волновать что-то ещё? — я задумчиво отвела взгляд, наблюдая за кружащим под самым потолком писклявым комаром. — Я люблю тебя, — он привстал, обхватив меня руками и снова приковывая к себе все внимание, — И мне важно только одно - чтобы сейчас, здесь и со мной тебе было хорошо. В контексте этого для меня нет ни прошлого, ни мира вокруг, — он говорил предельно серьёзно, даже немного нахмурился, и тени удлиннили его крохотные морщинки. — Я и представить себе не могла, что бывает так хорошо, — пробормотала едва слышимым шепотом, поглаживая его по щеке, успевшей стать немного колючей. Теперь уже он льнул к моей маленькой ладони, подобно довольному коту, накрыв её своей рукой. — Хотел бы я знать что-то о твоём прошлом? Только если ты сама решишь рассказать, но моего отношения к тебе это не изменит. — К сожалению, мне нечего рассказывать. Правда, — усмехаюсь я. На самом деле даже в то время было редкостью, чтобы девушка моего возраста не имела подобного опыта. Не ставлю себе в заслуги - это скорее случайность. Никто из окружавших меня парней не вызывал достаточно яркого желания, максимум юношеское любопытство, которое быстро таяло в бытовых заботах. Для меня они все являлись словно бы просто забавной игрой, спасением от скуки. Пожалуй, я была большим теоретиком - по крайней мере, мне казалось так до этого дня. Начитавшись статей в дамских журналах и вторя шуткам друзей я пришла к убеждению, что знаю все о "том самом". Сейчас приходило понимание, что я и вправду все знала о сексе, вот только он по отношению к тому, что было между мной и Вильгельмом, являлся параллельным процессом. Тонкая симфония эмоций, ощущений и мыслей, написанная в тот вечер моим разумом, не имела названия. — Ладно, — ответил Кеплер, поглаживая большими пальцами мои щеки. — Спасибо, что ты существуешь, — в ответ я поцеловала его в лоб, забираясь повыше и прижимая его к груди.