Lullaby

— Это точно безопасно для тебя? — спросила я у Вильгельма, идущего рядом по перрону. — Ты давно не видела семью, а разве я могу отпустить тебя одну или утруждать князя, заставив приехать? — он приобнял меня за талию и попытался обратить тревогу в шутку. — Это не смешно! — нахмурив брови выворачиваюсь из его хватки, — К тому же, он уже четырнадцать лет, как не князь. — А я думаю, что если он родился князем - у него этого не отнять, — пожал плечами мой спутник. — Может о чём-то более важном? — я остановилась, скрестив руки на груди. От аутодафе в виде ответа на неудобный вопрос Вильгельма спасло самое неожиданное, что только можно представить: в меня врезалась, ухватившись за юбку, совсем крохотная девчушка лет пяти. Она подняла на меня огромные темно-карие глаза, полные умоляющего страха. — Вот ты где! А ну оставь в порядке леди! — рявкнул появившийся из густой толпы человек в форме, — Мисс, это недоразумение, прошу прощения, — залебезил полицейский в извиняющемся поклоне. — Всё в порядке, она со мной, — невозмутимо отвечаю ему. — Вы уверены? — нахмурился страж порядка. — Она уже пару дней тут ошивается и пристаёт к прохожим. — Да, я уверена. — Тогда могу я узнать имя, ваше и девочки? — немного помявшись спросил он, доставая блокнот. — Анна Стафли-Моррисон, — отвечаю с утомленным вздохом. — Стафли? Извините, вы случайно не родственница... — Я родная дочь Долорес Стафли, — скучающе протянула я и полицейский поправил фуражку, удивленно присвистнув, но вскоре он вновь вернул себе невозмутимый вид припал к блокноту вопрошающе-безразличным взглядом. — Элизабет, — не растерявшись вставила девочка, все еще прятавшаяся за моей юбкой. — Стафли-Моррисон, — страж порядка буднично кивнул и переключился на Вильгельма. — Уильям, — ответил он без тени волнения. — Моррисон, разумеется. — Хорошо, — выдохнул полицейский, убрав блокнот. — Добро пожаловать в штаты, — заискрила пластиковая улыбка и он протянул руку новоявленному отцу семейства. Мы покинули здание вокзала, погружаясь в полуденный жар и суету Лос-Анджелеса. — Мисс Стафли! — послышалось из толпы. Над россыпью цветастых шляп появилась приветственно размахивающая ладонь. Вскоре перед ступенями возник её обладатель. — Мне велели встретить вас, — с отдышкой проговорил он, быстро пробежавшись взглядом по мне, Вильгельму и остановившись на девочке. Водитель погружал наш многочисленный багаж, Элизабет болтала ногами на переднем сидении, попивая содовую через трубочку. — И ты даже не хочешь позлиться? Ну, что-то из категории "мы этого не обсуждали"? — спросила я у стоявшего рядом супруга. — Не вижу никаких проблем, — улыбнулся он, ободряюще обняв меня за плечо. — Если она потерялась или сбежала из дома - найдём её родных, если что-то по-серьезнее - не думаю, что нам станет хуже втроём. — А ты стареешь, Кеплер, — он вздернул брови. — Становишься сентиментальным, — пояснила я. — Ещё скажи, что это судьба. — Господне проведение, — подыграл он, склонившись к моим губам. Попетляв по извилистому серпантину дороги, окруженной неприступными особняками, мы остановились в самом её конце, на вершине холма. Я вышла, приложив ладонь козырьком и разглядывая местность вокруг: за живой изгородью сиял белизной просторный дом, выстроенный в стиле, который я назвала бы минималлистичным арт-деко. Только мотор стих, из дома показался знакомый темноволосый силуэт в халатике с шелковыми переливами. — А ты не изменяешь своим привычкам! — выкрикиваю с улыбкой. — Уже больше полудня, а ты не одета. — Рика, я ведь только проснулась, — наигранно страдающе отозвалась Долорес, заключая меня в объятия. Нос сразу защекотал запах нежного дорогого парфюма. — Это Вильгельм, — я поспешила представить своего спутника. — Мы уже виделись, — улыбнулась мачеха, — Правда это было очень, очень, очень... — она заговорчески зашептала. — Очень давно. Настолько давно, что мне, как женщине, неприлично об этом говорить! — А я мужчина, поэтому могу сказать - мы виделись на приёмах в доме князя лет двадцать назад, — Долорес шутливо нахмурилась. — Ты ужасен! — я рассмеялась и легко толкнула его в грудь. Внутри этот дом оказался ещё более светлым и просторным, чем снаружи, однако найти лестницу наверх не составило труда. — Папа! Папа! — заголосила, словно радостный ребёнок. Уилл и Долорес о чем-то переговаривались в гостиной. Взмыв по ступеням я оказалась в холле. Панорамные окна открывали прекрасный вид на океан, им и любовался мужчина, спину которого я узнаю из миллионов. — Папа, — говорю уже тише, подходя к нему. Тот стоял недвижимо, но стоило приблизиться, отец повернулся. В его глазах, обрамленных морщинками, повисли слезы, а на губах - улыбка, — Папа, — сказала я снова едва ли не шепотом, прижимая его к себе. — Милая, я этого не заслуживаю, я поставил тебя в ужасное положение, — наконец заговорил он, стараясь скрыть дрожь в голосе. — Ужасное? — взглянула я в его светлые как небо немолодые глаза. — Я замужем за самым прекрасным мужчиной на свете и проживаю свою самую яркую, сказочную, ни на что не похожую жизнь. Я так счастлива, что мне даже страшно. Это и есть ужасное положение? — он стыдливо отвернулся, смахивая слезу. — Ну ладно, ладно, — преободрил скорее себя, чем меня, он, — скоро накроют ужин и мы всё обсудим. А это кто? — отец просиял в улыбке, глядя куда-то за мою спину. Я обернулась вслед за его взглядом. У перил пряталась Элизабет, увлеченно наблюдая за нами. — Её зовут Элизабет, мы решили помочь ей, — объясняюсь, немного опасаясь его реакции. Я давно не общалась с отцом и не знала, как он отреагирует на чужого ребёнка в своём доме, однако хватило пары минут, чтобы увериться в беспочвенности сомнений: он присел на колени, подозвав девочку к себе и погладив по голове, о чем-то расспрашивая. Взгляд той загнанно заметался, отвечала она только кивками. — Джун, — крикнул отец горничной, и малышка испуганно дернулась от его голоса. — Приведите её в порядок, будьте поделикатней, — распорядился он, и девушка увела Элизабет, приобняв за плечо. ______________________ — И они так легко тебя отпустили? — изумленно мотнул головой князь, прихлебывая суп. Взгляды немногочисленных присутствующих устремились к Вильгельму. — Есть один небольшой секрет, — вымолвил мужчина, начав выжидать театральную паузу, дабы накалить любопытство. — Он знал координаты тайника, где СС хранили коллекцию произведений искусства со всей Европы. Он согласился сказать эти координаты только тогда, когда будет в Аргентине, — встряла я, сорвав интригу. — Живучий ты гад, Кеплер, — беззлобно рассмеялся хозяин дома. — Моррисон, попрошу вас, — поправил того Вильгельм, стрельнув взглядом в сторону стоявшей в дверях Джун. — Всё в порядке, не стоит волноваться по этому поводу, — отмахнулся отец, склонившись над тарелкой. — А ты тут не скучаешь, Лора? — полюбопытствовала я. — Разве можно использовать слово "скучаешь" и моё имя в одном предложении? Они же просто антонимы! — рассмеялась она, припадая губами к бокалу. — Я все же не так молода и свежа, так что на экране появляюсь нечасто, но тут много интересной творческой работы, например пригласили в одну новую постановку в театре драмы. — Мы будем рады увидеть! — оживился Вильгельм. — Кстати, милая, раз уж ты тут инкогнито и не можешь полноценно работать по своей части, может попробуешь себя в чем-то новом? — Я и кино? — специфически фыркаю. — Не старовата ли для старлетки? — Говорю же, там много работы. Знаешь, твой любопытный жизненный путь определённо поспособствовал развитию фантазии. Может попробуешь написать сценарий? Когда мы жили вместе, ты это дело любила. — Прекратите, мне неловко, — активно замахала руками я. — Точно! — буквально вспыхнула женщина, взмыв из-за стола и исчезнув где-то в глубине комнат, чтобы потом вернуться с журналом в руках. "Обозреватель кинематографа" - гласил заголовок. Долорес резво зашелестела страницами. — Вот тут, — указала длинным пальчиком она. "Виллисы у Сатира - неуместная калька на романтизм или новое талантливое прочтение классики?" Чем дольше я вглядывалась в строки, тем выше ползли мои брови. — Ты написала этот сценарий, когда тебе было пятнадцать. Помню, ты каждый вечер читала его нам, дополняя новыми эпизодами. Если ты волнуешься за авторские отчисления, то я... — Лора, — перебиваю женщину растянувшимися в непроизвольной улыбке губами. Я подорвалась с места и повисла на шее мачехи. Странные чувства бушевали и боролись где-то во мне: с одной стороны стыдно, что мою неказистую юношескую писанину увидело такое количество людей и обидно, что моего согласия никто не спросил и, черт возьми, приятно и радостно. — Мы хранили их на отдельном счету и теперь можем передать тебе. Это и есть та новость, которую я указывала в письме. — А как я указана в титрах? — Дядя Джо. — Правда? — усмехнулась я. — Мне нравится, оставим все так. Все внезапно повернулись на появившуюся в дверях Элизабет, приведенную горничной. Та переменилась - потрепанное пыльное польтишко сменилось немного старомодным, но аккуратным платьем, каштановые волосы пребывали собранными лентой, лицо приобрело гораздо более свежий и здоровый вид, вот только глаза оставались всё такими же испуганными и смущенными. Остаток вечера все пытались разговорить девчушку, но безуспешно - та выглядела так, будто не совсем понимала, чего от неё хотят. Решив, что она иностранка и оценив её внешность: тёмные глаза и кудряшки, мы отправились за испанским и итальянским словарями, но безуспешно. Быть может, она просто устала или напугана, и мы решили оставить это на потом, дать ей время. Тем не менее, отец связался по телефону со своими знакомыми в полиции, чтобы проверить, не пропадали ли в последнее время похожие дети. Я решила самостоятельно проводить утомленную девочку в выделенную ей комнату. — Это твоя ночная рубашка, тут включается свет, а моя комната напротив, — ласково проговаривала я, дополняя свои слова выразительными жестами. Девочка сбивчиво кивала, но её глаза все так же искрили непониманием. — Не волнуйся, мы во всем разберёмся, — успокаивающе провожу рукой по её лбу и накрываю одеялом. — Вы хорошая, — вдруг послышался где-то за спиной высокий голосок, когда я уже направилась к двери. — Ты говоришь по-русски? — спросила я, обернувшись и удивляясь речи на родном, но почти забытом языке. — Да, — смущенно отозвалась она, натягивая одеяло выше. Я вновь подошла к ней и тихо приземлилась на край кровати. — Ты можешь рассказать о своих родителях? — А вы меня не прогоните? — с искренним волнением взмолилась она. — Нет конечно, — смеюсь, запуская ладонь в её волосы. — Я не знаю, где я родилась и есть ли у меня дом, — несмело начала она, — Я помню, что жила с мамой и там было много других тёть. Мы все носили одинаковую одежду. Дети были отдельно и маму я видела редко, — взволнованно залепетала девчушка, сбивчиво хватая ртом воздух. — Потом нас с мамой увезли, это было другое место. Там с нами жил дядя, но он плохо относился к маме. Мама много работала и была очень уставшей. Потом уже дяди не было, я его больше никогда не видела. Мы с мамой долго плыли на большом корабле и приплыли в другой город с очень высокими домами. Мама часто уходила и оставляла меня в комнате. Я долго была там одна. Иногда тётя кормила меня. Однажды мама не пришла. Её долго не было и тётя злилась. Тётя хотела меня куда-то увезти и я убежала. — Как убежала? Куда убежала? — спрашиваю, стараясь быть как можно аккуратнее, чтобы не нарушить и так сбивчивое нестройное повествование. — Тётя и другие люди вели меня в поезд, а я убежала в другой поезд и приехала сюда. — Долго ты жила одна на вокзале? — Не знаю, — замотала головой Элизабет, и я увидела, как в свете ночника блеснули в её глазах слёзы. — Ты помнишь, как звали маму? — Мою маму зовут Валя. — А фамилия? Как её называли другие люди? — Нелидова, — наконец вымолвила она дрожащим голосом. _____________________ — Валентина Ивановна Нелидова, двадцать пятый год рождения, Брест. Прибыла в штаты в ноябре сорок пятого, — деловито чеканил отец, расхаживая взад-вперед по кабинету. — Дочь Лизавета, датой рождения указан май сорок второго. Судя по всему, мать была угнана на работы в Рейх, какое-то время содержалась в лагере и оттуда попала в домашнюю прислугу "дяди". — Она жива? — Тут мне тебя нечем обрадовать, — опустил голову он, застыв на месте. — Три недели назад в Нью-Йорке был обнаружен изуродованный труп проститутки, по описанию подходящий Валентине Нелидовой. — А отец? — Рика, не задавай глупых вопросов. Если его не линчевали местные, то уж точно добралась американская военная полиция. — Да, пустая риторика. _______________________ — On either side the river lie Long fields of barely and of rye, — несмело читала девочка, ведя пальчиком по странице. Уже почти год, как она жила у нас. Она быстро привыкла к дому и к нам, иногда даже порывалась назвать меня мамой, но я смущенно отвечала - "Называй меня просто Энн". Однажды, когда она будет достаточно взрослой, я расскажу ей историю её матери. Вильгельм устроился помощником отца в его компанию, а я пробовала себя в написании сценариев и рецензий. Однако идилличность этой счастливой семейной картины все чаще нарушалась: я нередко заставала Вильгельма встревоженным, игнорировать это было все сложнее. С неохотой, но приходилось мириться с тем, что мы никогда не будем в полной безопасности. С каждым днем я видела, как он все больше тяготится собственной несвободой и уязвимостью и ненавидела себя за бессилие. Мой разум от начала и до конца занят тлеющим камином, холодным рассветом и чужими резкими голосами в старом саду, вот только теперь я - не часть сюжета, а бестелестный дух, немой безвластный наблюдатель. Нет ничего страшнее, чем ожидание неминуемого конца. — Уминца Бетт, уже лучше, — хвалила её я. — Это Уилл? — оживилась девочка, когда под окнами послышалась возня и мужской голос. — Нет, дорогая, Уилл не ездит на велосипеде, это почтальон. — Жаль, — понуро опустила она карие глазки. Я спустилась вниз, чтобы получить корреспонденцию. Пару недель назад Вильгельм уехал по делам в Вашингтон, и я предвкушала получение очередного письма, полного нежности и тоски.