Нерассказанная история

— Тебе здесь быть нельзя. — Каллиста опустилась глубже под воду, рассыпав чёрные пряди. Как кувшинки на поверхности водоёма, они укрыли её наготу от посторонних глаз. — Я пришёл искупаться, думал, тут уже никого. — Бишоп не сводил с неё желтовато-карих глаз. В них отражались блики, влажный воздух осел на ресницах. Росинки утренней поляны под дымкой тумана. Как рысь, затаившаяся меж коры дубравы, он следил за отбившейся от стада овечкой. — Тебе стоит уйти. — И не подумаю. — Хорошо, тогда уйду я. Отвернись, мне нужно одеться. — А то что? Уголки её рта скривились в обречённости. Противостоять таким нахалам Дейгун Каллисту не учил. Она озиралась по сторонам, по привычке, не осознавая, кого или что она ищёт. Касавира? Бивила? Эмми? Полотенце? Кап-кап. Капли с мокрой пряди расходились кругами, начиная путь от её сосков до густых бровей Бишопа в отражении. Он сделал шаг ближе. Затем ещё один. Пальцы коснулись пуговицы. Второй, пятой… Слишком быстро, резко, опасно, как неуправляемая стихия над полями пшеницы в болотах. — Прекрати! Ни шагу больше! — Я собрался мыться, ты мне собралась помешать? Пещера с горячим источником сжалась до коробка с запертой божьей коровкой. Воздух заканчивался, потолки со сталагмитами давили на виски. Или то был стук сердца, вытесняющий всякие мысли?  — Ты можешь подождать пару минут, и я выйду! — Могу. Только зачем мне этого хотеть? Я много чего могу, если подумать. Портки спали с его бедра, стоило ему дёрнуть за ниточку, держащую их на привязи вокруг паха. Каллиста закрыла лицо руками, сжимаясь в размере. Бесполезно. Он по-прежнему её видел. — Это не смешно! Я… Я буду кричать! — Ну давай, позови ещё больше народа поглазеть на тебя нагишом. Может наконец паладин раздуплится на откровенный разговор с тобой. Можем все втроём тут уместиться, места всем хватит. Бишоп уже нырнул под воду, отправляя горячие брызги вверх. Каллиста пригляделась в полумрак: следопыта нигде не видно. Как далеко он заплыл? Прошла минута, другая — он так и не всплыл. Что он задумал? — Аааа! Рука обхватила лодыжку Каллисты и утянула под воду, на самое дно. Темнота окутала её, вода забилась в ноздри, крик тонул вместе с ней. Вот так она и умрёт: Бишоп всё таки сделал это — отнял её жизнь. Кто-то подхватил её сзади за плечи и толкнул вверх. — Кхаааа! КХА! — Пхахаха! — Бархатные переливы его низкого смеха прокатились эхом по пещере. — Ну ты и трусиха! А ведь её ещё демоницей называют! — Бишоп! Не смешно! — Тогда почему я улыбаюсь? Его мокрые волосы и блестящие мышцы на испещрённом шрамами теле оттенялись светом белоснежно-острых клыков. Точёные черты, орлиный профиль, глубоко посаженные глаза, и пальцы… Длинные, с двумя мозолями на указательном пальце, они выдавали в нём стрелка. Как нежен был его облик сейчас, окутанный туманным рассеянным светом мерцающей грибницы на серых стенах. Совсем не страшный, как барсук, ёжик или белочка, решившая стащить орехи, задумавшая не вред, а мелкую пакость честному фермеру. Теперь Каллиста позволила себе улыбнуться и даже рассмеялась. Тихо, пряча смех за длинными чёрными прядями, липкими и тяжелыми от воды. — Каллиста. — Бишоп стал серьёзным, черты приобрели привычную опасность и жёсткость, от веселья не осталось и следа. Он подплыл ближе, Каллиста метнулась в сторону — не успела. Он обошёл её сзади, обнимая за талию, притягивая к груди, плотно обхватив руки, она не могла пошевелиться. — Я же вижу, как ты на меня смотришь. Зачем играть со мной? Мы взрослые люди. — Его горячее дыхание щекотало кожу у артерии, тело отзывалось на касания, предательски пульсируя в нарастающем желании. — Не пойму о чём ты. — Врать ты не умеешь. — Его руки опустились ниже по её телу, проскользили по бокам, животу, коснулись бёдер. — Ждёшь от меня первых шагов? Так вот он я, бери, весь твой. Только твой… Как вкусно пахнет его тело, сколько наслаждения обещают сладкие уста. Он как трофей, испытание на силу женских чар, хватит ли тебе умений искусных приручить дикого зверя? А наградой будет его хищное, злое, непокорное сердце.  — Хватит! Пусти меня. — Каллиста высвободилась из его объятий, он не пытался её удержать насильно, против воли. Бесстыдные руки отпустили её без промедления. — Много девушек тебе поверили? Скольким ты уже это повторил? Уясни сегодня, чтобы не нарваться на мой нож завтра: случайные интрижки меня не интересуют. Она развернулась, всё ещё трясясь от страха, что он её убьёт, или ещё того хуже: ей придётся убить его. Его, чьё мимолётное, случайное внимание способно вызвать ураган в её душе, одно слово — и она вся обращается в слух, и только об одном молит богов: пусть бы вечно длилась его речь, ядовитая, дерзкая, разъедающая цинизмом и жесткостью. Он был так прост и понятен, её следопыт, её Бишоп, любимый, ни на кого не похожий, нелюдимый, красивый, как смертный грех. Безбожный, угрюмый, небритый, сотканный из серебряной паутины и жухлой листвы в осеннем лесу. Он жаркое лето и снежная зима, торфяное болото и вечный лес. О, как она любила его! Боги и смертные с завистью отвели бы взгляд от неприкрытого, страстного желания обладать им, поселиться в его сердце, пустом, холодном, где ничего не осталось. В лучшем месте для Каллисты во всех существующих мирах. — Нет. — Бишоп схватил её кисть и притянул к себе, вынуждая развернуться, ловя руками её лицо, вынуждая смотреть в его глаза, тёмные, как густая чаща в полночь. — У меня уже яйца болят от того, как сильно я хочу тебя, Каллиста. Вот, смотри, если не веришь. Он притянул её так близко к себе, что отвердевший член уткнулся в её плоский живот. — Мне тебя что, пожалеть? Помоги себе с этим сам, не маленький уже. — Вот такой ты мне нравишься. Настоящей, сбросившей маску пай-девочки. Меня ты не обдуришь, Каллиста. Ты змея, ядовитая, смертельно опасная и кровожадная, подавившая звериную суть и силу глубоко в чёрном, тлеющем сердце из пепла. Знаешь, что я вижу глядя на тебя? Самого себя. Лучшую версию, способную на свершения, ты как ускользающие тени возможного будущего, ты та, кем я никогда не стал. Он говорил, и губы их приближались, плыли навстречу друг другу, медленно, как материки, бывшие некогда единым целым, а теперь разделённые, расколотые, позабытые, затерянные в веках. Он целовал её неистово, пожирая страстью, впиваясь в губы, царапая щетиной нежные щёки. Поначалу она робела, неохотно подаваясь вперёд, борясь с собственными чувствами. Они скоро одержали победу, и вот она обвила его шею, запустила когти в его волосы. Как раненный дикий зверь, заарканить которого мог бы самый ловкий из охотников, она могла скрыться в любой момент, и тогда он никогда бы уже не смог подобраться так близко. Медлить было нельзя: Бишоп обхватил обе её ноги и приподнял, чтобы не утонуть, Каллисте пришлось обхватить ногами его торс. Слишком поздно до неё дошло произошедшее, и вот он уже входил в неё, сначала одним резким рывком, затем медленными, ровными движениями, качая её, как на волнах. Её стенки натянулись, он чувствовал их упругость, как она сжималась от его поцелуев в шею, как ей нравилось, когда его пальцы сжимали её зад. Она хотела погрубее, пожёстче, быстрее, сильнее, глубже — как он хотел, как он мог, как он представлял не раз и не два ночами, лёжа подле неё, грезя о ней, мечтая о них двоих наедине, скрытыми от посторонних глаз. Как хотелось говорить ей всякие глупости, крепче сжимать в объятиях, глушить стоны поцелуем. Какой красивой она была, разве мог он подозревать, какое тело она прятала под мифриловой бронёй? Разные картинки рисовались в его возбуждённом сознании, когда он заглядывался на неё, ведущую отряд на очередное задание, и всё же ни одна его фантазия не шла ни в какое сравнение с реальностью. Он жадно изучал руками её тело, какая привилегия — сметь её касаться, пробовать на вкус, смаковать, вбирать в себя. Целуя её вот так, пока член пульсировал в ней, пока она насаживалась сама на него, Бишоп с ужасом осознал: он хочет так ещё, каждый день, долго, бесконечно, всегда. Каллиста была не добычей, она оказалась мышеловкой. Вот только… Догадалась ли она сама об этом? — Ну так что, демоница, примешь условия твоей покорной слуги Бладен? — Суккуб виляла хвостом перед самым носом Каллисты, щекоча ноздри сладким ароматом. Слишком приторно, от него раскалывалась голова. Каллиста молча кивнула, развернулась и вышла из залы с пойманным демоном. «Бишопу было бесконечно наплевать  на её красоту, она не смогла расколоть его. Суккубы ему безразличны, так значит ли это… Что я ему на самом деле нравлюсь? Не демоническая похоть во мне привела к нашему соитию в пещере, но нечто более глубокое и… Человеческое? Он… Он говорил правду?» — Бишоп? — Бросила она следопыту через плечо. — Спасибо. — Одним спасибо ты не отделаешься от меня. — Я найду способ расплатиться. Ты же знаешь. — Да. Знаю. Коридор кончился, выводя их к новому демону: пора выполнять договорённость. Амон Джерро ждёт их.