Нерассказанная история

Гариус не мог поверить своим глазам. Каллиста убедила Бишопа уйти, и теперь следопыт выживет, а он, Гариус умрёт здесь, погибнет от её руки. Осознание глубины собственных заблуждений ранило горше остро наточенного клинка. Вспомнилась мать, её печальные глаза и большие надежды. Что бы она сказала, узнай, какое ничтожество породило её чрево? И если он есть плод любви, то стоит ли она того, эта любовь, чтобы её воспевали в песнях? Ему казалось, это не Бишоп ушёл, не следопыт и его противник, а их с Каллистой сын, и теперь они обречены умереть в этих катакомбах от старости, пока их сын где-то там, бродит один среди пустых лесов и полей, окружённый пустыми людьми. Они подвели его. Они не стали ему опорой и не создали безопасный дом. Почему их сыночек ушёл? Это так неправильно. Он ведь старался ради неё! Женщины… Почему они всегда так поступают? Сколько ты им ни дай — им всего мало! Построишь дом — слишком мал и убог окажется, пообещаешь бессмертие и все богатства мира — она отвернётся с брюзгливым «а мертвечину куда девать»? Как будто в мире нет покойников! Пол её королевства — надгробия! Смерть витала вокруг неё, окружала дурманом, только вдохни, отдай ей свои лёгкие. Но Каллиста цеплялась за почки, кишки, глазные яблоки и силезёнку, будто от них зависела её жизнь! Ну, в плане, что она ведь и без них проживёт в его, Гариусовском, мире. — Ты не хочешь вечной жизни? Ты не желаешь жить без болезней, оставшись навечно молодой и красивой? — Нет, спасибо. Я и без того помереть скорее хочу, настолько вы все меня уже задолбали, так ещё и жить вечно, терпеть вот это всё… Вечно? — Каллиста высунула язык как от приступа дурноты. Взбалмошная девчонка!  — Прекрати кривляться! — А я думала, ты хочешь смотреть на мои кривляния вечно? — Она надавила кончиком пальца на нос, плюща его, и сводя глаза к переносице. Уморительно, но так не к месту! — Ты не понимаешь! Я хочу для тебя счастливой безбедной жизни! — Так перестань пытаться убить меня и всё живое! Хотя бы для начала, а? Каллиста устало потёрла переносицу. — Гариус, я не хочу жить с тобой. Мне это не нужно. Я никогда не хотела геройствовать, я любила жизнь на ферме в Западной Гавани. Невервинтер меня не впечатлил, твоя крепость тем более, я столько ресурсов вложила, чтобы это место хоть немного стало похоже на дом! Деревни, мосты, дороги, караваны. И если ты думаешь, будто я позволю это уничтожить старому пердуну вроде тебя, ты сильно ошибаешься. Ты убил моих родных и друзей, ты… не знаю как, но… Ты отнял у меня Бишопа. Из-за тебя меня потащили на позорный суд, из-за тебя Лорн Старлинг хотел убить меня, и ты убил его, брата Бивила. Уже хотя бы за это я выбью из тебя остатки недожизни и переломаю каждое ребро. Под ногами у неё лежали трупы Кары и Нишки. Она бы и всех остальных уложила рядом, а нельзя: они ещё нужны для финальной битвы. Когда Гариус упал замертво после битвы (не самой простой), Король Теней обратился к Каллисте. — Бедное, уставшее дитя. Так он назвал её. Вот тут-то сердце у Каллисты и разбилось. Страж Иллефарна, юный, пылкий юноша с горящим надеждами сердцем. Что они сотворили с тобой? И есть ли в этом мире поступок подлее, чем ритуал иллефарнцев? Они слышали твои крики и молчали. Предатели. Как знакомо! — Присоединяйся ко мне. — Протянутая рука Короля Теней висела в воздухе в паре сантиметров от лица Каллисты. Секунды растянулись до пары часов. Время ощущалось вязким, как родные болота. — Даже не думай. — Касавир не видел её лица и говорил в спину жёлтому плащу, свисающему с её плеч. Её руки были по локоть в крови. Нога Каллисты опёрлась о лицо мёртвой Нишки. Нужно подумать. Взвесить обещания с обеих сторон, унять растущий гнев в груди. Как огненный шар он раздувает пожар, горячий воздух наполняет внутренности, и Каллиста чувствует себя огромной жабой. Она тень. Её не существует. Король Теней мог бы воскресить всех в Западной Гавани… Но тогда… И Бишопу придётся стать нежитью. Так не пойдёт. Или?.. — По рукам. Что мне нужно сделать? — Убить своих друзей. Убей их, докажи, что сила в тебе велика. — Ты мне не поможешь? — Нет. — Не страшно, я помогу тебе. — Бишоп вышел из тени. — Чего не сделаешь ради любви. Морок исчез. Каллиста всё ещё стояла спиной к друзьям, а над ней возвышался Король Теней, ожидая ответа. Бишоп следил за происходящим из тени. Он мог уйти… Но вдруг? Вдруг она одумается и примет предложение Короля Теней! Вдруг ещё остался шанс… Нужно только подождать. Каллиста отмерла, поворачивая лицо к Касавиру. Она плакала. — Блять. — Бишоп сделал шаг назад. Слёзы означали только одно — Каллисте было жаль. — Прости меня, Касавир. Богов ради прошу, прости. — Что ты? — Лицо паладина исказилось, он выхватил меч. Каллиста повернулась к Королю Теней. — Пошёл ты к блейдингам, вонючий урод. Твоя армия слаба. Все генералы — мертвы. И знаешь… Даже предай меня все, ради кого я тут корячусь, я бы не стала обращаться к тёмному плетению. Я совершила много ошибок. Мои руки в крови, душа покрылась предательством и плесенью. Мне всё простят, потому что я вовремя уйду, совершив героический подвиг. Ты бы тоже стал героем, позволь ты убить себя. Они бы раскаялись и простили тебя, они бы запомнили тебя Стражем. Всё бы тебе простили, и мне простят убийство друзей, когда я принесу им твою голову на золотом подносе. Шутка в том, что людям не нужен Страж. Им нужна Спасительница, кто-то, кто продемонстрирует абсолютную, безусловную любовь, отдаст за них жизнь. Им нужна любовь, а не бессмертие и богатство. Бишоп отвернулся и направился к выходу. Каллиста ошибалась — ему не нужна была её любовь, он бы согласился на ненависть. Только ненависть он и понимал, а с её любовью он не знал, что поделать, она была как огромная осадная башня, которую не спрячешь на заднем дворе, не оставишь на помойке. Неудобная, обременительная тяжесть, привлекавшая внимание и выделяющая его на сером пейзаже ярко-алыми красками. Закрывая глаза он воскрешал в памяти солёный бриз и покатый берег с измельченной галькой. Он был ребёнком, когда без всякой причины остановился на холме и решил навсегда запечатлеть тот момент. Ощущения. Чувства. Солнце садилось, было лето, холодное, а облака, сиреневые, плыли низко, окрашиваясь почти в чёрный. Всё поле утопало в цветах, пахло полынью. Он сыт по горло, он отправляется домой. В Лускан он вернётся другим человеком и начнёт жизнь сначала.